Вместо одного блюда появлялось другое, которое тут же наполнялось новыми диковинками и она вынуждена была пробовать всего по чуть-чуть, чтобы не обидеть хозяина пира и кивать в знак восхищения, совершенно не чувствуя ни вкуса, ни запаха съеденного:

— Ваш повар превосходен… Всё очень вкусно, ваше величество. Просто я не голодна.

Как тяжело и непривычно сидеть у всех на виду под обстрелом пары сотен любопытных глаз! Она не привыкла к настолько откровенному вниманию, испытывая неловкость и скованность. Тяготилась обществом монарха, который, взяв над ней шефство, вёл себя безупречно.

И только вкус вина ощущался с неизменным постоянством. Оно освежало и бодрило, связывая рот приятной виноградной терпкостью, на время утоляя жажду. Дребезжащие нервы ненадолго успокаивались, пока в очередной раз она не ловила на себе взгляды «опекунов»: вопросительный Ретинды и пронизывающий Витолда.

Невзначай выцепив из ряда гостей знакомый лик блистательной герцогини Ангелики фон Вайсбах, находящейся в обществе высокой пышнотелой шатенки, уже не могла не реагировать на её тревожный неприязненный взгляд. Как же, она помнила, за чьей головой охотилась женщина и как сработала уловка Наташи, наведя тайного советника на ложный след. Ловила её частые взоры в сторону Герарда и её поведение в поместье «Rossen» сейчас не казалось дружеским и искренним. Мы все актёры и носим маски. Когда приличия важнее чувств — иначе не получится. Улыбалась в её сторону, выразительно приподнимая бровь и со скрытым смыслом ухмыляясь: «Ни тебе, ни мне. Так бывает». Её поняли. Ангелика поджала губы, опуская глаза.

Отто — с отцом и мачехой — сидел в ложе короля. Вот уж кто чувствовал себя вольготно, так это Амалия. Непринуждённые свободные движения, смелый взгляд, открытая чарующая улыбка.

Сидение за столом утомляло. Под звучание тихой ненавязчивой музыки поднимались кубки в честь короля, оживлялась застольная беседа. Перекрёстный артобстрел глаз продолжался, и чем хмельнее становились гости, тем развязнее её изучали, тем ярче проступала неприязнь, читались мысли: ты кто такая и откуда взялась? Чтобы стать своей, нужно было родиться и прожить в этом времени жизнь, принять волчьи законы этого общества, стать такой, как все.

А потом Генрих провёл её в небольшой зал, в дверях которого стояла охрана, и войти туда дозволялось не каждому желающему.

«Ничего особенного», — отметила Наташа, рассматривая довольно простой в исполнении мебельный гарнитур из дуба насыщенного тёмного оттенка: скамьи, стулья вокруг круглого стола, кресла. Шикарный огромный камин, спокойных тонов ковры на полу и стенах, сверкание золотой посуды во вспышках свечей на многоярусных подсвечниках-треногах.

Генрих уверенно вёл гостью к другому столу: низкому, с расставленными на нём крупными фигурами из слоновой кости и красного дерева. Шахматы! Девушка улыбнулась, увидев знакомую разметку.

— Вэлэри, пожалуйста, сядьте рядом со мной. Вы принесёте мне удачу.

Придвинув стул ближе, монарх усадил её и, бегло оглядев входивших избранных, кивнул Бригахбургу:

— Герард, давно я с тобой не играл.

Неприятный холодок пробежал по спине Наташи. Пф-ф… Она подавила вздох. Сиятельный был один, без своей Авоськи (название «Audi A8» в народе). Невеста не прошла фейсконтроль? Так ей и надо!

Нарядные шахматы с изображением персонажей королевского двора не мешало бы рассмотреть ближе. Встала, отвлекаясь созерцанием, когда услышала:

— Вэлэри, позвольте вам представить графа фон Бригахбурга.

Он уже рядом и завладел её рукой.

— Ваше величество, мы знакомы. — Не смогла удержаться, вырвав руку, как только его сухие губы коснулись тыльной стороны ладони.

— Вот как? — слегка удивился монарх, глядя, как Бригахбург настороженно присматривается к пфальцграфине.

Белые по жребию достались графу.

— Белые начинают, чёрные мстят, — пробубнила Наташа, с неприязнью поглядывая на Герарда и поймав его испепеляющий ответный взор, задержавшийся на ране на щеке, обомлела.

Она так и не поняла, что в нём было. Презрение? Жалость? Он даже не пытался это скрыть. За что?! В немом крике выгнула брови, притрагиваясь к ранке, смазанной маслянисто-бесцветной гадостью, впрочем, приятно пахнущей.

Начало игры графом напомнило Наташе королевский гамбит. Так любил начинать партии её отец, как и его кумир Хосе Рауль Капабланка.

Поединок начался стремительно и дерзко со стороны Герарда, вынуждая Генриха отвечать тем же: смело до безрассудства, неся урон, который в результате приведёт к поражению.

Наташа, замерев, обмахивала ладонью пылающие щёки. Сюда бы веер Хельги, пусть и дырявый. Неужели Бригахбург осмелится выиграть у короля? Не боится впасть в немилость? Она одарила его пронзительным беспокойным взглядом, представив на миг, как отрубленная голова любимого слетает с его широких плеч, заливая алой кровью грудь, золотую фибулу и брякается у ножек златокудрой кареглазой нимфы. Брр!..

Герард, перехватив её взор, усмехнулся.

Наташа встревожилась. Она хорошо знакома с его трезвой рассудительностью во время игры. Он никогда сломя голову не бросался в авантюры. Попахивало самоубийством. Да он специально так играет!

