– Я не о ее к тебе отношении. Моя мать привыкла жить в роскоши и ни в чем себе не отказывать. А отец на тот момент уже был не в состоянии удовлетворять все ее прихоти. Женитьба на тебе могла поправить положение моей семьи.
Значит, леди Грейсток сказала правду…
Конечно, правду! А на что ты, Лорейн, надеялась? Что вдруг найдется, спустя столько лет, какое-то другое объяснение? Чудесным образом выяснится, что его светлость белый и пушистый, а я зря все эти годы хранила на него обиду. Почти что его ненавидела.
Ну, или не почти.
Но в реальной жизни так не бывает. Кристофер – мерзавец. Мерзавцем был, мерзавцем и остался.
От осознания этого меня даже замутило. Отодвинула тарелку и чашку отставила в сторону, едва не забрызгав белоснежную скатерть чаем, когда пальцы невольно дрогнули. Почему-то снова подумалось о пистолете, только теперь уже для личных целей.
Отогнав от себя самую идиотскую мысль, которая когда-либо приходила мне в голову, спросила:
– И тем не менее, Кристофер, при чем здесь мои родители?
И снова это молчание, от которого так и тянет запустить в него сахарницей.
– Они были неровней моей семье. Вот и все, что я имел в виду.
Так, Лори, к хордам сахарницу. Возвращаемся к первому варианту – ружью.
– И понял ты это только в день нашей свадьбы? А раньше об этом даже не догадывался, – не удержалась от сарказма. – И извиниться тоже не потрудился.
– Я отправил тебе письмо.
Которое я сожгла, не читая. В то время даже малейшее упоминание о Грейстоке больно ранило. И я проявила слабость. Испугалась правды – что никогда его не интересовала, и швырнула письмо в камин, даже не распечатав.
– И на этом успокоился.
– Посчитал, что так будет лучше. Если я навсегда исчезну из твоей жизни.
– И вот ты здесь.
– По не зависящим от меня причинам, Лорейн, – скрипнул зубами Грейсток.
А я вдруг поняла, что мы об этом уже говорили. Ну прямо дежавю какое-то. Все, довольно! Нужно сосредоточиться на разводе, а не на бесполезном копании в себе и в прошлом.
– Скажи своим людям, чтобы надели смокинги. Сегодня вечером я иду в театр.
Кристофер поднялся, бросив газету на стол:
– И мой долг, как мужа…
– Даже не произноси это слово.
– Мой долг, как мужа, – повторил с нажимом, – сопровождать тебя, Лори.
– И не называй меня Лори!
– Хорошего тебе дня, дорогая, – попрощался с улыбкой донжуана. Даже сунулся было, чтобы поцеловать мне руку, но, заметив в этой самой руке нож, быстро передумал.
– Убить тебя мало.
– Заеду за тобой в восемь. Надеюсь, в этот раз все будет по-другому и мне не придется носиться за тобой по всему городу.
И ведь правда же, одного раза мало. Разве что убить, воскресить и снова убить. И так до тех пор, пока не успокоюсь.
Кристофер
– Как ты мог? Ну как ты мог так со мной поступить? Это какая-то изощренная месть, да? Но за что? Ну что же ты все молчишь?! Скажи хоть что-нибудь! Я ведь была тебе хорошей матерью, и вот какой монетой ты отплатил мне за мою заботу, любовь и внимание!
Приложив ко лбу тонкую изящную кисть, Делайла Грейсток закатила глаза и откинулась на спинку не менее изящной софы.
Все, что окружало вдовствующую герцогиню Грейсток, свидетельствовало о ее утонченном вкусе и неумении считать деньги. Взять хотя бы статуэтку балерины, венчавшую мраморную полку над камином. Кристофер до сих пор с содроганием вспоминал день, когда с ним связались из банка, чтобы уточнить, действительно ли он побывал на аукционе в Вестмунде и потратил два миллиона (!) на старинную безделушку, в прошлом принадлежавшую какой-то принцессе.
