— Боже милосердный, Вэлэри! Без этого ты будешь выглядеть нищенкой. Ты должна излучать благополучие и достаток! — Оттенила лихорадочно блестевшие глаза подруги тёмными тенями, нанесла румяна, коснулась губ чем-то липким и мерцающим, перед этим хвалясь, что парфюмерия доставлена из Византии.
— Останется кольцо и обруч. Этого хватит, — упорствовала подопечная, следом стирая лишнюю краску со скул и под нижними веками, шепча: — На краснощёкую вампиршу похожа.
— Ты хочешь моей смерти!
— Захочешь жить — выживешь.
Хильдегард с подозрением посмотрела на тяжело дышащую пфальцграфиню, но ничего не ответила и лишь перед самым выходом достала из ящичка китайский круглый веер «ваньшань» из тонкой шерстяной ткани с изображением цветков лотоса:
— Посмотри, что у меня есть, — улыбалась таинственно. — Немногие здесь могут похвастаться подобным.
Как же, Наташа помнила о такой роскоши. Покойная графиня Мисулла ди Терзи изломала похожий о плечи Герарда.
— Думаешь, пригодится?
— Конечно! — Хельга продела пальчик подруги через шёлковую петлю на ручке. Вздохнула: — Вот и пригодился.
Наташа не заставила Витолда долго ждать. Уровень адреналина упал и после всплеска злости и необузданной энергии, последовавшей за сонным безразличием и апатией, наступил период ледяного уверенного спокойствия. С мстительным удовлетворением отметила молнией стегнувший по её стати его жадный взгляд и плохо скрытый интерес, когда она величавой поступью королевы спускалась по лестнице в холл. Негодование придавало решительности. Хотите держать меня на виду, под контролем, а потом придушить в тёмном углу, убрав последнего возможного свидетеля своего преступного деяния? Мошенничество с расписками, злоупотребление доверием заимодавца в корыстных целях — это ли не преступление? Не выйдет!
Ретинда полулежала на мягком сиденье кареты. Благосклонно кивнув на приветствие, махнула на место напротив:
— Спасибо, Вэлэри, что не отказала в моей просьбе.
Просьбе? Конечно, она же не знает, как именно её внуком была сформулирована «просьба»!
— Мне нетрудно, госпожа пфальцграфиня, — бодро ответила Наташа, устраиваясь ближе к окошку.
— Полагаю, что ты никогда ранее не присутствовала на подобном празднестве?
— Нет.
— Вот я и подумала, что тебе будет интересно. Я помню свой первый пир…
Женщина предалась воспоминаниям, а девушка, оттянув уголок кожаной занавеси, подсматривала за происходящим, изредка кивая на монотонное жужжание рассказчицы.
Рядом с каретой, уверенно держась в седле, ехал палатин. Он не был разряжен, как другие мужчины. Встреть она его где-нибудь на улице или рынке, даже мысли не возникло бы, что он занимает такую должность. Строгий одноцветный костюм серо-чёрного цвета, белая рубашка из тонкой ткани. И лишь отличительный знак на груди в виде ромба с овальной гравированной накладкой на длинной массивной золотой цепи позволял ему быть узнанным невеждами вроде неё. Как всегда, безупречно причёсанные волосы, стянутые на затылке в хвост, плотно сжатые губы, цепкий взгляд с выражением холодной отчуждённости и силы, полной уверенности в своей непогрешимости.
Поймав на себе её оценивающий взор, уголок его губ дёрнулся.
Наташа не отвела взгляда, очень надеясь, что её рассматривание он понял именно так, как ей нужно, приняв за любопытство, а не за желание понять, что же он задумал с бабушкой относительно неё. А то, что они затеяли какую-то игру, она не сомневалась. Опустила глаза на его до блеска начищенные сапоги. Она тоже в удобных летних перфорированных полусапожках, пошитых совсем недавно у немого сапожника, оказавшегося не только сообразительным, но и без видимого удивления принявшего её пожелания.
Тёмная улица, в такой час обычно тихая и безлюдная, сейчас казалась слишком оживлённой. Громко переговариваясь между собой, в сторону палатината спешили нарядные женщины и сопровождающие их подвыпившие, слегка пошатывающиеся мужчины.
С любой точки города хорошо просматривались огненные всполохи со стороны дворца, с горящими на крепостных стенах костровыми чашами и трепещущим от порывов ветра флагом на самой высокой башне.
