Ветками, кем-то срубленными и валяющимися близ водной преграды, Кордубцев прикрыл тело. Чем позже его найдут, тем лучше.
– Гражданин Кольчужников?
– Да?
– Участковый уполномоченный старший лейтенант Прокутин.
Мужчина залебезил угодливо:
– Слушаю вас внимательно, товарищ старший лейтенант.
– Значит, ты, уважаемый гражданин Кольчужников, бизнесом тут у меня на участке занялся? – Слово «бизнес» в Советском Союзе носило строго негативную окраску и почти всегда являлось синонимом «преступления». – Незаконный доход из своей комнаты извлекаешь? Ты Уголовный кодекс читал? Знаешь, что твои деяния под девяносто восьмую статью УК подпадают? И знаешь, что тебе за твой бизнес будет? Штраф в пятикратном размере от вырученных средств. Давай кайся мне как на духу. Сколько тебе гражданин Петренко за комнату заплатил? За месяц вперед плату ты с него взял? Рубликов четыреста? Али пятьсот? Значит, штраф тебе присужу в размере двух тысяч. Оформлять будем, в суд дело передавать. Судимость у тебя теперь будет, Кольчужников! Да и комнатку твою изымем! А то и обе как орудие преступления! За сто первый километр поедешь!
– Нет, прошу! Товарищ старший лейтенант! Петренко этот – племянник мой двоюродный. С Ленобласти приехал. Товарищ он военный. Я удостоверение личности офицера видел. О должности приехал хлопотать. Приютил я его. Почему сразу деньги с него я получил? С чего взяли вы, гражданин начальник? Ну, широкая у меня душа – почему не помочь товарищу, как советскому человеку полагается!
– Ох, врешь ты, гражданин Кольчужников! Ох, врешь!
– Никак нет, товарищ старший лейтенант!
– Где сейчас этот гражданин Петренко? Проживает у тебя? Или съехал?
– Никак нет, товарищ участковый уполномоченный! Проживает!
– Ладно, Кольчужников. Отпущу тебя на первый раз, без протокола. Только смотри: о том, что Петренко этим органы интересовались, – ни гугу. Обмолвишься – сядешь у меня, понял?
Оперативное донесение.
Из оперативных источников стало известно, что объявленный в розыск гражданин ПЕТРЕНКО Александр Тимофеевич временно проживает в городе Москве в доме номер 35 по улице Чернышевского, в квартире ***, где он незаконно снимает вподнаем жилое помещение (комнату) у гражданина КОЛЬЧУЖНИКОВА.
УУМ[32], ст. л-т милиции Прокутин.
* * *
Конечно, после убийства милиционера лезть в самое пекло – страшновато. Но если рассудить здраво – не успели они еще труп мильтона, вчера только вечером убиенного, найти. А даже если успели – вряд ли ориентировки по отделениям разослали. Тем более по московским. Все-таки два совсем разных ведомства – столичная ментовка и подмосковная. Да и вообще тут у них, в пятьдесят девятом году, по части передачи оперативной информации – скорости замедленные. Никаких тебе мессенджеров, электронной почты, факсов. Даже до телетайпов прогресс еще не добрался. Все больше при помощи телефонограмм общаются. Поэтому можно рискнуть.
Пришлось встать пораньше – мать и сестра еще спали. Кордубцев даже чаю пить не стал, подхватил свой чемоданчик, набитый милицейской формой с убитого, и отправился к платформе. Не доходя, в лесополосе переоделся. Рубашка и брюки оказались длинноваты. Зато китель сел как влитой. И сапоги оказались всего на размер больше (хорошо, что не меньше). Откуда-то вдруг появилось у него умение наматывать портянки. Сроду никогда Елисей их не касался, а видать, записалось куда-то на подкорку, вошло в кожу и кости деда его Семена. А еще он сунул в пустую кобуру свой второй пистолет (приобретенный, как и первый, у барыги в Марьиной роще).
Свое гражданское он аккуратно сложил, в чемоданчик спрятал и зашагал в сторону платформы. Предстал перед публикой, ожидавшей электрички, уже в виде правоохранителя-сержанта.
Он сразу почувствовал, как изменилось к нему отношение. После вчерашнего скромного студентика он, ни на год не повзрослев, враз стал заметным, значительным, уважаемым. С войны еще сохранилось почтение советского народонаселения к форме. К любой, а милицейской в особенности. Ведь как считалось тогда, милиция берегла, помогала, выручала. Много их бродило, по тогдашним кинофильмам и книгам, доблестных постовых, которые и заблудившегося ребенка мамаше вернут, и старушку через дорогу переведут, и нужный адрес провинциалу подскажут.
