Marybeth Mayhew Whalen
Only Ever Her
© 2019 by Marybeth Mayhew Whalen
© jamesgreenstudio / Shutterstock.com
© Рогова М., перевод на русский язык, 2021
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021
* * *
Эшли Уален Фрели, которая никуда не исчезала
И я сказал: «кто дал бы мне крылья, как у голубя? я улетел бы и успокоился бы; далеко удалился бы я, и оставался бы в пустыне; поспешил бы укрыться от вихря, от бури».
Псалом 54:7–9
Пролог. День свадьбы. 1 июня
Он оттягивает ворот рубашки и делает глоток остывшего кофе. Он не любитель кофе, но сейчас согласен на любой напиток – особенно с кофеином. Он так давно не спал, что уже потерял счет времени.
Шериф опирается мясистыми ладонями о стол и тяжело нависает над ним.
– Ладно, мистер Спейси, – изрекает тот. – Вы готовы дать показания?
– Да, сэр, – отвечает Спейси. – Я готов. – И вспоминает, что последний раз сидел напротив Хэла Йорка, еще будучи школьником, задержанный за магазинную кражу. Тогда ему тоже никто не верил.
– Надеюсь, на этот раз вы скажете правду?
Спейси поднимает правую руку, а левую опускает на воображаемую Библию.
– И ничего кроме правды, – отвечает он, надеясь, что его голос звучит спокойно. – Да поможет мне Бог!
– Ну что ж, – говорит шериф. – Выкладывайте.
15–16 мая. Две недели до свадьбы
Энни
Она уже доехала до офиса адвоката, но вдруг осознала, что не может войти внутрь. Она сжимает ручку автомобильной двери, готовая выйти в любой момент. Машина совсем новая, так что дверца распахнется бесшумно – не то что в ее прежней скрипучей развалюхе (покойся с миром, «Джетта»). Теперь ее автомобиль – джип в прекрасном состоянии, взвешенный выбор взрослого человека. Как и ее жених Скотт, вручивший ей машину в качестве предсвадебного подарка, «Хонда Си-Ар-Ви» отличается надежностью и отлично вписывается в картину ее новой жизни в роли миссис Хэнсон. Жизни, которая начнется всего через пару недель.
Она отпускает дверную ручку и смотрит на письмо, лежащее у нее на коленях, – имя выведено аккурат над линией сгиба. Ее имя – нынешнее. Мисс Энни Тафт — пока еще не Хэнсон. Чтобы превратиться в Хэнсон, ей нужно разобраться с делами, и визит к адвокату занимает в их списке не последнее место.
Она разглядывает здание прямо напротив нее. В двухэтажном доме в колониальном стиле может располагаться что угодно: от страхового агентства до стоматологической клиники или бухгалтерской конторы. Она внимательно изучает каждое окно – словно кто-то может следить за ней оттуда. Но за стеклами не видно ни единого лица, никто не подглядывает из-за занавески. Никто и не подозревает, что она здесь.
Энни не позвонила и не назначила встречу, хотя об этом говорилось в письме. Ей не нужна была гарантия того, что адвокат найдет для нее время. Наоборот – пусть лучше попросит ее зайти попозже, а она не сможет этого сделать. В конце концов, дел в ближайшие недели будет невпроворот, и вряд ли она будет заниматься чем-то кроме свадьбы. Тут-то она и скажет себе – и всем вокруг, – что пыталась. Скажет, что поступила правильно. Ей очень важно поступать правильно – уж такой она человек. Но что значит правильно? Вот в чем вопрос.
В ее голове звучит голос тети Фэй, снова и снова повторяя, что же такое, по ее личному мнению, «правильные поступки» (и почему нынешнее поведение Энни таким не является). Обычно советы в людских головах раздают матери, но у Энни это тетя, самый близкий ее человек. Чтобы заставить голос замолчать, Энни переключает внимание на свое отражение в зеркальце на автомобильном козырьке, проверяет, в порядке ли макияж. Потом улыбается, чтобы удостовериться, что помада не попала на зубы. Зубы чистые, а вот губы не помешало бы подкрасить – сегодня она так искусала их, что от утренней помады не осталось и следа.
Энни извлекает из сумочки косметичку и ставит прямо на письмо, чтобы не смотреть на него. Обновляет слой любимой ягодной помады на губах. (У тебя улыбка матери, твердят ей все, и, судя по фотографиям, так оно и есть.) Закончив с губами, она пудрит нос – из-за жаркого раннего лета ее лицо лоснится от пота, даже кондиционер в машине не помогает.
Итак, ей нужно просто выйти из автомобиля и войти в здание. Спустить курок, сжечь мосты, как там еще говорят? Но тут она обращает внимание на свои брови – в ярком солнечном свете стали заметны несколько отросших волосинок, от которых надо немедленно избавиться. Энни извлекает из косметички пинцет и выщипывает раздражающие волоски. Всегда лучше выглядеть на все сто, когда встречаешься с кем-то новым, думает она, а адвокат, безусловно, такой человек. Самонадеянный чужак, без приглашения ворвавшийся в ее жизнь со своим письмом и решивший взвалить на ее плечи больше, чем она может вынести.
