– А ты упрямая. Вся в отца. У него тоже был непростой характер.

Непростой – это еще мягко сказано. Граф Ариас был очень своеобразным человеком с таким количеством тараканов, которое не снилось ни мне, ни даже Грейстоку. Но я очень его любила, и когда потеряла родителей…

Нет, Лорейн, об этом ты сейчас точно думать не станешь!

Оказавшись у себя в спальне, первым делом зажгла свечи. Не ароматические, конечно, которые порой зажигала, оставаясь наедине с Шоном, а те, что обнаружила на дне прапрабабушкиного сундука. Окна предусмотрительно закрыла. Самой тоже, к сожалению, придется задыхаться, но оно того стоило. Положила на прикроватную тумбочку молитвенник, разделась, после чего отправилась в ванную приводить себя в непорядок.

Несколько раз хорошенько встряхнула сорочку, но от нее все равно несло пылью и залежалой одеждой. Аж надевать страшно… Стараясь особо не дышать, облачилась в допотопный наряд, из Лорейн Ариас вмиг превратившись в призрака своей прародительницы. Если надумаю ночью прогуляться в таком виде по дому, точно доведу кого-нибудь до сердечного приступа.

Стянув волосы в тугой пучок на затылке, щедро нанесла на лицо кашеобразную субстанцию неописуемого цвета и запаха. Меня даже слегка передернуло, когда, закончив с приготовлениями, взглянула на себя в зеркало. Надеюсь, Грейсток оценит и тоже задергается.

Он, к слову, уже был в комнате. Я слышала, как хлопнула дверь в спальне, слышала шуршание одежды и скрип кровати под тяжестью тела этого медведя.

Неужели и правда будет спать голым?

Отмахнувшись от совершенно лишней в моей голове мысли, захватила свечку-вонючку, еще раз мельком взглянула на себя в зеркало, отпрянула от него, сглотнув судорожно, и отправилась к мужу.

Приоткрыла дверь, бесшумно скользнула внутрь, застав Грейстока… за чтением книги. Право слово, ведет себя так, будто мы с ним уже лет десять женаты и это совершенно обычный вечер из множества вечеров, проведенных вместе.

Кошмар, а не человек.

Он все-таки был голым. Нет, что там скрывалось под простыней, чисто символически прикрывавшей мужские бедра, не имею ни малейшего понятия. И предпочитаю не иметь его и дальше. Грейстока… ну то есть понятие!

Все остальное было очень даже обнаженным и, признаться, на несколько коротких мгновений немного сбило меня с настроя. Правда, ошеломленный взгляд герцога, которым он меня приветствовал, быстро вернул в нужное русло, и я ослепительно улыбнулась. Так, что Кристофер даже вжался в подушки.

– Не обращай на меня внимания, читай дальше. А я буду молиться на ночь. – С этими словами я разлеглась на своей половине кровати, взяла молитвенник и, раскрыв его на первой попавшейся странице, при гробовом молчании Грейстока принялась громко, нараспев читать молитву.

Читала с выражением, листая страницу за страницей, пока его светлость наконец не выдержал. Резко захлопнув книгу, перевернулся на бок и хмуро процедил:

– Не много ли для меня чести? Столько усилий с твоей стороны, лишь бы меня отсюда выпроводить.

– При чем здесь ты? – удивилась вполне искренне. – Как и всякая благочестивая хальдорская леди, я отдаю дань почтения Всевышнему.

– Каждый вечер?

– Угу, а еще на рассвете. Надеюсь, ты ранняя пташка. Потому что я просыпаюсь с первыми петухами: я молюсь, они кукарекают. – Сказав это, затянула следующую молитву, больше напоминавшую вой раненого зверя.

Правда, долго повыть мне не дали.

С утробным рычанием «ну все, достаточно!» Грейсток подмял меня под себя, вжав мои руки в подушки.

Дернулась, прошипев:

– Пусти немедленно!

Но этот хорд проклятый только сильнее сжал пальцы на моих запястьях.

– Думаешь, меня отпугнет болотная тина на лице?

– Не тина, а питательная маска. – Снова попыталась вырваться и снова безуспешно: Грейсток держал крепко. – Пусти! Сказала же!

– Лори, пойми, все это бесполезно. Теперь ты моя. Сейчас и навсегда. Я буду хотеть тебя, что бы ты на себя ни напялила, чем бы ни намазалась. Даже в этом тряпье ты страшно сексуальная.

А я ведь хотела быть просто страшной…

В доказательство своих слов Грейсток, продолжая меня удерживать, ужалил поцелуем шею. Опустился ниже, сквозь грубую ткань сорочки прикусив сосок, сильно, до боли, отозвавшейся внутри невольной дрожью.

Хорд, хорд, хорд!

– Кристофер, не доводи до греха…

– Какой грех, если мы уже женаты? – прошептал этот мерзавец, одной рукой перехватывая мои запястья, а другой задирая прапрабабушкино наследие. Не слишком нежно, вернее, совсем не нежно, потому что несколько швов, кажется, треснуло. – Но если хочешь, потом помолимся вместе. И на рассвете тоже. Сначала согрешим, а потом будем каяться. И так каждое утро и каждый вечер… Я, знаешь ли, совсем не против и тоже в душе очень набожный.

Кажется, шутить Грейсток был не намерен. Тело его потяжелело, особенно отдельная его часть, ощутимо так потяжелевшая на моем бедре.

