Зона Хармонта
Все люди, которые достаточно долго общаются с Зоной, подвергаются изменениям – как фенотипическим, так и генотипическим. Вы знаете, какие дети бывают у сталкеров, вы знаете, что бывает с самими сталкерами.
Аркадий и Борис Стругацкие. «Пикник на обочине»
Утро – оно в любой из Зон поганое. Потому что лучше всего просыпаться в теплой кровати, рядом с любимой женщиной – у кого она есть, конечно, – а не в обнимку с автоматом на холодной земле. Разумеется, то, что она ледяная, в чудо-костюме не чувствуется, но все равно дрожь пробирает, когда открываешь глаза – а прямо перед твоим носом колышутся рваные клочья утреннего тумана, похожие на грязно-белесые, сырые, старые тряпки. Унылое серое небо, серая трава со слабой, болезненной прозеленью, серый туман. Поневоле ёжиться начнешь. Тело даже через костюм чувствует, куда попало, и эдак прозрачно намекает хозяину, что неплохо было бы поскорее убраться отсюда подальше.
Шухарт сидел возле костра неподвижный, словно изваяние. На поясе – расстегнутая кобура с АПБ, который Снайпер одолжил товарищу. На лице – полное отсутствие эмоций и мимики, только глаза не мигая смотрят вдаль, будто глядя сквозь завесу тумана и видя там, за ней, нечто, достойное самого пристального внимания.
Снайпер не стал окликать Рэдрика. Не нужно этого делать, когда сталкер слушает Зону. В какой-то мере любой сталкер рано или поздно становится частью ее, и многим уже не надо шататься туда-сюда, охраняя стоянку. Вполне достаточно сесть вот так и стать частью пространства, ограниченного заграждениями кордона. Большинство «видят» недалеко, в радиусе десяти-двадцати метров. Но говорят, есть уникумы, которые в таком состоянии ощущают Зону как собственное тело, видя все, что происходит в ней от края до края. Наверно, это все-таки легенды, хотя кто его знает. В этих местах с человеком все что угодно может случиться, и измениться он может как угодно. Кстати, скоротечные мутации тому подтверждение…
– Проснулся, – сказал Шухарт, не спрашивая, а констатируя факт. Голос у него тоже был неестественный, белесый какой-то, будто это не человек сказал, а туман, внезапно оживший. – Это хорошо.
– Ну да, – осторожно согласился Снайпер. Из состояния «ви́дения» человек обычно выходит постепенно, и не надо его торопить. – Если в этих местах уснул и потом проснулся, это всегда замечательно.
– Все шутишь…
Ледяные глаза сталкера понемногу оттаивали. Дрогнули ресницы, едва заметно шевельнулись пальцы рук, до этого неподвижно лежащие на коленях…
Это начинается постепенно. Сначала – предчувствие. Неясное, тревожное. В темноте, в тумане, когда не видно ничего дальше собственной руки. Идешь и знаешь – впереди что-то есть. Потом – если выживешь, конечно, – начинаешь понимать, опасно оно для тебя или нет. Само собой приходит чутье это необъяснимое. Постоишь, подумаешь и идешь дальше. Или пятишься, словно рак, а потом по большой дуге обходишь неприятность, в которую непременно бы влез, если б не сталкерская «чуйка». Еще позже приходит понимание размера и сути: большое то, что впереди, или нет, из чего делаешь вывод – впереди вагонетка покосившаяся, дом полуразрушенный, аномалия или овраг с крутым спуском. А потом как-то сразу и вдруг появляется ви́дение. Нужно лишь сесть, настроить себя – и все приходит само собою, словно Зона, как хорошая любовница, сбрасывает с себя все покровы, открывая тебе самое сокровенное…
– Далеко ходил? – осведомился Снайпер, поднимаясь со своего места. Несмотря на экстремальные условия отдыха, тело восстановилось полностью. Хорошая еда и нормальный сон есть лучшая поддерживающая терапия для организма после лечения артефактом и хорошего пинка инъекционными стимуляторами широкого спектра действия, разработанными для военных нужд. Некоторые после них сутки заснуть не могут, но это уже дело привычки и тренировки. Многие не знают, что тренированному организму нужно просто дать команду заснуть – и он выполнит ее, словно хороший солдат.
– Не особо, – отозвался Шухарт. – Далеко Зона не пускает. Чувствую, что-то изменилось в ней и продолжает меняться. А что именно – не пойму. Туман вокруг. И в реальности, и за ее порогом.
– Не пускает – и не надо, – сказал Снайпер, открывая сумку. – Давай перекусим и пойдем мой нож искать. Через полчаса уже совсем светло будет, глядишь, и туман рассеется.
– Может быть, – сказал Рэдрик, с трудом поднимаясь со своего места. – Может быть, все и не так плохо, как кажется.
