– Вы, вероятно, общались с бывшим консультантом Миллы, Робертом Риверхольтом, после исчезновения Сив, – начинаю я, когда вижу, что разговор заходит в тупик.
Сюннёве добавляет воды в чашку, шесть раз нажимает на диспенсер для сахара и помешивает чай.
– Он заходил. Приятный человек. Но с тех пор я ничего о нем не слышала.
– Роберт погиб, – говорит Милла. Она меняет позу, выпрямляется и тянется за чашкой, которая стоит на столе нетронутой. Я вижу, что ее пальцы и ногти белеют, так сильно она сжимает чашку.
– Ну и ну, – Сюннёве хватается за свою чашку, но отодвигает ее от себя и морщит нос. – Но я должна была догадаться, что с ним что-то случилось, когда тот полицейский позвонил мне в дверь.
– Полицейский? – спрашиваю я с любопытством.
– Мы тогда только вернулись из Болгарии. Отпуск был оплачен заранее, до исчезновения девочек, так что мы просто не могли… Но у нас с собой были мобильные, – добавляет она, словно это должно оправдать то, что они уехали отдыхать, пока их дочь числится пропавшей. – Как бы то ни было, – продолжает она, – полицейский оказался у нашего порога, он сказал, что знает, о нашем разговоре с Робертом после пропажи девочек, и хотел выяснить, о чем именно мы говорили.
– Вы помните, как его звали?
– Нет. Увы.
– А вы? – Я оборачиваюсь к Милле. – Вы знаете, кто этот полицейский?
Она качает головой, не глядя на меня.
– Наверняка из тех, кто проводил расследование в связи с его убийством. Роберта же застрелили в тот момент, когда мы заинтересовались этим делом.
– Его застрелили? – спрашивает Сюннёве с выпученными глазами. – Какой ужас!
– Да, – говорю я. – Его бывшая жена. Похоже на open and shut case[15]. – Я удрученно качаю головой, когда вижу, что Милла опять не хочет смотреть на меня, и снова обращаюсь к Сюннёве. – Что-нибудь особенное случалось перед тем, как пропали девочки? Что-то за рамками обычного?
– Мы решили, что снова попробуем забирать ее домой на выходные. Что Сив сможет жить здесь каждые вторые выходные, как мы делали раньше. Мы уже попробовали несколько раз, Сив была доброй, держалась молодцом, но ведь оставшуюся часть недели она была с этой Оливией. – Ее взгляд вдруг стал жестче. – Я сказала им, когда она приехала домой в первый раз, что моя Сив не должна проводить время с ней. Что от нее одни неприятности. Но они не хотели слушать.
– Вы с ней встречались? – вдруг с интересом спрашивает Милла. Словно что-то пробудило в ней любопытство. – С Оливией?
Сюннёве вздыхает.
– Сив рассказала, что мать отказалась от Оливии, когда та была совсем маленькой, бедняжка. У нее не было никого, кто бы мог направлять ее. Помогать ей, как делали мы для Сив, и по Оливии это было заметно. Я видела ее насквозь. Говорила Сив, что от этой девочки будут одни проблемы. Но Сив не слушала, не хотела прислушаться, а теперь, теперь… – Она хватает ртом воздух. – Я скажу ей это, когда она позвонит. На этот раз она действительно это услышит.
– Что услышит? – спрашиваю я с удивлением.
– Что она сможет вернуться домой, если перестанет общаться с этой девочкой.
Глава 14
– Я все решил, – говорю я, пока мы идем от дома матери Сив до машины. Холодный ветер с реки Одальсэльва дует поверх железнодорожных путей и поднимается к жилому массиву, где мы находимся. – Я возвращаюсь домой в Ставангер.
– Что? – Милла замедляется и плотнее укутывается в кардиган. – Мы же едва успели начать, мы…
– Как я могу помочь вам, если даже не знаю, чем мы занимаемся?
– Мы занимаемся сбором информации, – говорит она без особой убедительности, когда мы оказываемся у машины. – Для книги.
– Послушайте. Мой внутренний детектор лжи звонил и пищал с того самого момента, как я вас увидел. Эта поездка, Роберт Риверхольт, да все это дело. Вы чего-то мне недоговариваете.
Милла грустно качает головой.
– Не понимаю, почему вас так занимает Роберт. То, что с ним случилось, никак не связано с тем, чем мы заняты сейчас.
– Та игра, о которой вы рассказывали – «А что если?». Полицейские обычно так делают, пытаются выразить словами то, что их мучает, что не сходится. Если бы дух Роберта был с нами сейчас, и мы бы играли в эту игру… Как думаете, что бы он сказал о собственной смерти?
