— Не стройте из себя невинного агнца. Мой отец убил родителей Витолда. Вы уверены, что палатин до сих пор не знает об этом? Мне кажется, он что-то затевает.
По расширившимся глазам пожилого мужчины поняла: Шамси сказал правду.
— Герр Штольц, не молчите. Расскажите мне всё, что знаете. От этого может зависеть моя жизнь.
Управляющий подхватился, суетливо задёргал головой:
— Нечего рассказывать, моя госпожа. Они получили по заслугам и то, что покойный хозяин отплатил должникам… Это было делом чести. Никому не позволено унижать и оскорблять высокородного потомка благородного рода Виттсбахов из клана «Северных псов».
— Знаете, я его ни в коем случае не осуждаю, но женщина… Мать палатина…
— Да, — развёл он руками, — женщина попала случайно. Всего не предусмотришь, моя госпожа. А свидетелей нет. Я лично занимался этим.
Герр Штольц в роли организатора и исполнителя убийства? Наташа посмотрела на него пристальней. Кто бы мог подумать? Этот добродушный, почти святой человек…
Словно поняв её взор, старый слуга грустно кивнул:
— Конечно, сейчас я немочный старик. Но в былые времена. — Заметно приосанился, выпятив грудь и сжав рукоять кинжала. — Если потребуется, я и сейчас смогу… Укажите, кого нужно… Ради вас я на всё пойду, моя госпожа.
— Верю, герр Штольц. Ваша преданность нашей семье мне известна. Но откуда королевский дознаватель мог узнать об убийстве?
— Кто? Тайный советник короля? Который приезжал с нотаром и опекуном в поместье? — задумался мужчина. — Он ничего не знает. Никто ничего не знает… Только вы и я… Понесли кони и паланкин сорвался в ущелье. Ненастье поспособствовало. Потребовалось два дня, чтобы поднять обезображенные тела. Уверяю вас, не осталось и следа. Если желаете, я расскажу, как всё произошло. — Решительно вздёрнул подбородок.
Наташа поморщилась, отгоняя видение:
— Не нужно подробностей.
Ну что ж. И здесь всё становилось на свои места. Шамси блефовал, и ему методом тыка удалось попасть в точку. Что окажется прав, он не знал. А то, что она строила план мести Шоленбургам, лишь подтвердило, что она истинная дочь своего отца. Если Витолд в силу своего возраста принимать участие в мошенничестве не мог, то его бабушка была в курсе всего и не помешала зятю и мужу сотворить зло, за что понесла наказание смертью дочери.
Что-то мешало девушке удовлетвориться наказанием постфактум. Скорее всего, старая пфальцграфиня не поняла, что кроется за несчастным случаем. Знай она об истинном положении дел и сознавая, что стала виновницей гибели дочери, кто знает, дожила бы она — обречённая на муки совести — до нынешних дней? Такое знание стало бы для неё заслуженным наказанием.
Безнадёжность, страх, отчаяние. Подобные муки испытывал её отец, лишённый надежды на продолжение поисков пропавших жены и дочери. Кто знает, может быть, он был близок к цели и удалось бы спасти маму.
Сухими воспалёнными глазами Наташа смотрела в тёмный потолок. Её ждала очередная бессонная ночь. В приоткрытое окно доносились выкрики подвыпивших постояльцев, переместившихся на улицу в зону отдыха. Эффектное появление тайного советника, разговор с ним и герром Штольцем не давали покоя. Она поставит завершающую точку в мести отца. Пфальцграфиня должна узнать причину гибели дочери и зятя.
Наташа пересматривала в комоде свитки, определяя значимость каждого. Визит Шамси побудил её воспользоваться тайником, и теперь она откладывала то, что предстояло убрать с глаз долой. Дойдя до пергамента с распиской Эриха в получении от герцогини фон Мидем фибулы в качестве оплаты за оказанные услуги, убрав его в «сейф», снова достала. Что-то тревожило. Вновь раскатав его, всматривалась в строки, соображая, что могло её насторожить. Пробежав глазами до конца, вернулась к началу. Вроде всё верно: передача фибулы, отсутствие претензии, дата, подпись. Перед мысленным взором возникла сухонькая подслеповатая старушка-герцогиня, трясущейся рукой размазывающая соус по своей тарелке. Подпись! Вот оно! Крупная, разборчивая, чёткая, сделанная твёрдой уверенной рукой. Значит ли это, что Эрих совершил подлог и фибула украдена? Походило на то. И как теперь быть? Уличить его во лжи и нажить себе ещё одного врага? Только этого ей сейчас не хватало!
