* * *


Вечером Алина предложила сыграть всем в «Крокодила». Папа развел огонь в камине, и пламя начало уютно потрескивать.

За окном уже было темным-темно. На улице разыгралась настоящая вьюга. Ветер порывисто свистел, стучался в дом. А мы расположились в большой комнате, объевшиеся и очень довольные.

Конечно, Катька в леопардовой юбке так и не думала сводить взгляд с Макеева. Когда она объясняла свое слово, то смотрела только на Тимура. Будто они играли в «Крокодила» вдвоем. Я нарочно выкрикивала самые разные предположения, чтобы отвлечь ее наконец от парня. Порой такие нелепые, что Алина время от времени поворачивалась ко мне с удивленным взглядом. Наверное, решила, что я просто придуриваюсь.

В этой ситуации радовало одно: Тимур на провокации Кати не велся. Как и обещал, за весь вечер ни разу к ней больше не подошел. Разве только сама Катя все время крутилась там, где мы. Даже в игре в «Крокодила» уселась рядом. А я уже даже не скрывала своего раздражения.

И злорадства не скрывала тоже. Хотелось ей сказать: ну чего ты пыжишься? Разве не видишь, что ты ему безразлична? Он – не твой! Правда, своим я Тимура назвать тоже не могла. Он на эту дачу приехал вообще не по своей воле. Хотя… Не шантажом же я его сюда загнала. Он сам был согласен провести со мной уик-энд. А ведь вполне мог отказаться. И это открытие стало для меня очень приятным.

За игрой вечер пролетел незаметно. Вскоре подруги Алины засобирались в город, чему я была неимоверно рада. Нет, против Светы я ничего не имела, а вот Катя меня жутко раздражала. Прихватили бы они еще с собой Эдика, запихнув его куда-нибудь в багажник, – и вечер субботы получился бы просто идеальным.

Наша дача была двухэтажной. И еще чердак. Но на нем пылились старые вещи, в основном старая мебель и одежда, из которой мы с Алиной уже выросли. Чердак производил мрачное впечатление, с самого детства вселяя в меня ужас.

Дружно убрав все со стола, мы решили, что все, кроме нас с Тимуром, отправятся спать наверх. Родители – в свою спальню, Алина и Эдик – в нашу с сестрой комнату. А мы с Макеевым останемся внизу, в большом зале, где стоял старый скрипучий диван и кресло-кровать. Диван достался мне, а кресло – Макееву. Когда все ушли наверх, мы еще некоторое время сидели у камина. Я положила на блюдце кусок торта и с блаженством вытянула ноги. Только стук чайной ложечки по блюдцу и треск огня нарушали тишину. Макеев смотрел на языки пламени, и в темных глазах его плясали искорки. Я некоторое время молча косилась на одноклассника, а потом все-таки не выдержала и сказала:

– Сегодня у тебя был шанс завести подружку.

Конечно, я имела в виду надоедливую Катю. Хватило же ей смелости флиртовать с чужим парнем, да еще и при его «девушке». Я все не могла успокоиться, так была возмущена этим фактом. Все-таки при всей идеальности моей старшей сестры есть у нее один огромный недостаток: она не умеет выбирать подруг и парней.

– Такой шанс у меня был не только сегодня, – самонадеянно произнес Макеев, не сводя взгляда с огня.

Я цокнула языком и отправила в рот новую порцию торта. Прожевав, спросила:

– Ну, она тебе действительно понравилась? Когда уедем с дачи, я могу у Алины попросить ее номер телефона… Когда мы с тобой «расстанемся».

Тимур наконец посмотрел на меня.

– А когда мы с тобой расстанемся? – спросил он.

Я растерянно пожала плечами:

– Да хоть завтра.

– Я не такой ветреный, Наташа, чтобы так быстро бросать девушек.

– Сейчас ты можешь не придуриваться, – негромко рассмеялась я. – И ничего из себя не воображать. Мы здесь одни.

– А я никогда никого из себя и не воображаю, – спокойно возразил Тимур. И мы снова замолчали.

Доев торт, я отложила блюдечко в сторону, подобрала под себя ноги и тоже уставилась на огонь. Но долго молчать не смогла.

– И все-таки… Она в твоем вкусе? – не унималась я.

– Почему тебя так это интересует? Ты в моем вкусе, – ответил Тимур. – Я ведь тебе уже говорил.