– Не надо, – шепчет Милла. Ее глаза блекнут, словно две лампочки, которые вот-вот перегорят. – Пожалуйста…
Но мне больше нет дела до ее возражений. Мне надоело чего-то ждать и копаться в чужих судьбах, не понимая причины, мне надоело, что меня держат за идиота.
– Я думаю, он бы удивился, почему это Камилла убила его, даже не взглянув в глаза. Он бы сказал, что выстрелить кому-то в затылок на оживленной улице – настолько не интимное преступление, насколько это только возможно. Хладнокровное, обезличенное действие.
– Ну что же, – Милла прислоняется к машине с пассажирской стороны и складывает руки на груди. – Что вы бы, как эксперт, сделали на месте Камиллы?
Я качаю головой, глядя на ее лицо, принявшее жесткое и крайне презрительное выражение.
– Я бы сцепился с ним, сказал, что он должен выслушать все, что я хочу сказать, в моей машине, в его квартире, в доме, где мы когда-то что-то делили, а потом прижался бы к ней так близко, как это возможно, приставил пистолет ко рту и выстрелил. Бам! Вместе навсегда.
– К ней?
– Что?
– Вы сказали «к ней»?
– Один черт. Если бы я должен был угадать, сказал бы, что это один из ваших агентов, Пелле, устроил эту поездку. Возможно, издательство тоже посодействовало. Они готовы на все, чтобы вы начали писать книгу. Но вы, Милла, я думаю, вы здесь по совсем другой причине.
– Все не так, как вы думаете. – Милла поворачивается ко мне спиной. Где-то за деревьями позади дома мы слышим, как голос в динамике сообщает о том, что поезд в Берген отправляется с пятой платформы через одну минуту.
– А что я думаю?
– Что мы ищем убийцу Роберта, – шепчет она.
– Кто «мы»?
– Я, Кенни и Ивер, мы…
– Они полицейские?
– Да.
– Это один из них был здесь после смерти Роберта?
– Да.
– Но не для того, чтобы расследовать гибель Роберта?
Она качает головой.
– Тогда почему? Чем вы занимаетесь?
Наконец она оборачивается.
– Поедем со мной в Драммен.
– А что там, в Драммене?
– Пожалуйста, просто поедем в Драммен, – шепчет она.
Что-то интригующее есть в ситуациях, когда люди из моего окружения настаивают, будто мы играем за одну команду, и тем не менее продолжают упорно скрывать внутри свои тайны. Где каждый разговор превращается в битву. Это провоцирует что-то во мне, пробуждает любопытство, и я непременно хочу узнать, почему это должно быть так. Раньше я обожал играть в эту игру – до того, как оказался в своей комнате под городским мостом в Ставангере. Я оглядываюсь на дом, из которого мы только что вышли, и тут же слышу скрежет железнодорожных путей с другой стороны рощи. У одного из окон стоит мать Сив и курит сигарету, держа пепельницу в руке.
– Ладно, Милла Линд, – вздыхаю я наконец и открываю перед ней дверь в машину. – Поехали в Драммен.
Глава 15
Мы паркуемся у полицейского участка в Драммене и проходим к главному входу, где замечаем снаружи, перед фойе, полицейского. Ростом около метра восьмидесяти, худой и двигается как вор-взломщик – машет руками, слоняется туда-сюда неестественно длинными шагами, пока не замечает нас и не подходит.
– Рад тебя видеть, Милла, – говорит он, открывая дверь и впуская нас. Волосы седые, пострижены каскадом и с одной стороны стоят торчком, чем-то походя на верхушку здания участка, лицо узкое, кожа светлая, почти розовая. Рот неестественно маленький, а губы полные, как у рыбы.
– Ивер Исаксен, – представляется он, протягивая руку. – Я тут замначальника, – продолжает он и с силой сжимает мою ладонь.
– Приятно познакомиться, – говорю я.
– На самом деле никакой я не замначальника, одно название. Теперь, когда Сёндре Бюскерюд стал частью большого округа Юго-восток с главным офисом в Тёнсберге, нам в управлении хотя бы удалось сохранить должности после реструктуризации.
Он широко улыбается собственным рассуждениям и крепче сжимает мою руку. Ивер Исаксен выделяется на фоне остальных. Он поражает меня – один из таких полицейских псов, которые покидают участок, только если начался пожар, он – полицейский-политик, писака, который назначает самому себе штрафы за парковку, а в выходные всегда отдыхает.
– Значит, вы теперь выполняете работу Роберта, – начинает Ивер, ведя нас к лифту.
