* * *


Понимая, что скоро лавочка мадам Поляковой накроется «медным тазом», я счёл за благо свести с ней знакомство и перед самым своим отъездом она «сдала» мне свой «контакт» с одним неприметным мужичком из портовых служащих. И вот уже год как я заказываю через него контрабандные музыкальные журналы и авиационные обозрения новинок всего летающего, что только есть в мире. За ценой не скуплюсь и поэтому время от времени ко мне прибегает какой-нибудь мальчишка и сообщает, что «дядя Жора велел кланяться». Дороговато, конечно, но зато самая качественная и свежая информация.

Раньше я думал, что все новинки в авиа-разработках держатся в строжайшем секрете, но оказалось, что это актуально только для моего времени, а сейчас нет в мире более болтливых «кумушек» чем инженеры. Причём в любой технической области нет никакого понятия о секретности. Обычное тщеславие, желание прославиться и гонка за приоритетом в разработках, заставляют инженеров печататься в газетах и журналах всячески подчёркивая свои заслуги. Впрочем, если бы я не знал из будущего основных тенденций развития авиации, мне бы эта «открытость» помогла мало, так как и тупиковые и заслуживающие внимания направления в авиации рекламируются с одинаковым усердием.

Но своих будущих противников я знаю хорошо и внимательно штудирую всё, что могу о них достать. В первую очередь меня интересуют их слабые и сильные стороны. В этом времени у меня нет ни интернета, ни справочников под рукой. И по щелчку мышкой нужную информацию мне не получить, поэтому я так тщательно слежу и за конструктивными изменениями, и за «полётом фантазии» авиаконструкторов. Никогда не знаешь, что может пригодиться в будущем и знание каких особенностей и недостатков противника поможет одержать тебе верх в бою. А то, что мир движется по прошлому сценарию у меня сомнения уже не вызывает.

Конечно, сейчас самолёты просты в управлении и эксплуатации как деревенская телега, но это сейчас и для меня. И лучше начинать с простого и постепенно двигаться к сложному не только зная, но и умея применять эти знания на практике. Но до практики мне пока ещё далеко, а вот теоретическую базу я уже изучил на уровне неплохого инженера. У меня есть несколько альбомов, где я делаю зарисовки новых моделей с описанием их особенностей и возможными уязвимостями. Альбомы постоянно пополняются новыми рисунками и описаниями по мере поступления журналов. Не думаю, что такая конструкторская «открытость» продлится долго, но пока есть возможность, ей надо пользоваться.

Когда я служил срочную, у нас на вооружении стояли МиГ-21 и мне не раз приходилось делать их рисунки и для стенгазеты, и для дембельских альбомов. Стремительный и хищный силуэт фронтового истребителя в этом времени порвал бы шаблон любого конструктора, а внутренний вид кабины пилота довёл бы до инфаркта самого стойкого инженера. К сожалению, современные технологии не позволяют создать даже жалкой копии подобной машины, до их разработки остаётся ещё почти целых три десятка лет. Так что летать я буду на ишачках, на что очень надеюсь. Тем более, что И-16 в своё время был лучшим истребителем в своём классе.

Ностальгируя по ушедшему навсегда миру, набросал для себя в альбом рисунок МиГ-21 и не удержавшись, свой «повзрослевший» автопортрет на его фоне, в противоперегрузочном костюме и с гермошлемом висящем на согнутом локте. Всегда завидовал нашим пилотам в части и мечтал о таком вот фотоснимке в прошлом. Но хрен там, солдатикам такое было «не по чину». Даже рисунки из дембельских альбомов вырывали, если дембель со своим альбомом по глупости попадался на глаза замполиту.

Часто вспоминаю Лору, но вот её лицо уже помнится смутно, вообще многое начинает потихоньку забываться, с чем это связано я не знаю и спросить не у кого. Всё, что случилось со мной с момента моего попадания сюда помню отчётливо, до мельчайших подробностей. Но вот «то» моё прошлое начинает постепенно уходить. Пока в памяти ещё окончательно всё не стёрлось сделал несколько карандашных набросков «моего Лисёнка». В той жизни она никогда мне не позировала обнажённой и сердилась, если я ей предлагал сделать рисунок «на память» в стиле «ню». Но провоцировать меня она любила и порой просто сводила с ума ластясь и принимая самые эротичные позы прикрывшись только роскошной огненной гривой волос и наслаждаясь моим ошалевшим видом.

