Позвонить в полицию?
Китаец захлопнул багажник и пошел к водительскому месту.
Слишком поздно кому-то звонить. Надо действовать самому.
Рокки был шесть футов четыре дюйма ростом и весил двести шестьдесят фунтов, причем состоял сплошь из каменно-крепких мышц. Он был профессиональный боец — не боксер для показухи, не фальшивый, постановочный рестлер. Сейчас у него не было оружия, но ему не раз приходилось справляться без ствола.
Рокки с места перешел на бег.
— Эй! — крикнул он. — Эй, ты! А ну стой!
Китаец — подбежав поближе, Рокки разглядел, что его противник очень молод, даже не парень, а почти мальчишка, — поднял голову. Выражение его лица не изменилось. Он просто смотрел, как Рокки к нему бежит. Не шевелился, не пытался сесть в машину и уехать. Он терпеливо ждал.
— Эй!
Китаец стоял неподвижно.
Рокки остановился в ярде от него. Их глаза встретились. Рокки не понравился этот взгляд. Его противниками в футболе порой были самые настоящие психи. На боях без правил Рокки попадались реальные садисты. Он не раз смотрел в глаза явных пациентов лечебницы для душевнобольных, которым нравилось причинять боль другим. Но здесь было что-то другое — Рокки словно смотрел в глаза мертвецу или неживому объекту. Камню, что ли. В узких глазах не было ни страха, ни жалости, ни мысли.
— Что вы хотели? — спросил китаец.
— Я все видел. Выпусти мужчину из багажника!
Парень кивнул:
— Да-да, конечно.
И посмотрел на багажник. Рокки невольно проследил за его взглядом. И в эту секунду Эрик Ву нанес удар.
Самого движения Рокки не заметил. Ву молниеносно присел, чуть развернув бедра, словно скрученная пружина, и как будто выстрелил рукой, нанеся Рокки удар под ребра — снизу и сзади. Рокки не впервые было получать по почкам — ему доставалось от здоровяков вдвое выше низкорослого китайца, но сейчас он буквально задохнулся от боли — под ребра словно вошла кувалда.
Он болезненно крякнул, но устоял на ногах. Ву шагнул вперед и с силой ткнул Рокки в печень — по ощущениям, чем-то похожим на шампур. Внутри что-то словно взорвалось болью.
Рот открылся, но крика не последовало. Рокки рухнул на землю. Ву опустился рядом. Последнее, что Рокки увидел в своей жизни, было лицо Эрика Ву, спокойное и безмятежное, и почувствовал, как китаец подсунул маленькие руки ему под ребра.
«Лоррейн», — мелькнуло в голове Рокки. А затем все оборвалось.
Глава 5
Проснувшись от собственного крика, Грейс резко села в постели. В коридоре по-прежнему горел свет, в дверном проеме маячила темная фигура, но это был не Джек.
Она проснулась, хватая ртом воздух. Это сон. Грейс это знала. В глубине души она каждый раз понимала, что это всего лишь сон. Кошмар приходил и раньше, много раз, к счастью, длился недолго. Скоро можно юбилей отмечать, устало подумала она.
Грейс пыталась успокоиться. Ничего страшного не произошло. Сон всегда начинался и заканчивался одинаково. Интересное происходило в середине.
Во сне Грейс оказалась в старой «Бостон-Гарден» у самой сцены, от которой ее отделял невысокий, по пояс, стальной барьер — на улице к таким цепью пристегивают велосипеды. На него Грейс и облокотилась.
Из динамиков звучали «Бледные чернила». Это было невозможно — концерт еще не начался. «Бледные чернила» были хитом группы Джимми Экса, хитом года, и теперь часто исполняемым по радио. В «Бостон-Гарден» это была не запись, живое исполнение — в паузе. Если страшный сон считать чем-то вроде фильма, то «Бледные чернила» можно назвать саундтреком.