Закончив сортировку документов и закрыв тайник, она так и не решила, как поступить с Эрихом. Но то, что он не получит Элли в жёны — знала наверняка.
Слегка заторможенная после сытного обеда, она стойко боролась со сном, не желая поддаваться слабости. Стоит сейчас лечь спать, и беспробудно проспит до вечера, тем самым нарушив режим ночного отдыха. Пока давала указания старшим групп, решала с Эрихом вопрос закупки пробной партии вина от нового поставщика, пересчитывала и вносила в книгу двухдневную выручку, не чувствовала, как тело налито усталостью, а глаза прикипают к ширме, за которой её ждёт райское наслаждение сном.
Решив уединиться от раздражающего шума таверны: стука дверей, гула людских голосов, бряканья кухонной утвари, Наташа, прихватив веер Хельги, направилась по узкой дорожке в сторону треугольной перголы, расположенной в самом дальнем уголке сада. Ближе к вечеру она обещала Гензелю подключиться к его творчеству и показать, как делать картины из солёного теста. Мальчик увлёкся лепкой, и свои поделки аккуратно складывал в небольшой ящичек, плотно закрывая его крышкой от возможного набега грызунов. Куно, освоившись в новом месте, всё ещё худой, с проплешинами вылинявшей шерсти, обласканный маленьким хозяином, неизменно следовал за ним, внимательно следя за каждым его движением.
Обеденное солнце палило нещадно, а здесь, в тени увитой плющом постройки, теряющейся в зелени деревьев, отцветающих кустов сирени и колючего терновника, девушка, откинувшись на спинку скамьи и вытянув ноги, расслабилась. Думать ни о чём не хотелось. Прикрыв глаза и опахиваясь веером, слушала мягкое гудение пчёл над мелкими соцветиями барбариса, щебет пичужек в густой кроне над головой. Только бы не заснуть.
Услышав приближающиеся шаги, приоткрыла глаза. По узкой дорожке, чеканя шаг, задевая полами лёгкого кафтана ветки разросшегося кустарника, к ней спешил Витолд. Вот кого она сейчас не хотела видеть, так это его. Но он, видимо, думал иначе. Его решительный невозмутимый вид вызвал неприязнь. Наташа, чертыхнувшись, сменив расслабленную позу на светскую, подала гостю руку для приветствия.
— Вам нездоровится? — участливо спросил он, косясь на плавно двигающийся веер в руке пфальцграфини и заглядывая в её лицо.
Она знала, что бледновата, если не серовата. Оставив вопрос без ответа, протяжно вздохнула.
Он сел на соседнюю скамью, настолько близко от девушки, насколько позволяла угловая конструкция перголы.
— Как ваша бабушка, господин пфальцграф? — спросила Наташа, чтобы не казаться совсем уж невоспитанной.
— Лежит. Она просит вас навестить её.
— Сожалею, но в ближайшее время буду очень занята. Может быть, отправить к вам мою травницу?
— Пожалуй, не будет лишним, — нахмурился он.
Хельга, узнав о недуге Ретинды, спрашивала, почему Наташа не хочет помочь пожилой женщине, как когда-то помогла отцу? Тогда она ушла от разговора. Если бы это был кто-нибудь другой, она бы, не колеблясь, подсказала метод лечения, но не в данном случае. Даже её совесть молчала, проявив солидарность с хозяйкой.
— Я хотел пригласить вас завтра на конную прогулку, — палатин окинул её быстрым взором, — но вижу, вы нездоровы.
— Верно.
Веер медленно нагнетал прохладу на покрывшееся испариной лицо. В животе неприятно похолодело. Что с ней? Неужели ненависть к этому человеку настолько сильна, что её тело неосознанно противится любому проявлению внимания с его стороны? Или это страх? Она покосилась на руки мужчины — ухоженные, с длинными сильными пальцами с коротко остриженными ногтями — и представила их, уцепившихся в шиворот её платья, сдёргивающих её под копыта скачущей лошади.