– Вы были знакомы? – интересуюсь я.
– Да. Он же здесь работал.
– Вот как? Когда?
Сюннёве добавляет воды в чашку, шесть раз нажимает на диспенсер для сахара и помешивает чай.
– Он заходил. Приятный человек. Но с тех пор я ничего о нем не слышала.
– Роберт погиб, – говорит Милла. Она меняет позу, выпрямляется и тянется за чашкой, которая стоит на столе нетронутой. Я вижу, что ее пальцы и ногти белеют, так сильно она сжимает чашку.
– Ну и ну, – Сюннёве хватается за свою чашку, но отодвигает ее от себя и морщит нос. – Но я должна была догадаться, что с ним что-то случилось, когда тот полицейский позвонил мне в дверь.
– Полицейский? – спрашиваю я с любопытством.
– Мы тогда только вернулись из Болгарии. Отпуск был оплачен заранее, до исчезновения девочек, так что мы просто не могли… Но у нас с собой были мобильные, – добавляет она, словно это должно оправдать то, что они уехали отдыхать, пока их дочь числится пропавшей. – Как бы то ни было, – продолжает она, – полицейский оказался у нашего порога, он сказал, что знает, о нашем разговоре с Робертом после пропажи девочек, и хотел выяснить, о чем именно мы говорили.
– Вы помните, как его звали?
– Нет. Увы.
– А вы? – Я оборачиваюсь к Милле. – Вы знаете, кто этот полицейский?
Она качает головой, не глядя на меня.
– Наверняка из тех, кто проводил расследование в связи с его убийством. Роберта же застрелили в тот момент, когда мы заинтересовались этим делом.
– Его застрелили? – спрашивает Сюннёве с выпученными глазами. – Какой ужас!
– Да, – говорю я. – Его бывшая жена. Похоже на open and shut case[15]. – Я удрученно качаю головой, когда вижу, что Милла опять не хочет смотреть на меня, и снова обращаюсь к Сюннёве. – Что-нибудь особенное случалось перед тем, как пропали девочки? Что-то за рамками обычного?
– Мы решили, что снова попробуем забирать ее домой на выходные. Что Сив сможет жить здесь каждые вторые выходные, как мы делали раньше. Мы уже попробовали несколько раз, Сив была доброй, держалась молодцом, но ведь оставшуюся часть недели она была с этой Оливией. – Ее взгляд вдруг стал жестче. – Я сказала им, когда она приехала домой в первый раз, что моя Сив не должна проводить время с ней. Что от нее одни неприятности. Но они не хотели слушать.
– Вы с ней встречались? – вдруг с интересом спрашивает Милла. Словно что-то пробудило в ней любопытство. – С Оливией?
Сюннёве вздыхает.
– Сив рассказала, что мать отказалась от Оливии, когда та была совсем маленькой, бедняжка. У нее не было никого, кто бы мог направлять ее. Помогать ей, как делали мы для Сив, и по Оливии это было заметно. Я видела ее насквозь. Говорила Сив, что от этой девочки будут одни проблемы. Но Сив не слушала, не хотела прислушаться, а теперь, теперь… – Она хватает ртом воздух. – Я скажу ей это, когда она позвонит. На этот раз она действительно это услышит.
– Что услышит? – спрашиваю я с удивлением.
– Что она сможет вернуться домой, если перестанет общаться с этой девочкой.
Глава 14
– Я все решил, – говорю я, пока мы идем от дома матери Сив до машины. Холодный ветер с реки Одальсэльва дует поверх железнодорожных путей и поднимается к жилому массиву, где мы находимся. – Я возвращаюсь домой в Ставангер.
– Что? – Милла замедляется и плотнее укутывается в кардиган. – Мы же едва успели начать, мы…
– Как я могу помочь вам, если даже не знаю, чем мы занимаемся?
– Мы занимаемся сбором информации, – говорит она без особой убедительности, когда мы оказываемся у машины. – Для книги.
– Послушайте. Мой внутренний детектор лжи звонил и пищал с того самого момента, как я вас увидел. Эта поездка, Роберт Риверхольт, да все это дело. Вы чего-то мне недоговариваете.
Милла грустно качает головой.
– Не понимаю, почему вас так занимает Роберт. То, что с ним случилось, никак не связано с тем, чем мы заняты сейчас.
– Та игра, о которой вы рассказывали – «А что если?». Полицейские обычно так делают, пытаются выразить словами то, что их мучает, что не сходится. Если бы дух Роберта был с нами сейчас, и мы бы играли в эту игру… Как думаете, что бы он сказал о собственной смерти?
