— Папа… — прошептала я. — Ты вернулся…

– Αнни, девочка моя! Наконец-то, — с явным облегчением произнёс отец, и я бросилась к нему, впитывая взглядом каждую чёрточку и морщинку на его лице.

— Папoчка, ты говоришь, ты сердишься, ты улыбаешься! Чудо какое!

— Освободи мне руки! И дай мне свой исейнж. Как эта дрянь убирается? — Йон сердито кивнул на специальные прижимы, сковывающие его тело.

Во время введения наноботов ноги, руки и корпус отца жёстко фиксировали, а поскольку, придя в себя, отец начал запугивать врачей, отстегнуть его, чтобы дать свободу, никто не решился.

— Я не знаю, как убираются фиксаторы. Я не медик и ничего не смыслю в медицинской аппаратуре, — этим подробным объяснением я старалась отвлечь и успокоить разгневанного отца.

— Так позови кого-то из этих идиотов-врачей и пусть они меня освободят! — потребовал он.

Я вздохнула, стараясь держать себя в руках:

— Папа, ты вообще понимаешь, где находишься?

— В мясной лавке! — гаркнул отец, да так, что я вздрогнула. — Где меня разлoжили на разделочной доске и собираются выпотрошить, как глупого гуся! Ничего, я сейчас позвоню в меддепартамент и разберусь с этой шарашкой за считанные секунды.

— Прекрати! — холодно отчеканила я. — Эта шарашка — единственное место, куда такого безнадёжного пациента, как ты, согласились принять, а идиоты-врачи, которых ты собрался лишить лицензии, тебя практически из мёртвых воскресили, тогда как в других клиниках все единогласно твердили, что тебя нужно отключить от аппаратов жизнеобеспечения!

Отец озадаченно затих, глядя мне в глаза, и я с едва заметным сарказмом поинтересовалась:

— А теперь скажи мне, ты всё ещё хочешь спилить сук, на котором сидишь? Будем закрывать клинику, или, может, позволим врачам поднять тебя на ноги?

— Зачем меня приковали к этому креслу?

— Это не кресло. Это операционное кибернетическое оборудование. На тебе прикреплены десятки датчиков, капельницы и катетеры для ввода наноботов. Ты очнулся после очередного этапа операции. Ты что, не помнишь, как я приходила к тебе два дня назад и всё подробно объясняла?

— Нет.

Папа прикрыл глаза и устало уронил:

— Последнее, что я помню — это как мой блейкап упал на землю. Ладно… позови кого-то из врачей. Пусть меня освободят. Мне надо позвонить.

Единый, я не думала, что разговаривать с ним будет так трудно!

— И кому ты собрался звонить?

— Я не трону твоих костоправов, можешь не волноваться. Это по делу.

И вот тут я не выдержала:

— Ты себя в зеркале видел? — вытаскивая из-за спины зеркало и поднося его к лицу родителя, полюбопытствовала у него.

Папа замер, потрясённо пялясь на своё жуткое отражение.

— Тебя еле откачали! Тебе сейчас противопоказаны любые стрессы, волнения и нагрузки. Мы c Лиамом больше декрайда за твою жизнь боролись! А ты хочешь свести на нет все наши усилия? Ты хоть знаешь, во сколько нам обходится один день содержания тебя в этой клинике?

— Больше декрайда? — кажется, услышав из всего мною сказанного только это, просипел отец. — Я валялся в отключке больше декрайда?!

Ну, наконец-то! Дошло! Добро пожаловать в реальный мир, тин Авьен!

— Ты был парализован и находился в коме. Никто не хотел браться за твоё лечение. Нам с Лиамом все советовали прекратить твои мучения и согласиться на эвтаназию. Этот центр — единственный, который не только решился испытать на тебе своё экспериментальное оборудование, но и обещал положительный результат. Результат налицо! Ты в здравом уме, говоришь, двигаешься и уже пытаешься всеми командовать.

— Я не чувствую своих ног, — внезапно сообщил отец, и у меня нехорошо кольнуло под лопаткой.

— Это временно, — не подавая вида, что обеспокоена, заявила я. — У тебя позвоночник был сломан в нескольких местах. Два дня назад ты и пальцами пошевелить не мог.

Папа хмуро уставился в одну точку, а затем перевёл на меня взгляд и уже почти спокойно спросил:

— Как быстро меня обещают поставить на ноги?

Это уже был другой разговор, и я облегчённо выдохнула:

— Если не станешь мешать врачам делать их работу, то через мун ты будешь бегать.

Я улыбнулась и, накрыв папину ладонь своей, наклонилась, чтобы поцеловать родителя во впалую щеку.

— Не хочешь сказать, что рад меня видеть?

Тонкие губы Йона Αвьена тронула улыбка, и от уголков глаз лучиками поползли морщинки.


— Привет, детка. Прости. Конечно, рад.

— Я могу позвать врачей и рассчитывать на то, что ты будешь себя хорошо вести?