Проведя по рисунку девушки ладонью и как бы погладив её на прощание, я закрываю альбом. Пришла пора перевернуть и этот лист воспоминаний.





Эпилог




Иногда нужно умереть, чтобы начать жить.

Пауло Коэльо



Вот и подошли к концу мои неожиданные каникулы в Одессе. Поездка, запланированная на три дня, растянулась почти на шесть лет. Сожалею ли я о том, что произошло? В какой-то мере да. Всё-таки в прошлом (или будущем?) у меня остались незаконченные дела, друзья, интересная работа, комфортный и обустроенный быт. Отказался бы я от поездки, если б заранее мог предполагать, чем она закончится? Нет! Я благодарен судьбе за столь щедрый подарок. И теперь постараюсь прожить свою жизнь так, чтоб мне не о чем было сожалеть в старости, если, конечно, до неё доживу.

А пока заканчиваю приводить в порядок свои дела и как могу успокаиваю маму. Пару раз она уже порывалась «бросить всё и ехать с сыночкой», и только наши совместные с Беллой Бояновной усилия удерживают её от этого опрометчивого шага. Ехать в неизвестность нужно только от безысходности, а у мамы здесь хорошая по местным меркам квартира, добрые подруги и знакомые, да и клиентура, несмотря на все пертурбации с НЭПом только растёт. Дамочки из советско-партийной элиты тоже хотят одеваться модно-богато и средства к этому имеют. А в Париже попробуй ещё сними квартиру, да и жить тоже на что-то надо. И такую клиентуру как в Одессе, в Париже для мамы вряд ли кто приготовил. Все накопления вмиг разлетятся.

Мне одному ехать проще, заработать музыкой себе на проживание и пропитание в случае чего тоже легче одному. К тому же еду довольно обеспеченным молодым человеком. Всё-таки свою зарплату тратить было не на что и авторские отчисления за исполнение моих песен тоже набежали. Не так уж и много, но вместе с командировочными на оплату обучения и съём комнаты в течение двух лет средств хватает с избытком, ещё и на развлечения немного останется.

Хотя на развлечения вряд ли будет время. Благодаря Вилинскому договорённость с Парижской музыкальной консерваторией достигнута, стажировку по классу композиции буду проходить у профессора Поля Дюка́. И Николай Николаевич очень надеется, что я не разочарую именитого профессора, заинтересованно отнёсшегося к моей музыке и даже заочно пообещавшего свою помощь в поиске мецената, если мои произведения будут того достойны.

Николай Николаевич, озадаченный моим неожиданным «творческим прорывом», решил, что изучение композиции для меня сейчас важнее, чем дирижирование или вокал. Ну так мне понятна некоторая его растерянная озадаченность. Дело в том, что, «сочиняя» заказанную мне симфонию по мотивам «пиратов», вспоминая тот или иной саундтрек я зачастую делал для себя карандашные наброски в альбоме. Мне так было проще вспомнить эпизод фильма и писать к нему музыку. И вот это моё «творчество» однажды увидела мама.

– Мишенька! Ты уже пишешь Оперу?! – такого восторженного восхищения в её голосе я ещё не слышал. Недоумённо подняв на маму глаза, оторвался от рисования очередной сценки из фильма и растерянно произнёс: – Мама, с чего ты так решила? – Ну, так я же вижу, что ты рисуешь и играешь, или играешь, а потом рисуешь. Твоя музыка ни на что прежнее не похожа, а на твоих рисунках персонажи в таких шикарных старинных костюмах, что сразу становится понятно, что это опера о временах испанских конкистадоров. Но вот о таких ужасных существах я даже не слышала. – и мама ткнула пальцем в портрет Дейви Джонса.