В переполненном вагоне – Подмосковье с утра ехало на работу/на службу в столицу – ему чуть не место хотели уступать. Со стороны девушек и молодых женщин явно градус интереса к Кордубцеву повысился по сравнению с обычным студентом.
Вот так, купаясь в лучах незаслуженной народной любви, ряженый дошел до отделения милиции. Оно с площадью трех вокзалов рядом находилось, на задах Казанского, по номеру шестьдесят девятое, а по адресу: Новорязанская улица, дом четыре. Вот здесь, на крыльце, по-настоящему страшно стало: вдруг он чем-то себя выдаст? Не так скажет-посмотрит-повернется?
Чтобы преодолеть робость, подошел к парочке мильтонов, что возле урны раскуривали папироски. По званиям один ему ровня – сержант, а второй и вовсе рядовой. В неформальном стиле небрежно козырнул, проговорил: «Здравия желаю!» Представился довольно неразборчиво: «Валентин Вахрушев» (у убитого, судя по ксиве, фамилия была Бахрушин). Добавил: «Прикомандирован к вам от Мытищинского райотдела». Никто особо не заинтересовался, не стал расспрашивать. Ну, прикомандирован – значит, прикомандирован. И Кордубцев как-то сразу успокоился. Переспросил:
– А развод у вас когда? В девять?
– Да. Сам товарищ майор проводит. Не дай бог тебе опоздать, – и оба захихикали.
– А пароль для ЦАБа[33] сегодня у вас какой? Не знаю, наш, подмосковный, будет действовать?
– Пароль – «пируэт».
– Благодарю.
После этого короткого диалога, никем не заподозренный и потому совершенно успокоенный, Кордубцев вошел в отделение.
Никаких обезьянников в стиле последних лет или пластиковых загородок с решетками там не было. В духе открытости и близости – народу полагалась дубовая стойка в половину человеческого роста. За ней хозяйничал старший лейтенант, видимо, дежурный по отделению. Крутился еще молодой сержант. К нему Кордубцев и обратился:
– Разреши позвонить?
– Зачем тебе? – нахмурился милиционерик.
– Алиментщика злостного устанавливаю, в ЦАБе адрес по прописке узнать.
– Давай звони.
Кордубцев зашел за стойку, набрал номер адресного бюро – номер этот тут же, для забывчивых, на рукописном плакатике значился.
– Алло? Абонирует «пируэт». Нужен адрес по прописке Семуговой Варвары.
И через минуту девочка из ЦАБа откликнулась:
– Ленинский проспект, тридцать семь «а», квартира ***.
– Спасибо.
Дежурный сержантик саданул пришлеца локтем под ребра:
– Говорил, алиментщика вычисляешь, а сам Варвару какую-то разыскиваешь. Злоупотребляешь положением, а?
– Прости, дружище. Запала девчонка в голову – жить без нее не могу.
– Познакомь!
– Ага, сейчас. Жену отдай дяде, а сам иди к Наде.
Сержант расхохотался.
Подошло время развода. Личный состав отделения стекался в зал для собраний. Кордубцев забился в самый дальний угол, раскрыл, как и все, кожаный планшет. Никто ни им, ни его личностью или документами не интересовался.
Наконец явился поджарый седовласый майор – явно фронтовик, с кучей орденских планок. Все встали «смирно», начальник усадил служивых жестом и стал докладывать обстановку. Кордубцев делал вид, что внимает, записывает. О вчерашнем убийстве сотрудника подмосковной милиции ничего не сообщалось – значит, труп еще не нашли.
А в конце, скороговоркой, очень бегло, вдруг прозвучало то, ради чего все затевалось, – и убийство, и маскарад с переодеванием, и визит в ментуру:
– Обнаружено местонахождение подозреваемого в нанесении тяжких телесных на платформе Тайнинская гражданина Петренко. По оперативным данным, он временно проживает в городе Москве, по адресу: улица Чернышевского, дом тридцать пять, квартира ***.
После развода, неторопливо, вместе со всеми ментами, ряженый сержант вышел из отделения. Никто им по-прежнему не интересовался. Поразительную беспечность проявляли сотрудники советской милиции! Да и что у них, честно говоря, за преступления в пятьдесят девятом творились! (Об этом хотя бы по разводу можно было судить.) Кража белья, сушащегося во дворе на веревке. Сумку срезали бритвой в трамвае. Пьяная поножовщина на кухне в коммуналке. Никакого тебе терроризма или ОПГ – поневоле расслабишься.