Стоял ли рядом с ней Тодд Вудкрофт, ее тогдашний бойфренд? Иногда Грейс снилось, что она держит его за руку, хотя между ними никогда не было подобных трогательных отношений, а затем, когда становилось страшно, холода под ложечкой добавляло ощущение его ускользающей руки. В реальности Тодд был рядом с ней. Во сне — лишь иногда. Сегодня — нет. Сегодня ночью он скрылся и не пострадал. Она никогда не винила его зато, что с ней произошло, — он ничего не мог поделать. Тодд не навещал ее в больнице — Грейс и это простила ему. Их студенческий роман дышал на ладан, отчего-то не перейдя в крепкую дружбу. Кому нужны разборки на этом этапе? Кому придет в голову торжественно расставаться с девушкой, которая лежит на больничной койке? Так лучше для обоих, решила Грейс, предоставив событиям идти своим чередом.
Во сне Грейс знала, что трагедия вот-вот произойдет, но ничего не предпринимала. Сон не был предупреждением или призывом искать выход. Грейс удивлялась, отчего это, но сны вообще такое дело — во сне ты бессилен, даже зная наперед, что случится, ты раб воспоминаний, отложившихся в твоем подсознании. Или еще проще: нет времени — во сне до трагедии несколько секунд. В реальности, согласно свидетельству очевидцев, Грейс и все остальные простояли у сцены больше четырех часов.
Настроение зрителей от возбужденного перешло к взвинченно-нетерпеливому, раздраженному и, наконец, враждебному. Джимми Экс, он же Джеймс Ксавье Фармингтон, рок-идол с роскошной шевелюрой, должен был выйти на сцену в половине девятого, и все надеялись, что уж к девяти-то он раскачается. Но время неумолимо приближалось к полуночи. Сначала толпа скандировала имя Джимми, теперь уже хором кричали: «Позор!» Шестнадцать тысяч зрителей, включая тех, кому, как Грейс, повезло занять стоячие места у самой сцены, поднялись как один, требуя концерта. Прошло десять минут, прежде чем они дождались какой-то реакции — из динамиков послышался шорох. Толпа, сразу вернувшись к прежнему восторженному состоянию, радостно заревела.
Но голос в динамиках объявил не начало концерта. Послышалось монотонное сообщение о том, что выступление задерживается по крайней мере еще на час. Без объяснения причин. На мгновение толпа замерла. Крытый стадион затопила тишина.
С этого и начинался ее сон — с затишья перед бурей. Грейс снова стояла перед сценой. В реальности в то время ей был двадцать один год, но во сне она ощущала себя старше. Это была иная, словно «параллельная» Грейс, вышедшая замуж за Джека и ставшая матерью Эммы и Макса, однако каким-то образом оказавшаяся на концерте в год окончания колледжа. Опять странности сна, двойная реальность, параллельное «я» накладывается на реальное.
Откуда брались эти эпизоды сна — из подсознания или из прочитанного о трагедии много времени спустя, Грейс не знала. Возможно, причудливо переплелись оба источника. Сны открывают путь воспоминаниям. Когда Грейс бодрствовала, она совершенно не помнила той ночи и предшествовавших дней. Последнее, что сохранила память, — подготовка к экзамену по политологии, который она сдала за пять дней до концерта. Врачи заверили Грейс, что при такой черепно-мозговой травме это неудивительно, но подсознание — странная штука. Может, сны — это сохранившиеся воспоминания? Или все же воображение? Вероятнее всего, игра воображения, замешенная на воспоминаниях.
В любом случае, взявшийся то ли из памяти, то ли из репортажей о трагедии, раздавался выстрел. Затем еще. И еще.
Тогда на входах на стадионы и подобные массовые площадки еще не устанавливали рамки металлодетекторов. Кто угодно мог пронести пистолет. Сразу после происшествия было много споров о том, откуда были произведены выстрелы. Сторонники теории заговора до сих пор не унимаются, словно в «Бостон-Гарден» имелся свой травянистый холмик[6]. Так или иначе толпа зрителей, молодежь, распаленная многочасовым ожиданием, мгновенно обезумела. Все закричали, куда-то побежали, кинулись к выходам…
Многие в панике полезли на сцену.
Грейс не повезло — ее прижали к стальному барьеру, чуть не переломив пополам, животом через верхнюю перекладину. Все кричали как безумные и неудержимо напирали. Парень рядом с ней — позже она узнала, что его зовут Райан Веспа и ему было девятнадцать лет — не успел выставить руки, и его вмяли в стальную решетку под неудачным углом.
Грейс видела — был ли то сон или воспоминания? — как кровь толчками выплескивалась изо рта Райана Веспы. Наконец барьер подался и рухнул. Грейс оказалась внизу. Она пыталась встать, но ее повалила и затоптала толпа бегущих обезумевших людей.