— Вэлэри, бабушка хочет поговорить с вами. Как только вам станет лучше, навестите её.
— Хорошо, господин пфальцграф. — Наташа закрыла нижнюю часть лица опахалом, пряча опустившиеся уголки губ. Навещать пфальцграфиню она не собиралась, но о теме беседы знать хотелось. — А вы не знаете, о чём будет разговор?
— Знаю. — Холодный взор буравил её сквозь веер. — Через три недели мы приглашены в Алем на свадебный пир к герцогине фон Макленбург. Бабушка хочет видеть вас в качестве своей сопровождающей. Вы не откажете ей.
Вот прицепились! Она сложила веер, опуская его на колени:
— Это, наверное, займёт несколько дней. Я не могу настолько оставить дела таверны.
— Вэлэри, я бы сам туда не поехал, но Леонор очень просила нас поддержать её. Мы не можем отказаться.
— Кто такая Леонор? — Веер, щёлкнув, раскрылся, подлетая к лицу.
— Невеста. Её жениха вы знаете. Он играл в шахматы с Генрихом.
Витолд, морщась, вытянул одну ногу, согнув другую в колене и положив на неё руку. Другой, пройдясь по гладким волосам от уха к затылку, опёрся на спинку скамьи, задумчиво глядя перед собой.
У Наташи пересохло в горле. Уж не «Педро» ли это — возлюбленный эльфийки? Только на убитого горем он не походил.
— Граф Бригахбург наш сосед. — Справилась она с участившимся дыханием, кивнув в сторону старинного особняка. — Снимал у нас номер.
— Знаю.
— А как же траур? Отто сказал…
Ей не дали договорить:
— Бухгольц ничего не знает. Свадебный пир состоится через три недели. — Он встал, протягивая руку: — Идёмте, я провожу вас.
Она не стала отказываться, вдруг вспомнив, что Герард не упоминал срока свадьбы. Если он собирался провернуть дело с Прошением об отсрочке пира за три недели, то она, уже привыкшая к черепашьей скорости сообщения между городами, видела провальность предприятия. Гонцы, паланкины, кареты… Где тот король? В Нидерландах? Да ещё больной.
Судьба, словно насмехаясь, то разводила влюблённых, то сводила вновь.
Опахиваясь веером, пфальцграфиня стояла у открытого окна в своей комнате, глядя, как на соседнем участке вырубают заросли черёмухи и сирени. Потревоженные птицы с возмущёнными криками кружили над разорёнными гнёздами.
— Летите ко мне… Здесь вас не тронут, — шептала бескровными губами.
Тупая боль, долбящая в виски, не отпускала. Самый раз поплакать, но… не плакалось. Пока не плакалось.
— Значит, не судьба.
Наташа с шумом захлопнула окно и, закрыв комнату на ключ, пошла искать Гензеля. Боль? Она со временем отпустит и пройдёт. От разбитого сердца ещё никто не умирал.
Через два дня страна погрузилась в глубокий траур. Король Конрад умер в Утрехте и был погребён в Шпейерском соборе, заложенном им же в 1030 году как фамильная усыпальница императоров из династии салических франков (1024–1125 гг.), потомков Карла Великого. Только его внук в 1061 году смог закончить строительство величавого здания, выполненного в романском стиле.
Глава 35
Неделя прошла в спокойном ожидании. Таверна опустела на треть. Одни постояльцы сменялись другими, привнося во время размещения толику суматохи и неразберихи. Выявились и первые неприятные моменты: вместе с выехавшими клиентами из номеров периодически исчезала мелочь с логотипом «отеля»: салфетки, тапочки, небольшие полотенца. Не обошли вниманием и таблички «Не беспокоить». Неопытные горничные не могли за всем уследить. От мысли принимать номер по описи после каждого постояльца, выказывая ему недоверие, Наташа отказалась, ограничившись особой пометкой воришки в регистрационной книге. Эрих предложил немного повысить плату номеров, таким образом компенсируя убытки, но, посовещавшись, решили поступить иначе: у стойки в холле был организован отдел розничной торговли сувенирами, где можно было купить текстиль и предметы, присутствующие в каждом номере, включая подсвечники со свечами, курильницы, чайные пары, заварочники, мешочки с травяными чайными сборами.