– Не нагнетай, – поморщился Снайпер, протягивая товарищу кусок ветчины и флягу с водой. – С проблемами будем разбираться по мере их возникновения.
– Или они с нами разберутся, – дернул уголком рта сталкер. – Ведь мы для них тоже проблема.
– Еще какая, – согласился Снайпер…
Солнце – звезда упрямая. Как бы ни пытались порождения ночи закрепиться на занятых позициях, все равно поутру этот «желтый карлик» разгонит их своими лучами, пробивающимися даже сквозь плотное, серое одеяло неба. Пронзенный огненными мечами солнца, туман истек прозрачной кровью, покрыв траву крупными каплями росы. К тому времени, как сталкеры окончили завтракать, от него остались лишь редкие мутные клочья, зацепившиеся за густой кустарник.
– Пора, – сказал Шухарт, аккуратно стряхивая хлебные крошки с коленей в костер, специально разведенный в неглубокой яме. Теперь достаточно сбросить в нее остальной мусор, сдвинуть ногой рыхлую землю, затоптать – и никаких следов не останется от сталкерского пикника на обочине старой дороги.
– Это правильно, – заметил Снайпер. – Нечего уподобляться этим…
Кому, он не уточнил. Всё понятно без разъяснений. Уже и так достаточно Зон на земле. И если каждый просто уберет за собой свой мусор, в мире станет намного чище.
Давно уже на месте костра была ровная площадка, а Рэд все топтался на ней, подравнивая что-то рифлеными подошвами своих «алтама». Задумался, наверно. Или же просто не хочет возвращаться в карьер, что, впрочем, неудивительно, судя по его рассказу.
– Ладно, я сам схожу, – сказал Снайпер, взваливая на плечо сильно похудевший вещмешок – надобность в кожаной сумке отпала, и ее похоронили в яме вместе с мусором. Добротная была. Когда отправлял ее в яму, придавила немного Снайпера военно-сталкерская жаба, свойственная каждому бродяге, но в жизни нужно уметь расставаться с хорошими, но ненужными вещами.
– Я с тобой, – глухо сказал Шухарт.
Снайпер спорить не стал. Обогнул фургон и пошел к каменным обломкам на краю карьера, за которыми размытым пятном смутно маячила красная кабина экскаватора. Туман залег на дно глубокой искусственной ямы, словно боец в окопе, до которого еще не добралось безжалостное солнце. Еще полчаса, от силы час, и светило довершит зачистку территории. Но времени не было. Судя по рассказу Шухарта, всё в Зоне очень и очень плохо. Гораздо хуже, чем могло быть. Поэтому стоило поторопиться…
Благодаря туману «мясорубку» было отлично видно. Эдакий трехметровый столб из полужидкого стекла, перегородивший проход между правой стеной карьера и огромным камнем. Видимо, он рухнул прямо на дорогу, перекрыв выезд, и строители решили, что дешевле бросить экскаватор в громадной яме, чем пытаться сковырнуть эдакую глыбу. А может, их, как и всех остальных жителей Хармонта, накрыло этим Посещением. Кто успел убежать, тому повезло, а задержавшихся перемололо в «мясорубке», оставив от живых людей лишь черные пятна на камнях, присыпанные белой известковой пылью.
«Бритва» лежала в двух шагах от аномалии, словно приманка для не особо умной добычи. Но не это оказалось самым страшным. «Мясорубка» не человек, а тупой хищник, которого и обмануть можно. Гораздо страшнее было другое.
Там, за грязно-туманным, покачивающимся столбом просматривался размытый силуэт человека.
Снайпер повернул голову и взглянул на напарника.
– Ты это боялся увидеть?
Рэд ничего не ответил. Он стоял и смотрел на Мальтийца. Сталкера, который хотел его смерти, а вместо этого сам попал в ловушку, из которой не было выхода.
– Эй, Рыжий, как ночь прошла? – донеслось с той стороны аномалии. – У меня так замечательно. Возле Золотого Шара отлично спится.
– Прости, что я тебя не убил, – еле слышно произнес Рэд.
– Не было времени на выстрел или тычок ножом?
Он неплохо держался, этот сталкер, превратившийся из сопляка с дурацким шарфом в мужчину, способного иронизировать на пороге собственной гибели.