Чем ближе подъезжали к пфальцу, тем отчётливее слышался многоголосый гул. Восторженная толпа веселящихся городских жителей, заполонив прилегающие к нему улочки и устроив свой бал-маскарад, праздновала коронацию принца.
Под улюлюканье толпы одиночные кареты и раскачивающиеся паланкины, останавливаясь у освещённого факелами «шлагбаума», неторопливо проезжали дальше.
«Не густо приглашённых», — отметила про себя Наташа, поглядывая на замолкнувшую и сосредоточенную Ретинду.
Карета пфальцграфа, сопровождаемая четвёркой всадников, проехала не задерживаясь. Устремившись к парадному входу и обогнув круглую клумбу с невысокими пышными ещё не распустившимися цветами, неожиданно вильнула в сторону от подсвеченной костровыми чашами дорожки, и, замедлив ход, завернула за угол здания. Проехав вдоль глухой каменной стены, остановилась у невысокого крыльца, увитого густым плющом.
Ретинда, поддерживаемая под руки внуком, морщась от боли, вылезла из кареты.
Витолд сочувственно проговорил:
— Бабушка, может, вернёшься домой?
— Нет, дорогой, не могу не поздравить нашего герцога. Потерплю…
Девушка подивилась своему бесчувствию. Она всегда остро реагировала на чужую боль, стараясь помочь страдальцу хоть чем-нибудь. Сейчас же, прислушавшись к себе, ничего не ощутила. Собираясь спрыгнуть с подножки, не заметила, как оказалась в руках пфальцграфа. Обхватив за талию, он аккуратно опустил её на землю.
Ретинда удовлетворённо засопела, продолжая:
— …И так не поехала на застолье. Зато сейчас появится Генрих и начнётся самое веселье.
«Ага! — смекнула Наташа. — Понятно, почему мало карет на въезде в замок. Праздник в самом разгаре».
Дверь перед ними распахнулась, пропуская в полутёмный коридор, освещаемый одиночными факелами.
Придерживая пфальцграфиню под руку, девушка украдкой осматривала гладкие мраморные стены, высокий потолок. Натолкнувшись на взгляд Витолда, следующего с другой стороны от бабули, и обойдя горящий потрескивающий факел, чуть отстала, переводя дух. Находиться в обществе этих двоих было настоящей пыткой. Учащённо дыша, обмахивалась веером: «Господи, дай мне сил вынести всё это!»
Эхо доносило приглушённый шум праздничного застолья, смешанного со стуками, лязгом и топотом. Было такое чувство, будто буйный сосед сверху справлял семейное торжество, не особо заботясь о живущих снизу.
Следуя пустынным коридором, свернув несколько раз в боковые проходы, упёрлись в тёмную винтовую лестницу, по которой пожилая женщина неожиданно бодро поднялась. Пройдя ещё немного, они остановились перед освещённой факелом закрытой дверью.
Ретинда тряхнула подолом платья, оглаживая складки на рукавах, поправляя на груди съехавшее набок крупное ожерелье. Придирчиво осматривала «компаньонку», задержав взор на веере. Порывалась что-то сказать, но так и не сказала.
Палатин, ухватив Наташу за локоть, склонился к её уху:
— Пожалуйста, никуда не отлучайтесь без моего ведома.
— Не поняла… — Она подчёркнуто вежливо освободила руку из его захвата. — Я, что, должна…
Не дав ей договорить — мнение строптивицы как всегда не учитывалось, — пфальцграф толкнул дверь, впуская женщин в пустую маленькую комнату, увешанную гобеленами. Яркий свет свечей на кованой подставке осветил у стены две длинных кушетки с подушечками для сидения.
Наташу накрыл шум голосов и музыки. В воздухе витали запахи еды, смешанные со сладкими нотками благовоний.
Приподняв один из гобеленов, служивших шторой вместо двери, Витолд пропустил женщин, незаметно влившихся в общее веселье.
Сотни гостей заполонили огромный зал.
Пфальцграфиня уверенно направилась к скамьям у стены, разделённым небольшими столиками, заставленными кубками. Там расположилась отдыхающая знать.
Под ногами путались разбросанные цветы и листья, наполняя воздух благоуханием.
На узком балкончике, прилепившемся к одной из стен, музыканты, поглядывая вниз на танцующих, вдохновенно исполняли весёлую мелодию.