– Иди ты к хорду! – прошипела в самоуверенную рожу, пытаясь ударить его коленкой. Пока что безуспешно. – Будь на моем месте Эдель, ты бы точно так же ее хотел, да и любую другую в этой постели! Если ты кого-то и любишь, так только самого себя, Грейсток!

Мне все-таки удалось его задеть. Удар пришелся по бедру, но то ли Кристофер его не почувствовал, то ли посчитал это частью любовной прелюдии – глухо зарычав, завладел моими губами, не обращая внимания на зеленую дрянь, отпечатавшуюся и у него на лице.

– Когда ты превращаешься в такую фурию, Лорейн, любить тебя становится сложно, – хрипло прорычал он, перестав терзать мои губы пыточным поцелуем, от которого меня всю потряхивало. И внутри тоже что-то потрескивало, наверное, искры разгорающегося пожара.

– И все благодаря тебе. Это ты превратил меня в ту, кто я есть! А теперь пытаешься вычеркнуть эти семь лет, словно их и не было!


Я все-таки его оттолкнула, когда Грейсток ослабил хватку. Отстранился, каменея лицом, а я соскользнула с кровати, мечтая оказаться от него как можно дальше.

– У тебя был шанс стать моим мужем, но ты его упустил. То, что происходит между нами сейчас, – это навязанная нам обоим фальшь! Нравится тебе себя обманывать – пожалуйста. А я не буду! Скажи спасибо своему эго за то, что вместо нормальной семьи мы имеет то, что имеем!

Прострелив меня взглядом, таким, после которого не выживают, Кристофер поднялся. Схватил халат, брошенный на кресло, набросил его быстро и направился к выходу. Лишь у самой двери остановился и резко уронил:

– Спасибо надо говорить не мне, а твоим родителям.

– При чем здесь мои родители?!

– Спокойной ночи, Лорейн, – сказал после короткой паузы, явно издеваясь, и захлопнул дверь.

– Грейсток, это не ответ!

Лишь усилием воли заставила себя не сорваться с места и не бросилась за ним следом. Не сейчас. Сейчас я не могу его видеть! Надо успокоиться. Смыть с себя эту дрянь, переодеться. Потушить вонючие свечи. Подождать, пока сердце перестанет колотиться как сумасшедшее, и собраться с мыслями. Завтра я у него узнаю, что он имел в виду. Завтра. А сегодня надо радоваться, ведь спальню свою я, кажется, отвоевала.

Вот только радостнее от этого почему-то не стало.





Глава 13




На следующее утро моя злость на Грейстока достигла своей вершины. Той наивысшей отметки, когда руки сами тянутся теперь уже к дедушкиному наследию – ружью, до сегодняшнего дня мирно пылившемуся на стене в малой гостиной.

Раз уж бабушкина сорочка на него не произвела должного впечатления, то ружье уж наверняка подействует. Одномоментно и радикально.

И я наконец-то смогу расслабиться.

Специально проснулась пораньше, пока этот мерзавец, посмевший осквернить память моих родителей, так радевших о нашей женитьбе, не укатил в город. Переодевшись в легкое домашнее платье, оставила окна открытыми и отправилась прямиком к нему в спальню. Но в розовом кошмаре Грейстока не оказалось.

Мельком отметив, что потолок и правда выглядит ужасно и эту часть дома уже давно пора было отреставрировать, спустилась вниз, застав его светлость завтракающим в столовой.

– Доброе утро, Лорейн, – как ни в чем не бывало проговорил он.

– А тебе все то же, – хмуро отозвалась я. – Кошмарное то есть.

Грейсток демонстративно раскрыл газету, явно намереваясь отгородиться от меня.

– Ничего не хочешь объяснить? – спросила у него и слегка улыбнулась Нив, горничной, бесшумно отделившейся от стены и поспешившей ко мне, чтобы наполнить чашку чаем и положить в тарелку еще теплых рогаликов.

Моих любимых, с черничным вареньем, которым я всегда была рада в обычные дни и которые были совершенно неинтересны мне сейчас, когда единственное, о чем могла думать, – это о словах недомужа.

Скажи спасибо своим родителям…

– Это ты о чем? – Перелистнув страницу, Грейсток потянулся за чашкой кофе. Сцапал тост, отправив добрый кусок себе в рот, и снова целиком и полностью сосредоточился на «Утренних хрониках».

– В чем ты обвиняешь моих родителей?

– А разве я их в чем-то обвиняю?

– Прекрати это сейчас же.

– Что прекратить? Не есть тост?

– Отвечать вопросом на вопрос!

– Я спрашиваю, потому что не понимаю, что ты хочешь от меня услышать, Лорейн.

А ружье ведь наверняка незаряженное… Да и почистить его сначала бы не помешало. Правда, у меня еще пистолет имеется. Милейший образчик оружия, легко помещающийся в дамской сумочке. Если хорошо прицелиться, сработает не хуже дедушкиного раритета.

Я вдохнула, потом выдохнула и, отослав Нив из столовой, как можно спокойнее произнесла:

– Пару дней назад ко мне заявилась твоя мать. Сказала, что ты бросил меня, получив выгодное предложение от секретных служб. А ты заявляешь, что во всем виноваты мои родители, но не утруждаешься объясниться. Не утруждался ни тогда, ни сейчас. Я уже не говорю об извинениях.

Кристофер отложил газету. Помолчал немного, а потом выдал:

– Я был молод и не готов к женитьбе. И чувствовал давление со стороны родителей.

– Вообще-то Делайла уже тогда меня едва выносила.