– И что теперь? – насмешливо продолжал Креон. – Оставишь меня здесь, в этом котловане, как Артура Барбриджа? Тебе ж не привыкать, правда? А помнишь, как ты начал? Первого помнишь? Как его звали, того русского ученого, который умер сразу после того, как с тобой в Зону прогулялся? Ты потом месяц из запоя не выходил. Признайся, Рыжий, это ж ты его убил, а? Может, случайно, допускаю, но все равно ты. Без тебя б он до сих пор живехонек был, со своими колбами возился. Потом Арчи был, правильно? Этого ты уже осознанно приговорил. Как червячка на крючок. Кто ж о червяке думает, когда крупную рыбу ловит? Потом Рябого пристрелил как собаку. Третьего вообще просто убивать, с первым и вторым не сравнить. И в России, я слышал, ты развлекся по полной. Признайся, Рыжий, тебе же нравится убивать. Не нравилось – не убивал бы, правильно ведь? Ну так сделай это еще раз. Подари мне один-единственный выстрел, не пожалей пулю для товарища по ремеслу. Не хочу я подыхать в аномалии, не хочу, и все тут…
Шухарт стоял, слушал, и краска медленно сползала с его лица. Снайпер был прав, он боялся идти к котловану. Боялся до трясучки в пальцах, потому что видел ночью, как приходит в себя Мальтиец, чувствовал его ужас, когда тот осознал свое положение. Он и сейчас боялся, сопляк с шарфом, подросший и раздавшийся в плечах, обвиняющий другого в собственных грехах, ибо сам убивал не раз – без этого никак в сталкерском бизнесе, рано или поздно придется. И его напускное веселье не потому, что ему не страшно умирать. Просто так проще маскировать истерику, ужас свой перед гигантской «мясорубкой», благодаря туману ставшей видимой. Так визжит и бьется крыса в углу, завидевшая удава и почему-то не впавшая в ступор, запрограммированный природой для таких случаев.
Мальтиец кричал все громче и громче. Уже не было в его голосе напускной веселости, лишь ярость безысходности, требующая выхода. Шухарт стоял, молчал и слушал. А Снайпер тем временем деловито привязывал к веревке нож, который Рэд вытащил из его спины. Не особо глубокие познания в английском все же позволяли сталкеру через слово понимать, что там кричит обреченный. Но при этом происходящее не было его проблемой. Во всем мире постоянно кто-то кого-то убивает. Это, конечно, ужасно, но это реальность. Которая никоим образом не должна помешать разумному человеку вернуть обратно свою собственность.
Снайпер затянул последний узел, подергал, проверяя, не вывалится ли из него орудие его неудавшегося убийства, потом глянул на Шухарта. И то, что он увидел, ему не понравилось.
На Рэде лица не было. Бледный, чисто покойник. На лбу капли пота, хотя утренняя прохлада никуда не делась. Это плохо. В таком состоянии люди способны сделать глупость. Например, застрелиться. Или выстрелить в другого человека через «мясорубку».
– А вот этого не надо, – сказал Снайпер, видя, как рука Шухарта потянулась к кобуре. – Грузит этот твой друг, конечно, не по-детски, но я б на твоем месте просто не обращал внимания. Это как в интернете. Пишет тебе какой-нибудь умник чисто свою, личную, очень убедительную правду, которая тебе на фиг не нужна. Ну и зачем принимать ее близко к сердцу, когда у тебя своя есть, гораздо более правильная, потому что она твоя? И доказывать никому ничего не надо. Чужую правду своей не перебьешь, потому что разные они и одинаковыми никогда не будут. Поэтому отправляем умника в черный список вместе с его личной правдой, как выгнали бы пинками из собственной квартиры любого, кто вперся б в нее и стал доказывать, что ты всё не так делаешь и вообще неправильно живешь. Свою правду на чужую менять дело неблагодарное.
Похоже, дошло. Убрал руку с кобуры, но все равно дышит хрипло. Достал его этот Мальтиец чем-то очень личным, в точку попал, прямо под дых ударил. Ладно, бывает. Слово не пуля, не нож и не кулак. Больно, конечно, от него бывает, но пережить можно, если ты не тряпка сопливая – что к Шухарту не имеет ни малейшего отношения. Он сталкер правильный, разберется, что к чему.
Придя к такому заключению, Снайпер взял нож, примерился и бросил его, надеясь зацепить свою «Бритву» и вытащить ее из опасной зоны…
Недолёт.
– Твою мать, – ругнулся сталкер, подтягивая к себе веревку. – Никогда не был профи в метании. А зря. Ради такого случая стоило бы потренироваться.
И бросил снова.
На этот раз случился перелёт – длинный нож, используемый в качестве груза, угодил в аномалию… которая отреагировала немедленно.
Грязно-сероватая масса огромного столба пришла в движение. Крутанулась резко – и выплюнула обратно искореженный кусок металла. Если б Снайпер стоял на месте, тут бы его и прошило навылет. Но обошлось. За долю секунды до того, как аномалия отреагировала на инородный предмет, Снайпер упал на землю. Над головой просвистело не хуже крупнокалиберной пули, веревку рвануло из руки. Не было б на ней бронеперчатки, кожу просекло бы до кости на сто процентов.