У Наташи зарябило в глазах от разноцветья женских нарядов. Кто сказал, что в раннем средневековье цветовая гамма тканей была сдержанной? Богатые изысканные наряды радовали взор разнообразием расцветок и фактурой полотна. В ярком свете сверкали и переливались дорогие украшения из золота.
В маскарадных масках всевозможных типов и образов находились почти все: и мужчины и женщины. «А Герард строг», — подивилась Наташа, глядя на очень красивую бледнолицую статную молодую женщину, поспешно направляющуюся к ним с кавалером под руку, уж никак не походившую на легкомысленную особу. Её головной убор, отделанный перьями и самоцветами, почти скрывал уложенные в сложную причёску пепельные волосы.
— Ах, Ретинда, — пропела она низким грудным голосом, — я все глаза просмотрела в поисках вас. — Обменивалась воздушными поцелуями, не касаясь блестящими губами нарумяненных щёк женщины, косясь на Витолда и по настороженному взгляду, скользящему по нему, стало понятно, кого именно она ждала.
— Да вот, припозднились немного, дорогая Амалия, — Пфальцграфиня принимала приветствия её молоденького сопровождающего, в то время как пфальцграф целовал руку ослепительной особе. — Неотложные дела.
— Вы не опоздали. Ждём прибытия Генриха. — Вперила взор в Наташу, покручивая в руках маску цвета морской волны в тон её платья, украшенную серыми перьями.
— Госпожа герцогиня, позвольте представить вам пфальцграфиню Вэлэри фон Россен. — Витолд с интересом наблюдал за реакцией подопечной.
Холодный взгляд серых женских глаз заставил подобраться. Девушка присела в вежливом реверансе.
— Герцогиня Амалия фон Бухгольц, — бесцветно продолжил палатин.
Красавица выгнула холёную бровь, придирчиво оглядывая представленную особу:
— Как же… Наслышана… — Зацепилась взором за веер, уделила толику внимания тонкой золотой цепочке.
Теперь девушка поняла, что имела в виду Хельга, настаивая, чтобы та не снимала ожерелье с изумрудами. Здесь тоже встречали по одёжке.
— Добро пожаловать в наше общество. — Равнодушно прозвучало из алых уст женщины, скорее, для проформы. — Мой пасынок граф Отто фон Бухгольц.
Её кавалер, невнятно произнеся дежурную фразу, склонился к руке Наташи.
Амалия, потеряв интерес к гостье, подхватила Ретинду под руку, увлекая её к скамьям, где не было ни одного свободного местечка, но чудесным образом по мере их приближения места освободились.
Витолд шёл рядом, придерживая Вэлэри за предплечье, направляя следом за женщинами.
Несмотря на некоторые неудобства — Наташа глянула на пфальцграфа, выискивающего кого-то в толпе и перебросившегося парой фраз с Отто, — чувствовала себя довольно комфортно. На неё никто не обращал внимания, и можно всё рассмотреть без опаски.
— Отто, принеси освежающего напитка, — обратилась к пасынку герцогиня.
— И мне, — присоединилась Ретинда.
Хоть в горле пересохло, Наташа воздержалась от просьбы. Она так и не смогла ничего съесть перед отъездом. Пустой желудок требовал заполнения. Сглотнула тягучую слюну, надеясь, что не выглядит слишком голодной.
Мимо них ручейком тёк хоровод. Взявшись за руки и выстроившись в цепочку, разряженные мужчины и женщины, улыбаясь друг другу и подпевая, останавливались. Держа руки на бёдрах или поддерживая развивающиеся юбки, танцующие чередовали шаги с подпрыгиванием в такт музыке. Пусть для Наташи это выглядело на уровне танцевальных занятий в детском саду, но от атмосферы праздника и всеобщего веселья радостно забилось сердце. Хотелось присоединиться к танцующим, влиться в их круг, попрыгать и покрутиться, почувствовать, как куполом кружится платье вокруг тебя, отвлечься от тяжких дум. Сдержало незнание здешнего этикета — можно ли самой войти в хоровод или нужно ждать приглашения кавалера? Давно следует расспросить Хельгу о правилах этикета.
