– Або офо[2], – прошептал капитан, – Боже, помоги всем нам.





8




Директор пионерского лагеря «Артек» Павел Иванович выглянул в окно. Небо над сушей было идеальным. Чистым. Голубым.

Над морем тем временем происходило нечто странное. Тучи дружно, будто овцы, повинующиеся пастуху, сгрудились в одном месте и стали менять форму – вытянулись толстым блином. Тонкие серые ниточки протянулись сверху донизу.

– Что за чертовщина, – пробормотал Павел Иванович.

Тучи еще раз сменили форму и узким концом длинной воронки уперлись в воду.

– Это не тучи, – понял Павел Иванович. – Это ураган.

Директор заперся в своем кабинете, плотно закрыл окна и только тогда подошел к телефонному аппарату. Быстро набрал по памяти несколько цифр.

– У меня ЧП, – отрывисто сказал он. – По вашей части.

Выслушал ответ и продолжил:

– Товарищ полковник, возможно, вы и не проводите сейчас испытаний, но в данный момент я собственными глазами наблюдаю странное природное явление. Похоже на смерч, но с большой площадью, посреди совершенно чистого неба и абсолютно спокойного моря. И у меня есть опасения, что в эпицентре находится прогулочный катер с группой детей. Прошу немедленно организовать спасательную операцию.





9




– Мы попали в зону сильного шторма! Прием! Прием! – Радио работало паршиво, сигнал все время пропадал.

Дима нервничал, кусал губы – это был его первый серьезный шторм, и он не очень-то знал, как себя вести. Корабль вновь сильно качнуло. Матроса ударило спиной о стену рубки. Да где же Василий Семенович! Что делать-то?

Дима оторвал взгляд от радио, и то, что он увидел в море, заставило его душу заледенеть.

Медленно, как во сне, зеленая морская вода начала закручиваться на пространстве вокруг корабля в огромную стремительную воронку. Ее стены становились все выше, а ветер уже свистел так, что закладывало уши. Дима увидел несколько крупных рыб, поднятых в воздух. Это было невозможно даже представить – но это происходило на его глазах.

Воздух! Он вспомнил о том, что от страха забыл дышать, когда в глазах позеленело. Дима схватил открытым ртом воздух, закашлялся. Надо собраться, надо понять, что дальше делать, – ведь у них полный корабль детей. Он, Дмитрий Соболев, простой матрос, должен принять верное решение.

«Сигнал СОС!» – дрожащим от страха голосом он начал кричать в радио мольбы о помощи. Старый приемник шипел и выплевывал какие-то звуки, обрывки голосов, и Дима не понимал, слышит его хоть кто-нибудь или нет.

Руки затряслись, паника вновь сковала сердце, но спокойный и рассудительный голос Василия Семеновича прозвучал в памяти: «Запомни, Дмитрий, – дважды в час радисты на кораблях должны вслушиваться в эфир – на случай, если кем-то был подан сигнал СОС. Делай это всегда с 15-й по 18-ю минуту и с 45-й по 48-ю минуту каждого часа». Значит, просто надо отправлять сигнал за сигналом – пока его не услышат! Все просто! И рука послушно принялась выбивать: три точки, три тире – международный сигнал бедствия.





10




Капитан, хватаясь за поручни стонущего от ударов волн корабля, продираясь через потоки воды, с трудом добрался до трюма. Там, сбившись в стайку, находились дети – самый ценный груз из всех возможных. Заботливо одетые Таней в спасательные жилеты, побледневшие и притихшие от страха, они сидели на полу, вцепившись друг в дружку. Свет все время мигал, и удары волн здесь были слышны гулко и особенно страшно.

– Эй, пионеры! – прогремел бас капитана, перекрывая шум. – Что приуныли? Это же всего лишь шторм!

Танечка подняла на него умоляющие глаза: «Спасибо. Спасибо, Василий Семенович!»

Катя всхлипнула и спросила:

– А мы не утонем?

– Еще чего! – возмутился капитан. – С чего нам тонуть? У нас отличный корабль! А это разве шторм! Это так, ветришко!

– Ничего себе ветришко, – заворчал Севка. – Я так коленкой стукнулся – аж звезды из глаз посыпались.


– Ты, Севка, еще раз стукнись, а то что-то тут темно! – попросил Петька, и все облегченно рассмеялись.

– И правда, Василий Семенович, от чего так стемнело? – спросила Таня.