– А вот этот пройдоха, несмотря на его богатый наряд, сразу видно – продувная бестия! Очень уж у него вид плутоватый. – и мамин палец переместился на Джека Воробья. Я усмехнулся и открыл лист с портретом Анжелики Тич. – А что скажешь о ней? – Мама внимательно рассмотрела портрет и непонятно для меня облегчённо выдохнув: – Не рыжая! – авторитетно добавила: – Авантюристка! И несмотря на свой шикарный костюм составила бы отличную парочку этому плуту!

– Мама! Да ты просто провидица! – я расхохотался и поднявшись со стула обнял засмущавшуюся маму. – Может ты и сюжет мне расскажешь? – Я тебе что, цыганка-гадалка? Вижу, что ты пиратов рисуешь и музыка твоя такая же… прямо пиратская! – вот тут я чуть пополам от смеха не сложился. Ну мама! Знала бы ты, как близка к истине… Музыка-то и правда… пиратская! Вот так и появилась у меня идея написать музыкальный спектакль. Оперу, конечно, не потяну, просто нет времени, а главное – нет опыта. Хоть Столяров и «авансировал» мне специальность оперного дирижёра, но осилить написание такого сложного произведения у меня, как у музыканта, пока кишка тонка.

Но вот написать небольшой двухактный музыкальный спектакль? Почему бы и нет? Пришлось попотеть с сюжетом, всё-таки вместить пять серий (те, что я видел) в полтора часа театральной постановки задача довольно-таки нетривиальная. Но мюзикл у меня получился. Пока не хватает песен для героев, но это не беда. Главное, что музыка написана, музыкальные партии для героев тоже обозначены, а для написания песен лучше пригласить профессионалов-либреттистов, вот только где их сейчас найти? Мюзикл, как жанр, только зарождается и порой сложно определить, где уже мюзикл, а где ещё оперетта.

В общем, когда в конце сентября я предоставил на суд Николая Николаевича «свою» симфонию, он принял её благожелательно. Кстати, говоря «свою», кавычки, наверное, можно уже опускать. Сколько там осталось от оригинала мне судить затруднительно, если главная тема местами ещё и прослеживается, то всё остальное это уже моя импровизация. А в мюзикле о пиратах даже сюжет «творчески переработан».

В Советском Союзе «ответственные дяди и тёти» из Главлита просто не поймут и не примут спектакля о похождениях плутоватого пирата. Цензура начинает всё жёстче влиять на умы советских граждан, «оберегая» их от «тлетворного влияния загнивающего запада», если уж недавно переведённый и напечатанный в журнале «Всемирный следопыт» роман Артура Конан Дойла «Маракотова бездна» местами обрезали, а часть вообще нагло переписали, что уж тут говорить о советской литературе и музыке?

Вот так и стал отважный капитан Джек Воробей, бывший испанский шкипер, пострадавший от несправедливости продажных властей, благородным борцом с английскими пиратами и их покровителями в британских колониях. Что-то типа Робин Гуда, но в карибском море. Надеюсь, что такой сюжет цензуру всё-таки пройдёт, но вот Вилинского он озадачил капитально. Точнее, не сам сюжет, а мюзикл и музыка к нему. С таким форматом музыкального произведения моему профессору ещё встречаться не приходилось.

И в чём его отличие от обычной оперетты пришлось профессору «объяснять на пальцах». По моей просьбе Таня разучила слова, а «Поющая Одесса», уже под управлением Модеста, специально для моих педагогов исполнили увертюру к главной теме спектакля. Даже не пришлось менять текст Даниэлы Устиновой, что для меня довольно-таки удивительно. Но для этого времени слова песни были настолько созвучны с ритмом, темпом и устремлениями молодой страны, что никакой правки не понадобилось:

Пусть пугает грозный ветер, начинается гроза

Несмотря на все запреты, поднимаем паруса[28]





Интересно, а что скажут мои профессора, услышав «Нотр-Дам де Пари» от Люка Пламондона и Риккардо Коччанте? В своём времени за два десятка лет со дня создания, я смотрел этот мюзикл, наверное, раз десять. И на языке оригинала, и английскую версию, и немецкое исполнение и, само собой разумеется, русский вариант. Что могу сказать? Если не обращать внимания на сам текст, то, наверное, французский вариант смотрится более предпочтительно, чем другие. И как язык оригинала, и за свою «французскую» напевность и артикуляцию.