У противоположной стены располагался бесконечно длинный стол, уставленный кувшинами, высокими вазами с экзотическими фруктами, золотыми и серебряными кубками, толстыми столбиками свечей. Тенями сновала прислуга, расставляя подносы и блюда с трапезой, меняя кувшины и кубки. Во главе «дастархана» на возвышении в несколько ступеней под свисающим алым бархатным балдахином, расшитым золотом, выделялся отдельно стоящий стол для хозяина пира, членов его семьи и особо почётных гостей. Вдоль скамей торопливо перемещались слуги, поправляя на них покрывала и подушечки для сидения.
Незаметно одна мелодия сменилась другой. Хоровод-ручеёк ненадолго распался, образуя толчею. Желающие уйти на отдых пары сменились отдохнувшими. Яркие наряды модниц пришли в хаотичное движение и, как осколки цветного стекла в детском калейдоскопе, собрались вновь, чтобы создать новые радужные узоры.
Наташа обмахивалась веером, вполуха прислушиваясь к разговору Ретинды и герцогини, который ничем не отличался от беседы подъездных кумушек, перемывающих косточки соседям. Витолд, наградив её припечатывающим взором, отошёл к группе мужчин, влившись в их разговор. Став так, чтобы держать в поле зрения место их расположения, бросал редкие взгляды на Амалию. Разумеется, такой мужчина не мог быть обделён вниманием. Судя по вниманию женщин, он пользовался успехом. А вот его выбор, по-видимому, пал на герцогиню. Было ли между ними что-то или только намечалось — неважно. Девушка чувствовала опасность. Если всплывёт Соглашение, Витолду придётся сделать выбор: либо вернуть долг полностью, либо официально признать её своей невестой. От одной мысли о подобном бросило в холодную дрожь. Ни ей, ни ему это не нужно. Значит, он должен отдать долг. А если вернуть его нечем? Сможет ли она простить преступников и оставить злодеяние безнаказанным? Забыть о Соглашении? Не было его до сих пор — пусть так и останется? Нет! Поймала себя на том, что качает головой. Он вынудит её выйти за него замуж, а потом устроит её смерть, избавившись от ненавистной жены, если не сделает этого ещё до свадьбы. Карл убивал своих жён. Муж Хельги тоже. Так поступают с неугодными жёнами все мужчины этого времени.
Появившийся из толчеи Отто, держа в руках кубки, вручил их женщинам.
Перед Наташей возник золотой кубок. Она приняла его, отметив лёгкость благородного металла, улыбнувшись парню:
— Останется кольцо и обруч. Этого хватит, — упорствовала подопечная, следом стирая лишнюю краску со скул и под нижними веками, шепча: — На краснощёкую вампиршу похожа.
— Ты хочешь моей смерти!
— Захочешь жить — выживешь.
Хильдегард с подозрением посмотрела на тяжело дышащую пфальцграфиню, но ничего не ответила и лишь перед самым выходом достала из ящичка китайский круглый веер «ваньшань» из тонкой шерстяной ткани с изображением цветков лотоса:
— Посмотри, что у меня есть, — улыбалась таинственно. — Немногие здесь могут похвастаться подобным.
Как же, Наташа помнила о такой роскоши. Покойная графиня Мисулла ди Терзи изломала похожий о плечи Герарда.
— Думаешь, пригодится?
— Конечно! — Хельга продела пальчик подруги через шёлковую петлю на ручке. Вздохнула: — Вот и пригодился.
Наташа не заставила Витолда долго ждать. Уровень адреналина упал и после всплеска злости и необузданной энергии, последовавшей за сонным безразличием и апатией, наступил период ледяного уверенного спокойствия. С мстительным удовлетворением отметила молнией стегнувший по её стати его жадный взгляд и плохо скрытый интерес, когда она величавой поступью королевы спускалась по лестнице в холл. Негодование придавало решительности. Хотите держать меня на виду, под контролем, а потом придушить в тёмном углу, убрав последнего возможного свидетеля своего преступного деяния? Мошенничество с расписками, злоупотребление доверием заимодавца в корыстных целях — это ли не преступление? Не выйдет!
Ретинда полулежала на мягком сиденье кареты. Благосклонно кивнув на приветствие, махнула на место напротив:
— Спасибо, Вэлэри, что не отказала в моей просьбе.
Просьбе? Конечно, она же не знает, как именно её внуком была сформулирована «просьба»!
— Мне нетрудно, госпожа пфальцграфиня, — бодро ответила Наташа, устраиваясь ближе к окошку.