Его на аукционе не было, зато мать, к сожалению, там отметилась. И, не теряя времени, подписала все документы, став полноправной владелицей баснословно дорогой статуэтки.
– Кристофер! Своим молчанием ты сводишь меня с ума! – Ее светлость потянулась к флакончику с нюхательной солью, но лишь скользнула кончиками пальцев по тонкому стеклу – Делайле не хватило сил взять флакон в руки, а может, просто не хотелось нюхать вонючую дрянь, в которой она сейчас совершенно не нуждалась.
По словам лекаря, с утра пораньше вызвавшего его в родовое поместье, герцогиня уже третий день не покидала своих покоев. Сначала его светлость не хотели тревожить, надеялись, обойдется, но сегодня утром у леди Грейсток случилась истерика – она заявила, что не доживет и до вечера, если как можно скорее не увидится с сыном.
Пришлось ехать.
И вот уже добрые четверть часа он торчит у нее в будуаре, выслушивая обвинения в свой адрес и завуалированные (а иногда и явные) оскорбления в адрес Лорейн.
– Как ты мог жениться на этой, этой… На этой шлюхе! – позеленев от злости, выкрикнула Делайла.
– Мама, ты забываешься, – мрачно предостерег ее Грейсток. – Ты сейчас говоришь о моей жене и матери моих будущих детей.
С последним, конечно, могли возникнуть реальные проблемы, потому как в планы Лорейн не входило подпускать его к себе. Но ничего, он наберется терпения и попытается найти подход к этой строптивице. Вот только искать подход к женщинам Кристофер совершенно не умел, да и особым терпением никогда не отличался. Проще было отправиться выполнять секретную миссию в Канделаре, из которого мало кто возвращался, чем оставаться жить под одной крышей с Лорейн Ариас.
В Канделаре все же было безопаснее.
– Твоих детей! – не желая успокаиваться, воскликнула герцогиня и зло проворчала: – Неизвестно, с кем еще она успела за эти годы понаделать этих самых детей! Ты видел, что о ней вчера написали в газете? Какой позор! Ка-кой по-зор!
– Смею допустить, что ты не видела, что о Лорейн написали в ней сегодня, – невозмутимо заметил Кристофер, бросая быстрые взгляды по сторонам и отмечая, что в будуаре (как и в спальне, в которую он заглянул ранее), не витает запах лекарств, а значит, записка от целителя и умирающая на софе мать – специально разыгранное для него представление. Ничего серьезного.
Спустившись сегодня утром в столовую, он первым делом попросил принести ему «Утренние хроники». Статья с извинениями в адрес новоиспеченной герцогини Грейсток Кристофера более чем удовлетворила. Журналист сделал все возможное, чтобы реабилитироваться в глазах главы разведки и вывести из-под удара свою газету.
– Зачем ты за мной посылала, мама? У меня много дел, – сказал Грейсток, устав вслушиваться в надрывные всхлипывания и причитания герцогини.
– Как зачем?! – взвилась Делайла. – Мне нужен ответ! Я хочу понять, как ты мог предпочесть эту… эту…
– Мама, – предупреждающе протянул Кристофер.
– Эту Ариас такой замечательной девушке, как Эдель! Истинной леди! Она тебя околдовала чем-то, да? Опоила каким-то зельем?
– Я сам принял это решение, – спокойно возразил Грейсток.
Рассказывать матери правду и посвящать ее в детали расследования он не собирался. Сейчас он поступал точно так же, как и семь лет назад, когда наспех сочинил для нее сказку, в которую Делайла с удовольствием поверила: они не обанкротятся, потому что Кристофера заметили люди из разведки, впечатленные его успехами в армии, а значит, нет нужды жениться на деньгах Ариасов.
Делайла поверила в его нежелание становиться женатым мужчиной и успокоилась.
А теперь не поленилась поделиться с Лорейн этими давними россказнями. Да еще и сейчас! Хорды… Его и так не покидало ощущение, будто он сидит на пороховой бочке. И что сделала мать? Чиркнула над порохом спичкой.