— Да, — делая мне одолжение, буркнул отец. — И принеси мне мой исейнж.

— Папа, без проблем, если бы твой исейнж не разбился вместе с блэйкапом. Я, конечно, могу купить тебе новый, вот только твою старую карту по моей просьбе никто не восстановит.

— Ладно, — соглашаясь с моими доводами, покривился папа. — Я сам улажу эту проблему. Позвони Бриду, пусть приедет.

Ург! Сто раз — ург! Я должна была предвидеть, что как только отец обретёт способность ясно мыслить, то сразу разовьёт бурную деятельность. Если я вывалю на него сейчас всю информацию о том, что произошло за время его болезни, это может плохо закончиться.

— Дело в том… — осторожно начала я. — Компания «Брид и Ко» больше не является партнёром «Авьен Сортэ».

Холодный пронизывающий взгляд папы впился в меня, как ледяная игла, и у меня по затылку проползло oщущение надвигающейся бури.

— Почему? — недoбро прищурился он.

— Потому что Бриды вступили в сговор с Фрай-а-тэ и пытались нас разорить.

Видимое внешнее спокойствие Йона Авьена меня никогда обманывало. Он был в бешенстве. От его вымораживающего взгляда хотелось укутаться во что-то тёплое.

На виске папы забилась синяя жилка, а с побелевших от злости губ слетело короткое:

— Продолжай!

Единый, словно и не было этого декрайда, в течение которого отец находился в состоянии бесполезного овоща! Жёсткий, опасный, как снятое с предохранителя оружие, неуютный и бескомпромиссный.

Легко сказать: «Продолжай!» Знать бы только, с чего начать.

— Сразу после аварии ты впал в кому, — зашла издалека я. — Как только эта информация стала общедоступной, все твои компаньоны хлынули в «Авьен Сoртэ», предъявив инкрофты по нереализованным проектам к немедленной оплате. Чтобы не доводить дело до суда, нам с Лиамом пришлось опустошить все наши счета и продать часть имущества.

Йон медленно опустил веки, и выражение его лица стало просто пугающим.

— Чтобы как-то исправить положение, мы подали заявку на участие в тендере и выиграли его. Но реализация проекта требовала огромных денег, и Лиам попросил у банка Фрай-а-тэ ссуду. Мало того, что деньги нам дали только под залог имущества, так ещё и предоставили их по завышенному проценту. Ни Дойн, ни Ив, ни Бриды и словом не обмолвились, что ты владеешь активами банка. Под очередной займ Фрай-а-тэ потребовали заложить компанию…

Папа так жутко на меня посмотрел, что меня стало колотить безостановочной дрожью.

— Лиам заложил «Αвьен Сортэ»? — стеклянно-прозрачные глаза Йона нацелились на меня как на мишень.

— Нет, — выдохнула я. — Он нашёл выход. Купил и выгодно продал участок, погасив долги. Потом расторг контракт с «Брид и Ко» и вышел из банка Фрай-а-тэ.

Я молилась лишь о том, чтобы папа не спросил, в какой банк мы вывели все наши деньги. И да простит меня Единый за мою полуправду!..

— А еще в компании была попытка захвата власти, — пока отец не успел раскрыть рот, выпалила я. — Тин Эббот собирался подбить совет директоров отстранить Лиама с поста управляющего компанией! Кто-то из окружения Эббота регулярно устраивал на заводах диверсии, пытаясь сорвать заказ.

Сглотнув, я затаила дыхание, наблюдая за реакцией Йона, и беззвучно выдохнула, когда он недобро проскрежетал:

— Эббот, значит…

Спустя несколько секунд размышлений папа зацепился за меня взглядом, холодно приказав:

— Набери мне судью Корригса.

— Папа, давай сначала тебя осмoтрят врачи, — попыталась притормозить его я.

— Я сказал, набери Корригса! Немедленно!

Он рявкнул так, что у меня сердце сначала подпрыгнуло вверх, а потом ухнуло куда-то вниз.

Достав исейнж, я набрала судью и поднесла к лицу папы аппарат, с ужасом ожидая дальнейшего развития событий.

— Аннабелль, крошка, рад тебя слышать, — чуть скрипучий голос Корригса резанул слух, и глаза отца вспыхнули лихорадочным блеском.

— Надеюсь, мой голос тебе так же приятен, Сит, — криво усмехнулся он.

Тишина в исейнже была такой долгой и пугающей, чтo я стала опасаться, не случилось ли чего с судьёй.

— Йон… это ты? — придушенно просипел вдруг Корригс.

— А ты, поди, меня уже похоронил, а? — растянул в гадкой улыбке губы отец.

— Ну что ты… Я рад, рад… Это замечательно, что ты идёшь на поправку. Значит, мы снова в одной лодке!

— Хм. Конечно, в одной! Без меня эта лодка пойдёт на дно. Или… Со мной вместе, — прищурился отец и умолк.