Эту часть она помнила прекрасно — так было на самом деле. Эпизод, когда Грейс лежала, погребенная под множеством тел, к сожалению, не принадлежал исключительно миру снов.
Паника продолжалась. На Грейс наступали десятки ступней, ее руки и ноги топтали. Люди спотыкались и падали на нее, как каменные блоки. Давление росло. У Грейс трещали кости. Скоро сверху навалились десятки отчаявшихся, задыхающихся, ползущих зрителей.
Вокруг стоял сплошной крик. Грейс оказалась в самом низу под упавшими. Уже не было видно света. Невозможно двинуться. Невозможно вздохнуть. Грейс задыхалась — ее словно утопили в жидком бетоне или утянули в воду на большую глубину.
Давление стало нестерпимым. Словно гигантская рука расплющивала ее голову, и та поддавалась с треском, как пластмассовый стаканчик.
Спасения не было…
На этом месте сон, к счастью, обрывался, и Грейс просыпалась, хватая ртом воздух.
В реальности Грейс пришла в себя четверо суток спустя и почти ничего не помнила. Сначала она думала, что это утро того дня, когда ей предстоит сдавать последний экзамен по политологии. Врачи осторожно сообщили ей, что она серьезно пострадала. В частности, у нее была трещина черепа — на счет этой травмы отнесли головные боли и потерю памяти. Это не была амнезия, подавленные воспоминания или иной психологический феномен. Это было физическое повреждение мозга, что не редкость при тяжелых черепно-мозговых травмах с потерей сознания. Выпадение из памяти нескольких часов и даже дней в таких случаях не редкость. Еще у Грейс были раздроблены бедренная и большая берцовая кость и сломаны три ребра. Коленная чашечка буквально сломалась пополам, а головка бедра вышла из сустава.
Сквозь ватный туман обезболивающих Грейс все-таки поняла, что ей еще «повезло» — восемнадцать юношей и девушек от четырнадцати до двадцати шести лет были затоптаны насмерть во время паники в «Бостон-Гарден», которую пресса уже окрестила Бостонской давкой.
Силуэт в дверном проеме шевельнулся:
— Мам!
Это была Эмма.
— Что, детка?
— Ты кричала.
— Это ничего. Даже у мамы бывают ночные кошмары.
Эмма по-прежнему стояла в тени.
— А где папа?
Грейс посмотрела на будильник. Без пятнадцати пять. Она проспала минут десять.
— Он скоро вернется.
Эмма не уходила.
— Ты что, боишься?
— Мам, можно, я с тобой посплю?
«Хватит с меня дурных снов на сегодня», — подумала Грейс, откидывая одеяло.
— Конечно, дочка.
Эмма залезла на отцовскую сторону. Грейс накрыла ее одеялом и крепко прижала к себе, не сводя глаз с будильника. Ровно в семь часов — она видела, как поменялись цифры с 6:59, — Грейс поддалась панике.
Джек никогда прежде не делал ничего подобного. Будь это обычная ночь, если бы он зашел и сказал, что едет за продуктами, если бы перед уходом отпустил двусмысленную шутку насчет арбузов и бананов, что-нибудь смешное и неприличное, она бы уже сто раз позвонила в полицию.
Но события прошлой ночи нельзя назвать нормальными: сначала фотография, затем — его реакция. И ведь даже не поцеловал на прощание.
Эмма зашевелилась под одеялом. Через несколько минут вошел Макс, потирая кулачками глаза. Обычно завтрак готовил Джек, он был ранней пташкой. Грейс на скорую руку соорудила еду, нарезав банан в кукурузные хлопья, ловко уходя от ответов на вопросы, куда делся папа. Пока дети жевали хлопья, она тихо прошла в комнату Джека и позвонила ему в офис. Трубку никто не поднял — было еще очень рано.
Натянув костюм мужа, она проводила детей к остановке школьного автобуса. Эмма раньше всегда обнимала ее, прежде чем сесть в автобус, но с некоторых пор стала стесняться, наверное, повзрослела. Девочка торопливо поднялась в салон, и Грейс оставалось лишь пробурчать себе под нос насчет кое-кого, кто стесняется обнять мать, но обязательно прибегает под мамино крылышко, испугавшись ночью. Макс обнял маму, но коротко и с заметной неохотой, протопал по ступенькам, и дверь с громким воздушным выдохом закрылась, словно проглотив мальчишку.
