Пфальцграфиня встрепенулась, всматриваясь в Хельгу: распухшее от слёз бледное лицо, потухший взор. Она тоже нуждалась в помощи и поддержке.

— Что случилось? Ты же не сказала ему, что я… тебе…

— О чём мы говорили ночью? Нет, — махнула она рукой. — Я ведь видела, что он злой, и всё равно… Ещё вчера я верила, что вы будете вместе и мне будет проще с ним договориться. А после того, что ты рассказала… — Вздохнула: — В общем, я сказала ему, кто я и что хочу воспитывать дитя Брунса.

— Он тебе не поверил?

— Поверил и очень быстро. Пересмотрел все свитки с рисунками. Кольцо вертел. Я думала, он будет пытать меня, что да как, а он только спросил, как звали дядю, тётю и всех моих кузенов, их возраст. Он даже вспомнил, что видел меня раньше, и мне пришлось напомнить где. А потом… Спросил про мужа, Лотэйра. Я сказала правду. Напрасно, да?

— Не отдал, значит.

Графиня закачала головой, всхлипывая:

— Сказал, что мальчику у него будет лучше. Но я могу навещать его в любое время. — Она слабо улыбнулась. — Вэлэри, что мне теперь делать?

— Не знаю… Навестить, наверное. И ждать.

— Ну вот, теперь ты похожа на пфальцграфиню. — Хильдегард, отложив гребень, собрала пышные волнистые волосы подруги в низкий хвост, связывая золотистым шнурком и, выпустив на висках по тонкой вьющейся пряди, восхищённо прошептала: — Ах, как красиво. Теперь тебе нужно поесть. Спустишься вниз или распорядиться, чтобы сюда принесли?

— Хочется чая. Горячего. Сюда.

Наташа, высыпав из кошеля монеты, равнодушно смотрела на них. Смазанная «волшебной» мазью царапина слегка саднила. Кубок с дымящимся горьковатым травяным отваром согревал зябнущие пальцы. На привычный чай это походило мало. Какие травы заварила Фиона, оставалось только догадываться, но, не выпив и половины, нервный озноб унялся и девушка расслабилась.

От громкого стука в дверь вздрогнула и, не успев ответить, уже видела стремительно приближающегося Герарда.

Хильдегард не обманула, когда сказала, что он был зол. Прищур потемневших от гнева глаз, раздувающиеся крылья носа, плотно сжатые губы. Полы замшевой безрукавки разлетелись, как крылья птицы. Светлая рубашка, вышитая по вороту оттеняла смуглую шею с вздувшимися венами. Широкий поясной ремень с кинжалом на поясе, обтягивающие кожаные штаны, высокие ботфорты. Он снова походил на капитана пиратского судна. Грозный, опасный и… притягательный.

Наташа поспешно поставила кубок на стол. На миг показалось, что сейчас её сдёрнут со стула и вытрясут душу. Она не раз видела Герарда в гневе и всегда тихо радовалась, что он был направлен не на неё.

Но нет. К ней не прикоснулись. Граф, схватившись рукой за спинку её стула и второй упершись о край столешницы, приблизил к ней багровое лицо:

— Ты напрасно беспокоилась за Генриха, любовь моя. Наши поединки всегда непредсказуемы и отличаются переменным успехом. Он умеет достойно проигрывать.

Девушка вжалась в спинку стула. Ревнует? Отчётливые язвительные нотки говорили именно об этом. И, разумеется, всё понял не так.

— И тебе доброго дня, любимый, — обвила его шею, касаясь губами колючей щеки. — Я скучала.

Он разорвал объятия, отстраняясь, возвышаясь над ней, как коршун над добычей:

— Поэтому пошла на празднество.

— Пошла в надежде на встречу с тобой. Только… — Ей не дали договорить.

— Как ты туда попала?

— Пфальцграфиня фон Ашберг попросила сопроводить её в качестве компаньонки.

— Ты мне не говорила.

— Герард, тебя не было три дня. Прекрати допрос. Мне не в чем оправдываться перед тобой, но всем моим поступкам есть объяснение. А вот твоим…

Он словно не услышал. Мужчины всегда не слышат того, чего не хотят.

— Только возле неё тебя не было. Ты предпочла общество этого щенка Бухгольца.

— Милый мальчик. — Небрежно пожала плечами.

— Мальчик? — Голос сиятельного взвился. — Этот мальчик недавно похоронил свою жену и уже пустился в блуд!

— Да что ж они мрут тут у вас как мухи?! — не выдержала Наташа, озвучив давно мучившую мысль.

Недавнее спокойствие стремительно улетучивалось. Измотанные нервы не выдерживали нового накала страстей. Перед взором замелькали чёрные мошки. Начатый на повышенных тонах разговор грозил перерасти в ссору:

— Герард, остановись! — Смотрела на него снизу вверх расширенными глазами. Он ведь не посмеет её ударить?

— А Генрих? Почему ты оказалась с ним за одним столом? Он ухаживал за тобой!

Её не слышали, и призыв остановиться пропустили мимо ушей.

— Я налетела на него, когда открыла дверь, чтобы уйти с бала. — Коснулась своей щеки. Ранка зудела. — Герард, говорю тебе ещё раз — мне не в чем перед тобой оправдываться. Вышло так, как вышло. Разве я сделала что-то плохое? Опозорила себя непристойным поведением? Я не связана узами брака или… — Чуть не добавила: помолвкой, но вовремя прикусила язык. Это чёртово Соглашение!

