(семь лет)
— МАМОЧКА НЕНАДОЛГО. Хорошо, милая? — сказала моя мама, вылезая из машины. Она снова была в каком-то странном настроении. Я уже какое-то время замечала перемену в ее поведении.
Вздохнув, прильнула головой к прохладному окну, когда мама ушла. Я взглянула на кассетный магнитофон и решила включить радио, но, когда протянула руку, чтобы повернуть ключи, то ничего не обнаружила.
Она взяла ключи с собой. К счастью для меня, это был летний день и окно было опущено, а солнце согревало кожу. Я подняла ноги и, скрестив их, положила на двери. Начав раздражаться на маму, стала насвистывать песню, которую слышала по радио на этой неделе.
Мне было интересно, почему мама приезжала в «Криспи Крим» и почему мне всегда приходилось сидеть в машине? У меня было чувство, что она с кем-то встречается, но я не была полностью уверена, да и зачем ей это скрывать от меня? Не то, чтобы она была замужем или у нее был парень. Мне было непонятно, почему она не делала этого в дневное время по будням, когда я была в школе. Мама словно мучила меня. Она знала, что у меня СДВ (примеч. пер.: Синдром дефицита внимания), понимала, что это будет сводить меня с ума: так долго сидеть в салоне. Словно по команде, возле нашей машины припарковался знакомый черный автомобиль. Я потуже затянула конский хвост и еще немного сползла по сиденью, пока топ не задрался на животе. На мне были свободные брюки карго, топ и обувь для скейта от фирмы «Circa». Я всегда предпочитала мальчишеская одежду. Даже в таком юном возрасте не могла понять, почему одежду для девочек делали такой облегающей и тесной. Колготки, например. Отвратительно.
Когда дверь машины рядом закрылась, я выглянула из окна, пытаясь увидеть, кто там. Окна были темнее, чем обычно, такими черными, что мне не было видно происходящего внутри, поэтому я медленно наклонилась вперед и увидела мужчину в костюме, входящего в магазин пончиков. Откинулась на спинку сиденья и раздраженно выдохнула, когда увидела, что окно машины рядом со мной медленно опустилось. Я повернула голову в сторону этого движения, и мальчик, вероятно, на пару лет старше меня, выглянул в окно. У него были темные оливково-зеленые глаза, а на голове была сдвинутая на затылок кепка. Он был милым, это было очевидно, но у мальчиков были вши.
— Привет, — сказал он, кивнув головой.
Я заерзала.
— Привет, — поняв, что мой голос прозвучал глубже, чем я хотела бы, прочистила горло и попыталась снова. — Ах, ты любишь пончики? — мои щеки покраснели. Зачем я это сказала? Кто бы… я такая странная.
Мальчик усмехнулся и вот тогда я увидела две симметричные и идеальные ямочки на щеках. У него были ямочки!
— Мой папа любит. Он приезжает сюда каждый четверг.
— Моя тоже, — ответила я, вновь рассердившись на маму. — Я имею в виду, — поясняю я, — моя мама приезжает сюда каждый четверг в пять. Она всегда выходит оттуда с пончиками со вкусом тирамису для меня. Я люблю пончики, поэтому, полагаю, это того стоит.
— Тирамису отвратительные, и в них есть кофе. Не хорошо для твоего веса.
Я проигнорировала ярко-мигающий логотип белого, зеленого и красного цветов, висевший на старом кирпиче.
Опустила взгляд вниз, на свои ноги — я всегда была выше ростом, чем большинство девчонок моего возраста — и огрызнулась на него:
— С моим весом все супер, спасибо.
Он сделал музыку в машине громче. Играла песня, которую я слышала на прошлой неделе.
— Эй, — кивнула я. — Кто это поет?
Мальчишка искоса взглянул на меня.
— Ленни Кравитц. Песня называется «Fly Away»…
— Круто, — я качнула головой в такт музыке, и он медленно приподнялся. Я улыбнулась ему, а он мне. Через пятнадцать минут его отец вышел из магазина. Помахала ему на прощание, прежде чем они уехали. Через пару минут вышла и моя мама, с улыбкой на губах, неся коробку пончиков.
Она села в машину.
— Знаешь, это хорошо, что ты очень активный ребенок.
Я выхватила у нее коробку, взяла пончик и вгрызлась в него.
— Почему? — спросила я с набитым ртом.
— Когда-нибудь тебе придется научиться правилам этикета, — прошептала мама.
— Возможно, — я зачерпнула пальцем немного крема. — Но не сегодня, — провела пальцем по ее щеке, размазывая крем по коже.
Мама ахнула от шока, а затем рассмеялась, доставая пончик и для себя. Мне нравилось видеть маму такой. Счастливой, довольной. У нее и моего отца всегда была дружба, а не отношения, и это все, что у них было. Совсем ничего романтичного. Они расстались еще до моего рождения, но это работает для нас и наших взаимоотношений. В то же время я никогда не видела маму с другим мужчиной.