– Вот поэтому и не стоит стрелять в людей через «мясорубку», – сказал сталкер, поднимаясь на ноги. – Иногда она, как воздух, беспрепятственно пропускает предметы через себя. А порой, когда не в настроении, может вернуть, причем по той же траектории. Сейчас она явно не в духе – три человека перед ней уже почти сутки мельтешат, а покушать так и не обломилось.
– Не знал, – покачал головой Шухарт. – До тебя никому в голову не приходило чем-то кидаться в «мясорубку».
– Странный вы народ, американцы, – усмехнулся Снайпер. – У нас, например, любой научный эксперимент начинается с того, чтобы стрельнуть в неопознанный объект, кинуть в него чем-нибудь или попробовать сломать. Конечно, ненаучно, можно и объекта лишиться, но зато сразу понимаешь, что к чему.
Шухарт дернул уголком рта, оценив шутку.
– Интересный подход, надо взять на вооружение, – отметил он. – Кстати, холостое движение «мясорубки» расшвыряло мелкие камешки возле ее основания, один из которых ударил по твоему ножу.
И правда, теперь «Бритва» лежала шагов на пять ближе, чем раньше. Конечно, подходить и брать не рекомендуется, но прикладом «Вала» дотянуться вполне получится.
– А я так надеялся, что ты выстрелишь, – заметил Мальтиец. Теперь, выкричавшись, он говорил абсолютно спокойно.
– Все никак не возьму в толк, с чего это ты меня так ненавидишь? – произнес Рэд.
– Конечно, где тебе, – хмыкнул Креон. – Убивать людей всяко проще, и думать не надо. Всё никак не возьму в толк, что она нашла в твоей конопатой роже? Я ради нее из кожи вон, деньги не считаю, жениться готов. А она, чуть о тебе разговор заходит, млеет вся, только что слюной не захлебывается. И, что самое главное, тебе она на хрен не нужна. Как так получается, а?
– Дина Барбридж… – задумчиво проговорил Шухарт. – Вот оно что.
Снайпер между делом уже достал «Бритву» из опасной зоны и придирчиво ее осматривал. Нормально, ни щербинки нигде, ни царапины, как новая. Впрочем, это неудивительно, на то она и «Бритва», сработанная Кузнецом из редчайшего артефакта.
– Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей, – философски заметил Снайпер, отправляя в ножны вновь обретенное оружие. – Я бы порекомендовал твоему другу почитать русских классиков, но, думаю, ему это уже без надобности. Помочь мы ему тоже ничем не можем, так что увы. Пора нам отправляться.
– Как-то это… не знаю… равнодушно ты это сказал, – вымолвил Шухарт.
– А ты предлагаешь мне пролить скупую мужскую слезу по поводу незавидной судьбы парня, который хотел тебя убить? – удивился Снайпер. – На мой взгляд, единственное, чем мы могли бы ему помочь, если б могли, так это пристрелить, пока он не пристрелил нас.
В словах русского была суровая правда Зоны. Понятное дело, что твои личные переживания трогают только тебя, остальным они до лампочки. Чем-то Креон напоминал Шухарту Артура Барбриджа. Может, широкими плечами, может, длинными черными волосами… Да нет, не в этом дело. Уж признайся себе, сталкер – для тебя что Арчи, что вот этот Креон были и останутся сопляками, одного из которых ты убил в этом проклятом карьере, а второго собираешься оставить здесь сейчас на лютую смерть либо от голода, либо от той же самой «мясорубки». Ты уйдешь, а здесь, на камнях еще одна черная, жирная клякса появится – все, что останется от глупого пацана, возомнившего себя крутым сталкером…
– Всё, хорош.
Жесткая ладонь легла на плечо Рэда. Он эту жесткость даже через научный костюм почувствовал.
– Или ты уходишь, или оставайся тут сопереживать. Только вот, думаю, твои близкие достойны твоего внимания гораздо больше, чем этот несостоявшийся убийца.
Последние слова несколько отрезвили Шухарта.
– И куда мы пойдем? В Институт не пробиться, Золотой Шар мне пока что ничем не помог. Я реально не знаю, что делать дальше.
– Ну, насчет «ничем не помог» это ты зря, – усмехнулся Снайпер. – Меня ж выкинуло зачем-то именно сюда. Думаю, все в этом мире не случайно. Помнится, как раз перед переходом я выпил маленько и спьяну решил, что предназначение у меня такое – шляться по мирам и помогать тем, кому действительно нужна помощь. Чушь, конечно, крысособачья, но сдается мне, что тебе одному со своей проблемой не справиться.