Кухня работала в полную силу, обеспечивая не только постояльцев, но и желающих прийти пообедать и пообщаться со знакомыми. Набирал популярность «Стол заказов» готовых блюд и полуфабрикатов.
Одним из постоянных посетителей стал королевский дознаватель. Для Наташи оказалось настоящим испытанием видеть его в дверях таверны в одно и то же обеденное время. Он неизменно подходил к ней — где бы она ни находилась — и с полуулыбкой на бронзовом лице, хитро щуря глаз, отпускал «дежурный» комплимент, задерживая взор на её утуме или серьгах с фианитами, словно напоминая, что их давний разговор не окончен, и он ждёт решения пфальцграфини.
Витолд, предприняв ещё одну безуспешную попытку заманить её в гости к Ретинде, на некоторое время успокоился, исчезнув из поля зрения.
Фиона продолжала посещать пожилую пфальцграфиню, отпаивая её болеутоляющими отварами и натирая мазями, остро пахнущими чесноком. Доложив Наташе, что палатин уехал по делам в Алем, поведала, что больная женщина много плачет и это не связано с её немочью. Рыбке в последние дни больше приходится поить её успокоительными отварами, нежели чем-то другим. Перед отъездом пфальцграфа она слышала обрывок разговора, где бабушка просила внука оставить всё как есть. О чём шла речь, разузнать не удалось.
От Герарда не было вестей и Наташа, стараясь занять руки любой работой, заглушала нарастающее беспокойство, уговаривая себя, что всё, что ни делается — к лучшему.
Собираясь пообедать и передохнуть в своём покое, выйдя в холл из кухни, где она с помощью Леи делала большой торт, заказанный ко дню рождения ребёнка, столкнулась в дверях с Витолдом. Раскрасневшийся и непривычно взлохмаченный, он не походил на хладнокровного степенного прилизанного сноба.
Не поздоровавшись, ухватив её под локоть и направляя в сторону переговорной комнаты, сходу начал:
— Идёмте-ка…
В большом ларце, прижатом к его боку, что-то громыхнуло. Сердце Наташи ответило беспокойным гулким ударом.
— Полегче, господин палатин, — упёрлась, пытаясь вырвать локоть.
По расширившимся глазам пожилого мужчины поняла: Шамси сказал правду.
— Герр Штольц, не молчите. Расскажите мне всё, что знаете. От этого может зависеть моя жизнь.
Управляющий подхватился, суетливо задёргал головой:
— Нечего рассказывать, моя госпожа. Они получили по заслугам и то, что покойный хозяин отплатил должникам… Это было делом чести. Никому не позволено унижать и оскорблять высокородного потомка благородного рода Виттсбахов из клана «Северных псов».
— Знаете, я его ни в коем случае не осуждаю, но женщина… Мать палатина…
— Да, — развёл он руками, — женщина попала случайно. Всего не предусмотришь, моя госпожа. А свидетелей нет. Я лично занимался этим.
Герр Штольц в роли организатора и исполнителя убийства? Наташа посмотрела на него пристальней. Кто бы мог подумать? Этот добродушный, почти святой человек…
Словно поняв её взор, старый слуга грустно кивнул:
— Конечно, сейчас я немочный старик. Но в былые времена. — Заметно приосанился, выпятив грудь и сжав рукоять кинжала. — Если потребуется, я и сейчас смогу… Укажите, кого нужно… Ради вас я на всё пойду, моя госпожа.
— Верю, герр Штольц. Ваша преданность нашей семье мне известна. Но откуда королевский дознаватель мог узнать об убийстве?
— Кто? Тайный советник короля? Который приезжал с нотаром и опекуном в поместье? — задумался мужчина. — Он ничего не знает. Никто ничего не знает… Только вы и я… Понесли кони и паланкин сорвался в ущелье. Ненастье поспособствовало. Потребовалось два дня, чтобы поднять обезображенные тела. Уверяю вас, не осталось и следа. Если желаете, я расскажу, как всё произошло. — Решительно вздёрнул подбородок.
Наташа поморщилась, отгоняя видение:
— Не нужно подробностей.