Вечером следующей среды у меня немного кружилась голова и я была взволнована тем, что в четверг снова увижу того мальчика. Мама вошла в мою спальню как раз тогда, когда я закрыла глаза.
— Я заметила, что в последнее время ты часто улыбаешься, херувимчик, — она опустилась на кровать рядом со мной. — Есть что-то, что я должна знать?
Натянула одеяло, прикрывая рот, и покачала головой. Ни за что на свете я не могла ей сказать, что у меня в груди что-то сжимается, когда думаю о мальчике с милой улыбкой и странными глазами. Ей даже не было известно, что мы встретились. Кроме всего прочего, мой папа работал в ФБР и он, со своим напарником, которого я называла дядей Маркусом, всегда напоминали мне, что в тот день, когда у их «принцессы» появится парень, они подбросят ему улики, чтобы его запереть.
Они пугали меня.
— Ты уверена? — спросила мама, стягивая одеяло с моего рта. — Я могу поклясться… что это… — затем она достала шоколадный батончик из-под моей кровати.
— «Goo-Goo Cluster!» (примеч. пер.: марка конфет в США) — я приподнялась на локтях и протянула к ней руку.
Мама хихикнула.
— Не говори своему отцу, что я даю тебе конфеты перед сном, — после этого она взъерошила мои волосы и поцеловала в голову. Подойдя к двери, мама выключила свет. В голове у меня мгновенно всплыли образы милого мальчика с сияющей улыбкой, но измученными глазами.
Три четверга спустя
— Ты никогда раньше не пробовал «Goo-Goo Cluster?» — спросила я почти оскорбленно. — Это нехорошо.
— Разве это плохо? — фыркнул он. — Мне стоит начать беспокоиться о твоей сахарной зависимости?
Прищурив глаза, я посмотрела на него, а затем включила радио. На этот раз мы оба сидели в моей машине, а наши родители сегодня задерживались. Но я не возражала. Мне на самом деле очень нравилось проводить с ним время.
— В какую школу ты ходишь? — спросила я, жуя свою конфету. Мальчик откусил от своей и перестал жевать.
— Они действительно хороши, — затем он искоса взглянул на меня. — Я хожу в школу Чарминга, а ты?
Конечно же, он ходил в частную школу.
— Начальная школа Малфроя, — пальцем я поковыряла протертое место на джинсах. — Ты когда-нибудь катался на скейте?
Он пожал плечами.
— Бывает иногда, но я больше предпочитаю заниматься рукопашным спортом, — мальчик оглядел меня с ног до головы. — А ты явно скейтер.
Я кивнула.
— Да. Какой твой любимый цвет?
— Синий, а твой?
— Розовый.
— Хм, — он сузил глаза. — Ты не похожа на девчонку, обожающую розовый.
— Я мало на что похожа, но некоторые из этих вещей и есть я.
Он помолчал.
— Интересно.
— Я не интересная.
— Для меня да, — он начал постукивать пальцем по ноге, и переключил внимание на что-то за окном. — У тебя есть братья или сестры?
Слизнув шоколад с пальца, я покачала головой.
— Нет. А у тебя?
— Два брата.
— Я всегда хотела большую семью, — призналась я, комкая обертку и бросая ее на переднюю консоль автомобиля.
— Не правда, — решительно ответил он.
— Эй, а ты хорош в этом!
Он указал на рисунок, который я рисовала. Я пожала плечами.
— Мне нравится искусство. Все виды искусства, но мой любимый — писательское мастерство, — я размазала чернила на рисунке. На мгновение наши глаза встретились, и мое сердце снова сделало ту глупую вещь.
Мальчик откашлялся, и мы оба повернули головы к входной двери магазина, где сейчас стояли и разговаривали моя мама и его отец. Они не видели нас.
Даже тогда, когда он выскользнул из нашей машины и пересел в свой Линкольн.
Даже во все последующие недели, когда мы виделись.
Каждый четверг моя мама виделась с этим мужчиной. И каждый четверг мы с мальчиком сидели вместе.
Мы никогда не обменивались именами, не думаю, что нам хотя бы приходила в голову мысль спросить. Я почувствовала с ним связь, какой никогда не испытывала раньше. Я видела фильмы, в которых рассказывали о родственных душах, но кто находит свою родственную душу в семь лет? А что, если кто-то не имеет души? Они все еще могут найти кого-то? Я не говорю, что мальчик не может, но иногда мне интересно, реальна ли душа. СДВ.
Первое апреля был днем, когда я видела его в последний раз, и моя мама больше никогда не возвращалась в «Криспи Крим».