– Вдвоем тоже ничего не выйдет, – покачал головой Шухарт. – Институт постоянно охраняет подразделение Национальной гвардии, в данный момент уже наверняка усиленное морпехами. А это пулеметы в окнах, гранатометы, броневики…
Все люди, которые достаточно долго общаются с Зоной, подвергаются изменениям – как фенотипическим, так и генотипическим. Вы знаете, какие дети бывают у сталкеров, вы знаете, что бывает с самими сталкерами.
Аркадий и Борис Стругацкие. «Пикник на обочине»
Утро – оно в любой из Зон поганое. Потому что лучше всего просыпаться в теплой кровати, рядом с любимой женщиной – у кого она есть, конечно, – а не в обнимку с автоматом на холодной земле. Разумеется, то, что она ледяная, в чудо-костюме не чувствуется, но все равно дрожь пробирает, когда открываешь глаза – а прямо перед твоим носом колышутся рваные клочья утреннего тумана, похожие на грязно-белесые, сырые, старые тряпки. Унылое серое небо, серая трава со слабой, болезненной прозеленью, серый туман. Поневоле ёжиться начнешь. Тело даже через костюм чувствует, куда попало, и эдак прозрачно намекает хозяину, что неплохо было бы поскорее убраться отсюда подальше.
Шухарт сидел возле костра неподвижный, словно изваяние. На поясе – расстегнутая кобура с АПБ, который Снайпер одолжил товарищу. На лице – полное отсутствие эмоций и мимики, только глаза не мигая смотрят вдаль, будто глядя сквозь завесу тумана и видя там, за ней, нечто, достойное самого пристального внимания.
Снайпер не стал окликать Рэдрика. Не нужно этого делать, когда сталкер слушает Зону. В какой-то мере любой сталкер рано или поздно становится частью ее, и многим уже не надо шататься туда-сюда, охраняя стоянку. Вполне достаточно сесть вот так и стать частью пространства, ограниченного заграждениями кордона. Большинство «видят» недалеко, в радиусе десяти-двадцати метров. Но говорят, есть уникумы, которые в таком состоянии ощущают Зону как собственное тело, видя все, что происходит в ней от края до края. Наверно, это все-таки легенды, хотя кто его знает. В этих местах с человеком все что угодно может случиться, и измениться он может как угодно. Кстати, скоротечные мутации тому подтверждение…
– Проснулся, – сказал Шухарт, не спрашивая, а констатируя факт. Голос у него тоже был неестественный, белесый какой-то, будто это не человек сказал, а туман, внезапно оживший. – Это хорошо.
– Ну да, – осторожно согласился Снайпер. Из состояния «ви́дения» человек обычно выходит постепенно, и не надо его торопить. – Если в этих местах уснул и потом проснулся, это всегда замечательно.
– Все шутишь…
Ледяные глаза сталкера понемногу оттаивали. Дрогнули ресницы, едва заметно шевельнулись пальцы рук, до этого неподвижно лежащие на коленях…
Это начинается постепенно. Сначала – предчувствие. Неясное, тревожное. В темноте, в тумане, когда не видно ничего дальше собственной руки. Идешь и знаешь – впереди что-то есть. Потом – если выживешь, конечно, – начинаешь понимать, опасно оно для тебя или нет. Само собой приходит чутье это необъяснимое. Постоишь, подумаешь и идешь дальше. Или пятишься, словно рак, а потом по большой дуге обходишь неприятность, в которую непременно бы влез, если б не сталкерская «чуйка». Еще позже приходит понимание размера и сути: большое то, что впереди, или нет, из чего делаешь вывод – впереди вагонетка покосившаяся, дом полуразрушенный, аномалия или овраг с крутым спуском. А потом как-то сразу и вдруг появляется ви́дение. Нужно лишь сесть, настроить себя – и все приходит само собою, словно Зона, как хорошая любовница, сбрасывает с себя все покровы, открывая тебе самое сокровенное…
– Далеко ходил? – осведомился Снайпер, поднимаясь со своего места. Несмотря на экстремальные условия отдыха, тело восстановилось полностью. Хорошая еда и нормальный сон есть лучшая поддерживающая терапия для организма после лечения артефактом и хорошего пинка инъекционными стимуляторами широкого спектра действия, разработанными для военных нужд. Некоторые после них сутки заснуть не могут, но это уже дело привычки и тренировки. Многие не знают, что тренированному организму нужно просто дать команду заснуть – и он выполнит ее, словно хороший солдат.
– Не особо, – отозвался Шухарт. – Далеко Зона не пускает. Чувствую, что-то изменилось в ней и продолжает меняться. А что именно – не пойму. Туман вокруг. И в реальности, и за ее порогом.
– Не пускает – и не надо, – сказал Снайпер, открывая сумку. – Давай перекусим и пойдем мой нож искать. Через полчаса уже совсем светло будет, глядишь, и туман рассеется.
– Может быть, – сказал Рэдрик, с трудом поднимаясь со своего места. – Может быть, все и не так плохо, как кажется.
