О том, что Герард может взять её с собой, пока он считается женихом другой женщины, речи не идёт. Вспомнила, что помолвочного кольца на пальце любимого не заметила. Самодовольно улыбнулась, мысленно возвращаясь к коронации. Не воспользоваться данным шансом и не посмотреть на средневековый пир и короля, когда замок — вот он, рукой подать! — считала непростительным упущением. Упрямо тряхнула головой. За четыре дня можно горы свернуть, а уж детально продумать и подготовиться к визиту в палатинат, когда там будет уйма народа и где она легко затеряется… Да ещё в маске… В предвкушении приключения сердце зашлось мелкой дробью. Она только одним глазком взглянет, как развлекается средневековая верхушка общества и уйдёт. Когда ещё подвернётся подобный случай? Да никогда!
Млынами оказались блины, которыми восторгалась и уплетала за обе щеки на открытии таверны герцогиня фон Мидем. Рядом с её служанкой, покачивая плетёной корзиной, стояла немолодая женщина, оказавшаяся экономкой городского судьи, пришедшая за свежей выпечкой, и с откровенным пренебрежением поглядывавшая на ярко облачённую прислугу престарелой аристократки.
«Если желающих покупать готовые блюда, закуски, выпечку и полуфабрикаты окажется достаточно для открытия кулинарии, то почему бы и нет?» — думала Наташа, терпеливо объясняя женщинам о невозможности сей момент удовлетворить желание их хозяев. Но можно выбрать из уже имеющегося ассортимента, а желаемое заказать на завтра. Женщины ушли, не рискнув ослушаться хозяев, получив в качестве моральной компенсации по пробной порции рисовой запеканки с рыбой, свежие салаты и кексы к чаю. Пфальцграфиня была уверена, что они вернутся.
Глава 29
Несмотря на тепло, льющееся через приоткрытое окно, залитое солнечным светом, в покое горел камин. Пожилая женщина, сидящая перед ним, укрытая шерстяным пледом, дрожала от холода. По широкому бледному лицу скатывались крупные капли пота. Она, плотно сжав полные губы и задумчиво уставившись на огонь, отирала лицо полотенцем. Пфальцграфиня Ретинда фон Ашберг вспоминала события почти тридцатилетней давности, изменившие жизнь её семьи. В ту пору она — ещё молодая и полная радостных надежд — с мужем, зятем и дочерью, которая должна была вот-вот разродиться, приехала из разорённого войной графства в Италии в надежде устроиться в Аугусте и начать жизнь заново. Дальний родственник семьи Манфред фон Россен, в то время занимавший должность управляющего пфальцем, предложил им своё покровительство и помощь.
Он сдержал слово и на протяжении многих лет помогал, чем мог, не скупясь, давая взаймы золото, не требуя быстрого возврата долга. Устроил её мужа в службу охраны палатината, а зятя на должность своего старшего помощника. Семья Ретинды, наконец-то, смогла вздохнуть с облегчением. Благосостояние росло. Покупка загородного поместья решила вопрос с наёмным жильём. Удачное вложение в несколько рискованных дел увеличили их состояние вдвое. В то время и вернуть бы долг, но было решено купить второе поместье — для семьи дочери.
Когда пфальцграф женился на молоденькой польской княжне, встал вопрос о возврате задолженности, оказавшейся равной половине суммы их состояния. Нужно было продать одно из двух поместий, снова объединив проживание семей под одной крышей. Увы, ни муж, ни зять в этом вопросе договориться так и не смогли. Отсрочка уплаты долга на год ни к чему не привела. Вот тогда и появилась мысль — в обмен на прощение задолженности обручить восьмилетнего внука Ретинды с двухлетней дочерью Манфреда. Было подписано Соглашение о том, что пока будет иметь силу эта помолвка, требований возврата долга со стороны фон Россена не будет. По достижении обручёнными брачного возраста, состоится свадебный пир, где приданым невесты станет списание долга. Но в Соглашении было одно условие, в то время показавшееся семье жениха незначительным, и на котором настоял фон Россен — если Вэлэри по какой-то причине захочет разорвать помолвку, семья Шоленбурга обязана возвратить весь долг в одночасье и сполна.