А во дворе Кордубцеву еще одна удача подвалила. Здесь пара машин стояла, в милицейской раскраске, да мотоцикл с коляской. И вот о чудо – впрочем, подобным чудесам ряженый уже перестал удивляться, советская беспечность казалась безграничной – в пустой ментовской «Волге» даже ключи болтались в замке зажигания!
И хоть ничего подобного Кордубцев заранее не планировал, а все равно мимо нежданной удачи пройти было сложно. Она его прямо-таки манила. Внушительно, словно так полагается, он подошел к авто, распахнул дверцу, уселся на водительское сиденье и дал по газам! Служивые входили-выходили в отделение, однако никто даже не обратил внимания, как милицейский автомобиль умыкают.
Привыкнув к ручной коробке, Кордубцев двинулся в сторону центра города. Прекрасно! Визит в ментуру превзошел ожидания. Теперь он заполучил адреса двух мишеней – Петренко и Варвары, и даже собственное транспортное средство. Только выбирай, на кого охотиться в первую очередь.
Советская пресса:
Предсъездовская трибуна. За вдохновенное мастерство! (Абдулла Каххар)
Растет советская держава «…Неуклонный рост благосостояния советского народа, забота о детях и матерях обеспечили высокую рождаемость, резкое уменьшение смертности, особенно в детских возрастах, и увеличение продолжительности жизни населения. У нас сейчас заключается самое большое число браков в расчете на тысячу населения – более 12 браков в год; СССР имеет высокий уровень рождаемости – более 25 родившихся на тысячу населения и самый низкий в мире уровень смертности – 7,5 умерших на тысячу населения. Естественный прирост населения в нашей стране за последнее время превышает три с половиной миллиона человек в год…»
ТЕНЬ СУТАНЫ НАД ФРАНЦИЕЙ
С. Маршак. ГИМН НАТО
…В чем образ мира видит НАТО?
Лазурь небесную закрыв,
Встает над миром гриб мохнатый —
Несущий гибель адский взрыв…
* * *
За несколько дней до описываемых событий Данилов с Варей шептались в постели, перед тем как заснуть.
В квартире Вариных «родителей», а фактически прабабушки и ее сожителя, все время думалось о том, что, возможно, каждое их слово пишут. Поэтому говорили на пределе слышимости, изъяснялись экивоками, эвфемизмами.
– Гражданин Кольчужников?
– Да?
– Участковый уполномоченный старший лейтенант Прокутин.
Мужчина залебезил угодливо:
– Слушаю вас внимательно, товарищ старший лейтенант.
– Значит, ты, уважаемый гражданин Кольчужников, бизнесом тут у меня на участке занялся? – Слово «бизнес» в Советском Союзе носило строго негативную окраску и почти всегда являлось синонимом «преступления». – Незаконный доход из своей комнаты извлекаешь? Ты Уголовный кодекс читал? Знаешь, что твои деяния под девяносто восьмую статью УК подпадают? И знаешь, что тебе за твой бизнес будет? Штраф в пятикратном размере от вырученных средств. Давай кайся мне как на духу. Сколько тебе гражданин Петренко за комнату заплатил? За месяц вперед плату ты с него взял? Рубликов четыреста? Али пятьсот? Значит, штраф тебе присужу в размере двух тысяч. Оформлять будем, в суд дело передавать. Судимость у тебя теперь будет, Кольчужников! Да и комнатку твою изымем! А то и обе как орудие преступления! За сто первый километр поедешь!
– Нет, прошу! Товарищ старший лейтенант! Петренко этот – племянник мой двоюродный. С Ленобласти приехал. Товарищ он военный. Я удостоверение личности офицера видел. О должности приехал хлопотать. Приютил я его. Почему сразу деньги с него я получил? С чего взяли вы, гражданин начальник? Ну, широкая у меня душа – почему не помочь товарищу, как советскому человеку полагается!
– Ох, врешь ты, гражданин Кольчужников! Ох, врешь!
– Никак нет, товарищ старший лейтенант!
– Где сейчас этот гражданин Петренко? Проживает у тебя? Или съехал?
– Никак нет, товарищ участковый уполномоченный! Проживает!
– Ладно, Кольчужников. Отпущу тебя на первый раз, без протокола. Только смотри: о том, что Петренко этим органы интересовались, – ни гугу. Обмолвишься – сядешь у меня, понял?
Оперативное донесение.
Из оперативных источников стало известно, что объявленный в розыск гражданин ПЕТРЕНКО Александр Тимофеевич временно проживает в городе Москве в доме номер 35 по улице Чернышевского, в квартире ***, где он незаконно снимает вподнаем жилое помещение (комнату) у гражданина КОЛЬЧУЖНИКОВА.
УУМ[32], ст. л-т милиции Прокутин.
* * *
Конечно, после убийства милиционера лезть в самое пекло – страшновато. Но если рассудить здраво – не успели они еще труп мильтона, вчера только вечером убиенного, найти. А даже если успели – вряд ли ориентировки по отделениям разослали. Тем более по московским. Все-таки два совсем разных ведомства – столичная ментовка и подмосковная. Да и вообще тут у них, в пятьдесят девятом году, по части передачи оперативной информации – скорости замедленные. Никаких тебе мессенджеров, электронной почты, факсов. Даже до телетайпов прогресс еще не добрался. Все больше при помощи телефонограмм общаются. Поэтому можно рискнуть.
Пришлось встать пораньше – мать и сестра еще спали. Кордубцев даже чаю пить не стал, подхватил свой чемоданчик, набитый милицейской формой с убитого, и отправился к платформе. Не доходя, в лесополосе переоделся. Рубашка и брюки оказались длинноваты. Зато китель сел как влитой. И сапоги оказались всего на размер больше (хорошо, что не меньше). Откуда-то вдруг появилось у него умение наматывать портянки. Сроду никогда Елисей их не касался, а видать, записалось куда-то на подкорку, вошло в кожу и кости деда его Семена. А еще он сунул в пустую кобуру свой второй пистолет (приобретенный, как и первый, у барыги в Марьиной роще).
Свое гражданское он аккуратно сложил, в чемоданчик спрятал и зашагал в сторону платформы. Предстал перед публикой, ожидавшей электрички, уже в виде правоохранителя-сержанта.
Он сразу почувствовал, как изменилось к нему отношение. После вчерашнего скромного студентика он, ни на год не повзрослев, враз стал заметным, значительным, уважаемым. С войны еще сохранилось почтение советского народонаселения к форме. К любой, а милицейской в особенности. Ведь как считалось тогда, милиция берегла, помогала, выручала. Много их бродило, по тогдашним кинофильмам и книгам, доблестных постовых, которые и заблудившегося ребенка мамаше вернут, и старушку через дорогу переведут, и нужный адрес провинциалу подскажут.
В переполненном вагоне – Подмосковье с утра ехало на работу/на службу в столицу – ему чуть не место хотели уступать. Со стороны девушек и молодых женщин явно градус интереса к Кордубцеву повысился по сравнению с обычным студентом.
Вот так, купаясь в лучах незаслуженной народной любви, ряженый дошел до отделения милиции. Оно с площадью трех вокзалов рядом находилось, на задах Казанского, по номеру шестьдесят девятое, а по адресу: Новорязанская улица, дом четыре. Вот здесь, на крыльце, по-настоящему страшно стало: вдруг он чем-то себя выдаст? Не так скажет-посмотрит-повернется?
Чтобы преодолеть робость, подошел к парочке мильтонов, что возле урны раскуривали папироски. По званиям один ему ровня – сержант, а второй и вовсе рядовой. В неформальном стиле небрежно козырнул, проговорил: «Здравия желаю!» Представился довольно неразборчиво: «Валентин Вахрушев» (у убитого, судя по ксиве, фамилия была Бахрушин). Добавил: «Прикомандирован к вам от Мытищинского райотдела». Никто особо не заинтересовался, не стал расспрашивать. Ну, прикомандирован – значит, прикомандирован. И Кордубцев как-то сразу успокоился. Переспросил:
– А развод у вас когда? В девять?
– Да. Сам товарищ майор проводит. Не дай бог тебе опоздать, – и оба захихикали.
– А пароль для ЦАБа[33] сегодня у вас какой? Не знаю, наш, подмосковный, будет действовать?
– Пароль – «пируэт».
– Благодарю.
После этого короткого диалога, никем не заподозренный и потому совершенно успокоенный, Кордубцев вошел в отделение.
Никаких обезьянников в стиле последних лет или пластиковых загородок с решетками там не было. В духе открытости и близости – народу полагалась дубовая стойка в половину человеческого роста. За ней хозяйничал старший лейтенант, видимо, дежурный по отделению. Крутился еще молодой сержант. К нему Кордубцев и обратился:
– Разреши позвонить?
– Зачем тебе? – нахмурился милиционерик.
– Алиментщика злостного устанавливаю, в ЦАБе адрес по прописке узнать.
– Давай звони.
Кордубцев зашел за стойку, набрал номер адресного бюро – номер этот тут же, для забывчивых, на рукописном плакатике значился.
– Алло? Абонирует «пируэт». Нужен адрес по прописке Семуговой Варвары.
И через минуту девочка из ЦАБа откликнулась:
– Ленинский проспект, тридцать семь «а», квартира ***.
– Спасибо.
Дежурный сержантик саданул пришлеца локтем под ребра:
– Говорил, алиментщика вычисляешь, а сам Варвару какую-то разыскиваешь. Злоупотребляешь положением, а?
– Прости, дружище. Запала девчонка в голову – жить без нее не могу.
– Познакомь!
– Ага, сейчас. Жену отдай дяде, а сам иди к Наде.
Сержант расхохотался.
Подошло время развода. Личный состав отделения стекался в зал для собраний. Кордубцев забился в самый дальний угол, раскрыл, как и все, кожаный планшет. Никто ни им, ни его личностью или документами не интересовался.
Наконец явился поджарый седовласый майор – явно фронтовик, с кучей орденских планок. Все встали «смирно», начальник усадил служивых жестом и стал докладывать обстановку. Кордубцев делал вид, что внимает, записывает. О вчерашнем убийстве сотрудника подмосковной милиции ничего не сообщалось – значит, труп еще не нашли.
А в конце, скороговоркой, очень бегло, вдруг прозвучало то, ради чего все затевалось, – и убийство, и маскарад с переодеванием, и визит в ментуру:
– Обнаружено местонахождение подозреваемого в нанесении тяжких телесных на платформе Тайнинская гражданина Петренко. По оперативным данным, он временно проживает в городе Москве, по адресу: улица Чернышевского, дом тридцать пять, квартира ***.
После развода, неторопливо, вместе со всеми ментами, ряженый сержант вышел из отделения. Никто им по-прежнему не интересовался. Поразительную беспечность проявляли сотрудники советской милиции! Да и что у них, честно говоря, за преступления в пятьдесят девятом творились! (Об этом хотя бы по разводу можно было судить.) Кража белья, сушащегося во дворе на веревке. Сумку срезали бритвой в трамвае. Пьяная поножовщина на кухне в коммуналке. Никакого тебе терроризма или ОПГ – поневоле расслабишься.
А во дворе Кордубцеву еще одна удача подвалила. Здесь пара машин стояла, в милицейской раскраске, да мотоцикл с коляской. И вот о чудо – впрочем, подобным чудесам ряженый уже перестал удивляться, советская беспечность казалась безграничной – в пустой ментовской «Волге» даже ключи болтались в замке зажигания!
И хоть ничего подобного Кордубцев заранее не планировал, а все равно мимо нежданной удачи пройти было сложно. Она его прямо-таки манила. Внушительно, словно так полагается, он подошел к авто, распахнул дверцу, уселся на водительское сиденье и дал по газам! Служивые входили-выходили в отделение, однако никто даже не обратил внимания, как милицейский автомобиль умыкают.
Привыкнув к ручной коробке, Кордубцев двинулся в сторону центра города. Прекрасно! Визит в ментуру превзошел ожидания. Теперь он заполучил адреса двух мишеней – Петренко и Варвары, и даже собственное транспортное средство. Только выбирай, на кого охотиться в первую очередь.
Советская пресса:
Предсъездовская трибуна. За вдохновенное мастерство! (Абдулла Каххар)
Растет советская держава «…Неуклонный рост благосостояния советского народа, забота о детях и матерях обеспечили высокую рождаемость, резкое уменьшение смертности, особенно в детских возрастах, и увеличение продолжительности жизни населения. У нас сейчас заключается самое большое число браков в расчете на тысячу населения – более 12 браков в год; СССР имеет высокий уровень рождаемости – более 25 родившихся на тысячу населения и самый низкий в мире уровень смертности – 7,5 умерших на тысячу населения. Естественный прирост населения в нашей стране за последнее время превышает три с половиной миллиона человек в год…»
ТЕНЬ СУТАНЫ НАД ФРАНЦИЕЙ
С. Маршак. ГИМН НАТО
…В чем образ мира видит НАТО?
Лазурь небесную закрыв,
Встает над миром гриб мохнатый —
Несущий гибель адский взрыв…
* * *
За несколько дней до описываемых событий Данилов с Варей шептались в постели, перед тем как заснуть.
В квартире Вариных «родителей», а фактически прабабушки и ее сожителя, все время думалось о том, что, возможно, каждое их слово пишут. Поэтому говорили на пределе слышимости, изъяснялись экивоками, эвфемизмами.