– Но как же Эдель? – слабо протянула герцогиня.
– Эдель в прошлом.
– Но…
– Есть еще что-то, о чем бы ты хотела поговорить со мной прямо сейчас?
Делайла закусила губу, всхлипнула, демонстративно отвернувшись от сына, а потом гневно выкрикнула:
– Уходи! Видеть тебя не могу!
Его светлость не стал задерживаться, времени на пустые разговоры и затянувшуюся истерику у него не было. Прямиком из Уайтшира отправился на работу, где до обеда просматривал отчеты. Удалось разыскать прислугу часовщика. Горничная и экономка описали человека, около года назад несколько раз навещавшего мистера Миллса, после визитов которого он и взялся за работу над часами, впоследствии выкупленными леди де Морвиль.
– Эти часы – последнее, что мистер Миллс успел создать перед своей смертью, – говорила девушка. – Сердце у него было большое и доброе, но очень слабое. И возраст, сами понимаете…
Имени неизвестного гостя девушка не помнила, зато сумела дать его подробное описание, благодаря которому перед Грейстоком на столе теперь лежал портрет незнакомца: широкие, сдвинутые к переносице брови, глубоко посаженные глаза, отчего казалось, будто неизвестный смотрит с прищуром, подозрительно. Резко очерченные скулы и тонкие бесцветные губы. Конечно, это могла быть иллюзия, но сейчас важна была любая зацепка.
Сразу после обеда Кристофер поехал к ювелиру, признавшему в незнакомце с рисунка посредника, через которого заключалась сделка.
– Вроде бы это он, мистер Джонс, – протянул с сомнением Родман, а потом добвил более уверенно: – Да, точно он! Хорошо помню эти широкие скулы и мясистый нос.
Версия Грейстока подтверждалась: один и тот же человек связался с часовщиком, услугами которого де Морвили пользовались многие годы. И он же сделал так, чтобы подвеска попала в «Ле Кристаль» – единственный ювелирный магазин, который время от времени посещала графиня Ариас. Конечно, существовал риск, что Лорейн не заинтересуется бриллиантом… Хотя нет, риска не существовало. Тот, кто все это затеял, тщательно все спланировал, превратив их в марионеток в своей игре. Суть которой продолжала ускользать от Грейстока.
Подавив злость на кукловода, снова рвавшуюся изнутри, Кристофер вернулся в управление и сразу отправился в хранилище к мистеру Торнету.
– Мне нужен следящий артефакт, – не размениваясь на приветствия, сказал он. – Тот, что показывает не только настоящее местонахождение объекта, но и где он находился в прошлом.
– А под объектом ваша светлость подразумевает… – начал было Торнет.
– Просто дай артефакт, – резко прервал его Грейсток, оставив любопытство подчиненного неудовлетворенным.
Кристофер понимал: если спросит, куда Лорейн сбежала из примерочной магазина, она ничего не ответит, а в следующий раз будет осмотрительнее. Но не пытать же ее, в самом деле. Значит, придется быть начеку и впредь не позволять Ариас от него ускользать.
Лорейн
Все утро меня не покидало ощущение, что Кристофер за завтраком занимался своим излюбленным занятием, а именно, зубы мне заговаривал. Нет, то, что Грейстоки и Ариасы стояли на разных социальных ступенях, это даже хорду было известно. В генеалогическом древе их светлостей отметились и принцы крови, и могущественные колдуны Хальдора, а в роду Ариасов… Да никто не отмечался, кроме пастушек и свинопасов. У нас этого самого древа в принципе не было.
Бабушка тоже была из простых – дочь аптекаря из Инвернейла, в которую мой дед влюбился с первого взгляда, и ему было плевать на всех хальдорских аристократок, вместе взятых. Мама принадлежала к семье обедневшего баронета (некоторые крестьяне и то были более состоятельными), но именно на нее обратил внимание будущий граф Ариас. В общем, выбирая себе спутниц жизни, их сиятельства руководствовались чувствами, а не стремлением возвыситься.
