Габриель накрыл ее руку своей.

— Darling, это не будет для нас проблемой. Обещаю, — сказал он.

Рука Джулии продолжала опускаться. Габриель принялся наматывать на палец ее локон, игриво дергая за волосы.

Джулия застыла на месте.

Какое-то время Габриель продолжать играть с ее длинными шелковистыми волосами, но потом заметил, что Джулия не двигается, словно превратилась в статую.

— Что случилось?

— Прошу тебя, не держи меня за голову.

— Я и не собирался этого делать, — ответил Габриель, но голос его звучал настороженно.

Джулия по-прежнему не шевелилась, чего-то ожидая. Но чего — Габриель не знал. Он отпустил ее волосы и слегка приподнял ей подбородок.

— Любимая, что с тобой?

— Все нормально. Просто не хочу, чтобы меня вывернуло прямо на тебя.

— О чем ты говоришь?

Джулия втянула голову в плечи:

— Меня… выворачивало… раньше.

Габриель недоверчиво поглядел на нее.

— После… этого?

— Ну… нет.

Несколько секунд Габриель молчал, потом его глаза превратились в щелочки.

— Скажи, тебя тошнило из-за рвотного рефлекса или потому что этот подонок пригибал твою голову?

Джулия вся съежилась и едва заметно кивнула.

Габриель выругался. Внутри у него бурлил гнев. Он быстро сел и принялся растирать лицо.

В прошлом он не был нежен со своими сексуальными партнершами, хотя гордился тем, что сохраняет видимость хороших манер. Кокаин делал его грубее. Ему приходилось участвовать в «вакханалиях» — оргиях, напоминавших древнеримские, времен упадка. Но даже тогда он не держал женщин за волосы и не пригибал им голову, вызывая рвоту. Такого не позволял себе никто. Даже наркоторговцы и наркота, с которой он тогда общался, не унижали женщин подобным образом, а у этой публики не было ни границ, ни угрызений совести. Только извращенец, больной на голову, женоненавистник и законченный ублюдок мог ловить кайф, так издеваясь над женщинами.

Сделать такое с Джулианной, у которой нежные глаза и прекрасная душа? Надругаться над этой застенчивой девушкой, стыдящейся рвотного рефлекса? Сенаторскому сынку повезло, что он сейчас отсиживался за стенами родительского дома в Джорджтауне, отделавшись условным сроком и наложением судебного запрета. Иначе Габриель обязательно явился бы к нему на порог и продолжил бы разговор, начатый в Селинсгроуве. Не исключено, что после нескольких ударов говорить было бы уже не с кем.

Усилием воли Габриель выбросил из головы кровожадные мысли, затем поставил Джулию на ноги и накрыл одеялом.

— Идем наверх, — сказал он.

— Зачем?

— После того, что ты мне рассказала, я не могу как ни в чем не бывало сидеть у камина.

Щеки Джулии покраснели от стыда, а ее большие глаза наполнились слезами. Габриель поцеловал ее в лоб.

— Не надо плакать. Ты ни в чем не виновата. Понимаешь? Ты не сделала ничего плохого.

Джулия слабо улыбнулась, но по всему чувствовалось, что она ему не верит.

Он повел ее наверх и через спальню в ванную. Придя туда, Габриель плотно закрыл дверь.

— Что ты делаешь?

— Надеюсь, то, что тебе будет приятно, — ответил он, проводя большим пальцем по изгибу ее щеки.

Габриель включил воду и отрегулировал температуру. Потом переключил на душ так, чтобы из широкой душевой головки лились нежные струйки воды. Габриель медленно снял с Джулии одеяло и открыл перед ней дверь душевой кабины.

Джулия ошеломленно переминалась с ноги на ногу.

— Я хочу показать тебе свою любовь, — прошептал он. — Я умею это делать и вне постели.

— Уложи меня в постель, — умоляющим тоном попросила Джулия. — Тогда наш вечер не будет испорчен.


— А он и не испорчен, — свирепо возразил Габриель. — Будь я проклят, если кто-нибудь посмеет тебя хоть пальцем тронуть.

Он стал гладить ей волосы, разделяя их на пряди. Поскольку капли воды долетали и сюда, скоро все ее волосы стали мокрыми.

— Ты думаешь, я грязная?

— Как раз наоборот. — Габриель прижал ее руку к татуировке на своей груди. — Прикосновение к тебе — почти то же, что прикосновение к ангелу, — в упор глядя на нее, сказал Габриель. — Но мне кажется, нам обоим нужно смыть прошлое.

Он откинул ее волосы на одну сторону и поцеловал в шею. Потом вылил на ладонь немного шампуня с ароматом ванили и начал втирать его в волосы Джулии. Его движения были неторопливыми. Его пальцы гладили ей волосы, взбивая белую пену. Наконец пеной были покрыты все волосы, и струйки воды нежно смывали ее, унося с собой. Все движения Габриеля были очень осторожными. Он старался показать Джулии, что его любовь к ней гораздо глубже сексуальной страсти, и момент для этого был сейчас более чем подходящий.