Ну что ж. И здесь всё становилось на свои места. Шамси блефовал, и ему методом тыка удалось попасть в точку. Что окажется прав, он не знал. А то, что она строила план мести Шоленбургам, лишь подтвердило, что она истинная дочь своего отца. Если Витолд в силу своего возраста принимать участие в мошенничестве не мог, то его бабушка была в курсе всего и не помешала зятю и мужу сотворить зло, за что понесла наказание смертью дочери.
Что-то мешало девушке удовлетвориться наказанием постфактум. Скорее всего, старая пфальцграфиня не поняла, что кроется за несчастным случаем. Знай она об истинном положении дел и сознавая, что стала виновницей гибели дочери, кто знает, дожила бы она — обречённая на муки совести — до нынешних дней? Такое знание стало бы для неё заслуженным наказанием.
Безнадёжность, страх, отчаяние. Подобные муки испытывал её отец, лишённый надежды на продолжение поисков пропавших жены и дочери. Кто знает, может быть, он был близок к цели и удалось бы спасти маму.
Сухими воспалёнными глазами Наташа смотрела в тёмный потолок. Её ждала очередная бессонная ночь. В приоткрытое окно доносились выкрики подвыпивших постояльцев, переместившихся на улицу в зону отдыха. Эффектное появление тайного советника, разговор с ним и герром Штольцем не давали покоя. Она поставит завершающую точку в мести отца. Пфальцграфиня должна узнать причину гибели дочери и зятя.
Наташа пересматривала в комоде свитки, определяя значимость каждого. Визит Шамси побудил её воспользоваться тайником, и теперь она откладывала то, что предстояло убрать с глаз долой. Дойдя до пергамента с распиской Эриха в получении от герцогини фон Мидем фибулы в качестве оплаты за оказанные услуги, убрав его в «сейф», снова достала. Что-то тревожило. Вновь раскатав его, всматривалась в строки, соображая, что могло её насторожить. Пробежав глазами до конца, вернулась к началу. Вроде всё верно: передача фибулы, отсутствие претензии, дата, подпись. Перед мысленным взором возникла сухонькая подслеповатая старушка-герцогиня, трясущейся рукой размазывающая соус по своей тарелке. Подпись! Вот оно! Крупная, разборчивая, чёткая, сделанная твёрдой уверенной рукой. Значит ли это, что Эрих совершил подлог и фибула украдена? Походило на то. И как теперь быть? Уличить его во лжи и нажить себе ещё одного врага? Только этого ей сейчас не хватало!
Закончив сортировку документов и закрыв тайник, она так и не решила, как поступить с Эрихом. Но то, что он не получит Элли в жёны — знала наверняка.
Слегка заторможенная после сытного обеда, она стойко боролась со сном, не желая поддаваться слабости. Стоит сейчас лечь спать, и беспробудно проспит до вечера, тем самым нарушив режим ночного отдыха. Пока давала указания старшим групп, решала с Эрихом вопрос закупки пробной партии вина от нового поставщика, пересчитывала и вносила в книгу двухдневную выручку, не чувствовала, как тело налито усталостью, а глаза прикипают к ширме, за которой её ждёт райское наслаждение сном.
Решив уединиться от раздражающего шума таверны: стука дверей, гула людских голосов, бряканья кухонной утвари, Наташа, прихватив веер Хельги, направилась по узкой дорожке в сторону треугольной перголы, расположенной в самом дальнем уголке сада. Ближе к вечеру она обещала Гензелю подключиться к его творчеству и показать, как делать картины из солёного теста. Мальчик увлёкся лепкой, и свои поделки аккуратно складывал в небольшой ящичек, плотно закрывая его крышкой от возможного набега грызунов. Куно, освоившись в новом месте, всё ещё худой, с проплешинами вылинявшей шерсти, обласканный маленьким хозяином, неизменно следовал за ним, внимательно следя за каждым его движением.
Обеденное солнце палило нещадно, а здесь, в тени увитой плющом постройки, теряющейся в зелени деревьев, отцветающих кустов сирени и колючего терновника, девушка, откинувшись на спинку скамьи и вытянув ноги, расслабилась. Думать ни о чём не хотелось. Прикрыв глаза и опахиваясь веером, слушала мягкое гудение пчёл над мелкими соцветиями барбариса, щебет пичужек в густой кроне над головой. Только бы не заснуть.