Грейс как щитком прикрыла глаза от солнца ладонью и привычно провожала автобус взглядом, пока он не свернул на Брайден-роуд. Даже сейчас, спустя столько времени, ей страшно хотелось кинуться в «сааб» и поехать следом, просто чтобы убедиться, что эта непрочная коробка из желтой жести довезет детей до школы в целости.
Что же случилось с Джеком?
Она пошла было в дом, но при мысли о Джеке свернула к «саабу», припустила бегом, быстро села за руль, и машина сорвалась с места. Автобус она нагнала на Хайтс-роуд и ехала за ним до школы Уиллард. Въехав на парковку, она дождалась, пока из автобуса вышли Эмма и Макс, сгорбившись под тяжестью ранцев, и смотрела им вслед, едва сдерживая знакомую нестерпимую нежность. Грейс подождала, пока они пройдут по дорожке к крыльцу, поднимутся и исчезнут за школьными дверями.
И тут, впервые за все это время, она заплакала.
Грейс ожидала, что полицейские будут в штатском и приедут непременно вдвоем. Один окажется суровым и резким опытным служакой, другой — молодым и симпатичным агентом, так всегда показывают в фильмах. Однако местный коп приехал один, в форме патрульного и на соответствующей машине.
Он представился как Дейли и действительно оказался молодым. Даже очень молодым, с редкими прыщами на лоснящихся, пухлых, как у младенца, щеках. Он, видимо, много качался в спортзале — края коротких рукавов рубашки перетягивали раздутые бицепсы. Дейли держался с вынимающим душу терпением и изъяснялся монотонной скороговоркой сельского блюстителя порядка, втолковывающего первоклашкам правила безопасной езды на велосипеде.
Он приехал через десять минут после звонка по обычному — не экстренному — номеру вызова полиции. Вообще, как сказал ей диспетчер, по таким случаям они приглашают в отделение и просят заполнить форму заявления, но Дейли случайно оказался в том районе и смог заехать по пути. Грейс опять повезло.
Китаец захлопнул багажник и пошел к водительскому месту.
Слишком поздно кому-то звонить. Надо действовать самому.
Рокки был шесть футов четыре дюйма ростом и весил двести шестьдесят фунтов, причем состоял сплошь из каменно-крепких мышц. Он был профессиональный боец — не боксер для показухи, не фальшивый, постановочный рестлер. Сейчас у него не было оружия, но ему не раз приходилось справляться без ствола.
Рокки с места перешел на бег.
— Эй! — крикнул он. — Эй, ты! А ну стой!
Китаец — подбежав поближе, Рокки разглядел, что его противник очень молод, даже не парень, а почти мальчишка, — поднял голову. Выражение его лица не изменилось. Он просто смотрел, как Рокки к нему бежит. Не шевелился, не пытался сесть в машину и уехать. Он терпеливо ждал.
— Эй!
Китаец стоял неподвижно.
Рокки остановился в ярде от него. Их глаза встретились. Рокки не понравился этот взгляд. Его противниками в футболе порой были самые настоящие психи. На боях без правил Рокки попадались реальные садисты. Он не раз смотрел в глаза явных пациентов лечебницы для душевнобольных, которым нравилось причинять боль другим. Но здесь было что-то другое — Рокки словно смотрел в глаза мертвецу или неживому объекту. Камню, что ли. В узких глазах не было ни страха, ни жалости, ни мысли.
— Что вы хотели? — спросил китаец.
— Я все видел. Выпусти мужчину из багажника!
Парень кивнул:
— Да-да, конечно.
И посмотрел на багажник. Рокки невольно проследил за его взглядом. И в эту секунду Эрик Ву нанес удар.
Самого движения Рокки не заметил. Ву молниеносно присел, чуть развернув бедра, словно скрученная пружина, и как будто выстрелил рукой, нанеся Рокки удар под ребра — снизу и сзади. Рокки не впервые было получать по почкам — ему доставалось от здоровяков вдвое выше низкорослого китайца, но сейчас он буквально задохнулся от боли — под ребра словно вошла кувалда.