Значит, леди Грейсток сказала правду…
Конечно, правду! А на что ты, Лорейн, надеялась? Что вдруг найдется, спустя столько лет, какое-то другое объяснение? Чудесным образом выяснится, что его светлость белый и пушистый, а я зря все эти годы хранила на него обиду. Почти что его ненавидела.
Ну, или не почти.
Но в реальной жизни так не бывает. Кристофер – мерзавец. Мерзавцем был, мерзавцем и остался.
От осознания этого меня даже замутило. Отодвинула тарелку и чашку отставила в сторону, едва не забрызгав белоснежную скатерть чаем, когда пальцы невольно дрогнули. Почему-то снова подумалось о пистолете, только теперь уже для личных целей.
Отогнав от себя самую идиотскую мысль, которая когда-либо приходила мне в голову, спросила:
– И тем не менее, Кристофер, при чем здесь мои родители?
И снова это молчание, от которого так и тянет запустить в него сахарницей.
– Они были неровней моей семье. Вот и все, что я имел в виду.
Так, Лори, к хордам сахарницу. Возвращаемся к первому варианту – ружью.
– И понял ты это только в день нашей свадьбы? А раньше об этом даже не догадывался, – не удержалась от сарказма. – И извиниться тоже не потрудился.
– Я отправил тебе письмо.
Которое я сожгла, не читая. В то время даже малейшее упоминание о Грейстоке больно ранило. И я проявила слабость. Испугалась правды – что никогда его не интересовала, и швырнула письмо в камин, даже не распечатав.
– И на этом успокоился.
– Посчитал, что так будет лучше. Если я навсегда исчезну из твоей жизни.
– И вот ты здесь.
– По не зависящим от меня причинам, Лорейн, – скрипнул зубами Грейсток.
А я вдруг поняла, что мы об этом уже говорили. Ну прямо дежавю какое-то. Все, довольно! Нужно сосредоточиться на разводе, а не на бесполезном копании в себе и в прошлом.
– Скажи своим людям, чтобы надели смокинги. Сегодня вечером я иду в театр.
Кристофер поднялся, бросив газету на стол:
– И мой долг, как мужа…
– Даже не произноси это слово.
– Мой долг, как мужа, – повторил с нажимом, – сопровождать тебя, Лори.
– И не называй меня Лори!
– Хорошего тебе дня, дорогая, – попрощался с улыбкой донжуана. Даже сунулся было, чтобы поцеловать мне руку, но, заметив в этой самой руке нож, быстро передумал.
– Убить тебя мало.
– Заеду за тобой в восемь. Надеюсь, в этот раз все будет по-другому и мне не придется носиться за тобой по всему городу.
И ведь правда же, одного раза мало. Разве что убить, воскресить и снова убить. И так до тех пор, пока не успокоюсь.
Кристофер
– Как ты мог? Ну как ты мог так со мной поступить? Это какая-то изощренная месть, да? Но за что? Ну что же ты все молчишь?! Скажи хоть что-нибудь! Я ведь была тебе хорошей матерью, и вот какой монетой ты отплатил мне за мою заботу, любовь и внимание!
Приложив ко лбу тонкую изящную кисть, Делайла Грейсток закатила глаза и откинулась на спинку не менее изящной софы.
Все, что окружало вдовствующую герцогиню Грейсток, свидетельствовало о ее утонченном вкусе и неумении считать деньги. Взять хотя бы статуэтку балерины, венчавшую мраморную полку над камином. Кристофер до сих пор с содроганием вспоминал день, когда с ним связались из банка, чтобы уточнить, действительно ли он побывал на аукционе в Вестмунде и потратил два миллиона (!) на старинную безделушку, в прошлом принадлежавшую какой-то принцессе.
Его на аукционе не было, зато мать, к сожалению, там отметилась. И, не теряя времени, подписала все документы, став полноправной владелицей баснословно дорогой статуэтки.