За столько лет, минувших после пропажи девочки Ретинда фон Ашберг совсем забыла эту давнюю и неприятную историю, и вот сейчас повзрослевшая пфальцграфиня фон Россен неожиданно объявилась в городе. Да ещё под чужим именем. Ошибки быть не могло, уж больно она походила на отца. К тому же вчерашнее признание подтвердило подозрение. А то, что воскресшая Вэлэри скрыла своё истинное имя, лишь усугубило опасение — старая история не забыта.
Женщина терялась в догадках. Что знает дочь Манфреда о давних делах их семей? Неужели под длинными юбками она прячет то самое Соглашение?
В широко распахнувшуюся дверь влетел Витолд. Именно влетел. Как ураган.
Огонь в камине, опасно вспыхнув и испугав отскочившую от столика служанку, убирающую остатки утренней трапезы, взметнулся, рассыпав столб трескучих искр, опадая серыми частицами пепла на подбитый медью пол у очага.
Ретинда, предчувствуя неладное, застыла с полотенцем у лба и строго указала служанке:
— Лени, принеси вина, того, что доставили позавчера, и скажи Волфгангу никого не принимать.
Шоленбург, пройдя к окну и приоткрыв его шире, недовольно сказал:
— На улице такая теплынь, а ты мёрзнешь, бабушка. Не заболела, случаем?
— Что-то знобит… Нервное. Ты что-то долго… Не томи.
— Она ничего не знает. — Мужчина бросил расписку на стол.
Пфальцграфиня, уняв дрожь и глубоко вдохнув горячий воздух, положив полотенце на колени, развернула пергамент. Отдалив его от лица и прищурившись, всмотрелась в прыгающие перед глазами строчки. Потерев переносицу и глубоко вдохнув, вчиталась, шевеля сухими в мелких морщинах губами.
— Но здесь… — глянула на внука в недоумении, — прописана сумма.
— Я не мог ничего поделать, — дёрнув щекой, развёл руками пфальцграф. — Она знает, как писать расписки. Слышала бы ты, как она вскинулась на меня, ошибочно предположив, что это её семья должна нам. Когда же поняла, что наоборот, всё одно потребовала заёмный свиток.
— И что ты? — Беспокойство не отпускало. Продуманная уловка не сработала.
— Сказал, что такого нет. — Замолчал, всматриваясь в женщину: — Ты уверена, что Соглашения нет? Если она когда-нибудь найдёт его, то всё это… — Сделал круговое движение головой, — и не только это, отойдёт ей. Бабушка, мы пойдём по миру с сумой.
— Господь с тобой, Витолд, — поспешно закрестилась Ретинда. — Раз фон Россен много лет назад не предъявил нам требование о возврате задолженности… Я молю господа, что тогда всё сложилось для нас лучшим образом.
— Лучшим образом? Если бы оно было передано лично нам в руки, вот тогда…
— Уж не знаю, что пошло не так и на каком этапе, только нас заверили, что оно было благополучно похищено. Но по дороге в Аугуст…
— Да-да, я помню эту историю, — задумчиво сказал палатин. — И всё же… если бы Соглашение было у нас…
— Знай Вэлэри о нём, давно бы его предъявила. Значит, его у неё нет. — В голосе женщины прозвучали нотки надежды.
Вошла служанка с кувшином вина и кубками. Следом Табея внесла корзину и, водрузив на стул, сказала:
— Доставили от пфальцграфини фон Россен. Велели передать благодарность и… — Подняв глаза к потолку, прошептала: — Как это Волфганг сказал… А-а-а!.. — вскрикнула обрадовано. — С массой наилучших пожеланий!
Бабушка и внук переглянулись. Лени, сняв салфетку, повела носом, принюхиваясь. Вкусно пахло мясом, рыбой, сдобой. По небрежному взмаху руки хозяйки неслышно покинула покой.
— Я вот всё думаю, — пфальцграфиня смаковала густой янтарный напиток, поглядывая на содержимое корзины, — почему Манфред ничего не рассказал дочери?