— Полагаю, что ты никогда ранее не присутствовала на подобном празднестве?
— Нет.
— Вот я и подумала, что тебе будет интересно. Я помню свой первый пир…
Женщина предалась воспоминаниям, а девушка, оттянув уголок кожаной занавеси, подсматривала за происходящим, изредка кивая на монотонное жужжание рассказчицы.
Рядом с каретой, уверенно держась в седле, ехал палатин. Он не был разряжен, как другие мужчины. Встреть она его где-нибудь на улице или рынке, даже мысли не возникло бы, что он занимает такую должность. Строгий одноцветный костюм серо-чёрного цвета, белая рубашка из тонкой ткани. И лишь отличительный знак на груди в виде ромба с овальной гравированной накладкой на длинной массивной золотой цепи позволял ему быть узнанным невеждами вроде неё. Как всегда, безупречно причёсанные волосы, стянутые на затылке в хвост, плотно сжатые губы, цепкий взгляд с выражением холодной отчуждённости и силы, полной уверенности в своей непогрешимости.
Поймав на себе её оценивающий взор, уголок его губ дёрнулся.
Наташа не отвела взгляда, очень надеясь, что её рассматривание он понял именно так, как ей нужно, приняв за любопытство, а не за желание понять, что же он задумал с бабушкой относительно неё. А то, что они затеяли какую-то игру, она не сомневалась. Опустила глаза на его до блеска начищенные сапоги. Она тоже в удобных летних перфорированных полусапожках, пошитых совсем недавно у немого сапожника, оказавшегося не только сообразительным, но и без видимого удивления принявшего её пожелания.
Тёмная улица, в такой час обычно тихая и безлюдная, сейчас казалась слишком оживлённой. Громко переговариваясь между собой, в сторону палатината спешили нарядные женщины и сопровождающие их подвыпившие, слегка пошатывающиеся мужчины.
С любой точки города хорошо просматривались огненные всполохи со стороны дворца, с горящими на крепостных стенах костровыми чашами и трепещущим от порывов ветра флагом на самой высокой башне.
Чем ближе подъезжали к пфальцу, тем отчётливее слышался многоголосый гул. Восторженная толпа веселящихся городских жителей, заполонив прилегающие к нему улочки и устроив свой бал-маскарад, праздновала коронацию принца.
Под улюлюканье толпы одиночные кареты и раскачивающиеся паланкины, останавливаясь у освещённого факелами «шлагбаума», неторопливо проезжали дальше.
«Не густо приглашённых», — отметила про себя Наташа, поглядывая на замолкнувшую и сосредоточенную Ретинду.
Карета пфальцграфа, сопровождаемая четвёркой всадников, проехала не задерживаясь. Устремившись к парадному входу и обогнув круглую клумбу с невысокими пышными ещё не распустившимися цветами, неожиданно вильнула в сторону от подсвеченной костровыми чашами дорожки, и, замедлив ход, завернула за угол здания. Проехав вдоль глухой каменной стены, остановилась у невысокого крыльца, увитого густым плющом.
Ретинда, поддерживаемая под руки внуком, морщась от боли, вылезла из кареты.
Витолд сочувственно проговорил:
— Бабушка, может, вернёшься домой?
— Нет, дорогой, не могу не поздравить нашего герцога. Потерплю…
Девушка подивилась своему бесчувствию. Она всегда остро реагировала на чужую боль, стараясь помочь страдальцу хоть чем-нибудь. Сейчас же, прислушавшись к себе, ничего не ощутила. Собираясь спрыгнуть с подножки, не заметила, как оказалась в руках пфальцграфа. Обхватив за талию, он аккуратно опустил её на землю.
Ретинда удовлетворённо засопела, продолжая:
— …И так не поехала на застолье. Зато сейчас появится Генрих и начнётся самое веселье.
«Ага! — смекнула Наташа. — Понятно, почему мало карет на въезде в замок. Праздник в самом разгаре».
Дверь перед ними распахнулась, пропуская в полутёмный коридор, освещаемый одиночными факелами.
Придерживая пфальцграфиню под руку, девушка украдкой осматривала гладкие мраморные стены, высокий потолок. Натолкнувшись на взгляд Витолда, следующего с другой стороны от бабули, и обойдя горящий потрескивающий факел, чуть отстала, переводя дух. Находиться в обществе этих двоих было настоящей пыткой. Учащённо дыша, обмахивалась веером: «Господи, дай мне сил вынести всё это!»