Но если брать его «текстовую составляющую», то лучше российского исполнения я не слышал. Всё-таки «наши» песни дадут сто очков вперёд любой иностранщине. Может это во мне играет «великорусский шовинизм», но скорее всего отказ от перевода оригинала и создание «своих» русских песен к мюзиклу и принесло такую популярность спектаклю в России. Дорого бы я дал за то, чтоб взглянуть на лицо профессора слушающего музыку «мастера миниатюры».


Вот только это скорее всего произойдёт уже без меня. Что касается «Пиратов карибского моря», а я оставил оригинальное название мюзикла без изменения, то мне обещали поставить его в Одесском театре Революции, но что-то я уже сомневаюсь в этом. Во-первых, мне не нравятся намёки на желательность моего перевода диалогов и песен спектакля на украинский язык. Мол, у нас и Шекспира на украинском поют! А я вам что, переводчик что ли? Я не возражаю, хотите, так переводите, Шекспира же перевели? Не сам же он для Вас писал и переводил?

А во-вторых, начинающийся в Украине голод не располагает сейчас к постановкам в театрах весёленьких пьесок. Поэтому ещё в октябре отправил «Пиратов» в Москву к Столярову. Если кто сейчас сможет «пробить» и поставить мой мюзикл, так это Немирович-Данченко. А всю осень, зиму и весну я писал «Нотр-Дам», хорошо, что и роман читал хотя и давненько уже, ещё в свою школьную пору. И постановки мюзикла «в прошлом» смотрел, так что сложность состояла только в том, что писать приходилось сразу два варианта.

Русский текст для Немировича-Данченко и французский для моего будущего педагога Поля Дюка́. Написать успел и уже отправил либретто и партитуру в Москву Столярову с извинениями за отказ от места пианиста. Надеюсь и Григорий Арнольдович и Владимир Иванович примут мои извинения и сочтут мою стажировку уважительной причиной для отказа. А вот французский вариант пока придержал, возьму его с собой и «пущу в ход» когда закончится моя официальная стажировка и понадобится веская причина для моей задержки во Франции.

Думаю, что спектакль заинтересует французскую публику, а его постановка потребует моего присутствия. Возможность заработать немного валюты для своей страны, скорее всего будет благосклонно встречена в нашем МИДе и мою командировку продлят. А дальше что-нибудь ещё придумаю. Полагаю, что года на два я свою стажировку затянуть смогу, за это время и на гражданского пилота выучусь и окончательно станет понятно в какую сторону история движется. Мне главное удостоверение пилота получить чтоб иметь допуск к пилотированию, а гражданский лётчик или военный, для меня дело десятое.

Моя частичная эмансипация тоже уже проведена и особого затруднения у меня не вызвала. Мама против эмансипации не возражала и сразу дала своё согласие, хоть и всплакнула, но как она объяснила, «от радости». Мой трудовой стаж, да ещё и на «руководящей должности» членов комиссии приятно удивил, а наличие аттестата о полном среднем образовании и диплом об окончании Муздрамина, не только подтверждающий моё высшее образование, но и дающий мне право на преподавательскую работу, на работников органа опеки произвёл самое благоприятное впечатление.

Для меня же самым важным было формальное признание моей дееспособности. Теперь я и за границу мог спокойно выехать, и банковский счёт там открыть и договор об обучении подписать. Заграничный паспорт тоже получил, действительно, как и писал Маяковский – «краснокожая паспортина». Что интересно, паспортов в СССР ещё нет, вместо этого всевозможные удостоверения, справки и выписки, порой в них даже печатей нет, ни говоря уже о фотографиях. И ничего, как-то живут люди. И только для выезда за границу паспорт требуется, да и то не для советской стороны, а как документ, удостоверяющий личность для стороны принимающей.