— А что рассказывать? — хмыкнул его сиятельство, наполняя кубок вином. — Как купил мужа для неё в обмен на списание долга? А потом не смог уберечь Соглашение, равное сумме огромного состояния? Думаешь, дочь станет уважать такого отца, который лишил её средств к существованию, ввергнув семью в нищету?
— И всё же… — вздохнула Ретинда, отирая потное лицо. — Если бы не фон Россен, кто знает, где бы мы сейчас были?
Она замолчала, вспоминая, когда видела его последний раз.
Жена и дочь пфальцграфа пропали, и он, занявшись их розыском, истратил все свои сбережения. Чтобы продолжить поиск, пришёл к ним, потребовав разорвать Соглашение по причине безвестного отсутствия невесты более трёх лет. Они согласились, испросив дать им время на продажу поместья. Вот тогда и встал вопрос о возможных вариантах неуплаты. Ретинда закрыла лицо рукой, вновь переживая тот разговор с мужем, когда решалась участь человека, благодаря помощи которого они сумели крепко встать на ноги. Винила во всём зятя, оказавшегося мелочным и неблагодарным… Что она могла сделать? Дочь безумно любила этого негодяя.
Долг возвращён не был, и Манфреду ничего не оставалось, как срочно продать дом. Он не знал, что купец выступил посредником между ним и фон Шоленбургом, давно положившим глаз на красивую дорогую усадьбу.
Пфальцграфиня очнулась от воспоминаний.
— Судя по тому, какую бурную деятельность она развернула с этой таверной, с ней нужно держать ухо востро, — говорил внук.
— А мне она нравится. — Высморкалась женщина. — Мила и неглупа, из древнего сильного рода. Тебе ровня. Посмотри, как у неё всё гладко получается. Витолд, ты должен взять её в жёны и снять грех с нашей семьи. Так требует Соглашение. К тому же она нам родня.
— Она лжива и изворотлива. Мне нужна не такая женщина. И потом ты знаешь, когда жена владеет почти всем, что у тебя есть, это, как правило, заканчивается плохо. Я не люблю соперничества.
— Она может никогда не узнать, что хозяйка всего этого. Хотя, тебе видней. — Пфальцграфиня тяжело поднялась, держась за поясницу. — Что-то мне снова плохо. Наш лекарь всё больше меня разочаровывает.
— Как же ты пойдёшь на празднество в честь коронации принца?
— Уж и не знаю, пойду ли… Впрочем, что там может быть такого интересного? Всё, как всегда. Смертная скука. Герцогиня Мидем и эта несносная чопорная жена судьи… — Махнула рукой, направляясь к ложу.
— Найди себе компаньонку, с которой не будет скучно. Не хочешь поехать отдохнуть на Констанцкое озеро?
— Я подумаю, дорогой мой. Ты такой заботливый. Всё же присмотрись к Вэлэри… — договорила в закрывшуюся дверь: — Сними грех с семьи. Тогда я смогу умереть спокойно.
Герард проспал до вечера. Наверное, если бы она не заглянула в его комнату, проспал бы и дольше. Стоило Наташе открыть дверь — а она очень старалась проскользнуть в покой бесшумно — как он, держа на изготовке кинжал, уже сидел на ложе и напряжённо всматривался в дверной проём, где в сгустившихся сумерках просматривались очертания женской фигуры.
— Ты когда-нибудь по ошибке прирежешь меня, — приблизившись, с улыбкой в голосе заметила пфальцграфиня. — Неужели здесь ты не чувствуешь себя в безопасности?
— Привычка. — Герард отложил оружие, усаживая любимую на колени, прижимая к себе.
Горячее дыхание опалило шею. Обжигающие губы прижались к пульсирующей жилке.
— Расслабься, — шептала она, откинув голову, отдаваясь нежной возбуждающей ласке. — Ты не обедал. Сейчас привезу поесть.
— Привезу? — Лёгкий смешок.
Быстрое неуловимое движение и Наташа оказалась на ложе в кольце его рук, отгородивших её от мира, дав чувство защиты и уверенности.