У их стола собрались все присутствующие в зале. Мелькнуло заинтересованное лицо Витолда. Слышался возбуждённый шёпот. Кажется, делались ставки. Звенели кубки.

— Pridurok, — прошептала она нервозно, не спуская глаз с шахматного поля. Три-четыре хода и, кто знает, как отреагирует король на своё поражение? Да ещё в присутствии женщины.

— Вы что-то сказали? — быстро отреагировал Герман на её полузадушенный стон, следя за взметнувшейся рукой противника.

— Пожелала вам удачи, ваше величество, — вскинула руку, касаясь выбившейся пряди волос.

Звон опрокинувшегося кубка приковал внимание всех.

— Простите, ваше величество, — побледнела Наташа, глядя на растёкшееся красное пятно, медленно приближающееся к «полю боя». — Какая я неловкая. — Смахивала капли вина с подола платья.

Рука Бригахбурга, метнувшись к одной из фигур, изменила направление, и, зависнув над столом, так и не опустившись, упала на колено. Задумавшись, он посматривал на монарха.

— Мне лучше уйти, — привстала пфальцграфиня.

— Останьтесь. — Генрих держал её за запястье, не позволяя встать.

Слуга поспешно убирал стол.


Тотчас перед ней появилась ваза с фруктами, блюдо со сладостями и полный кубок вина, из которого она жадно отпила. На колени легла белоснежная салфетка. Тень слуги бесшумно отплыла за спину короля.

Сделав ход пешкой, Герард откинулся на спинку стула.

Теперь задумался король.

Игра пошла туго, без явного преимущества одного из игроков, и вскоре стало очевидно, что выигрывает его величество.

Наташа расслабилась, поддавшись внутреннему азарту, совсем забыв, что перед ней уже не её Герард и его отношения с монархом не должны её волновать. Но, нет, волновали.

Через три хода Генрих завалил ладью противника и начал окружение его короля.

Бригахбург, ни на кого не глядя, обдумывал очередной ход.

Девушка уже видела, что его положение безнадёжно и ликовала.

— Сдаюсь, — сказал граф, улыбаясь, шутливо приподняв руки и вставая со своего места. — С такой поддержкой… — уставился на пфальцграфиню.

Она облагодетельствовала его чарующей улыбкой: «Чем ты не доволен, паразит? Кто знает, возможно, я спасла твою задницу».

Обойдя столик, он пожал руку его величеству.

— Может, ещё сыграем? — Генрих намеревался продолжить игру.

— Сегодня я не в форме, — отмахнулся сиятельный.

— Понимаю, — многозначительно улыбнулся монарх, косясь за спину Наташи в сторону двери.

Предложив фавориту кубок и стукнувшись с ним, сделал несколько глотков.

Герард, глядя на девушку, приподнял «бокал» в её честь:

— За вашу прелестную гостью, ваше величество, — осушил до дна, мрачнея.

Пфальцграфиню снова била мелкая дрожь.

— Gad! — шикнула она чуть слышно.

Выпитое вино не помогало. Мышцы сковало льдом. Кровь отхлынула от лица. Сколько ей ещё предстоит здесь пробыть? Смыться не удалось и теперь придётся терпеть адовы муки до тех пор, пока королю не вздумается уйти на отдых. Выглядел он хоть и бодро, но усталые морщинки, залёгшие у глаз и прорезавшие лоб, говорили об обратном. Наташа знала, что его отец серьёзно болен, поэтому празднество — как она слышала — было скромным. Его размах в этот раз гораздо меньше привычного: ни менестрелей, ни скоморохов, ни театра, ни многодневных народных гуляний, ни вина, льющегося рекой.

Она очнулась, услышав, что Генрих, желая продолжить игру, приглашает кого-то из своей свиты. Господи, она не ослышалась?!

— Шамси, позволь тебе представить…

Пфальцграфиня подняла глаза на крепкую высокую фигуру в тёмно-сером одеянии. Сморгнула, не веря, уставившись в бронзовое лицо королевского дознавателя. А ведь она его уже стёрла из памяти. Он тогда обобрал и бросил её в таверне, лишив поддержки и помощи!

— Мы знакомы, — раздался его тихий бархатный баритон, и обаятельная улыбка скользнула по полным губам.

— Шамси Лемма, — пролепетала она, выдёргивая ладонь из его руки.

— Странно, — произнёс Генрих, хмурясь. — Все знакомы с пфальцграфиней, а я нет.

— Ваше величество, Вэлэри фон Россен не от мира сего. — Щека его дёрнулась. — Много путешествует… Ведёт замкнутый образ жизни…

Наташа всматривалась в лицо гехаймрата. Те же крупные с прищуром глаза-колодцы, отчётливый контур губ, гладкая кожа. Изменилась форма бородки и усы стали короче. Шейный платок. Та же золотая цепь с отличительным знаком. Похудел немного, но, как всегда, подтянут. Вот взгляд стал другим — глубоким и трагичным. Взгляд отца, потерявшего своего ребёнка. Её снова закружило вихрем воспоминаний. Его сын был болен. «Наки умер», — дыхание смерти ледяной позёмкой коснулось горячих щёк.

Генрих указал тайному советнику на стул напротив:

— Не хочешь сыграть?

— Пожалуй.

— Ваше величество, — набралась смелости Наташа, — позвольте мне уйти… Пожалуйста.



Карету тряхнуло, и она остановилась. Приехали.

— Ты преуспела. Завела столько нужных знакомств. — Голос Ретинды прозвучал слегка ядовито.

Наташа вздохнула, опуская шкатулку на колени. Пусть поехидничает. Придёт время и бабулька со своим внуком ответит за всё.

— Жду тебя завтра у себя.

— Завтра не смогу, — парировала девушка. И послезавтра, и… всегда.