Билет на пароход уже куплен, через два дня отплываю первым классом до греческого Пирея. Там пересадка на другой пароход, идущий уже до Марселя. Конечно, можно было бы и поездом, но посовещавшись с мамой «решили», что лучше всё-так морем. Всего одна пересадка и приятное морское путешествие, почти круиз. А поездом, это через Польшу, Румынию или Прибалтику. «Одному и без сопровождения? Да ни за какие коврижки!»

Вердикт мамы был окончательным и обжалованию не подлежал. Ну да, тем более что газетных сообщений о провокациях, кражах и даже грабежах советских граждан в поездах, следующих за кордон и обратно через территорию этих стран хватает с избытком. И что тут газетная утка, а что реальный факт неискушённому читателю понять было сложно, и мы решили не рисковать. Тем более, что морем по деньгам выходило ненамного дороже даже первым классом. Не, я мог бы и третьим, но мама на меня ТАК посмотрела… Что я всё понял. Её сыночка не босяк, он поедет только первым!





* * *


Начальник Одесского областного отдела ГПУ, товарищ Перцев Юрий Моисеевич, вот уже два часа находился в скверном расположении духа. Даже стакан отличного коньяка, выпитого залпом, не смог поднять его настроения. Вчерашний вечер и ночь прошли просто волшебно, Зоечка Вансович, как всегда, была бесподобна и пока оправдывала те средства, что он тратил на свою любовницу. Но с утра настроение главному Одесскому чекисту испортила телеграмма, сейчас лежавшая на столе.

И какого хрена им опять надо? Вроде бы никаких нареканий от своего непосредственного начальства Юрий Моисеевич не имеет и все «заявки» на поставку в столицу дефицитных контрабандных товаров выполняет вовремя. Нет, тут что-то другое. Или какая-то сволочь на него донесла за участившиеся загулы, но тогда бы «для внушения» приехал кто-нибудь из своих, или это действительно проверка и тогда обычной пьянкой с дорогими подарками уже не отделаться.

Придётся показывать «работу», а вот её он действительно запустил, пустив всё на самотёк понадеявшись на своих помощников. И если планы по борьбе с троцкистами, антисоветским элементом и раскулачиванием выполняются и перевыполняются, то работа с агентурой в загоне. Что и говорить, если денег, выделяемых на агентурную работу иногда, не хватает даже для личных нужд, а это заграничное отребье за идею работать не хочет и требует оплату в твёрдой валюте.

Надо как-то выкручиваться. Юрий Моисеевич глубоко вздохнул, покосился на початую бутылку и убрал её со стола от греха подальше. Пока не время, вот решу вопрос тогда и расслаблюсь. Пододвинув к себе папку с документами Перцев, углубился в чтение. Ещё через два часа он довольно откинулся на спинку стула. Вот же чёрт! И как это раньше он не обращал внимания на такую возможность работы с агентурой? А ведь если хорошенько подумать, то тут скрыты большие финансовые возможности!

И главный чекист, отпив честно заработанные полстакана поднял трубку телефона: – Дежурный! Расписание рейсов пассажирских пароходов с отбытием из Одессы и заходом в зарубежные порты на ближайший месяц. И списки пассажиров-одесситов, отбывающих за границу в ближайшие две недели ко мне в кабинет, срочно! К вечеру Перцев откинулся на спинку стула уже устало, помассировав виски и веки удовлетворённо взглянул на листочек бумаги с двумя десятками фамилий и пробормотал: – Всё самому приходится делать, ну и работа! – подняв трубку телефона на минуту задумался, а затем набрал номер: – Кубаткин? Зайди, дело есть.





* * *


Мы с мамой пили кофе и просто болтали, вспоминая различные смешные случаи, произошедшие с нами за последние шесть лет. Всё то важное, что мама хотела мне сказать уже было повторено не один раз. С утра я сбегал на свою зарядку, побоксировал с мешком и приняв душ упаковал перчатки в саквояж. Теперь если и достану, то уже в Париже. Паспорт, билеты и немного денег лежат в портмоне во внутреннем кармане лёгкой куртки. Остальные документы и смена белья уже тоже лежат в саквояже. Еду налегке, во Франции уже лето.