Я почувствовала, как мои щеки пылают от близкого пламени. Или не от него? Удивленно посмотрела на Тимура и почему-то шепотом спросила:

– Правда, что ли?

Макеев посмотрел на меня. Долго, внимательно и немного насмешливо. Но к этому взгляду я уже привыкла.

– Да, – наконец ответил он. И улыбнулся. Так искренне, широко и лукаво, что я тоже не смогла сдержать улыбку. Если он не врет, то… Это чертовски приятно. Хорошо нравиться таким парням, как Макеев. Если бы мне в симпатии признался трусливый Стас Калистратов, хлопая, как корова, своими белесыми ресницами, я бы даже расстроилась. А нравиться Макееву было даже как-то немного почетно.

Но я с ответным признанием не торопилась. Потому что давно для себя решила: мое сердце навсегда принадлежит Антону Владимировичу. Даже если любовь до конца моей жизни останется безответной… Мне казалось, если я посмотрю на какого-нибудь другого парня, то предам Золотко. Пусть он даже никогда об этом не узнает. Но мне-то будет горько от этого.

– Может, пока мы не «расстались», будем вести себя как настоящая пара? – предложил Макеев.

Вот жук! Я снова засмеялась и нарочно включила дурочку.

– А это как? – тут же спросила я.

Тогда Тимур пододвинулся ко мне и снова приобнял. Треск костра и вся эта романтичная обстановка действовали на меня дурманяще. Захотелось прильнуть к Макееву, и я обняла его в ответ. И даже почувствовала, как громко стучит сердце Тимура. Мне казалось, что я сейчас растаю от этой внезапной близости. Боже, что я творю? Обнимаюсь с одноклассником, с которым до недавнего времени даже в школьном коридоре не здоровалась. Но запах парфюма Тимура и выпитый за ужином бокал шампанского вскружили мне голову. Почему объятиям придают так мало значения? По-моему, это несправедливо. Хотя Казанцева бы обязательно сейчас снова сказала, что у меня, как обычно, играют гормоны и для семнадцати лет это нормально. Кстати, о Казанцевой… Из-за этих объятий мне еще больше захотелось сохранить наш с Макеевым уик-энд в секрете. Пусть Яна считает, что нас с Тимуром ничего, кроме той злосчастной коробки с шоколадными конфетами, не связывает.

Тимуру явно понравилось, что я обняла его в ответ. Я почувствовала, как он улыбнулся мне в макушку. И по-прежнему ощущала под рукой, как стучит чужое сердце. Мне давным-давно не было так спокойно и хорошо.

– Надеюсь, ты там снова себе ничего не воображаешь? – спросила я, не поднимая головы.


– Снова? – переспросил Тимур. – Ну, у тебя и самомнение, Наташа.

– Какое есть, – хихикнула я.

Еще и тот факт, что наверху спали родители, напрягал. Мне казалось, что папа вот-вот спустится, и тогда «мужского» разговора не избежать. В этот вечер папа сдержал обещание и не стал заводить с Тимуром отцовские нравоучительные беседы. С другой стороны, мы не делали ничего неприличного. Просто сидели у камина и даже не целовались. Хотя, честно признаться, страшно захотелось.

Было в Макееве что-то притягательное. Почему я раньше этого не замечала? И я осмелилась. Подняла голову и уткнулась в его горячую шею, а потом осторожно поцеловала. Тимур поежился, как от щекотки. И все-таки за нашими спинами раздались шаги.

– Постыдились бы, – буркнул Эдик. С заспанным и недовольным видом он прошел на кухню. Налил воды. Мы с Тимуром все-таки расцепили объятия и отодвинулись друг от друга. А когда наши взгляды встретились, Макеев мне заговорщически подмигнул. Я сделала вид, что закрываю рот на замок и выбрасываю ключик в камин…

Я долго не могла уснуть, прислушиваясь к ровному спокойному дыханию Тимура. За окном все так же плясала вьюга. Уснула я спустя минут сорок. Перед этим счастливо пялилась в потолок, ощущая оглушающее счастье.