— На рассвете я уеду на два дня. — Покрывал поцелуями лицо, шею.
— Не скажешь, куда? — задыхалась от вожделения.
— Решить неотложный вопрос. — Сминал подол платья, выказывая нетерпение.
— Не пущу.
— Прикуёшь цепями?
— Да… — Отдавалась ласке его губ, рук.
…На озарённый потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.
И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.
–—— Б. Пастернак.
* * *
Млынами оказались блины, которыми восторгалась и уплетала за обе щеки на открытии таверны герцогиня фон Мидем. Рядом с её служанкой, покачивая плетёной корзиной, стояла немолодая женщина, оказавшаяся экономкой городского судьи, пришедшая за свежей выпечкой, и с откровенным пренебрежением поглядывавшая на ярко облачённую прислугу престарелой аристократки.
«Если желающих покупать готовые блюда, закуски, выпечку и полуфабрикаты окажется достаточно для открытия кулинарии, то почему бы и нет?» — думала Наташа, терпеливо объясняя женщинам о невозможности сей момент удовлетворить желание их хозяев. Но можно выбрать из уже имеющегося ассортимента, а желаемое заказать на завтра. Женщины ушли, не рискнув ослушаться хозяев, получив в качестве моральной компенсации по пробной порции рисовой запеканки с рыбой, свежие салаты и кексы к чаю. Пфальцграфиня была уверена, что они вернутся.
Глава 29
Несмотря на тепло, льющееся через приоткрытое окно, залитое солнечным светом, в покое горел камин. Пожилая женщина, сидящая перед ним, укрытая шерстяным пледом, дрожала от холода. По широкому бледному лицу скатывались крупные капли пота. Она, плотно сжав полные губы и задумчиво уставившись на огонь, отирала лицо полотенцем. Пфальцграфиня Ретинда фон Ашберг вспоминала события почти тридцатилетней давности, изменившие жизнь её семьи. В ту пору она — ещё молодая и полная радостных надежд — с мужем, зятем и дочерью, которая должна была вот-вот разродиться, приехала из разорённого войной графства в Италии в надежде устроиться в Аугусте и начать жизнь заново. Дальний родственник семьи Манфред фон Россен, в то время занимавший должность управляющего пфальцем, предложил им своё покровительство и помощь.
Он сдержал слово и на протяжении многих лет помогал, чем мог, не скупясь, давая взаймы золото, не требуя быстрого возврата долга. Устроил её мужа в службу охраны палатината, а зятя на должность своего старшего помощника. Семья Ретинды, наконец-то, смогла вздохнуть с облегчением. Благосостояние росло. Покупка загородного поместья решила вопрос с наёмным жильём. Удачное вложение в несколько рискованных дел увеличили их состояние вдвое. В то время и вернуть бы долг, но было решено купить второе поместье — для семьи дочери.
Когда пфальцграф женился на молоденькой польской княжне, встал вопрос о возврате задолженности, оказавшейся равной половине суммы их состояния. Нужно было продать одно из двух поместий, снова объединив проживание семей под одной крышей. Увы, ни муж, ни зять в этом вопросе договориться так и не смогли. Отсрочка уплаты долга на год ни к чему не привела. Вот тогда и появилась мысль — в обмен на прощение задолженности обручить восьмилетнего внука Ретинды с двухлетней дочерью Манфреда. Было подписано Соглашение о том, что пока будет иметь силу эта помолвка, требований возврата долга со стороны фон Россена не будет. По достижении обручёнными брачного возраста, состоится свадебный пир, где приданым невесты станет списание долга. Но в Соглашении было одно условие, в то время показавшееся семье жениха незначительным, и на котором настоял фон Россен — если Вэлэри по какой-то причине захочет разорвать помолвку, семья Шоленбурга обязана возвратить весь долг в одночасье и сполна.
За столько лет, минувших после пропажи девочки Ретинда фон Ашберг совсем забыла эту давнюю и неприятную историю, и вот сейчас повзрослевшая пфальцграфиня фон Россен неожиданно объявилась в городе. Да ещё под чужим именем. Ошибки быть не могло, уж больно она походила на отца. К тому же вчерашнее признание подтвердило подозрение. А то, что воскресшая Вэлэри скрыла своё истинное имя, лишь усугубило опасение — старая история не забыта.
