— Уходим, — рванулась к выходу, едва не плача. — Мне сегодня предстоит ещё один стресс.
Она не ошиблась.
* * *
На этот раз калитка, хлопнув створкой смотрового окошка, распахнулась перед ними тотчас. Их ждали.
Оставив у ворот карету и коня на попечение кучера, троица, сопровождаемая пожилым мужчиной, похожим на лакея, направилась к парадному входу.
Наташа слышала грохот собственного сердца в ушах. Она узнала дом из видения. Двухэтажный, огромный, он, с закрытыми ставнями окнами вызвал в ней щемящее чувство тревоги. На миг показалось, что сейчас распахнётся входная двустворчатая гладкая дверь и навстречу ей выбежит мама. Дверь действительно открылась. На пороге показалась опрятная женщина в чепце. Пелена слёз мешала рассмотреть её. Пфальцграфиня мазнула ладонью по щекам, стирая влажные дорожки, поднимая глаза на держатель для факела, пристроенный на стене. Его она не помнила. Оступившись на широких ступенях перед входом в жилище, поддерживаемая Эрихом, пришла в себя. Хельга сжала её ладонь, подбадривая.
Мужчина проводил их в полутёмный холл — на свечах в этом месте явно экономили, — обернулся и, указав на кресла у низкого столика, обратился к женщине:
— Табея, предложи господам чай.
Девушка осматривалась, чувствуя боль за грудиной, боясь глубоко вдохнуть. Она помнила этот холл другим. Дневной яркий свет лился через… Уперлась взором в тёмные высокие узкие окна, перевела его на голый дощатый пол. Тогда на нём лежал яркий ковёр.
Видела себя маленькую, изящную, в удлинённом простеньком платьице, с распущенными по плечам гладкими густыми волосами, весело бегающую вокруг красивой женщины. Та, громко смеясь, хлопала в ладоши, шутливо пытаясь поймать её, настаивала:
— Вэлэри, ну же, повтори…
Она, капризно сложив губы, хныкала:
— Мама, где моя белка? Мама…
— Вэлэри, — строгие нотки прорывались сквозь смех, — девочка моя, запомни: твоё имя Вэлэри фон Россен. Ты уже большая и должна уметь представляться. Сегодня у нас гости и тебя обязательно спросят. Повтори… Повтори ещё раз и получишь свою белку.
Мама улыбалась, помахивая произведением искусства таксидермиста.
И всё начиналось сначала…
Из-за спины появлялся отец, и крепкие мужские руки высоко подбрасывали лёгкое тельце дочери и неизменно ловили. Она не боялась, восторженно заливаясь звонким смехом. Знала — эти руки никогда не дадут ей упасть…
— Кого представить госпоже пфальцграфине? — Услышала Наташа старческий голос.
— Госпожу графиню Хильдегард фон Борх, — поспешно представилась Хельга, повернувшись к девушке, благодарно кивнувшей ей в ответ.
Если она не подумала о том, что ещё долгое время ни при каких обстоятельствах её истинное имя не должно нигде упоминаться, то подруга напомнила ей об этом.
— Пфальцграфиня… — Хильдегард, проводив слугу взором, тяжело втянула воздух. — Эрих, почему ты не предупредил нас? Это же… — Она запнулась, бледнея и злобно шепча: — Хорошо, что я быстро сообразила.
Словно прочитав её невысказанные мысли, нотар виновато опустил глаза:
— Вэлэри, будет лучше, если для всех ты какое-то время побудешь компаньонкой графини, оставаясь в тени.
Да она уже сама догадалась! Расслабилась. Забыла напрочь, что беглая. Что в любой момент может натолкнуться на слуг Шамси, как тогда на ярмарке в Алеме. От него до Аугуста день пути и в пятистах метрах от стен этого коттеджа находится резиденция короля. Жизнь в поместье фон Фестера, приятные хлопоты с покупкой дома для Хельги, затем поиски вариантов для таверны вытеснили из памяти предшествовавшие этому события, которые искренне хотелось забыть. Воспоминания о той ночи и утре, проведённом на постоялом дворе, жгли калёным железом. Герард… Сердце ныло, а чёртова совесть кричала о том, как неправа была его хозяйка, бросившая человека связанным. Ну что ей стоило развязать его и уйти? Так бы она знала, что с ним всё в порядке.
Когда на лестничной площадке второго этажа в неясном свете, льющемся со стороны коридора, появилась высокая мужская фигура, у Наташи перестало ныть сердце. Оно остановилось. Герард? Понимала, что это невозможно, но…
Мужчина спускался к ним не спеша, всем своим видом давая понять, что здесь он…
— Хозяин, — раздалось за его спиной, — её сиятельство позволили госпоже графине подняться к ней.
— Я провожу графиню, Волфганг. — Безошибочно выделил — из двух женщин, стоящих перед ним — высокопоставленную гостью, не удостоив другую холодным взглядом стального цвета глаз.
Кто бы сомневался! Кто привлечёт ваше внимание: высокая женщина с царственной осанкой в накидке из шкуры чёрно-бурой лисы — светлой с тёмными вкраплениями — или скромно стоящая рядом невысокая пигалица в одеянии из меха кролика?
Мужчина поприветствовал Хельгу поцелуем руки и услышав: «А это моя компаньонка фрейлейн Вэлэри Ольес из Фландрии», облагодетельствовал ту лишь лёгким высокомерным кивком.
Наташа, скрипя зубами, присела в реверансе. Могла бы и не утруждаться! Он больше не повернул голову в её сторону.
Пока поднимались наверх, она прожигала взглядом спину хозяина — её! — дома. И совсем не похож на Бригахбурга. Голос, да, похож. Негромкий, проникновенный. Возможно, одного возраста с Герардом или чуть моложе. Не более. Ниже ростом и волосы длинные, тёмно-русые, густые и блестящие, стянутые в тугой хвост. Одет простовато, но со вкусом. Пройдясь взором по его широким плечам, узким бёдрам, округлым ягодицам и сильным мускулистым ногам, отметила его хорошую физическую форму. Стало любопытно, как выглядит его жена. Было бы неплохо, если бы она относилась к женщинам из породы «Так тебе и надо». Девушка усмехнулась в предвкушении.
Позади в холле послышался шум. Табея уводила Эриха в кухню пить чай. Нотара мужчина вообще не заметил.
Глава 19
Коридор второго этажа освещали свечи. Запах чеснока и можжевельника, так похожий на аромат домашней колбасы со специями, витал в воздухе, вызывая слюноотделение.
Мужчина, придерживая Хельгу под руку, уверенно вёл её к покоям, в которые перед ними прошла служанка с подносом, оставив приоткрытой дверь.
— Сюда, — хозяин распахнул перед графиней створку шире и задержался, пропуская следом запнувшуюся компаньонку, мазнув по ней сверху вниз ничего не выражающим взглядом.
У камина, из которого валил едкий душный дым, укутанная в плед, потирая покрасневшие глаза, сидела грузная женщина. Она чихнула, промокнула полотенцем капельки пота, скатывающиеся по широкому бледному лицу, и глотнула из кубка, поданного служанкой. Чепец, сдвинувшийся на затылок, открывал гладкий высокий лоб с прилипшими к нему седыми выбившимися прядями волос.
В очаге тлели сухие стебли чеснока. «Понятно», — констатировала Наташа. Так хозяйка дома лечилась от простуды и рисковала обжечь слизистую оболочку носа и гортань, находясь слишком близко к источнику целебного дыма.
Девушка, сдав прислуге накидку и сделав следом за Хельгой реверанс, поглядывала на больную. Явно не жена хозяина. На вид лет шестидесяти — шестидесяти пяти, она необычайно походила на мужчину. Тот же разлёт густых бровей, прямой заострённый нос, выраженный сильный подбородок, смягчённый полными аккуратными губами. Пытливые, чуть насмешливые живые глаза.
Увидев его, утробно кашлянула, качнувшись в кресле, отдала кубок с парящим содержимым служанке, мгновенно оказавшейся рядом:
— Витолд! — радостно воскликнула она простуженным грудным голосом, протягивая ему руку для поцелуя. — Ты давно приехал?
— Только что, бабушка. К тебе гостья, — повернул голову в сторону вошедших.
— Да, графиня Хильдегард фон Борх, — улыбнулась она.
— Фон Борх? — Мужчина с интересом посмотрел на Хельгу.
— Если бы не это… Я в таком состоянии никого не принимаю. — Прикрыв рот полотенцем, снова чихнула. Уже графине, с достоинством и гордостью: — Мой внук Витолд фон Шоленбург… — Ей же доброжелательно, указав на скамью у столика напротив: — Садитесь, пожалуйста. — Служанке повелительно: — Лени, неси напитки и выпечку. Пошевелись, копуша. И убери стебли. Мочи больше нет выносить это.
Пока соблюдалась церемония знакомства, суетилась прислуга и за графиней ухаживал хозяин дома, Наташа, сев на указанный ей стул у двери, оставаясь практически в тени, могла спокойно изучить обстановку большой комнаты.
Её трудно было не узнать. Удивительно! Здесь всё осталось по-прежнему: деревянные резные панели из ясеня; широкое ложе с фигурными стойками по углам; прямоугольное зерцало во весь рост в витой кованой оправе; два сундука под цвет стен, обитые сотнями маленьких медных гвоздиков, образующих узоры на их поверхности. У камина с выцветшей фреской на козырьке, тот самый гарнитур из скамьи с подлокотниками, низкого столика да двух стульев с высокими спинками, украшенных резьбой.
Девушка помнила, как сидела на кровати и примеряла на себя высыпанные из шкатулки украшения матери, нанизывая на тонкие пальчики кольца, обвивая запястья золотыми цепями и жемчужными ожерельями. Сменилось только бельё, придав обстановке изысканную простоту. Если тогда балдахин, подушки и покрывало, были вышиты многоцветным цветочным рисунком, то сейчас они, украшенные однотонным незамысловатым геометрическим узором, напомнили вышивку в технике «Монохром». На полу, вместо всех оттенков лилового персидского исфаханского ковра, в ворсе которого по самые щиколотки утопали детские ступни, лежал турецкий безворсовый, выполненный традиционным орнаментом в пурпурном и ярко-жёлтом цвете.
В ушах шумело. Запах чеснока щекотал в носу. Прикрыв глаза, Наташа слышала мелодичный голос матери, которая сидела у этого самого серебряного зеркала и служанка причёсывала её. Казалось нелепым видеть в этой — такой родной — обстановке чужих людей. Поспешно смахнула сорвавшуюся с ресниц слезу, замирая. Не хватало разреветься. Глянула в сторону беседующих, не заметил ли кто торопливое движение. Нет. Она для них прислуга, пустое место. Уставилась на стенную панель у ложа. Память услужливо открыла за ней потайную дверцу. Там мама хранила шкатулку с украшениями. Ту самую, серебряную, чеканную, с вензелем рода Виттсбахов, усыпанную драгоценными камнями.
Не вслушиваясь в вяло текущую беседу, Наташа терпеливо ждала окончания визита. Сложенные на коленях дрожащие ладони сжались в кулачки. Больше не хотелось осмотреть дом. Слишком больно. В горле стоял ком чесночной горечи. Переключила внимание на внука хозяйки. Он стоял у камина, сложив руки на груди, отбивая такт указательным пальцем с нанизанным на нём крупной печаткой с квадратной площадкой. Лениво, едва не зевая, переводил ироничный взор с одной женщины на другую, старательно делая вид, что увлечён светской беседой.
Наташа видела его чёткий красивый профиль с аккуратной короткой бородкой. Кто он, этот мужчина? Удастся ли сегодня взглянуть на его жену? Снова вспомнился Герард. Прошло почти четыре месяца с их последней встречи. Иному мужчине достаточно, чтобы увлечься новой пассией. Более того — жениться. Теперь уже рядом с Бригахбургом пфальцграфиня вполне ожидаемо обнаружила — материализовавшуюся из воздуха — герцогиню Ангелику, вцепившуюся в его предплечье. По сердцу прошлись острые коготки ревности. А как же то, что произошло в таверне? Простила? Качнула головой, ведя мысленную беседу с собой: «Нет, не простила». Но боль утихла, уступив место накатившей тоске. Прочь! Хватит!
Стряхнув наваждение, прислушалась. Не к беседе. К дому. Ей казалось, что он тоже узнал её. Старый и немного запущенный, он дышал, разговаривал с ней, поскрипывая половицами, раскачивая блуждающим потоком горячего воздуха невесомую пыльную паутину, свисающую с балок высокого потолка, ненавязчиво гремел ставнями и хлопал входной дверью. Он впустил её.
Очнулась, когда заметила движущиеся тени перед собой. Хельга прощалась с хозяйкой дома. Витолд услужливо накрыл её плечи накидкой и, повернувшись к её сопровождающей, удостоил её не только своим вниманием, небрежно накинув одеяние, но и невзначай спросил:
— Фрейлейн Ольес, я вас не мог видеть раньше?
От его пристального внимания она вздрогнула, тихо ответив: «Нет», кутаясь и пряча глаза. Как и положено безликой компаньонке. Не хотелось смотреть на него, так похожего на другого мужчину.
— Я вас определённо видел, — настаивал он, следуя за ними по коридору.
От незаметного рывка Хельги за ворс накидки, Наташа замедлила шаг.
— Вэлэри, ответь ему, — шептала она возбуждённо. — Он истолкует твоё молчание, как оскорбление. Мне придётся тебя… рассчитать.
Наташа резко обернулась, упершись взглядом в грудь Витолда. Вот привязался!
Он отступил на шаг, сузив глаза и наморщив лоб. В сумраке коридора влажно блестели колючие глаза компаньонки гостьи, а её голос показался раздражённым:
— Ваше сиятельство, вы не могли видеть меня раньше. Я недавно прибыла сюда из Фландрии и, пожалуйста, скажите вашему лекарю, что небольшое количество лечебного дыма действует более эффективно, чем сильное задымление, которое может оказаться вредоносным. Нельзя так близко и долго находиться у источника жара. — Он непонимающе смотрел на неё. — Очага. — Добавила снисходительно. Отвернулась, следуя за графиней.
— Я вспомню, — холодно пообещали ей в спину. — У меня на редкость отличная память на лица.
Дёрнула плечом: «Ну-ну…», пряча в меховых складках сложенные кукишем пальцы. Опомнившись, развернулась, церемонно присев в прощальном реверансе.
На обратном пути, качаясь в карете, главной темой разговора был визит в родовое гнездо фон Россенов. Хельга коротко пересказывала разговор со старой пфальцграфиней, сетуя, что Вэлэри не слушала беседу.
— Я не могла, — оправдывалась Наташа. — Меня одолели воспоминания. К тому же нынешние хозяева мне не интересны. Я их видела в первый и в последний раз.
Уже не было любопытно, как выглядит супруга этого Витолда. Какая разница: породистая, не породистая — одного с ним поля ягода. А она? Она ведь тоже пфальцграфиня и уже успела забыть об этом. Словно прочитав её мысли, подруга задумчиво произнесла:
— Вэлэри, тебе нужны бумаги на имя Ольес. — Метнула взор на зашторенное окно, откуда доносился звук копыт, вязнущих в мокром снежном месиве.
Она не ошиблась.
* * *
На этот раз калитка, хлопнув створкой смотрового окошка, распахнулась перед ними тотчас. Их ждали.
Оставив у ворот карету и коня на попечение кучера, троица, сопровождаемая пожилым мужчиной, похожим на лакея, направилась к парадному входу.
Наташа слышала грохот собственного сердца в ушах. Она узнала дом из видения. Двухэтажный, огромный, он, с закрытыми ставнями окнами вызвал в ней щемящее чувство тревоги. На миг показалось, что сейчас распахнётся входная двустворчатая гладкая дверь и навстречу ей выбежит мама. Дверь действительно открылась. На пороге показалась опрятная женщина в чепце. Пелена слёз мешала рассмотреть её. Пфальцграфиня мазнула ладонью по щекам, стирая влажные дорожки, поднимая глаза на держатель для факела, пристроенный на стене. Его она не помнила. Оступившись на широких ступенях перед входом в жилище, поддерживаемая Эрихом, пришла в себя. Хельга сжала её ладонь, подбадривая.
Мужчина проводил их в полутёмный холл — на свечах в этом месте явно экономили, — обернулся и, указав на кресла у низкого столика, обратился к женщине:
— Табея, предложи господам чай.
Девушка осматривалась, чувствуя боль за грудиной, боясь глубоко вдохнуть. Она помнила этот холл другим. Дневной яркий свет лился через… Уперлась взором в тёмные высокие узкие окна, перевела его на голый дощатый пол. Тогда на нём лежал яркий ковёр.
Видела себя маленькую, изящную, в удлинённом простеньком платьице, с распущенными по плечам гладкими густыми волосами, весело бегающую вокруг красивой женщины. Та, громко смеясь, хлопала в ладоши, шутливо пытаясь поймать её, настаивала:
— Вэлэри, ну же, повтори…
Она, капризно сложив губы, хныкала:
— Мама, где моя белка? Мама…
— Вэлэри, — строгие нотки прорывались сквозь смех, — девочка моя, запомни: твоё имя Вэлэри фон Россен. Ты уже большая и должна уметь представляться. Сегодня у нас гости и тебя обязательно спросят. Повтори… Повтори ещё раз и получишь свою белку.
Мама улыбалась, помахивая произведением искусства таксидермиста.
И всё начиналось сначала…
Из-за спины появлялся отец, и крепкие мужские руки высоко подбрасывали лёгкое тельце дочери и неизменно ловили. Она не боялась, восторженно заливаясь звонким смехом. Знала — эти руки никогда не дадут ей упасть…
— Кого представить госпоже пфальцграфине? — Услышала Наташа старческий голос.
— Госпожу графиню Хильдегард фон Борх, — поспешно представилась Хельга, повернувшись к девушке, благодарно кивнувшей ей в ответ.
Если она не подумала о том, что ещё долгое время ни при каких обстоятельствах её истинное имя не должно нигде упоминаться, то подруга напомнила ей об этом.
— Пфальцграфиня… — Хильдегард, проводив слугу взором, тяжело втянула воздух. — Эрих, почему ты не предупредил нас? Это же… — Она запнулась, бледнея и злобно шепча: — Хорошо, что я быстро сообразила.
Словно прочитав её невысказанные мысли, нотар виновато опустил глаза:
— Вэлэри, будет лучше, если для всех ты какое-то время побудешь компаньонкой графини, оставаясь в тени.
Да она уже сама догадалась! Расслабилась. Забыла напрочь, что беглая. Что в любой момент может натолкнуться на слуг Шамси, как тогда на ярмарке в Алеме. От него до Аугуста день пути и в пятистах метрах от стен этого коттеджа находится резиденция короля. Жизнь в поместье фон Фестера, приятные хлопоты с покупкой дома для Хельги, затем поиски вариантов для таверны вытеснили из памяти предшествовавшие этому события, которые искренне хотелось забыть. Воспоминания о той ночи и утре, проведённом на постоялом дворе, жгли калёным железом. Герард… Сердце ныло, а чёртова совесть кричала о том, как неправа была его хозяйка, бросившая человека связанным. Ну что ей стоило развязать его и уйти? Так бы она знала, что с ним всё в порядке.
Когда на лестничной площадке второго этажа в неясном свете, льющемся со стороны коридора, появилась высокая мужская фигура, у Наташи перестало ныть сердце. Оно остановилось. Герард? Понимала, что это невозможно, но…
Мужчина спускался к ним не спеша, всем своим видом давая понять, что здесь он…
— Хозяин, — раздалось за его спиной, — её сиятельство позволили госпоже графине подняться к ней.
— Я провожу графиню, Волфганг. — Безошибочно выделил — из двух женщин, стоящих перед ним — высокопоставленную гостью, не удостоив другую холодным взглядом стального цвета глаз.
Кто бы сомневался! Кто привлечёт ваше внимание: высокая женщина с царственной осанкой в накидке из шкуры чёрно-бурой лисы — светлой с тёмными вкраплениями — или скромно стоящая рядом невысокая пигалица в одеянии из меха кролика?
Мужчина поприветствовал Хельгу поцелуем руки и услышав: «А это моя компаньонка фрейлейн Вэлэри Ольес из Фландрии», облагодетельствовал ту лишь лёгким высокомерным кивком.
Наташа, скрипя зубами, присела в реверансе. Могла бы и не утруждаться! Он больше не повернул голову в её сторону.
Пока поднимались наверх, она прожигала взглядом спину хозяина — её! — дома. И совсем не похож на Бригахбурга. Голос, да, похож. Негромкий, проникновенный. Возможно, одного возраста с Герардом или чуть моложе. Не более. Ниже ростом и волосы длинные, тёмно-русые, густые и блестящие, стянутые в тугой хвост. Одет простовато, но со вкусом. Пройдясь взором по его широким плечам, узким бёдрам, округлым ягодицам и сильным мускулистым ногам, отметила его хорошую физическую форму. Стало любопытно, как выглядит его жена. Было бы неплохо, если бы она относилась к женщинам из породы «Так тебе и надо». Девушка усмехнулась в предвкушении.
Позади в холле послышался шум. Табея уводила Эриха в кухню пить чай. Нотара мужчина вообще не заметил.
Глава 19
Коридор второго этажа освещали свечи. Запах чеснока и можжевельника, так похожий на аромат домашней колбасы со специями, витал в воздухе, вызывая слюноотделение.
Мужчина, придерживая Хельгу под руку, уверенно вёл её к покоям, в которые перед ними прошла служанка с подносом, оставив приоткрытой дверь.
— Сюда, — хозяин распахнул перед графиней створку шире и задержался, пропуская следом запнувшуюся компаньонку, мазнув по ней сверху вниз ничего не выражающим взглядом.
У камина, из которого валил едкий душный дым, укутанная в плед, потирая покрасневшие глаза, сидела грузная женщина. Она чихнула, промокнула полотенцем капельки пота, скатывающиеся по широкому бледному лицу, и глотнула из кубка, поданного служанкой. Чепец, сдвинувшийся на затылок, открывал гладкий высокий лоб с прилипшими к нему седыми выбившимися прядями волос.
В очаге тлели сухие стебли чеснока. «Понятно», — констатировала Наташа. Так хозяйка дома лечилась от простуды и рисковала обжечь слизистую оболочку носа и гортань, находясь слишком близко к источнику целебного дыма.
Девушка, сдав прислуге накидку и сделав следом за Хельгой реверанс, поглядывала на больную. Явно не жена хозяина. На вид лет шестидесяти — шестидесяти пяти, она необычайно походила на мужчину. Тот же разлёт густых бровей, прямой заострённый нос, выраженный сильный подбородок, смягчённый полными аккуратными губами. Пытливые, чуть насмешливые живые глаза.
Увидев его, утробно кашлянула, качнувшись в кресле, отдала кубок с парящим содержимым служанке, мгновенно оказавшейся рядом:
— Витолд! — радостно воскликнула она простуженным грудным голосом, протягивая ему руку для поцелуя. — Ты давно приехал?
— Только что, бабушка. К тебе гостья, — повернул голову в сторону вошедших.
— Да, графиня Хильдегард фон Борх, — улыбнулась она.
— Фон Борх? — Мужчина с интересом посмотрел на Хельгу.
— Если бы не это… Я в таком состоянии никого не принимаю. — Прикрыв рот полотенцем, снова чихнула. Уже графине, с достоинством и гордостью: — Мой внук Витолд фон Шоленбург… — Ей же доброжелательно, указав на скамью у столика напротив: — Садитесь, пожалуйста. — Служанке повелительно: — Лени, неси напитки и выпечку. Пошевелись, копуша. И убери стебли. Мочи больше нет выносить это.
Пока соблюдалась церемония знакомства, суетилась прислуга и за графиней ухаживал хозяин дома, Наташа, сев на указанный ей стул у двери, оставаясь практически в тени, могла спокойно изучить обстановку большой комнаты.
Её трудно было не узнать. Удивительно! Здесь всё осталось по-прежнему: деревянные резные панели из ясеня; широкое ложе с фигурными стойками по углам; прямоугольное зерцало во весь рост в витой кованой оправе; два сундука под цвет стен, обитые сотнями маленьких медных гвоздиков, образующих узоры на их поверхности. У камина с выцветшей фреской на козырьке, тот самый гарнитур из скамьи с подлокотниками, низкого столика да двух стульев с высокими спинками, украшенных резьбой.
Девушка помнила, как сидела на кровати и примеряла на себя высыпанные из шкатулки украшения матери, нанизывая на тонкие пальчики кольца, обвивая запястья золотыми цепями и жемчужными ожерельями. Сменилось только бельё, придав обстановке изысканную простоту. Если тогда балдахин, подушки и покрывало, были вышиты многоцветным цветочным рисунком, то сейчас они, украшенные однотонным незамысловатым геометрическим узором, напомнили вышивку в технике «Монохром». На полу, вместо всех оттенков лилового персидского исфаханского ковра, в ворсе которого по самые щиколотки утопали детские ступни, лежал турецкий безворсовый, выполненный традиционным орнаментом в пурпурном и ярко-жёлтом цвете.
В ушах шумело. Запах чеснока щекотал в носу. Прикрыв глаза, Наташа слышала мелодичный голос матери, которая сидела у этого самого серебряного зеркала и служанка причёсывала её. Казалось нелепым видеть в этой — такой родной — обстановке чужих людей. Поспешно смахнула сорвавшуюся с ресниц слезу, замирая. Не хватало разреветься. Глянула в сторону беседующих, не заметил ли кто торопливое движение. Нет. Она для них прислуга, пустое место. Уставилась на стенную панель у ложа. Память услужливо открыла за ней потайную дверцу. Там мама хранила шкатулку с украшениями. Ту самую, серебряную, чеканную, с вензелем рода Виттсбахов, усыпанную драгоценными камнями.
Не вслушиваясь в вяло текущую беседу, Наташа терпеливо ждала окончания визита. Сложенные на коленях дрожащие ладони сжались в кулачки. Больше не хотелось осмотреть дом. Слишком больно. В горле стоял ком чесночной горечи. Переключила внимание на внука хозяйки. Он стоял у камина, сложив руки на груди, отбивая такт указательным пальцем с нанизанным на нём крупной печаткой с квадратной площадкой. Лениво, едва не зевая, переводил ироничный взор с одной женщины на другую, старательно делая вид, что увлечён светской беседой.
Наташа видела его чёткий красивый профиль с аккуратной короткой бородкой. Кто он, этот мужчина? Удастся ли сегодня взглянуть на его жену? Снова вспомнился Герард. Прошло почти четыре месяца с их последней встречи. Иному мужчине достаточно, чтобы увлечься новой пассией. Более того — жениться. Теперь уже рядом с Бригахбургом пфальцграфиня вполне ожидаемо обнаружила — материализовавшуюся из воздуха — герцогиню Ангелику, вцепившуюся в его предплечье. По сердцу прошлись острые коготки ревности. А как же то, что произошло в таверне? Простила? Качнула головой, ведя мысленную беседу с собой: «Нет, не простила». Но боль утихла, уступив место накатившей тоске. Прочь! Хватит!
Стряхнув наваждение, прислушалась. Не к беседе. К дому. Ей казалось, что он тоже узнал её. Старый и немного запущенный, он дышал, разговаривал с ней, поскрипывая половицами, раскачивая блуждающим потоком горячего воздуха невесомую пыльную паутину, свисающую с балок высокого потолка, ненавязчиво гремел ставнями и хлопал входной дверью. Он впустил её.
Очнулась, когда заметила движущиеся тени перед собой. Хельга прощалась с хозяйкой дома. Витолд услужливо накрыл её плечи накидкой и, повернувшись к её сопровождающей, удостоил её не только своим вниманием, небрежно накинув одеяние, но и невзначай спросил:
— Фрейлейн Ольес, я вас не мог видеть раньше?
От его пристального внимания она вздрогнула, тихо ответив: «Нет», кутаясь и пряча глаза. Как и положено безликой компаньонке. Не хотелось смотреть на него, так похожего на другого мужчину.
— Я вас определённо видел, — настаивал он, следуя за ними по коридору.
От незаметного рывка Хельги за ворс накидки, Наташа замедлила шаг.
— Вэлэри, ответь ему, — шептала она возбуждённо. — Он истолкует твоё молчание, как оскорбление. Мне придётся тебя… рассчитать.
Наташа резко обернулась, упершись взглядом в грудь Витолда. Вот привязался!
Он отступил на шаг, сузив глаза и наморщив лоб. В сумраке коридора влажно блестели колючие глаза компаньонки гостьи, а её голос показался раздражённым:
— Ваше сиятельство, вы не могли видеть меня раньше. Я недавно прибыла сюда из Фландрии и, пожалуйста, скажите вашему лекарю, что небольшое количество лечебного дыма действует более эффективно, чем сильное задымление, которое может оказаться вредоносным. Нельзя так близко и долго находиться у источника жара. — Он непонимающе смотрел на неё. — Очага. — Добавила снисходительно. Отвернулась, следуя за графиней.
— Я вспомню, — холодно пообещали ей в спину. — У меня на редкость отличная память на лица.
Дёрнула плечом: «Ну-ну…», пряча в меховых складках сложенные кукишем пальцы. Опомнившись, развернулась, церемонно присев в прощальном реверансе.
На обратном пути, качаясь в карете, главной темой разговора был визит в родовое гнездо фон Россенов. Хельга коротко пересказывала разговор со старой пфальцграфиней, сетуя, что Вэлэри не слушала беседу.
— Я не могла, — оправдывалась Наташа. — Меня одолели воспоминания. К тому же нынешние хозяева мне не интересны. Я их видела в первый и в последний раз.
Уже не было любопытно, как выглядит супруга этого Витолда. Какая разница: породистая, не породистая — одного с ним поля ягода. А она? Она ведь тоже пфальцграфиня и уже успела забыть об этом. Словно прочитав её мысли, подруга задумчиво произнесла:
— Вэлэри, тебе нужны бумаги на имя Ольес. — Метнула взор на зашторенное окно, откуда доносился звук копыт, вязнущих в мокром снежном месиве.