Уважаемая мисс Энни Тафт,
в этом письме я хочу сообщить Вам новую информацию о своем клиенте, мистере Корделле Льюисе, который был приговорен к пожизненному заключению в тюрьме без права досрочного освобождения после того, как его несправедливо осудили за убийство Вашей матери, Лидии Тафт. Мне известно, что Вы выступали ключевым свидетелем со стороны обвинения по его делу, и я прекрасно понимаю и разделяю Ваше желание оставить все в прошлом. Однако мистер Льюис, увы, не в силах поступить так же: для него эта история – настоящее и единственный источник надежды на будущее.
Буду признателен, если Вы сможете приехать в мой офис и в рамках короткой приватной встречи позволите мне рассказать о новом повороте в деле Льюиса, а также попросить Вас о небольшом одолжении. Искренне надеюсь, что нам удастся встретиться как можно скорее, так как время сейчас имеет первостепенное значение. Пожалуйста, имейте в виду, что информация, которую я намерен Вам поведать, носит весьма деликатный характер, поэтому очень важно сохранить нашу встречу в тайне. Повторюсь: я полон надежд, что Вы свяжетесь со мной в самое ближайшее время и позволите мне поделиться с Вами действительно потрясающими новостями.
Спасибо, что уделили мне время,
Тайсон Барнс.
Короткого письма Барнса оказывается достаточно, чтобы наполнить Энни чувством вины и заставить приехать на эту встречу – обсудить «небольшое одолжение» убийце своей матери. Но что, если это действительно не он? Дурацкий вопрос не дает ей покоя и требует ответа прежде, чем начнется новая жизнь – жизнь далеко отсюда. Да, таковы ее планы: выйти замуж за Скотта, уехать куда-нибудь подальше и начать все с чистого листа. Когда они это придумали, казалось, что это хорошая идея. Но чем ближе к отъезду, тем больше она сомневается в своем решении.
Энни осматривает лицо в последний раз, поднимает козырек и убирает косметичку в сумочку. У нее урчит в животе, и она думает о предстоящем ланче – еще одной встрече из тех, на которые идешь не по своей воле, а потому, что чувствуешь себя обязанным. Если она не поторопится, то опоздает на встречу, а если адвокат окажется на месте и будет готов к разговору, рискует вовсе пропустить ее. Энни колеблется, раздумывая, что хуже: беседа с адвокатом, пытающимся добиться свободы для Корделла Льюиса, убийцы ее матери, или встреча с журналисткой городской газеты по поводу грядущей свадьбы.
Энни не питает иллюзий насчет журналистки, отлично понимая, что разговор так или иначе сведется к грядущему суду над Корделлом Льюисом. Очевидно, что в этом и состоит ее конечная цель, а интервью – просто уловка. Они с Лорел, так зовут репортершу, вместе учились в школе. Лорел всегда была агрессивной, и Энни сомневается, что она сильно изменилась за девять лет, прошедших с выпускного. Кроме того, годы, проведенные вдали от Ладлоу, и работа на воротил газетного бизнеса наверняка ожесточили Лорел, а освобождение Льюиса обещает стать куда большей сенсацией, чем ее свадьба. Нет, Энни не позволит репортерше обвести себя вокруг пальца. Она будет настороже.
Выбрав из двух зол меньшее – сделать то, зачем сюда приехала, Энни заглушает двигатель. Она войдет внутрь и поговорит с… ее взгляд еще раз скользит по строчкам, проверяя имя отправителя. Она рассматривает подпись, пытаясь представить, что будет дальше. Она скажет на ресепшене, что приехала повидать Тайсона Барнса, и секретарша ответит что-то вроде: «О, конечно, он уже ожидает вас! Сюда пожалуйста!» или же: «Очень жаль, но он сейчас в суде. Мне передать ему, что вы заезжали?».
Как бы то ни было, Энни придется пройти через все это. Она должна войти внутрь и узнать, что адвокат собирается сообщить ей о Корделле Льюисе, проведшем последние двадцать три года за решеткой за убийство ее матери. Судя по письму, Барнс считает Льюиса невиновным, полагая, что тот был осужден по ошибке и что Энни сыграла не последнюю роль в этой охоте на ведьм. Теперь он намерен поговорить с ней об искуплении – о том, что она, как зрелая двадцатишестилетняя женщина, может сделать, чтобы загладить свою вину за поступок, совершенный в трехлетнем возрасте. О том, что это ее шанс все исправить.
Вот только это не так. В ее, Энни, случае ничего исправить уже нельзя. Ее матери не будет рядом, когда через несколько дней она пойдет к алтарю. Ее мать уже не наденет старомодное, но подходящее к случаю платье и не передаст ей семейную реликвию на счастье. Она не будет засыпать ее советами об отношениях, основанных на собственном многолетнем опыте как жены. Ей просто нечего рассказывать – у нее нет и не было этого опыта, ведь Лидия Тафт умерла, когда ей было всего двадцать три года. Даже собственная дочь уже пережила ее.