Женщина терялась в догадках. Что знает дочь Манфреда о давних делах их семей? Неужели под длинными юбками она прячет то самое Соглашение?
В широко распахнувшуюся дверь влетел Витолд. Именно влетел. Как ураган.
Огонь в камине, опасно вспыхнув и испугав отскочившую от столика служанку, убирающую остатки утренней трапезы, взметнулся, рассыпав столб трескучих искр, опадая серыми частицами пепла на подбитый медью пол у очага.
Ретинда, предчувствуя неладное, застыла с полотенцем у лба и строго указала служанке:
— Лени, принеси вина, того, что доставили позавчера, и скажи Волфгангу никого не принимать.
Шоленбург, пройдя к окну и приоткрыв его шире, недовольно сказал:
— На улице такая теплынь, а ты мёрзнешь, бабушка. Не заболела, случаем?
— Что-то знобит… Нервное. Ты что-то долго… Не томи.
— Она ничего не знает. — Мужчина бросил расписку на стол.
Пфальцграфиня, уняв дрожь и глубоко вдохнув горячий воздух, положив полотенце на колени, развернула пергамент. Отдалив его от лица и прищурившись, всмотрелась в прыгающие перед глазами строчки. Потерев переносицу и глубоко вдохнув, вчиталась, шевеля сухими в мелких морщинах губами.
— Но здесь… — глянула на внука в недоумении, — прописана сумма.
— Я не мог ничего поделать, — дёрнув щекой, развёл руками пфальцграф. — Она знает, как писать расписки. Слышала бы ты, как она вскинулась на меня, ошибочно предположив, что это её семья должна нам. Когда же поняла, что наоборот, всё одно потребовала заёмный свиток.
— И что ты? — Беспокойство не отпускало. Продуманная уловка не сработала.
— Сказал, что такого нет. — Замолчал, всматриваясь в женщину: — Ты уверена, что Соглашения нет? Если она когда-нибудь найдёт его, то всё это… — Сделал круговое движение головой, — и не только это, отойдёт ей. Бабушка, мы пойдём по миру с сумой.
— Господь с тобой, Витолд, — поспешно закрестилась Ретинда. — Раз фон Россен много лет назад не предъявил нам требование о возврате задолженности… Я молю господа, что тогда всё сложилось для нас лучшим образом.
— Лучшим образом? Если бы оно было передано лично нам в руки, вот тогда…
— Уж не знаю, что пошло не так и на каком этапе, только нас заверили, что оно было благополучно похищено. Но по дороге в Аугуст…
— Да-да, я помню эту историю, — задумчиво сказал палатин. — И всё же… если бы Соглашение было у нас…
— Знай Вэлэри о нём, давно бы его предъявила. Значит, его у неё нет. — В голосе женщины прозвучали нотки надежды.
Вошла служанка с кувшином вина и кубками. Следом Табея внесла корзину и, водрузив на стул, сказала:
— Доставили от пфальцграфини фон Россен. Велели передать благодарность и… — Подняв глаза к потолку, прошептала: — Как это Волфганг сказал… А-а-а!.. — вскрикнула обрадовано. — С массой наилучших пожеланий!
Бабушка и внук переглянулись. Лени, сняв салфетку, повела носом, принюхиваясь. Вкусно пахло мясом, рыбой, сдобой. По небрежному взмаху руки хозяйки неслышно покинула покой.
— Я вот всё думаю, — пфальцграфиня смаковала густой янтарный напиток, поглядывая на содержимое корзины, — почему Манфред ничего не рассказал дочери?
— А что рассказывать? — хмыкнул его сиятельство, наполняя кубок вином. — Как купил мужа для неё в обмен на списание долга? А потом не смог уберечь Соглашение, равное сумме огромного состояния? Думаешь, дочь станет уважать такого отца, который лишил её средств к существованию, ввергнув семью в нищету?