– Не нагнетай, – поморщился Снайпер, протягивая товарищу кусок ветчины и флягу с водой. – С проблемами будем разбираться по мере их возникновения.
– Или они с нами разберутся, – дернул уголком рта сталкер. – Ведь мы для них тоже проблема.
– Еще какая, – согласился Снайпер…
Солнце – звезда упрямая. Как бы ни пытались порождения ночи закрепиться на занятых позициях, все равно поутру этот «желтый карлик» разгонит их своими лучами, пробивающимися даже сквозь плотное, серое одеяло неба. Пронзенный огненными мечами солнца, туман истек прозрачной кровью, покрыв траву крупными каплями росы. К тому времени, как сталкеры окончили завтракать, от него остались лишь редкие мутные клочья, зацепившиеся за густой кустарник.
– Пора, – сказал Шухарт, аккуратно стряхивая хлебные крошки с коленей в костер, специально разведенный в неглубокой яме. Теперь достаточно сбросить в нее остальной мусор, сдвинуть ногой рыхлую землю, затоптать – и никаких следов не останется от сталкерского пикника на обочине старой дороги.
– Это правильно, – заметил Снайпер. – Нечего уподобляться этим…
Кому, он не уточнил. Всё понятно без разъяснений. Уже и так достаточно Зон на земле. И если каждый просто уберет за собой свой мусор, в мире станет намного чище.
Давно уже на месте костра была ровная площадка, а Рэд все топтался на ней, подравнивая что-то рифлеными подошвами своих «алтама». Задумался, наверно. Или же просто не хочет возвращаться в карьер, что, впрочем, неудивительно, судя по его рассказу.
– Ладно, я сам схожу, – сказал Снайпер, взваливая на плечо сильно похудевший вещмешок – надобность в кожаной сумке отпала, и ее похоронили в яме вместе с мусором. Добротная была. Когда отправлял ее в яму, придавила немного Снайпера военно-сталкерская жаба, свойственная каждому бродяге, но в жизни нужно уметь расставаться с хорошими, но ненужными вещами.
– Я с тобой, – глухо сказал Шухарт.
Снайпер спорить не стал. Обогнул фургон и пошел к каменным обломкам на краю карьера, за которыми размытым пятном смутно маячила красная кабина экскаватора. Туман залег на дно глубокой искусственной ямы, словно боец в окопе, до которого еще не добралось безжалостное солнце. Еще полчаса, от силы час, и светило довершит зачистку территории. Но времени не было. Судя по рассказу Шухарта, всё в Зоне очень и очень плохо. Гораздо хуже, чем могло быть. Поэтому стоило поторопиться…
Благодаря туману «мясорубку» было отлично видно. Эдакий трехметровый столб из полужидкого стекла, перегородивший проход между правой стеной карьера и огромным камнем. Видимо, он рухнул прямо на дорогу, перекрыв выезд, и строители решили, что дешевле бросить экскаватор в громадной яме, чем пытаться сковырнуть эдакую глыбу. А может, их, как и всех остальных жителей Хармонта, накрыло этим Посещением. Кто успел убежать, тому повезло, а задержавшихся перемололо в «мясорубке», оставив от живых людей лишь черные пятна на камнях, присыпанные белой известковой пылью.
«Бритва» лежала в двух шагах от аномалии, словно приманка для не особо умной добычи. Но не это оказалось самым страшным. «Мясорубка» не человек, а тупой хищник, которого и обмануть можно. Гораздо страшнее было другое.
Там, за грязно-туманным, покачивающимся столбом просматривался размытый силуэт человека.
Снайпер повернул голову и взглянул на напарника.
– Ты это боялся увидеть?
Рэд ничего не ответил. Он стоял и смотрел на Мальтийца. Сталкера, который хотел его смерти, а вместо этого сам попал в ловушку, из которой не было выхода.
– Эй, Рыжий, как ночь прошла? – донеслось с той стороны аномалии. – У меня так замечательно. Возле Золотого Шара отлично спится.
– Прости, что я тебя не убил, – еле слышно произнес Рэд.
– Не было времени на выстрел или тычок ножом?
Он неплохо держался, этот сталкер, превратившийся из сопляка с дурацким шарфом в мужчину, способного иронизировать на пороге собственной гибели.