– Кристофер! Своим молчанием ты сводишь меня с ума! – Ее светлость потянулась к флакончику с нюхательной солью, но лишь скользнула кончиками пальцев по тонкому стеклу – Делайле не хватило сил взять флакон в руки, а может, просто не хотелось нюхать вонючую дрянь, в которой она сейчас совершенно не нуждалась.
По словам лекаря, с утра пораньше вызвавшего его в родовое поместье, герцогиня уже третий день не покидала своих покоев. Сначала его светлость не хотели тревожить, надеялись, обойдется, но сегодня утром у леди Грейсток случилась истерика – она заявила, что не доживет и до вечера, если как можно скорее не увидится с сыном.
Пришлось ехать.
И вот уже добрые четверть часа он торчит у нее в будуаре, выслушивая обвинения в свой адрес и завуалированные (а иногда и явные) оскорбления в адрес Лорейн.
– Как ты мог жениться на этой, этой… На этой шлюхе! – позеленев от злости, выкрикнула Делайла.
– Мама, ты забываешься, – мрачно предостерег ее Грейсток. – Ты сейчас говоришь о моей жене и матери моих будущих детей.
С последним, конечно, могли возникнуть реальные проблемы, потому как в планы Лорейн не входило подпускать его к себе. Но ничего, он наберется терпения и попытается найти подход к этой строптивице. Вот только искать подход к женщинам Кристофер совершенно не умел, да и особым терпением никогда не отличался. Проще было отправиться выполнять секретную миссию в Канделаре, из которого мало кто возвращался, чем оставаться жить под одной крышей с Лорейн Ариас.
В Канделаре все же было безопаснее.
– Твоих детей! – не желая успокаиваться, воскликнула герцогиня и зло проворчала: – Неизвестно, с кем еще она успела за эти годы понаделать этих самых детей! Ты видел, что о ней вчера написали в газете? Какой позор! Ка-кой по-зор!
– Смею допустить, что ты не видела, что о Лорейн написали в ней сегодня, – невозмутимо заметил Кристофер, бросая быстрые взгляды по сторонам и отмечая, что в будуаре (как и в спальне, в которую он заглянул ранее), не витает запах лекарств, а значит, записка от целителя и умирающая на софе мать – специально разыгранное для него представление. Ничего серьезного.
Спустившись сегодня утром в столовую, он первым делом попросил принести ему «Утренние хроники». Статья с извинениями в адрес новоиспеченной герцогини Грейсток Кристофера более чем удовлетворила. Журналист сделал все возможное, чтобы реабилитироваться в глазах главы разведки и вывести из-под удара свою газету.
– Зачем ты за мной посылала, мама? У меня много дел, – сказал Грейсток, устав вслушиваться в надрывные всхлипывания и причитания герцогини.
– Как зачем?! – взвилась Делайла. – Мне нужен ответ! Я хочу понять, как ты мог предпочесть эту… эту…
– Мама, – предупреждающе протянул Кристофер.
– Эту Ариас такой замечательной девушке, как Эдель! Истинной леди! Она тебя околдовала чем-то, да? Опоила каким-то зельем?
– Я сам принял это решение, – спокойно возразил Грейсток.
Рассказывать матери правду и посвящать ее в детали расследования он не собирался. Сейчас он поступал точно так же, как и семь лет назад, когда наспех сочинил для нее сказку, в которую Делайла с удовольствием поверила: они не обанкротятся, потому что Кристофера заметили люди из разведки, впечатленные его успехами в армии, а значит, нет нужды жениться на деньгах Ариасов.
Делайла поверила в его нежелание становиться женатым мужчиной и успокоилась.
А теперь не поленилась поделиться с Лорейн этими давними россказнями. Да еще и сейчас! Хорды… Его и так не покидало ощущение, будто он сидит на пороховой бочке. И что сделала мать? Чиркнула над порохом спичкой.
– Но как же Эдель? – слабо протянула герцогиня.