— И всё же… — вздохнула Ретинда, отирая потное лицо. — Если бы не фон Россен, кто знает, где бы мы сейчас были?
Она замолчала, вспоминая, когда видела его последний раз.
Жена и дочь пфальцграфа пропали, и он, занявшись их розыском, истратил все свои сбережения. Чтобы продолжить поиск, пришёл к ним, потребовав разорвать Соглашение по причине безвестного отсутствия невесты более трёх лет. Они согласились, испросив дать им время на продажу поместья. Вот тогда и встал вопрос о возможных вариантах неуплаты. Ретинда закрыла лицо рукой, вновь переживая тот разговор с мужем, когда решалась участь человека, благодаря помощи которого они сумели крепко встать на ноги. Винила во всём зятя, оказавшегося мелочным и неблагодарным… Что она могла сделать? Дочь безумно любила этого негодяя.
Долг возвращён не был, и Манфреду ничего не оставалось, как срочно продать дом. Он не знал, что купец выступил посредником между ним и фон Шоленбургом, давно положившим глаз на красивую дорогую усадьбу.
Пфальцграфиня очнулась от воспоминаний.
— Судя по тому, какую бурную деятельность она развернула с этой таверной, с ней нужно держать ухо востро, — говорил внук.
— А мне она нравится. — Высморкалась женщина. — Мила и неглупа, из древнего сильного рода. Тебе ровня. Посмотри, как у неё всё гладко получается. Витолд, ты должен взять её в жёны и снять грех с нашей семьи. Так требует Соглашение. К тому же она нам родня.
— Она лжива и изворотлива. Мне нужна не такая женщина. И потом ты знаешь, когда жена владеет почти всем, что у тебя есть, это, как правило, заканчивается плохо. Я не люблю соперничества.
— Она может никогда не узнать, что хозяйка всего этого. Хотя, тебе видней. — Пфальцграфиня тяжело поднялась, держась за поясницу. — Что-то мне снова плохо. Наш лекарь всё больше меня разочаровывает.
— Как же ты пойдёшь на празднество в честь коронации принца?
— Уж и не знаю, пойду ли… Впрочем, что там может быть такого интересного? Всё, как всегда. Смертная скука. Герцогиня Мидем и эта несносная чопорная жена судьи… — Махнула рукой, направляясь к ложу.
— Найди себе компаньонку, с которой не будет скучно. Не хочешь поехать отдохнуть на Констанцкое озеро?
— Я подумаю, дорогой мой. Ты такой заботливый. Всё же присмотрись к Вэлэри… — договорила в закрывшуюся дверь: — Сними грех с семьи. Тогда я смогу умереть спокойно.
Герард проспал до вечера. Наверное, если бы она не заглянула в его комнату, проспал бы и дольше. Стоило Наташе открыть дверь — а она очень старалась проскользнуть в покой бесшумно — как он, держа на изготовке кинжал, уже сидел на ложе и напряжённо всматривался в дверной проём, где в сгустившихся сумерках просматривались очертания женской фигуры.
— Ты когда-нибудь по ошибке прирежешь меня, — приблизившись, с улыбкой в голосе заметила пфальцграфиня. — Неужели здесь ты не чувствуешь себя в безопасности?
— Привычка. — Герард отложил оружие, усаживая любимую на колени, прижимая к себе.
Горячее дыхание опалило шею. Обжигающие губы прижались к пульсирующей жилке.
— Расслабься, — шептала она, откинув голову, отдаваясь нежной возбуждающей ласке. — Ты не обедал. Сейчас привезу поесть.
— Привезу? — Лёгкий смешок.
Быстрое неуловимое движение и Наташа оказалась на ложе в кольце его рук, отгородивших её от мира, дав чувство защиты и уверенности.
— На рассвете я уеду на два дня. — Покрывал поцелуями лицо, шею.
— Не скажешь, куда? — задыхалась от вожделения.
— Решить неотложный вопрос. — Сминал подол платья, выказывая нетерпение.
— Не пущу.
— Прикуёшь цепями?
— Да… — Отдавалась ласке его губ, рук.
…На озарённый потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.
И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.
–—— Б. Пастернак.
* * *