– И что теперь? – насмешливо продолжал Креон. – Оставишь меня здесь, в этом котловане, как Артура Барбриджа? Тебе ж не привыкать, правда? А помнишь, как ты начал? Первого помнишь? Как его звали, того русского ученого, который умер сразу после того, как с тобой в Зону прогулялся? Ты потом месяц из запоя не выходил. Признайся, Рыжий, это ж ты его убил, а? Может, случайно, допускаю, но все равно ты. Без тебя б он до сих пор живехонек был, со своими колбами возился. Потом Арчи был, правильно? Этого ты уже осознанно приговорил. Как червячка на крючок. Кто ж о червяке думает, когда крупную рыбу ловит? Потом Рябого пристрелил как собаку. Третьего вообще просто убивать, с первым и вторым не сравнить. И в России, я слышал, ты развлекся по полной. Признайся, Рыжий, тебе же нравится убивать. Не нравилось – не убивал бы, правильно ведь? Ну так сделай это еще раз. Подари мне один-единственный выстрел, не пожалей пулю для товарища по ремеслу. Не хочу я подыхать в аномалии, не хочу, и все тут…
Шухарт стоял, слушал, и краска медленно сползала с его лица. Снайпер был прав, он боялся идти к котловану. Боялся до трясучки в пальцах, потому что видел ночью, как приходит в себя Мальтиец, чувствовал его ужас, когда тот осознал свое положение. Он и сейчас боялся, сопляк с шарфом, подросший и раздавшийся в плечах, обвиняющий другого в собственных грехах, ибо сам убивал не раз – без этого никак в сталкерском бизнесе, рано или поздно придется. И его напускное веселье не потому, что ему не страшно умирать. Просто так проще маскировать истерику, ужас свой перед гигантской «мясорубкой», благодаря туману ставшей видимой. Так визжит и бьется крыса в углу, завидевшая удава и почему-то не впавшая в ступор, запрограммированный природой для таких случаев.
Мальтиец кричал все громче и громче. Уже не было в его голосе напускной веселости, лишь ярость безысходности, требующая выхода. Шухарт стоял, молчал и слушал. А Снайпер тем временем деловито привязывал к веревке нож, который Рэд вытащил из его спины. Не особо глубокие познания в английском все же позволяли сталкеру через слово понимать, что там кричит обреченный. Но при этом происходящее не было его проблемой. Во всем мире постоянно кто-то кого-то убивает. Это, конечно, ужасно, но это реальность. Которая никоим образом не должна помешать разумному человеку вернуть обратно свою собственность.
Снайпер затянул последний узел, подергал, проверяя, не вывалится ли из него орудие его неудавшегося убийства, потом глянул на Шухарта. И то, что он увидел, ему не понравилось.
На Рэде лица не было. Бледный, чисто покойник. На лбу капли пота, хотя утренняя прохлада никуда не делась. Это плохо. В таком состоянии люди способны сделать глупость. Например, застрелиться. Или выстрелить в другого человека через «мясорубку».
– А вот этого не надо, – сказал Снайпер, видя, как рука Шухарта потянулась к кобуре. – Грузит этот твой друг, конечно, не по-детски, но я б на твоем месте просто не обращал внимания. Это как в интернете. Пишет тебе какой-нибудь умник чисто свою, личную, очень убедительную правду, которая тебе на фиг не нужна. Ну и зачем принимать ее близко к сердцу, когда у тебя своя есть, гораздо более правильная, потому что она твоя? И доказывать никому ничего не надо. Чужую правду своей не перебьешь, потому что разные они и одинаковыми никогда не будут. Поэтому отправляем умника в черный список вместе с его личной правдой, как выгнали бы пинками из собственной квартиры любого, кто вперся б в нее и стал доказывать, что ты всё не так делаешь и вообще неправильно живешь. Свою правду на чужую менять дело неблагодарное.
Похоже, дошло. Убрал руку с кобуры, но все равно дышит хрипло. Достал его этот Мальтиец чем-то очень личным, в точку попал, прямо под дых ударил. Ладно, бывает. Слово не пуля, не нож и не кулак. Больно, конечно, от него бывает, но пережить можно, если ты не тряпка сопливая – что к Шухарту не имеет ни малейшего отношения. Он сталкер правильный, разберется, что к чему.
Придя к такому заключению, Снайпер взял нож, примерился и бросил его, надеясь зацепить свою «Бритву» и вытащить ее из опасной зоны…
Недолёт.
– Твою мать, – ругнулся сталкер, подтягивая к себе веревку. – Никогда не был профи в метании. А зря. Ради такого случая стоило бы потренироваться.
И бросил снова.
На этот раз случился перелёт – длинный нож, используемый в качестве груза, угодил в аномалию… которая отреагировала немедленно.
Грязно-сероватая масса огромного столба пришла в движение. Крутанулась резко – и выплюнула обратно искореженный кусок металла. Если б Снайпер стоял на месте, тут бы его и прошило навылет. Но обошлось. За долю секунды до того, как аномалия отреагировала на инородный предмет, Снайпер упал на землю. Над головой просвистело не хуже крупнокалиберной пули, веревку рвануло из руки. Не было б на ней бронеперчатки, кожу просекло бы до кости на сто процентов.