– Эдель в прошлом.
– Но…
– Есть еще что-то, о чем бы ты хотела поговорить со мной прямо сейчас?
Делайла закусила губу, всхлипнула, демонстративно отвернувшись от сына, а потом гневно выкрикнула:
– Уходи! Видеть тебя не могу!
Его светлость не стал задерживаться, времени на пустые разговоры и затянувшуюся истерику у него не было. Прямиком из Уайтшира отправился на работу, где до обеда просматривал отчеты. Удалось разыскать прислугу часовщика. Горничная и экономка описали человека, около года назад несколько раз навещавшего мистера Миллса, после визитов которого он и взялся за работу над часами, впоследствии выкупленными леди де Морвиль.
– Эти часы – последнее, что мистер Миллс успел создать перед своей смертью, – говорила девушка. – Сердце у него было большое и доброе, но очень слабое. И возраст, сами понимаете…
Имени неизвестного гостя девушка не помнила, зато сумела дать его подробное описание, благодаря которому перед Грейстоком на столе теперь лежал портрет незнакомца: широкие, сдвинутые к переносице брови, глубоко посаженные глаза, отчего казалось, будто неизвестный смотрит с прищуром, подозрительно. Резко очерченные скулы и тонкие бесцветные губы. Конечно, это могла быть иллюзия, но сейчас важна была любая зацепка.
Сразу после обеда Кристофер поехал к ювелиру, признавшему в незнакомце с рисунка посредника, через которого заключалась сделка.
– Вроде бы это он, мистер Джонс, – протянул с сомнением Родман, а потом добвил более уверенно: – Да, точно он! Хорошо помню эти широкие скулы и мясистый нос.
Версия Грейстока подтверждалась: один и тот же человек связался с часовщиком, услугами которого де Морвили пользовались многие годы. И он же сделал так, чтобы подвеска попала в «Ле Кристаль» – единственный ювелирный магазин, который время от времени посещала графиня Ариас. Конечно, существовал риск, что Лорейн не заинтересуется бриллиантом… Хотя нет, риска не существовало. Тот, кто все это затеял, тщательно все спланировал, превратив их в марионеток в своей игре. Суть которой продолжала ускользать от Грейстока.
Подавив злость на кукловода, снова рвавшуюся изнутри, Кристофер вернулся в управление и сразу отправился в хранилище к мистеру Торнету.
– Мне нужен следящий артефакт, – не размениваясь на приветствия, сказал он. – Тот, что показывает не только настоящее местонахождение объекта, но и где он находился в прошлом.
– А под объектом ваша светлость подразумевает… – начал было Торнет.
– Просто дай артефакт, – резко прервал его Грейсток, оставив любопытство подчиненного неудовлетворенным.
Кристофер понимал: если спросит, куда Лорейн сбежала из примерочной магазина, она ничего не ответит, а в следующий раз будет осмотрительнее. Но не пытать же ее, в самом деле. Значит, придется быть начеку и впредь не позволять Ариас от него ускользать.
Лорейн
Все утро меня не покидало ощущение, что Кристофер за завтраком занимался своим излюбленным занятием, а именно, зубы мне заговаривал. Нет, то, что Грейстоки и Ариасы стояли на разных социальных ступенях, это даже хорду было известно. В генеалогическом древе их светлостей отметились и принцы крови, и могущественные колдуны Хальдора, а в роду Ариасов… Да никто не отмечался, кроме пастушек и свинопасов. У нас этого самого древа в принципе не было.
Бабушка тоже была из простых – дочь аптекаря из Инвернейла, в которую мой дед влюбился с первого взгляда, и ему было плевать на всех хальдорских аристократок, вместе взятых. Мама принадлежала к семье обедневшего баронета (некоторые крестьяне и то были более состоятельными), но именно на нее обратил внимание будущий граф Ариас. В общем, выбирая себе спутниц жизни, их сиятельства руководствовались чувствами, а не стремлением возвыситься.