– Не надо, – шепчет Милла. Ее глаза блекнут, словно две лампочки, которые вот-вот перегорят. – Пожалуйста…
Но мне больше нет дела до ее возражений. Мне надоело чего-то ждать и копаться в чужих судьбах, не понимая причины, мне надоело, что меня держат за идиота.
– Я думаю, он бы удивился, почему это Камилла убила его, даже не взглянув в глаза. Он бы сказал, что выстрелить кому-то в затылок на оживленной улице – настолько не интимное преступление, насколько это только возможно. Хладнокровное, обезличенное действие.
– Ну что же, – Милла прислоняется к машине с пассажирской стороны и складывает руки на груди. – Что вы бы, как эксперт, сделали на месте Камиллы?
Я качаю головой, глядя на ее лицо, принявшее жесткое и крайне презрительное выражение.
– Я бы сцепился с ним, сказал, что он должен выслушать все, что я хочу сказать, в моей машине, в его квартире, в доме, где мы когда-то что-то делили, а потом прижался бы к ней так близко, как это возможно, приставил пистолет ко рту и выстрелил. Бам! Вместе навсегда.
– К ней?
– Что?
– Вы сказали «к ней»?
– Один черт. Если бы я должен был угадать, сказал бы, что это один из ваших агентов, Пелле, устроил эту поездку. Возможно, издательство тоже посодействовало. Они готовы на все, чтобы вы начали писать книгу. Но вы, Милла, я думаю, вы здесь по совсем другой причине.
– Все не так, как вы думаете. – Милла поворачивается ко мне спиной. Где-то за деревьями позади дома мы слышим, как голос в динамике сообщает о том, что поезд в Берген отправляется с пятой платформы через одну минуту.
– А что я думаю?
– Что мы ищем убийцу Роберта, – шепчет она.
– Кто «мы»?
– Я, Кенни и Ивер, мы…
– Они полицейские?
– Да.
– Это один из них был здесь после смерти Роберта?
– Да.
– Но не для того, чтобы расследовать гибель Роберта?
Она качает головой.
– Тогда почему? Чем вы занимаетесь?
Наконец она оборачивается.
– Поедем со мной в Драммен.
– А что там, в Драммене?
– Пожалуйста, просто поедем в Драммен, – шепчет она.
Что-то интригующее есть в ситуациях, когда люди из моего окружения настаивают, будто мы играем за одну команду, и тем не менее продолжают упорно скрывать внутри свои тайны. Где каждый разговор превращается в битву. Это провоцирует что-то во мне, пробуждает любопытство, и я непременно хочу узнать, почему это должно быть так. Раньше я обожал играть в эту игру – до того, как оказался в своей комнате под городским мостом в Ставангере. Я оглядываюсь на дом, из которого мы только что вышли, и тут же слышу скрежет железнодорожных путей с другой стороны рощи. У одного из окон стоит мать Сив и курит сигарету, держа пепельницу в руке.
– Ладно, Милла Линд, – вздыхаю я наконец и открываю перед ней дверь в машину. – Поехали в Драммен.
Глава 15
Мы паркуемся у полицейского участка в Драммене и проходим к главному входу, где замечаем снаружи, перед фойе, полицейского. Ростом около метра восьмидесяти, худой и двигается как вор-взломщик – машет руками, слоняется туда-сюда неестественно длинными шагами, пока не замечает нас и не подходит.
– Рад тебя видеть, Милла, – говорит он, открывая дверь и впуская нас. Волосы седые, пострижены каскадом и с одной стороны стоят торчком, чем-то походя на верхушку здания участка, лицо узкое, кожа светлая, почти розовая. Рот неестественно маленький, а губы полные, как у рыбы.
– Ивер Исаксен, – представляется он, протягивая руку. – Я тут замначальника, – продолжает он и с силой сжимает мою ладонь.
– Приятно познакомиться, – говорю я.
– На самом деле никакой я не замначальника, одно название. Теперь, когда Сёндре Бюскерюд стал частью большого округа Юго-восток с главным офисом в Тёнсберге, нам в управлении хотя бы удалось сохранить должности после реструктуризации.
Он широко улыбается собственным рассуждениям и крепче сжимает мою руку. Ивер Исаксен выделяется на фоне остальных. Он поражает меня – один из таких полицейских псов, которые покидают участок, только если начался пожар, он – полицейский-политик, писака, который назначает самому себе штрафы за парковку, а в выходные всегда отдыхает.
– Значит, вы теперь выполняете работу Роберта, – начинает Ивер, ведя нас к лифту.
– Вы были знакомы? – интересуюсь я.
– Да. Он же здесь работал.
– Вот как? Когда?