— Что же ты замолчала?


— Герард, давай не будем ссориться и поговорим спокойно.

Он выдернул стул из-под стола и, шумно выдохнув, уселся напротив. Понюхав содержимое кувшина, налив полный кубок, залпом опустошил его.

— Ты голоден? Может, сначала пообедаем? — Наташа подвинула ему блюдо с печеньем, взяла одно, вяло откусывая и жуя. Вскочила: — Я распоряжусь, чтобы принесли обед.

— Подожди, — перехватил её за руку, — сядь… — Уставился на неё.

Чувствовала себя преступницей, завладевшей чужой вещью и уличённой в воровстве. Будто это она стояла под руку с навязанным женихом и принимала поздравления, а Герард, сорвав с себя маску филина, уличил её в обмане. Под тяжестью его изучающего взора стало неуютно, но глаз не опустила, глядя с вызовом, вопрошающе.

— Говори, — услышала его мрачное. Он хорошо знал, что означает её взгляд: бесстрашный и упрямый.

Удивлённо вскинула брови. Его багровое лицо светлело. То, как он быстро взял себя в руки и сосредоточился, делало ему честь. Не ожидала, что ей дадут слово. Заныло сердце.

— А ты?.. Разве тебе нечего мне сказать? Герард, ты никогда ничего мне не рассказываешь. Уезжаешь надолго неизвестно куда.

— Я прислал гонца.

— Спасибо. Я успокоилась, но мне этого мало. То, о чём ты умалчиваешь, я додумываю сама. Что мне остаётся делать? — Качнула головой. — Я не могу не думать о тебе. Мои мысли типично женские и коварные: где ты в данную минуту и кто шьёт тебе праздничную одежду, по чьему совету ты выбираешь и покупаешь фибулу на ворот, как проводишь время в обществе своей невесты, о чём вы говорите, искренне ли принимаешь поздравления с предстоящей свадьбой.

Она видела его глаза, полные тоски и боли. К горлу подступил удушающий ком.

— Таша, то, что ты видела, не совсем так. Леонор и я…

Наташа почувствовала приступ тошноты. Так подкрадывается страх.

— Мы оба не хотим этого брака. У неё есть возлюбленный. У меня есть ты. К тому же я даю щедрые отступные.

Сглотнув горькую слюну, выдавила из себя:

— Брелок, что ли?

— Что?

— Подвеска. — Она нарисовала в воздухе кружок. — Которую я дала тебе в день нашей встречи. С фианитами. Blin, адамантами. — Не сдержалась, хмыкнула. Интересно, во сколько оценил бы эту штучку ювелир Хайнц Либенхофен? Может, и правда, отвалил бы за неё кучу золота?

— И это стребовала, — не стал отнекиваться Герард. — Таша, нужно немного подождать, пока наше прошение дойдёт до короля. Ты ведь знаешь, что он болен.

— Погоди… Ты знал, что она любит кого-то и согласился взять её в жёны? — Глупый вопрос. Девушка, прикрыв глаза ладонью, глубоко вдохнула. Чему она удивляется? Соответственно, её вопрос проигнорировали.

— Четыре дня назад я сказал о своём намерении разорвать помолвку и отменить свадебный пир. Тогда и выяснилось, что Леонор тоже не против.

— Свадебный пир, — прошептала Наташа, вспомнив слова Отто. Через два месяца будет год, как погиб отец эльфийки. Закончится траур. — Значит, свадьба через два месяца.

Она потёрла переносицу. Счастливая улыбка невесты на балу вовсе не походила на лицемерную игру. Её просто распирало от счастья. Или она была в предвкушении нового витка отношений со своим любимым? Время всё расставит по своим местам.

— Пира не будет. Таша, я не могу потерять тебя снова. — Он завладел её руками, нежно поглаживая.

— Не потеряешь. Я подожду ответа короля. Только…

— Таша…

Она прижала палец к его губам:

— Ты снова будешь уезжать, решать вопросы с помолвкой, встречаться с семьёй невесты, а я буду сходить с ума от ревности. Этот период я хочу провести в неведении. Герард, мы не будем видеться. Ты можешь жить здесь. Я буду знать, что ты сыт и спишь в тепле, но ты не будешь искать со мной встречи. Избавь меня от муки каждый раз заново переживать взлёты и падения в наших отношениях. Когда королём будет принято решение развести вас в разные стороны — ты придёшь ко мне, и я узнаю об этом первой.

— Ты не веришь мне. — Поднял её со стула, усаживая к себе на колени. Прижал к себе.

Она обняла его:

— Верю… Буду тебя ждать…

— Таша… — Целовал её мокрые от слёз щёки. — Своими словами ты причиняешь мне боль. Не лишай меня радости видеть тебя, обнимать.

— Герард, пожалуйста, прошу… Не вынуждай меня бросить всё и уехать отсюда.

— Моё сердце найдёт тебя, под какой личиной и где бы ты ни спряталась.

— Я буду ждать тебя здесь. Всё будет хорошо.

Целовала его жадно, как после долгой разлуки, вдыхая его запах, чтобы запомнить навсегда, если судьбе будет угодно разлучить их навечно.

Тяжёлое дыхание и прокатившаяся по их телам дрожь выдали желание обоих.

Он не целовал её, а пил, сжимая до боли затылок, раздвигая языком податливые губы, оглаживая зубы, рот, заглядывая в затуманенные страстью глаза со слипшимися от слёз ресницами.