Глава восьмая




Проснулась я позже всех. Даже неудобно было. Получается, Тимур встал раньше меня и видел, как я сплю. А если во сне я выглядела не слишком привлекательно? Пускала слюни в подушку, неприлично храпела или, не дай бог, что-нибудь говорила… Лишнее. Со мной такое не раз случалось. Когда мы с Алиной в детстве жили в одной комнате, она часто жаловалась, что я болтаю во сне. А еще иногда луначу. Один раз, не проснувшись, надела школьную форму и взяла рюкзак… Это было в третьем классе. Алина меня вовремя остановила, а то бы я так и отчалила посреди ночи в школу. Надеюсь, я не приставала к Макееву с дурацкими предложениями. Но, судя по невозмутимому виду Тимура, ничего такого за ночь не произошло. Хотя с этим парнем ничего не разберешь: он всегда невозмутим.

За завтраком в основном трещала Алина. Делилась впечатлениями от прошедшего дня рождения. Эдик выглядел еще мрачнее, чем вчера, и часто даже не скрывал своего раздражения, что было удивительно. Обычно он при моих родителях до последнего держит приветливую мину, прикидываясь самым добреньким и услужливым будущим зятем.

На дачу мы приехали на одной машине – папиной. Поэтому Тимуру места не хватало. Да он на него и не рассчитывал, сказал, что накануне изучил расписание электричек и его поезд будет в двенадцать.

Сестра, заметив, что ее жених в плохом настроении, сникла. Огрызающийся Кравец все-таки ее задел. Я представила, что мне придется ехать в машине между поссорившимися Эдиком и Алиной, и настроение у меня сразу упало.

– Я не поеду с вами, – сообщила я родителям, жуя вчерашний пирог. – Лучше на электричке. С Тимуром.

Родители тут же переглянулись.

– Ну что ж, если ты так хочешь…

А мне очень хотелось! Лучше так, чем с Кравецом.

В электричке мы с Макеевым без труда отыскали свободную лавку и сели рядом. За окном мелькали стройные заснеженные сосны и ели. Небо над лесом было ясным и непривычно синим.

– Это были хорошие выходные, – сказал Тимур, повернувшись ко мне. – Спасибо, что позвала.

– Спасибо, что приехал, – откликнулась я. И все-таки после вчерашнего была между нами какая-то неловкость. Я уставилась на носки своих черных ботинок. Поезд грохотал. Сказать ли Тимуру, чтобы при Казанцевой он не говорил об этой поездке? Идея секрета и таинственности меня так и не покидала. Да к тому же я представила себе, как бы удивилась Яна, узнав, что я провожу время с Макеевым.

В то время как я была занята своими мыслями, Тимур полез в карман пуховика и достал оттуда упаковку соленого арахиса. Распечатал и протянул мне:

– Угощайся.

Я взяла несколько орешков. Так, поедая орешки и глядя на зимние пейзажи за окном, мы доехали до города, толком не разговаривая. Расстались на перроне как-то скомканно. Больше не обнимались, и уж тем более я не лезла с поцелуями…

Перед тем как Макеев скрылся в толпе, я поймала себя на мысли, что мне жаль расставаться с ним. Я торопила наступление понедельника, а теперь мне стало обидно, что выходные пролетели так быстро.





* * *


Густой и крупный снег шел все воскресенье до позднего вечера. Оставшиеся полдня у меня было какое-то потерянное состояние. Даже есть не хотелось. Мама несколько раз звала меня на кухню, но в итоге на ужин я ограничилась только чаем и яблоком.

– Ты не заболела? – обеспокоилась мама, зайдя ко мне в комнату. Потрогала лоб. – Горло не болит? А живот?

Мама не часто бывала в моей комнате. Это с Алиной они могли запереться у сестры, что-нибудь увлеченно обсуждая. Ко мне же мама заглядывала только для того, чтобы напомнить про уборку, уроки или о том, что пора ложиться спать.

– Ерунда, – поморщилась я. – Просто вчера столько всего за столом было… Я объелась. У меня сегодня разгрузочный день.

Мама, словно не веря, продолжала внимательно разглядывать мое лицо. А потом вдруг улыбнулась. И тут же на лице появился знакомый хитроватый прищур. Алина улыбается точно так же.

– Просто ты влюбилась, – шепотом вынесла вердикт мама.

– Ну ма-ам, – возмущенно протянула я. Конечно, влюбилась! Причем давно. Еще несколько месяцев назад, когда в нашей школе появился Золотко.

– Мне Тимур очень понравился, – доверительно сообщила мама.

Ах, вот она о чем! Думает, что я запала на Макеева… Умора.