Постепенно Джулия начала оттаивать. Она вдруг вспомнила один из немногих счастливых эпизодов, связанных с матерью. Она была совсем маленькой, мать усадила ее в ванну и стала мыть ей голову. Джулия вспомнила, как они тогда смеялись. Вспомнила, как мать тогда улыбалась.

Но нынешние ощущения были намного лучше. Габриель не просто мыл ей голову. Это было действо — страстное и глубоко интимное. Она стояла перед ним нагая, а он смывал ее стыд.

Габриель тоже был без одежды, но тщательно следил за тем, чтобы не касаться ее своим слегка возбужденным членом. Этот ритуал был связан не с сексом. Целью всего, что сейчас делал Габриель, было заставить Джулию почувствовать, что она любима.

— Прости, у меня опять случился эмоциональный перехлест, — тихо сказала Джулия.

— А секс и должен быть эмоциональным. Тебе не нужно таить от меня свои чувства, — ответил Габриель, обнимая ее за талию. — Я сам достаточно эмоционален. Эти дни, начиная с приезда во Флоренцию, были счастливейшими днями в моей жизни. — Он нежно уперся подбородком в ее плечо. — Помню, в твои семнадцать ты была застенчива. Но тогда у тебя не было стольких душевных ран.

— Я должна была расстаться с ним после первого же его жестокого обращения со мной, — дрогнувшим голосом сказала Джулия. — Но я этого не сделала. Не вступилась за свое достоинство, а дальше было только хуже.

— Ты не виновата.

— Я оставалась с ним, — пожала плечами Джулия. — Говорила себе, что когда-то он был заботлив и внимателен, и цеплялась за эти воспоминания. Надеялась, что черная полоса в наших отношениях пройдет. Понимаю: тебе от моих слов может стать худо, но поверь мне, Габриель, никто не смог бы презирать меня сильнее, чем я сама.

— Джулия! — Габриель даже застонал. — У меня нет к тебе ни капли презрения. Что бы ты ни делала в прошлом, это не имеет значения. Никто не заслуживает подобного обращения. Ты слышишь меня? — Его глаза пылали ярко-синим, опасным огнем.

Джулия закрыла лицо ладонями:

— Я хотела доставить тебе удовольствие. Но даже этого я толком сделать не могу.

Габриель нежно, но решительно отвел ее руки:

— Послушай меня. Поскольку мы любим друг друга, все, что происходит между нами, включая секс, — это дар. Не право, не обязанность, а дар. Теперь у тебя есть я. Так отпусти его.

— У меня в голове и сейчас звучит его голос, — призналась Джулия, смахнув одинокую слезинку.

Габриель покачал головой и слегка поменял положение. Теперь они стояли под самыми струями, и вода катилась у них по плечам.

— Помнишь, что я говорил в своей лекции о боттичеллиевской «Весне»? — (Джулия кивнула.) — Некоторые думают, будто «Весна» повествует о сексуальном пробуждении, а часть картины — это аллегория сватовства и брака. Поначалу Флора — пугливая девственница. Когда она беременеет, то обретает покой.

— Я думала, Зефир изнасиловал ее.

— Так оно и есть, — сказал Габриель и стиснул зубы. — Но потом он полюбил ее, женился на ней и превратил ее в богиню цветов.

— Не слишком-то достойная аллегория для брака.

— Согласен. — Габриель прокашлялся. — Джулия, даже если твой прежний сексуальный опыт был травматичным, ничто не мешает тебе сейчас вести полноценную сексуальную жизнь. Я хочу, чтобы ты знала: когда ты в моих объятиях — ты в безопасности. Ты не должна делать то, что не доставляет удовольствия тебе самой, включая оральный секс.

Габриель, одной рукой обняв ее за талию, смотрел, как горячая вода стекает по их телам вниз, расплескиваясь по плиткам пола.

— Мы спим вместе всего неделю. У нас впереди — целая жизнь, чтобы познать разные способы любви.

Потом он молча и нежно намылил ей губкой шею и плечи. Затем губка двинулась вниз. Рука с губкой то и дело замирала, и он целовал ее там, где только что мыл.

Габриель вымыл ей поясницу и две ямочки, после которых начинались ягодицы. Вымыл обе ноги, одновременно массируя их внутренние стороны. Он вымыл и ступни.

Никогда еще с Джулией так не нянчились.

Габриель не обошел своим вниманием шею и ключицы. Потом он мыл и ласкал ее груди, успевая водить губкой и целовать каждую из них. С предельной осторожностью он вымыл ей лоно. Его движения были не сексуальными, а исполненными благоговения. Направляя струи ладонью, Габриель смыл всю пену, застрявшую в завитках лобковых волос, после чего стал целовать и там.

Когда ритуал омовения был закончен, Габриель обнял Джулию и поцеловал, словно робкий подросток, — просто и целомудренно.

— Ты учишь меня любви. Наверное, и я тоже учу тебя тому же. Пусть мы оба несовершенны, но мы можем быть счастливы. Правда, любимая? — спросил он, внимательно следя за ее глазами.

— Да, — торопливо ответила Джулия, глаза которой были полны слез.

Габриель крепко прижал ее к себе и уткнулся лицом ей в шею. А вода продолжала падать на них мягкими теплыми струйками.





* * *