Он болезненно крякнул, но устоял на ногах. Ву шагнул вперед и с силой ткнул Рокки в печень — по ощущениям, чем-то похожим на шампур. Внутри что-то словно взорвалось болью.
Рот открылся, но крика не последовало. Рокки рухнул на землю. Ву опустился рядом. Последнее, что Рокки увидел в своей жизни, было лицо Эрика Ву, спокойное и безмятежное, и почувствовал, как китаец подсунул маленькие руки ему под ребра.
«Лоррейн», — мелькнуло в голове Рокки. А затем все оборвалось.
Глава 5
Проснувшись от собственного крика, Грейс резко села в постели. В коридоре по-прежнему горел свет, в дверном проеме маячила темная фигура, но это был не Джек.
Она проснулась, хватая ртом воздух. Это сон. Грейс это знала. В глубине души она каждый раз понимала, что это всего лишь сон. Кошмар приходил и раньше, много раз, к счастью, длился недолго. Скоро можно юбилей отмечать, устало подумала она.
Грейс пыталась успокоиться. Ничего страшного не произошло. Сон всегда начинался и заканчивался одинаково. Интересное происходило в середине.
Во сне Грейс оказалась в старой «Бостон-Гарден» у самой сцены, от которой ее отделял невысокий, по пояс, стальной барьер — на улице к таким цепью пристегивают велосипеды. На него Грейс и облокотилась.
Из динамиков звучали «Бледные чернила». Это было невозможно — концерт еще не начался. «Бледные чернила» были хитом группы Джимми Экса, хитом года, и теперь часто исполняемым по радио. В «Бостон-Гарден» это была не запись, живое исполнение — в паузе. Если страшный сон считать чем-то вроде фильма, то «Бледные чернила» можно назвать саундтреком.
Стоял ли рядом с ней Тодд Вудкрофт, ее тогдашний бойфренд? Иногда Грейс снилось, что она держит его за руку, хотя между ними никогда не было подобных трогательных отношений, а затем, когда становилось страшно, холода под ложечкой добавляло ощущение его ускользающей руки. В реальности Тодд был рядом с ней. Во сне — лишь иногда. Сегодня — нет. Сегодня ночью он скрылся и не пострадал. Она никогда не винила его зато, что с ней произошло, — он ничего не мог поделать. Тодд не навещал ее в больнице — Грейс и это простила ему. Их студенческий роман дышал на ладан, отчего-то не перейдя в крепкую дружбу. Кому нужны разборки на этом этапе? Кому придет в голову торжественно расставаться с девушкой, которая лежит на больничной койке? Так лучше для обоих, решила Грейс, предоставив событиям идти своим чередом.
Во сне Грейс знала, что трагедия вот-вот произойдет, но ничего не предпринимала. Сон не был предупреждением или призывом искать выход. Грейс удивлялась, отчего это, но сны вообще такое дело — во сне ты бессилен, даже зная наперед, что случится, ты раб воспоминаний, отложившихся в твоем подсознании. Или еще проще: нет времени — во сне до трагедии несколько секунд. В реальности, согласно свидетельству очевидцев, Грейс и все остальные простояли у сцены больше четырех часов.
Настроение зрителей от возбужденного перешло к взвинченно-нетерпеливому, раздраженному и, наконец, враждебному. Джимми Экс, он же Джеймс Ксавье Фармингтон, рок-идол с роскошной шевелюрой, должен был выйти на сцену в половине девятого, и все надеялись, что уж к девяти-то он раскачается. Но время неумолимо приближалось к полуночи. Сначала толпа скандировала имя Джимми, теперь уже хором кричали: «Позор!» Шестнадцать тысяч зрителей, включая тех, кому, как Грейс, повезло занять стоячие места у самой сцены, поднялись как один, требуя концерта. Прошло десять минут, прежде чем они дождались какой-то реакции — из динамиков послышался шорох. Толпа, сразу вернувшись к прежнему восторженному состоянию, радостно заревела.
Но голос в динамиках объявил не начало концерта. Послышалось монотонное сообщение о том, что выступление задерживается по крайней мере еще на час. Без объяснения причин. На мгновение толпа замерла. Крытый стадион затопила тишина.