Услышав приближающиеся шаги, приоткрыла глаза. По узкой дорожке, чеканя шаг, задевая полами лёгкого кафтана ветки разросшегося кустарника, к ней спешил Витолд. Вот кого она сейчас не хотела видеть, так это его. Но он, видимо, думал иначе. Его решительный невозмутимый вид вызвал неприязнь. Наташа, чертыхнувшись, сменив расслабленную позу на светскую, подала гостю руку для приветствия.
— Вам нездоровится? — участливо спросил он, косясь на плавно двигающийся веер в руке пфальцграфини и заглядывая в её лицо.
Она знала, что бледновата, если не серовата. Оставив вопрос без ответа, протяжно вздохнула.
Он сел на соседнюю скамью, настолько близко от девушки, насколько позволяла угловая конструкция перголы.
— Как ваша бабушка, господин пфальцграф? — спросила Наташа, чтобы не казаться совсем уж невоспитанной.
— Лежит. Она просит вас навестить её.
— Сожалею, но в ближайшее время буду очень занята. Может быть, отправить к вам мою травницу?
— Пожалуй, не будет лишним, — нахмурился он.
Хельга, узнав о недуге Ретинды, спрашивала, почему Наташа не хочет помочь пожилой женщине, как когда-то помогла отцу? Тогда она ушла от разговора. Если бы это был кто-нибудь другой, она бы, не колеблясь, подсказала метод лечения, но не в данном случае. Даже её совесть молчала, проявив солидарность с хозяйкой.
— Я хотел пригласить вас завтра на конную прогулку, — палатин окинул её быстрым взором, — но вижу, вы нездоровы.
— Верно.
Веер медленно нагнетал прохладу на покрывшееся испариной лицо. В животе неприятно похолодело. Что с ней? Неужели ненависть к этому человеку настолько сильна, что её тело неосознанно противится любому проявлению внимания с его стороны? Или это страх? Она покосилась на руки мужчины — ухоженные, с длинными сильными пальцами с коротко остриженными ногтями — и представила их, уцепившихся в шиворот её платья, сдёргивающих её под копыта скачущей лошади.
— Вэлэри, бабушка хочет поговорить с вами. Как только вам станет лучше, навестите её.
— Хорошо, господин пфальцграф. — Наташа закрыла нижнюю часть лица опахалом, пряча опустившиеся уголки губ. Навещать пфальцграфиню она не собиралась, но о теме беседы знать хотелось. — А вы не знаете, о чём будет разговор?
— Знаю. — Холодный взор буравил её сквозь веер. — Через три недели мы приглашены в Алем на свадебный пир к герцогине фон Макленбург. Бабушка хочет видеть вас в качестве своей сопровождающей. Вы не откажете ей.
Вот прицепились! Она сложила веер, опуская его на колени:
— Это, наверное, займёт несколько дней. Я не могу настолько оставить дела таверны.
— Вэлэри, я бы сам туда не поехал, но Леонор очень просила нас поддержать её. Мы не можем отказаться.
— Кто такая Леонор? — Веер, щёлкнув, раскрылся, подлетая к лицу.
— Невеста. Её жениха вы знаете. Он играл в шахматы с Генрихом.
Витолд, морщась, вытянул одну ногу, согнув другую в колене и положив на неё руку. Другой, пройдясь по гладким волосам от уха к затылку, опёрся на спинку скамьи, задумчиво глядя перед собой.
У Наташи пересохло в горле. Уж не «Педро» ли это — возлюбленный эльфийки? Только на убитого горем он не походил.
— Граф Бригахбург наш сосед. — Справилась она с участившимся дыханием, кивнув в сторону старинного особняка. — Снимал у нас номер.
— Знаю.
— А как же траур? Отто сказал…
Ей не дали договорить:
— Бухгольц ничего не знает. Свадебный пир состоится через три недели. — Он встал, протягивая руку: — Идёмте, я провожу вас.
Она не стала отказываться, вдруг вспомнив, что Герард не упоминал срока свадьбы. Если он собирался провернуть дело с Прошением об отсрочке пира за три недели, то она, уже привыкшая к черепашьей скорости сообщения между городами, видела провальность предприятия. Гонцы, паланкины, кареты… Где тот король? В Нидерландах? Да ещё больной.