Часть 1
— МАМОЧКА НЕНАДОЛГО. Хорошо, милая? — сказала моя мама, вылезая из машины. Она снова была в каком-то странном настроении. Я уже какое-то время замечала перемену в ее поведении.
Вздохнув, прильнула головой к прохладному окну, когда мама ушла. Я взглянула на кассетный магнитофон и решила включить радио, но, когда протянула руку, чтобы повернуть ключи, то ничего не обнаружила.
Она взяла ключи с собой. К счастью для меня, это был летний день и окно было опущено, а солнце согревало кожу. Я подняла ноги и, скрестив их, положила на двери. Начав раздражаться на маму, стала насвистывать песню, которую слышала по радио на этой неделе.
Мне было интересно, почему мама приезжала в «Криспи Крим» и почему мне всегда приходилось сидеть в машине? У меня было чувство, что она с кем-то встречается, но я не была полностью уверена, да и зачем ей это скрывать от меня? Не то, чтобы она была замужем или у нее был парень. Мне было непонятно, почему она не делала этого в дневное время по будням, когда я была в школе. Мама словно мучила меня. Она знала, что у меня СДВ (примеч. пер.: Синдром дефицита внимания), понимала, что это будет сводить меня с ума: так долго сидеть в салоне. Словно по команде, возле нашей машины припарковался знакомый черный автомобиль. Я потуже затянула конский хвост и еще немного сползла по сиденью, пока топ не задрался на животе. На мне были свободные брюки карго, топ и обувь для скейта от фирмы «Circa». Я всегда предпочитала мальчишеская одежду. Даже в таком юном возрасте не могла понять, почему одежду для девочек делали такой облегающей и тесной. Колготки, например. Отвратительно.
Когда дверь машины рядом закрылась, я выглянула из окна, пытаясь увидеть, кто там. Окна были темнее, чем обычно, такими черными, что мне не было видно происходящего внутри, поэтому я медленно наклонилась вперед и увидела мужчину в костюме, входящего в магазин пончиков. Откинулась на спинку сиденья и раздраженно выдохнула, когда увидела, что окно машины рядом со мной медленно опустилось. Я повернула голову в сторону этого движения, и мальчик, вероятно, на пару лет старше меня, выглянул в окно. У него были темные оливково-зеленые глаза, а на голове была сдвинутая на затылок кепка. Он был милым, это было очевидно, но у мальчиков были вши.
— Привет, — сказал он, кивнув головой.
Я заерзала.
— Привет, — поняв, что мой голос прозвучал глубже, чем я хотела бы, прочистила горло и попыталась снова. — Ах, ты любишь пончики? — мои щеки покраснели. Зачем я это сказала? Кто бы… я такая странная.
Мальчик усмехнулся и вот тогда я увидела две симметричные и идеальные ямочки на щеках. У него были ямочки!
— Мой папа любит. Он приезжает сюда каждый четверг.
— Моя тоже, — ответила я, вновь рассердившись на маму. — Я имею в виду, — поясняю я, — моя мама приезжает сюда каждый четверг в пять. Она всегда выходит оттуда с пончиками со вкусом тирамису для меня. Я люблю пончики, поэтому, полагаю, это того стоит.
— Тирамису отвратительные, и в них есть кофе. Не хорошо для твоего веса.
Я проигнорировала ярко-мигающий логотип белого, зеленого и красного цветов, висевший на старом кирпиче.
Опустила взгляд вниз, на свои ноги — я всегда была выше ростом, чем большинство девчонок моего возраста — и огрызнулась на него:
— С моим весом все супер, спасибо.
Он сделал музыку в машине громче. Играла песня, которую я слышала на прошлой неделе.
— Эй, — кивнула я. — Кто это поет?
Мальчишка искоса взглянул на меня.
— Ленни Кравитц. Песня называется «Fly Away»…
— Круто, — я качнула головой в такт музыке, и он медленно приподнялся. Я улыбнулась ему, а он мне. Через пятнадцать минут его отец вышел из магазина. Помахала ему на прощание, прежде чем они уехали. Через пару минут вышла и моя мама, с улыбкой на губах, неся коробку пончиков.
Она села в машину.
— Знаешь, это хорошо, что ты очень активный ребенок.
Я выхватила у нее коробку, взяла пончик и вгрызлась в него.
— Почему? — спросила я с набитым ртом.
— Когда-нибудь тебе придется научиться правилам этикета, — прошептала мама.
— Возможно, — я зачерпнула пальцем немного крема. — Но не сегодня, — провела пальцем по ее щеке, размазывая крем по коже.
Мама ахнула от шока, а затем рассмеялась, доставая пончик и для себя. Мне нравилось видеть маму такой. Счастливой, довольной. У нее и моего отца всегда была дружба, а не отношения, и это все, что у них было. Совсем ничего романтичного. Они расстались еще до моего рождения, но это работает для нас и наших взаимоотношений. В то же время я никогда не видела маму с другим мужчиной.