С этого и начинался ее сон — с затишья перед бурей. Грейс снова стояла перед сценой. В реальности в то время ей был двадцать один год, но во сне она ощущала себя старше. Это была иная, словно «параллельная» Грейс, вышедшая замуж за Джека и ставшая матерью Эммы и Макса, однако каким-то образом оказавшаяся на концерте в год окончания колледжа. Опять странности сна, двойная реальность, параллельное «я» накладывается на реальное.
Откуда брались эти эпизоды сна — из подсознания или из прочитанного о трагедии много времени спустя, Грейс не знала. Возможно, причудливо переплелись оба источника. Сны открывают путь воспоминаниям. Когда Грейс бодрствовала, она совершенно не помнила той ночи и предшествовавших дней. Последнее, что сохранила память, — подготовка к экзамену по политологии, который она сдала за пять дней до концерта. Врачи заверили Грейс, что при такой черепно-мозговой травме это неудивительно, но подсознание — странная штука. Может, сны — это сохранившиеся воспоминания? Или все же воображение? Вероятнее всего, игра воображения, замешенная на воспоминаниях.
В любом случае, взявшийся то ли из памяти, то ли из репортажей о трагедии, раздавался выстрел. Затем еще. И еще.
Тогда на входах на стадионы и подобные массовые площадки еще не устанавливали рамки металлодетекторов. Кто угодно мог пронести пистолет. Сразу после происшествия было много споров о том, откуда были произведены выстрелы. Сторонники теории заговора до сих пор не унимаются, словно в «Бостон-Гарден» имелся свой травянистый холмик[6]. Так или иначе толпа зрителей, молодежь, распаленная многочасовым ожиданием, мгновенно обезумела. Все закричали, куда-то побежали, кинулись к выходам…
Многие в панике полезли на сцену.
Грейс не повезло — ее прижали к стальному барьеру, чуть не переломив пополам, животом через верхнюю перекладину. Все кричали как безумные и неудержимо напирали. Парень рядом с ней — позже она узнала, что его зовут Райан Веспа и ему было девятнадцать лет — не успел выставить руки, и его вмяли в стальную решетку под неудачным углом.
Грейс видела — был ли то сон или воспоминания? — как кровь толчками выплескивалась изо рта Райана Веспы. Наконец барьер подался и рухнул. Грейс оказалась внизу. Она пыталась встать, но ее повалила и затоптала толпа бегущих обезумевших людей.
Эту часть она помнила прекрасно — так было на самом деле. Эпизод, когда Грейс лежала, погребенная под множеством тел, к сожалению, не принадлежал исключительно миру снов.
Паника продолжалась. На Грейс наступали десятки ступней, ее руки и ноги топтали. Люди спотыкались и падали на нее, как каменные блоки. Давление росло. У Грейс трещали кости. Скоро сверху навалились десятки отчаявшихся, задыхающихся, ползущих зрителей.
Вокруг стоял сплошной крик. Грейс оказалась в самом низу под упавшими. Уже не было видно света. Невозможно двинуться. Невозможно вздохнуть. Грейс задыхалась — ее словно утопили в жидком бетоне или утянули в воду на большую глубину.
Давление стало нестерпимым. Словно гигантская рука расплющивала ее голову, и та поддавалась с треском, как пластмассовый стаканчик.
Спасения не было…
На этом месте сон, к счастью, обрывался, и Грейс просыпалась, хватая ртом воздух.
В реальности Грейс пришла в себя четверо суток спустя и почти ничего не помнила. Сначала она думала, что это утро того дня, когда ей предстоит сдавать последний экзамен по политологии. Врачи осторожно сообщили ей, что она серьезно пострадала. В частности, у нее была трещина черепа — на счет этой травмы отнесли головные боли и потерю памяти. Это не была амнезия, подавленные воспоминания или иной психологический феномен. Это было физическое повреждение мозга, что не редкость при тяжелых черепно-мозговых травмах с потерей сознания. Выпадение из памяти нескольких часов и даже дней в таких случаях не редкость. Еще у Грейс были раздроблены бедренная и большая берцовая кость и сломаны три ребра. Коленная чашечка буквально сломалась пополам, а головка бедра вышла из сустава.
Сквозь ватный туман обезболивающих Грейс все-таки поняла, что ей еще «повезло» — восемнадцать юношей и девушек от четырнадцати до двадцати шести лет были затоптаны насмерть во время паники в «Бостон-Гарден», которую пресса уже окрестила Бостонской давкой.