Эхо доносило приглушённый шум праздничного застолья, смешанного со стуками, лязгом и топотом. Было такое чувство, будто буйный сосед сверху справлял семейное торжество, не особо заботясь о живущих снизу.
Следуя пустынным коридором, свернув несколько раз в боковые проходы, упёрлись в тёмную винтовую лестницу, по которой пожилая женщина неожиданно бодро поднялась. Пройдя ещё немного, они остановились перед освещённой факелом закрытой дверью.
Ретинда тряхнула подолом платья, оглаживая складки на рукавах, поправляя на груди съехавшее набок крупное ожерелье. Придирчиво осматривала «компаньонку», задержав взор на веере. Порывалась что-то сказать, но так и не сказала.
Палатин, ухватив Наташу за локоть, склонился к её уху:
— Пожалуйста, никуда не отлучайтесь без моего ведома.
— Не поняла… — Она подчёркнуто вежливо освободила руку из его захвата. — Я, что, должна…
Не дав ей договорить — мнение строптивицы как всегда не учитывалось, — пфальцграф толкнул дверь, впуская женщин в пустую маленькую комнату, увешанную гобеленами. Яркий свет свечей на кованой подставке осветил у стены две длинных кушетки с подушечками для сидения.
Наташу накрыл шум голосов и музыки. В воздухе витали запахи еды, смешанные со сладкими нотками благовоний.
Приподняв один из гобеленов, служивших шторой вместо двери, Витолд пропустил женщин, незаметно влившихся в общее веселье.
Сотни гостей заполонили огромный зал.
Пфальцграфиня уверенно направилась к скамьям у стены, разделённым небольшими столиками, заставленными кубками. Там расположилась отдыхающая знать.
Под ногами путались разбросанные цветы и листья, наполняя воздух благоуханием.
На узком балкончике, прилепившемся к одной из стен, музыканты, поглядывая вниз на танцующих, вдохновенно исполняли весёлую мелодию.
У Наташи зарябило в глазах от разноцветья женских нарядов. Кто сказал, что в раннем средневековье цветовая гамма тканей была сдержанной? Богатые изысканные наряды радовали взор разнообразием расцветок и фактурой полотна. В ярком свете сверкали и переливались дорогие украшения из золота.
В маскарадных масках всевозможных типов и образов находились почти все: и мужчины и женщины. «А Герард строг», — подивилась Наташа, глядя на очень красивую бледнолицую статную молодую женщину, поспешно направляющуюся к ним с кавалером под руку, уж никак не походившую на легкомысленную особу. Её головной убор, отделанный перьями и самоцветами, почти скрывал уложенные в сложную причёску пепельные волосы.
— Ах, Ретинда, — пропела она низким грудным голосом, — я все глаза просмотрела в поисках вас. — Обменивалась воздушными поцелуями, не касаясь блестящими губами нарумяненных щёк женщины, косясь на Витолда и по настороженному взгляду, скользящему по нему, стало понятно, кого именно она ждала.
— Да вот, припозднились немного, дорогая Амалия, — Пфальцграфиня принимала приветствия её молоденького сопровождающего, в то время как пфальцграф целовал руку ослепительной особе. — Неотложные дела.
— Вы не опоздали. Ждём прибытия Генриха. — Вперила взор в Наташу, покручивая в руках маску цвета морской волны в тон её платья, украшенную серыми перьями.
— Госпожа герцогиня, позвольте представить вам пфальцграфиню Вэлэри фон Россен. — Витолд с интересом наблюдал за реакцией подопечной.
Холодный взгляд серых женских глаз заставил подобраться. Девушка присела в вежливом реверансе.
— Герцогиня Амалия фон Бухгольц, — бесцветно продолжил палатин.
Красавица выгнула холёную бровь, придирчиво оглядывая представленную особу:
— Как же… Наслышана… — Зацепилась взором за веер, уделила толику внимания тонкой золотой цепочке.
Теперь девушка поняла, что имела в виду Хельга, настаивая, чтобы та не снимала ожерелье с изумрудами. Здесь тоже встречали по одёжке.
— Добро пожаловать в наше общество. — Равнодушно прозвучало из алых уст женщины, скорее, для проформы. — Мой пасынок граф Отто фон Бухгольц.