Голос капитана действовал успокаивающе – и на детей, и на нее саму, и меньше всего ей хотелось вновь остаться одной, без чьей-либо поддержки. И где Артем? Может быть, что-то случилось? Почему он не рядом? Нет, спрашивать нельзя – дети испугаются еще больше.

– Темно от того, – сказал капитан, – что тучи налетели. Но такие шторма долгими не бывают, и я уверен, скоро все закончится. Только у меня просьба большая – всем оставаться здесь и на палубу не подниматься. Там сильные волны, и вы мгновенно промокнете. Договорились?

– Да-а-а-а! – дружно откликнулись пионеры.

– Молодцы! – одобрительно кивнул Василий Семенович. – Я пошел командовать кораблем!

Он улыбнулся всем, подмигнул Танечке и поднялся по лестнице наверх.

– А теперь давайте играть в города! – сказала пионервожатая и, стараясь не обращать внимания на тяжелые удары волн и тошнотворную качку, бодро начала первой: – Ленинград! Кто на «Д»?





11




Корабль даже не качало на волнах – его будто подкидывало неведомой силой и с высоты тяжело бросало вниз. Уставший металл стонал от ударов. Раньше «Альбатрос» с легкостью переживал небольшие шторма, но то, что происходило сейчас, капитан не мог представить даже в страшном сне. Выдержит ли судно?

Хватаясь за поручни, он направился к рубке и вдруг вспомнил:

«Витя! Где же он?»

Василий Семенович нашел мальчика лежащим без сознания в углу на верхней палубе корабля и удивился, как того до сих пор не смыло в море. Витя лежал, свернувшись в комок, и, нащупывая пульс на шее, капитан заметил, что мальчик примотал себя веревкой к поручням.

«Молодец, пацан, – подумал Василий Семенович, – догадливый! Что он там плел про управление ветром-то?»

Пульс был сбивчивый, неровный, но довольно сильный. Капитан хотел было перетащить Витю в трюм к остальным детям, дернул за тело, но сердце откликнулось привычной тягучей болью. Воздух в легких стал колом.

«Не дотащу, – понял капитан. – Но парень вроде цел – пускай пока будет здесь».

В молодости капитану было интересно – как там, в центре бури? Он читал о том, что в сердце каждого урагана есть место, где волны перестают идти в одном направлении и хаотично сталкиваются друг с другом. Ветер крутит вокруг огромную воронку, в которую затягивает все, что ее коснется, но в самом глазу бури ветра почти нет. А вверху – капитан поднял глаза вверх, и ему показалось, что он находится на дне трубы, поднимавшейся на несколько километров вверх, – видно голубую чистоту неба. Хотел узнать, как там, в центре бури? Любуйся, капитан!

«Думай, Василий Семенович, думай!»

Выйти за пределы глаза бури, наверное, невозможно – мощности двигателя не хватит. Но даже если получится – там сильнейший ветер. С другой стороны – встать носом на волну и держать корабль в контроле даже в сильный шторм вполне возможно… какое-то время. Здесь же хаотичные удары высоких волн если не перевернут, то размолотят судно очень скоро. И, словно в подтверждение его мыслей, корабль сотрясло таким ударом, что капитана подкинуло в воздух, он едва удержался за поручни. Водой хлестнуло в лицо, и капитан тяжело закашлялся.

Василий Семенович кинул взгляд на Витю – ему показалось, что мальчик пошевелился. Но тот все так же лежал, привязанный на палубе, и, казалось, не приходил в себя.

«Решено. Вывожу корабль за пределы глаза бури».

Сломанная дверь в рубку уже не закрывалась – замок вырвало от очередного удара о стену. Матрос, сгорбившись, выбивал три точки и три тире уставшей рукой.

– Молодец, Дмитрий! – сказал капитан, и матрос резко повернулся.

– Василий Семенович! Ну где же вы были, – дрожащим голосом спросил Дима, – я тут уже без вас решение принял о сигнале бедствия.

– Все верно принял, – сказал капитан. – Давай-ка теперь еще попробуем пробиться через эту стену наружу.

– Через… это? Пробиться?! На нашем корыте?! – закричал Дима.

Капитан посмотрел на помощника так, что тот съежился.

– Отставить истерику, матрос! – очень спокойно сказал Василий Семенович.

– Понял приказ, товарищ капитан, – сказал Дима упавшим голосом. – Есть отставить истерику. Есть пробиться через стену.





12