Вечером следующей среды у меня немного кружилась голова и я была взволнована тем, что в четверг снова увижу того мальчика. Мама вошла в мою спальню как раз тогда, когда я закрыла глаза.
— Я заметила, что в последнее время ты часто улыбаешься, херувимчик, — она опустилась на кровать рядом со мной. — Есть что-то, что я должна знать?
Натянула одеяло, прикрывая рот, и покачала головой. Ни за что на свете я не могла ей сказать, что у меня в груди что-то сжимается, когда думаю о мальчике с милой улыбкой и странными глазами. Ей даже не было известно, что мы встретились. Кроме всего прочего, мой папа работал в ФБР и он, со своим напарником, которого я называла дядей Маркусом, всегда напоминали мне, что в тот день, когда у их «принцессы» появится парень, они подбросят ему улики, чтобы его запереть.
Они пугали меня.
— Ты уверена? — спросила мама, стягивая одеяло с моего рта. — Я могу поклясться… что это… — затем она достала шоколадный батончик из-под моей кровати.
— «Goo-Goo Cluster!» (примеч. пер.: марка конфет в США) — я приподнялась на локтях и протянула к ней руку.
Мама хихикнула.
— Не говори своему отцу, что я даю тебе конфеты перед сном, — после этого она взъерошила мои волосы и поцеловала в голову. Подойдя к двери, мама выключила свет. В голове у меня мгновенно всплыли образы милого мальчика с сияющей улыбкой, но измученными глазами.
Три четверга спустя
— Ты никогда раньше не пробовал «Goo-Goo Cluster?» — спросила я почти оскорбленно. — Это нехорошо.
— Разве это плохо? — фыркнул он. — Мне стоит начать беспокоиться о твоей сахарной зависимости?
Прищурив глаза, я посмотрела на него, а затем включила радио. На этот раз мы оба сидели в моей машине, а наши родители сегодня задерживались. Но я не возражала. Мне на самом деле очень нравилось проводить с ним время.
— В какую школу ты ходишь? — спросила я, жуя свою конфету. Мальчик откусил от своей и перестал жевать.
— Они действительно хороши, — затем он искоса взглянул на меня. — Я хожу в школу Чарминга, а ты?
Конечно же, он ходил в частную школу.
— Начальная школа Малфроя, — пальцем я поковыряла протертое место на джинсах. — Ты когда-нибудь катался на скейте?
Он пожал плечами.
— Бывает иногда, но я больше предпочитаю заниматься рукопашным спортом, — мальчик оглядел меня с ног до головы. — А ты явно скейтер.
Я кивнула.
— Да. Какой твой любимый цвет?
— Синий, а твой?
— Розовый.
— Хм, — он сузил глаза. — Ты не похожа на девчонку, обожающую розовый.
— Я мало на что похожа, но некоторые из этих вещей и есть я.
Он помолчал.
— Интересно.
— Я не интересная.
— Для меня да, — он начал постукивать пальцем по ноге, и переключил внимание на что-то за окном. — У тебя есть братья или сестры?
Слизнув шоколад с пальца, я покачала головой.
— Нет. А у тебя?
— Два брата.
— Я всегда хотела большую семью, — призналась я, комкая обертку и бросая ее на переднюю консоль автомобиля.
— Не правда, — решительно ответил он.
— Эй, а ты хорош в этом!
Он указал на рисунок, который я рисовала. Я пожала плечами.
— Мне нравится искусство. Все виды искусства, но мой любимый — писательское мастерство, — я размазала чернила на рисунке. На мгновение наши глаза встретились, и мое сердце снова сделало ту глупую вещь.
Мальчик откашлялся, и мы оба повернули головы к входной двери магазина, где сейчас стояли и разговаривали моя мама и его отец. Они не видели нас.
Даже тогда, когда он выскользнул из нашей машины и пересел в свой Линкольн.
Даже во все последующие недели, когда мы виделись.
Каждый четверг моя мама виделась с этим мужчиной. И каждый четверг мы с мальчиком сидели вместе.
Мы никогда не обменивались именами, не думаю, что нам хотя бы приходила в голову мысль спросить. Я почувствовала с ним связь, какой никогда не испытывала раньше. Я видела фильмы, в которых рассказывали о родственных душах, но кто находит свою родственную душу в семь лет? А что, если кто-то не имеет души? Они все еще могут найти кого-то? Я не говорю, что мальчик не может, но иногда мне интересно, реальна ли душа. СДВ.
Первое апреля был днем, когда я видела его в последний раз, и моя мама больше никогда не возвращалась в «Криспи Крим».
Часть 1