Маме на память остаются несколько моих карандашных набросков в альбоме, которые я сделал незаметно для неё. Там обычные дворовые зарисовки и несколько портретов; мамы, Беллы Бояновны, Сонечки и мой автопортрет. Конечно, не бог весть что, но, если соскучится, так хоть будет на что взглянуть. С собой на память беру нашу с мамой общую фотографию, обрезанную так, чтоб вошла в портмоне.

Журналы и альбомы с рисунками и тактико-техническими данными самолётов, после некоторого раздумья порвал и сжёг, в том числе и МиГ-21. Хоть и жалко было, но лучше не оставлять такую улику. Мало ли что может случиться и кто увидит эти рисунки, так что… Всё сжечь! Данные по самолётам я изучил лучше, чем иной авиаконструктор, а в Париже, если что, купить журналы труда не составит. Оставил только альбомы с рисунками к «Нотр Дам» и «Пиратам», маме очень уж они понравились.

Завтра отплытие, меня будут провожать мама, Семён Маркович, Соня, мои друзья Арик и Додик, ещё обещал подойти Модест. У него печаль, ансамбль опять уехал на гастроли, а музыкальный руководитель ещё учится, однако-традиция! Белла Бояновна на работе, она не придёт, поэтому попрощаться заскочит сегодня вечером. Я в который раз обвожу взглядом комнату и останавливаю взгляд на маме. Видно, что ей тяжело даётся это расставание, сколько она пролила слёз, знает только её подушка. Милая мама, хорошо, что она не догадывается, что задумал её непутёвый сын. Я сажусь за рояль и пою песню только для моей мамы:

Если вдруг дожди,

А в сердце – рана,[29]





Последние аккорды вдруг прерывает яростный и хриплый лай Пирата. Я удивлённо замолкаю на полуслове и смотрю на маму. За все шесть лет, что я здесь живу я ещё ни разу не слышал, чтоб Пират так заполошно лаял. Бывало конечно, что он тявкал на чужих, но здесь прямо разрывается. Встав из-за рояля, я иду к дверям, чтоб взглянуть на кого так лает наш одряхлевший дворовый сторож. Но меня опережает мама и с криком: – Миша! Не подходи к дверям, это ГПУ! – бросается мне наперерез из комнаты в кухню закрывая собой входную дверь. – Какое ещё ГПУ? – я смотрю в расширившиеся от ужаса глаза мамы и тут раздаётся требовательный стук в дверь.

А затем от сильного толчка дверь распахивается и в кухню входит военный. Машинально отмечаю щегольский вид вошедшего, начищенные до блеска сапоги, тёмно-синие шаровары, отутюженный френч защитного цвета с двумя накладными карманами на груди и малиновыми петлицами, но без всяких отличительных знаков. Кожаный командирский ремень и фуражку с краповым околышем и синей тульёй. Где-то на уровне подсознания крутится вопрос, а разве не должна быть тулья васильковой, если это ГПУ? Или это позже ввели? И где знаки различия? Это что, розыгрыш? Но уже происходит понимание, что здесь разыгрывать меня никто не собирается, не то время для таких шуток.

– Гражданочка, Вы бы барбоса своего привязывали что ли, чего он на людей кидается? – непрошеный гость проходит в комнату и отрывисто мне козырнув небрежно представляется: – Помощник оперуполномоченного Особого отдела Одесского областного отдела ГПУ – Кубаткин Пётр Николаевич, пожалуйста предъявите свои документы! – я в полном недоумении подхожу к своей куртке и достав новенький паспорт протягиваю его Кубаткину. Тот открывает паспорт и усмехается, видя в нём вложенный билет на завтрашний мой пароход. Внимательно читает паспорт и вновь обращается ко мне:

– Лапин Михаил Григорьевич? – Да, это я. – Кубаткин вкладывает билет обратно в паспорт, и прячет мой документ в свой нагрудный карман френча. Насмешливо на меня глядя, произносит как-то обыденно и невыразительно: – Гражданин Лапин Михаил Григорьевич, Вы арестованы! Собирайтесь. – короткий вскрик мамы, какой-то звон в ушах и тоскливая мысль. Пипец! Вот и полетал…

Конец первой книги.



* * *