– Вот поэтому и не стоит стрелять в людей через «мясорубку», – сказал сталкер, поднимаясь на ноги. – Иногда она, как воздух, беспрепятственно пропускает предметы через себя. А порой, когда не в настроении, может вернуть, причем по той же траектории. Сейчас она явно не в духе – три человека перед ней уже почти сутки мельтешат, а покушать так и не обломилось.
– Не знал, – покачал головой Шухарт. – До тебя никому в голову не приходило чем-то кидаться в «мясорубку».
– Странный вы народ, американцы, – усмехнулся Снайпер. – У нас, например, любой научный эксперимент начинается с того, чтобы стрельнуть в неопознанный объект, кинуть в него чем-нибудь или попробовать сломать. Конечно, ненаучно, можно и объекта лишиться, но зато сразу понимаешь, что к чему.
Шухарт дернул уголком рта, оценив шутку.
– Интересный подход, надо взять на вооружение, – отметил он. – Кстати, холостое движение «мясорубки» расшвыряло мелкие камешки возле ее основания, один из которых ударил по твоему ножу.
И правда, теперь «Бритва» лежала шагов на пять ближе, чем раньше. Конечно, подходить и брать не рекомендуется, но прикладом «Вала» дотянуться вполне получится.
– А я так надеялся, что ты выстрелишь, – заметил Мальтиец. Теперь, выкричавшись, он говорил абсолютно спокойно.
– Все никак не возьму в толк, с чего это ты меня так ненавидишь? – произнес Рэд.
– Конечно, где тебе, – хмыкнул Креон. – Убивать людей всяко проще, и думать не надо. Всё никак не возьму в толк, что она нашла в твоей конопатой роже? Я ради нее из кожи вон, деньги не считаю, жениться готов. А она, чуть о тебе разговор заходит, млеет вся, только что слюной не захлебывается. И, что самое главное, тебе она на хрен не нужна. Как так получается, а?
– Дина Барбридж… – задумчиво проговорил Шухарт. – Вот оно что.
Снайпер между делом уже достал «Бритву» из опасной зоны и придирчиво ее осматривал. Нормально, ни щербинки нигде, ни царапины, как новая. Впрочем, это неудивительно, на то она и «Бритва», сработанная Кузнецом из редчайшего артефакта.
– Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей, – философски заметил Снайпер, отправляя в ножны вновь обретенное оружие. – Я бы порекомендовал твоему другу почитать русских классиков, но, думаю, ему это уже без надобности. Помочь мы ему тоже ничем не можем, так что увы. Пора нам отправляться.
– Как-то это… не знаю… равнодушно ты это сказал, – вымолвил Шухарт.
– А ты предлагаешь мне пролить скупую мужскую слезу по поводу незавидной судьбы парня, который хотел тебя убить? – удивился Снайпер. – На мой взгляд, единственное, чем мы могли бы ему помочь, если б могли, так это пристрелить, пока он не пристрелил нас.
В словах русского была суровая правда Зоны. Понятное дело, что твои личные переживания трогают только тебя, остальным они до лампочки. Чем-то Креон напоминал Шухарту Артура Барбриджа. Может, широкими плечами, может, длинными черными волосами… Да нет, не в этом дело. Уж признайся себе, сталкер – для тебя что Арчи, что вот этот Креон были и останутся сопляками, одного из которых ты убил в этом проклятом карьере, а второго собираешься оставить здесь сейчас на лютую смерть либо от голода, либо от той же самой «мясорубки». Ты уйдешь, а здесь, на камнях еще одна черная, жирная клякса появится – все, что останется от глупого пацана, возомнившего себя крутым сталкером…
– Всё, хорош.
Жесткая ладонь легла на плечо Рэда. Он эту жесткость даже через научный костюм почувствовал.
– Или ты уходишь, или оставайся тут сопереживать. Только вот, думаю, твои близкие достойны твоего внимания гораздо больше, чем этот несостоявшийся убийца.
Последние слова несколько отрезвили Шухарта.
– И куда мы пойдем? В Институт не пробиться, Золотой Шар мне пока что ничем не помог. Я реально не знаю, что делать дальше.
– Ну, насчет «ничем не помог» это ты зря, – усмехнулся Снайпер. – Меня ж выкинуло зачем-то именно сюда. Думаю, все в этом мире не случайно. Помнится, как раз перед переходом я выпил маленько и спьяну решил, что предназначение у меня такое – шляться по мирам и помогать тем, кому действительно нужна помощь. Чушь, конечно, крысособачья, но сдается мне, что тебе одному со своей проблемой не справиться.
– Вдвоем тоже ничего не выйдет, – покачал головой Шухарт. – Институт постоянно охраняет подразделение Национальной гвардии, в данный момент уже наверняка усиленное морпехами. А это пулеметы в окнах, гранатометы, броневики…