Силуэт в дверном проеме шевельнулся:
— Мам!
Это была Эмма.
— Что, детка?
— Ты кричала.
— Это ничего. Даже у мамы бывают ночные кошмары.
Эмма по-прежнему стояла в тени.
— А где папа?
Грейс посмотрела на будильник. Без пятнадцати пять. Она проспала минут десять.
— Он скоро вернется.
Эмма не уходила.
— Ты что, боишься?
— Мам, можно, я с тобой посплю?
«Хватит с меня дурных снов на сегодня», — подумала Грейс, откидывая одеяло.
— Конечно, дочка.
Эмма залезла на отцовскую сторону. Грейс накрыла ее одеялом и крепко прижала к себе, не сводя глаз с будильника. Ровно в семь часов — она видела, как поменялись цифры с 6:59, — Грейс поддалась панике.
Джек никогда прежде не делал ничего подобного. Будь это обычная ночь, если бы он зашел и сказал, что едет за продуктами, если бы перед уходом отпустил двусмысленную шутку насчет арбузов и бананов, что-нибудь смешное и неприличное, она бы уже сто раз позвонила в полицию.
Но события прошлой ночи нельзя назвать нормальными: сначала фотография, затем — его реакция. И ведь даже не поцеловал на прощание.
Эмма зашевелилась под одеялом. Через несколько минут вошел Макс, потирая кулачками глаза. Обычно завтрак готовил Джек, он был ранней пташкой. Грейс на скорую руку соорудила еду, нарезав банан в кукурузные хлопья, ловко уходя от ответов на вопросы, куда делся папа. Пока дети жевали хлопья, она тихо прошла в комнату Джека и позвонила ему в офис. Трубку никто не поднял — было еще очень рано.
Натянув костюм мужа, она проводила детей к остановке школьного автобуса. Эмма раньше всегда обнимала ее, прежде чем сесть в автобус, но с некоторых пор стала стесняться, наверное, повзрослела. Девочка торопливо поднялась в салон, и Грейс оставалось лишь пробурчать себе под нос насчет кое-кого, кто стесняется обнять мать, но обязательно прибегает под мамино крылышко, испугавшись ночью. Макс обнял маму, но коротко и с заметной неохотой, протопал по ступенькам, и дверь с громким воздушным выдохом закрылась, словно проглотив мальчишку.
Грейс как щитком прикрыла глаза от солнца ладонью и привычно провожала автобус взглядом, пока он не свернул на Брайден-роуд. Даже сейчас, спустя столько времени, ей страшно хотелось кинуться в «сааб» и поехать следом, просто чтобы убедиться, что эта непрочная коробка из желтой жести довезет детей до школы в целости.
Что же случилось с Джеком?
Она пошла было в дом, но при мысли о Джеке свернула к «саабу», припустила бегом, быстро села за руль, и машина сорвалась с места. Автобус она нагнала на Хайтс-роуд и ехала за ним до школы Уиллард. Въехав на парковку, она дождалась, пока из автобуса вышли Эмма и Макс, сгорбившись под тяжестью ранцев, и смотрела им вслед, едва сдерживая знакомую нестерпимую нежность. Грейс подождала, пока они пройдут по дорожке к крыльцу, поднимутся и исчезнут за школьными дверями.
И тут, впервые за все это время, она заплакала.
Грейс ожидала, что полицейские будут в штатском и приедут непременно вдвоем. Один окажется суровым и резким опытным служакой, другой — молодым и симпатичным агентом, так всегда показывают в фильмах. Однако местный коп приехал один, в форме патрульного и на соответствующей машине.
Он представился как Дейли и действительно оказался молодым. Даже очень молодым, с редкими прыщами на лоснящихся, пухлых, как у младенца, щеках. Он, видимо, много качался в спортзале — края коротких рукавов рубашки перетягивали раздутые бицепсы. Дейли держался с вынимающим душу терпением и изъяснялся монотонной скороговоркой сельского блюстителя порядка, втолковывающего первоклашкам правила безопасной езды на велосипеде.
Он приехал через десять минут после звонка по обычному — не экстренному — номеру вызова полиции. Вообще, как сказал ей диспетчер, по таким случаям они приглашают в отделение и просят заполнить форму заявления, но Дейли случайно оказался в том районе и смог заехать по пути. Грейс опять повезло.