Её кавалер, невнятно произнеся дежурную фразу, склонился к руке Наташи.
Амалия, потеряв интерес к гостье, подхватила Ретинду под руку, увлекая её к скамьям, где не было ни одного свободного местечка, но чудесным образом по мере их приближения места освободились.
Витолд шёл рядом, придерживая Вэлэри за предплечье, направляя следом за женщинами.
Несмотря на некоторые неудобства — Наташа глянула на пфальцграфа, выискивающего кого-то в толпе и перебросившегося парой фраз с Отто, — чувствовала себя довольно комфортно. На неё никто не обращал внимания, и можно всё рассмотреть без опаски.
— Отто, принеси освежающего напитка, — обратилась к пасынку герцогиня.
— И мне, — присоединилась Ретинда.
Хоть в горле пересохло, Наташа воздержалась от просьбы. Она так и не смогла ничего съесть перед отъездом. Пустой желудок требовал заполнения. Сглотнула тягучую слюну, надеясь, что не выглядит слишком голодной.
Мимо них ручейком тёк хоровод. Взявшись за руки и выстроившись в цепочку, разряженные мужчины и женщины, улыбаясь друг другу и подпевая, останавливались. Держа руки на бёдрах или поддерживая развивающиеся юбки, танцующие чередовали шаги с подпрыгиванием в такт музыке. Пусть для Наташи это выглядело на уровне танцевальных занятий в детском саду, но от атмосферы праздника и всеобщего веселья радостно забилось сердце. Хотелось присоединиться к танцующим, влиться в их круг, попрыгать и покрутиться, почувствовать, как куполом кружится платье вокруг тебя, отвлечься от тяжких дум. Сдержало незнание здешнего этикета — можно ли самой войти в хоровод или нужно ждать приглашения кавалера? Давно следует расспросить Хельгу о правилах этикета.
У противоположной стены располагался бесконечно длинный стол, уставленный кувшинами, высокими вазами с экзотическими фруктами, золотыми и серебряными кубками, толстыми столбиками свечей. Тенями сновала прислуга, расставляя подносы и блюда с трапезой, меняя кувшины и кубки. Во главе «дастархана» на возвышении в несколько ступеней под свисающим алым бархатным балдахином, расшитым золотом, выделялся отдельно стоящий стол для хозяина пира, членов его семьи и особо почётных гостей. Вдоль скамей торопливо перемещались слуги, поправляя на них покрывала и подушечки для сидения.
Незаметно одна мелодия сменилась другой. Хоровод-ручеёк ненадолго распался, образуя толчею. Желающие уйти на отдых пары сменились отдохнувшими. Яркие наряды модниц пришли в хаотичное движение и, как осколки цветного стекла в детском калейдоскопе, собрались вновь, чтобы создать новые радужные узоры.
Наташа обмахивалась веером, вполуха прислушиваясь к разговору Ретинды и герцогини, который ничем не отличался от беседы подъездных кумушек, перемывающих косточки соседям. Витолд, наградив её припечатывающим взором, отошёл к группе мужчин, влившись в их разговор. Став так, чтобы держать в поле зрения место их расположения, бросал редкие взгляды на Амалию. Разумеется, такой мужчина не мог быть обделён вниманием. Судя по вниманию женщин, он пользовался успехом. А вот его выбор, по-видимому, пал на герцогиню. Было ли между ними что-то или только намечалось — неважно. Девушка чувствовала опасность. Если всплывёт Соглашение, Витолду придётся сделать выбор: либо вернуть долг полностью, либо официально признать её своей невестой. От одной мысли о подобном бросило в холодную дрожь. Ни ей, ни ему это не нужно. Значит, он должен отдать долг. А если вернуть его нечем? Сможет ли она простить преступников и оставить злодеяние безнаказанным? Забыть о Соглашении? Не было его до сих пор — пусть так и останется? Нет! Поймала себя на том, что качает головой. Он вынудит её выйти за него замуж, а потом устроит её смерть, избавившись от ненавистной жены, если не сделает этого ещё до свадьбы. Карл убивал своих жён. Муж Хельги тоже. Так поступают с неугодными жёнами все мужчины этого времени.
Появившийся из толчеи Отто, держа в руках кубки, вручил их женщинам.
Перед Наташей возник золотой кубок. Она приняла его, отметив лёгкость благородного металла, улыбнувшись парню: