Латтес включился сразу:
– У вас что-то случилось?
– Только что звонила моя супруга. Из больницы!
– Ах, боже мой!
– Мой младшенький, Джанфранческо, ему очень плохо, я должен немедленно…
– Монтальбано, ради всего святого! Бегите, бегите! Буду молиться за вашего… как, вы сказали, его зовут?
Монтальбано не мог вспомнить, пришлось выпалить наугад:
– Джанантонио.
– Но, кажется, вы сказали Джанфранческо?
– Вот видите – совсем ничего не соображаю! Джанантонио – это старший, с ним, слава богу, все в порядке!
– Бегите, бегите! Не теряйте времени! И завтра утром, прошу вас, дайте мне знать, как дела.
Монтальбано помчался в Монтереале.
Не проехав и двух километров, машина остановилась. В баке не осталось ни капли бензина. Он знал, что поблизости есть заправка.
Взять канистру, бегом на заправку, налить, заплатить, вернуться назад, доехать до заправки, полный бак, и вперед. Сопровождая каждое действие потоком ругательств.
Когда, тяжело дыша, вбежал в ресторан, он тут же увидел за одним из столиков Лауру.
– Еще пять минут, и я бы ушла, – сказала она, обдав его ледяным холодом.
Он тоже нервничал из-за передряг с бензином, из-за своего опоздания, из-за работы, и был, можно сказать, на грани.
– Тогда я пошел.
Это вырвалось непроизвольно, неожиданно для него самого.
Он развернулся, сел в машину и поехал домой.
Ничего не оставалось, как принять душ, чтобы успокоиться.
Прошло какое-то время, и на свежую голову Монтальбано еще больше сожалел о своем идиотском поступке.
Помощь Лауры ему необходима: Мими Ауджелло мог подобраться к синьоре Джованнини только с ее помощью.
Вот что получается, когда к работе примешивается личный интерес.
Он решил, что завтра первым делом позвонит Лауре и попросит прощения.
Есть совершенно не хотелось, не исключено, что аппетит придет, если подышать свежим воздухом. Вечер, не в пример вчерашнему, был теплым – можно сидеть в одних трусах. Монтальбано включил на веранде свет, взял сигареты, зажигалку и открыл стеклянную дверь.
И сразу отступил назад.
Не из-за холода, нет. Прямо перед ним, опустив глаза, молча стояла Лаура.
Очевидно, она стучала, а он не слышал, и тогда, зная, что он наверняка дома, она зашла со стороны моря.
– Прости, – сказала Лаура.
И подняла глаза. И всю серьезность как рукой сняло – она тут же рассмеялась.
Монтальбано, словно увидев в ее глазах свое отражение, наконец вспомнил, что он в одних трусах.
– Ох!
И бегом в ванную, как актер немого кино.
Он был так смущен и взволнован, что запутался в брюках и упал, поскользнувшись на мокром полу.
Когда наконец он вышел на веранду, Лаура сидела на лавке и курила.
– Похоже, мы поссорились, – сказала она.
– Да. Ты тоже извини меня, знаешь…
– Давай без взаимных извинений. Я должна тебе кое-что объяснить.
– Не надо.
– Мне кажется, это необходимо. У тебя есть еще вино?
– Конечно.
Он принес бутылку и два стакана. Лаура залпом выпила целый стакан и продолжила:
– Я не собиралась тебе звонить, более того, пообещала себе, что если ты позвонишь сам, я скажу, что не могу с тобой встретиться.
– Почему?
– Дай договорить.
Но он не дал.
– Лаура, если я вчера вечером тебя чем-то обидел…
– Ты меня не обидел, наоборот.
Что означает это наоборот? Лучше промолчать и дать ей высказаться.
– Я не хотела тебя видеть, потому что боюсь показаться смешной. И потом, это нечестно.
Монтальбано растерялся.
Он понимал: что бы он ни сказал сейчас, все будет не то. И был сбит с толку.
– Я сказала себе, что нам нельзя встречаться, чтобы не наделать ошибок. Со мной такое впервые. Как же обидно, когда ситуация выходит из-под контроля, и ты чувствуешь, что абсолютно ничего не можешь с этим поделать, это тебе не подвластно. Да, и когда ты позвонил, я не знала… Пожалуйста, помоги мне.
Она замолчала, налила себе еще вина. И пока несла к губам стакан, Монтальбано увидел, как блестят ее глаза, из которых вот-вот польются слезы.
Семь
Помоги мне. В чем? И почему она плачет? Как помочь, если он совершенно не представляет, что у нее случилось?
Внезапно Монтальбано понял. Первая реакция – неужели это правда?
Неужели она чувствует то же, что и он?
Неужели между ними вспыхнуло пламя?
Он рассердился на себя за этот романтический штамп, но ничего более оригинального в голову не приходило.
Ноги вдруг стали ватными, сердце учащенно забилось, ему было радостно и в то же время страшно.
«Это ты мне помоги», – чуть не вырвалось у него.
Молча взывая о помощи, он боролся с желанием обнять Лауру и крепко прижать к себе. Это стоило ему невероятных усилий, на лбу выступили капельки пота.
И тогда он сделал единственное, что может сделать в этой ситуации тот, кто считает себя настоящим мужчиной, пусть и ценой физической боли, не обращая внимания на нож, вонзающийся в грудь.
– Раз уж мы встретились, – сказал он так, будто ничего не произошло, будто он ничего не понял из ее слов и не заметил заключенного в них страдания, – я хотел тебя попросить об одной услуге, если ты не возражаешь, конечно.
– Хорошо.
Ему показалось, что она огорчена и вместе с тем рада.
– Мими Ауджелло, мой заместитель, хороший парень, отличный полицейский, умеет находить с женщинами общий язык.