Судьба, словно насмехаясь, то разводила влюблённых, то сводила вновь.
Опахиваясь веером, пфальцграфиня стояла у открытого окна в своей комнате, глядя, как на соседнем участке вырубают заросли черёмухи и сирени. Потревоженные птицы с возмущёнными криками кружили над разорёнными гнёздами.
— Летите ко мне… Здесь вас не тронут, — шептала бескровными губами.
Тупая боль, долбящая в виски, не отпускала. Самый раз поплакать, но… не плакалось. Пока не плакалось.
— Значит, не судьба.
Наташа с шумом захлопнула окно и, закрыв комнату на ключ, пошла искать Гензеля. Боль? Она со временем отпустит и пройдёт. От разбитого сердца ещё никто не умирал.
Через два дня страна погрузилась в глубокий траур. Король Конрад умер в Утрехте и был погребён в Шпейерском соборе, заложенном им же в 1030 году как фамильная усыпальница императоров из династии салических франков (1024–1125 гг.), потомков Карла Великого. Только его внук в 1061 году смог закончить строительство величавого здания, выполненного в романском стиле.
Глава 35
Неделя прошла в спокойном ожидании. Таверна опустела на треть. Одни постояльцы сменялись другими, привнося во время размещения толику суматохи и неразберихи. Выявились и первые неприятные моменты: вместе с выехавшими клиентами из номеров периодически исчезала мелочь с логотипом «отеля»: салфетки, тапочки, небольшие полотенца. Не обошли вниманием и таблички «Не беспокоить». Неопытные горничные не могли за всем уследить. От мысли принимать номер по описи после каждого постояльца, выказывая ему недоверие, Наташа отказалась, ограничившись особой пометкой воришки в регистрационной книге. Эрих предложил немного повысить плату номеров, таким образом компенсируя убытки, но, посовещавшись, решили поступить иначе: у стойки в холле был организован отдел розничной торговли сувенирами, где можно было купить текстиль и предметы, присутствующие в каждом номере, включая подсвечники со свечами, курильницы, чайные пары, заварочники, мешочки с травяными чайными сборами.
Кухня работала в полную силу, обеспечивая не только постояльцев, но и желающих прийти пообедать и пообщаться со знакомыми. Набирал популярность «Стол заказов» готовых блюд и полуфабрикатов.
Одним из постоянных посетителей стал королевский дознаватель. Для Наташи оказалось настоящим испытанием видеть его в дверях таверны в одно и то же обеденное время. Он неизменно подходил к ней — где бы она ни находилась — и с полуулыбкой на бронзовом лице, хитро щуря глаз, отпускал «дежурный» комплимент, задерживая взор на её утуме или серьгах с фианитами, словно напоминая, что их давний разговор не окончен, и он ждёт решения пфальцграфини.
Витолд, предприняв ещё одну безуспешную попытку заманить её в гости к Ретинде, на некоторое время успокоился, исчезнув из поля зрения.
Фиона продолжала посещать пожилую пфальцграфиню, отпаивая её болеутоляющими отварами и натирая мазями, остро пахнущими чесноком. Доложив Наташе, что палатин уехал по делам в Алем, поведала, что больная женщина много плачет и это не связано с её немочью. Рыбке в последние дни больше приходится поить её успокоительными отварами, нежели чем-то другим. Перед отъездом пфальцграфа она слышала обрывок разговора, где бабушка просила внука оставить всё как есть. О чём шла речь, разузнать не удалось.
От Герарда не было вестей и Наташа, стараясь занять руки любой работой, заглушала нарастающее беспокойство, уговаривая себя, что всё, что ни делается — к лучшему.
Собираясь пообедать и передохнуть в своём покое, выйдя в холл из кухни, где она с помощью Леи делала большой торт, заказанный ко дню рождения ребёнка, столкнулась в дверях с Витолдом. Раскрасневшийся и непривычно взлохмаченный, он не походил на хладнокровного степенного прилизанного сноба.
Не поздоровавшись, ухватив её под локоть и направляя в сторону переговорной комнаты, сходу начал:
— Идёмте-ка…
В большом ларце, прижатом к его боку, что-то громыхнуло. Сердце Наташи ответило беспокойным гулким ударом.
— Полегче, господин палатин, — упёрлась, пытаясь вырвать локоть.