– Ладно, Тайсон Барнс, – громко говорит Энни сама себе. – У вас пятнадцать минут. И это все, что я могу для вас сделать.
Она открывает дверцу машины и выходит.
Лорел
Она сортирует пакетики сахара по цвету, затем – в алфавитном порядке: «Спленда» перед «Свит’Н’Лоу», после чего выкладывает повторяющийся рисунок из белого, розового, желтого, синего – радугу из пакетиков. Затем она снова осматривает ресторан, уже не скрывая своего раздражения, – и снова безрезультатно. Она смотрит на часы. Энни Тафт опаздывает на двадцать две минуты и, хотя во время ланча Лорел действительно некуда податься, кроме этого места, она недовольна, что приходится ждать так долго. Пять минут – еще куда ни шло. Но двадцать две? Это просто неуважение.
Она сгребает пакетики сахара в беспорядочную кучу, обдумывая способы, которые могут сейчас сделать нашу жизнь слаще. Многие из них некалорийные – только сладость и никакого чувства вины. Не к этому ли мы все стремимся?
Она открывает блокнот и записывает туда свои мысли. У нее могло бы выйти неплохое эссе, думает она, его можно было бы продать какому-нибудь журналу – «Домоводству» или, может быть, «Женскому дню». Лорел записывает названия журналов рядом с набросками идеи, а потом рисует вокруг звезды, чтобы придать себе занятой вид и не выглядеть как человек, на встречу с которым не пришли.
Официантка подходит к Лорел и указывает на стоящий на столе пустой стакан с месивом из подтаявшего льда.
– Принести вам еще воды? – спрашивает девушка. По виду ей не больше двадцати лет, а высоко затянутый хвостик, приподнимающий уголки ее глаз, придает лицу удивленное выражение.
– Нет, спасибо, – отвечает Лорел своим самым добрым и самым терпеливым голосом. К счастью, девушка исчезает без лишних вопросов. Не задав самый очевидный – «Неужели вы все еще верите, что тот, кого вы ждете, объявится?».
Лорел берет телефон и смотрит на экран, раздумывая, стоит ли послать Энни сообщение и спросить, куда та запропастилась. Но так она выставит себя отчаявшейся и навязчивой, а надо действовать с осторожностью. Хотя она якобы пришла в этот ресторан, чтобы поговорить с Энни Тафт о грядущей свадьбе («Событие года!» – не переставала повторять ее мать), у нее здесь имеется свой интерес.
Она думает о будущей книге – той, сюжет которой будет строиться вокруг убитой матери Энни и которая имеет все шансы прославить ее как писателя. Ничего, что она уже пробовала, не срабатывало. А доступ к Энни Тафт поможет это изменить. Так что пусть все идет своим чередом, она не будет слишком давить. А давить-то она умеет – просто спросите ее семью или последнего бойфренда.
Она убирает телефон и, снова достав ручку, перечеркивает «сладкую» идею. Если она хочет стать великим писателем, нужно тратить время на более важные вещи. Эссе про сахар не более чем детская забава, и она может куда лучше. Надо просто сосредоточиться и не порхать от идеи к идее. Куда полезнее будет узнать больше о мужчине, которого собираются выпустить из тюрьмы. Да, лучше потратить время на это. Возможно, ей стоит выйти на его адвоката, задать несколько вопросов. Она думает о профессоре Шарпе, который учил ее: «Худший враг великого писателя – несобранность».
Интересно, что бы профессор Шарп сказал о своей ученице, узнав, что ей пришлось вернуться в родной город после очередного увольнения и пишет она теперь для крохотной газетенки, сравнимой по уровню со школьной стенгазетой. Черт, да «Вестник Ладлоу» даже хуже, думает она. Лорел вспоминает своего «босса» Деймона и содрогается. Все эти фантазии о карьере, которые увлекали ее в студенческие годы, – как же далеко она теперь от этого.
Она сгребает свои вещи в кучу и засовывает их в новую большую сумку, цветастую дизайнерскую вещицу с огромной вышитой монограммой «Лорел» по центру. Сумку ей подарила мать, Глиннис, в честь возвращения домой, словно это какой-то праздник, а не повод для скорби. Затейливый аксессуар, по задумке Глиннис, ей следовало брать в загородный клуб, чтобы тот «придавал ей яркости». «Ты стала такой бледной от всей этой городской жизни», – сетовала ее мать.
Лорел сигнализирует официантке о том, что готова уходить, размахивая кредитной картой. Кредитку Деймон благородно одолжил ей для этого ланча – чтобы подсластить пилюлю, ведь самым громким событием в ее журналистской карьере отныне будет освещение свадьбы Энни Тафт. Впрочем, она не справилась и с этим.
Перейти к странице: