– Если не считать какой-то рыбной пасты на крекерах и отсутствия картофельного пюре?

– Разумеется, не считая этого.

– Бывало и получше.

– Но не бывало такого, чтобы на мероприятие приезжал Джетт Харт, – сказала я. В этой комнате любой человек старше тридцати лет был в курсе, кто такой Джетт Харт. А мистеру Фарнсворту было далеко за тридцать.

– Джетт Харт? Тот старик, что болтал с нами о салате?

Кивая, я не сдержалась и рассмеялась.

– Что ж, тогда понятно. Он не очень хорошо сохранился.

Я не могла с этим согласиться. Вид у Джетта Харта был мрачноватый и неприветливый, но густая копна волос и классические черты лица все еще служили отличным объяснением тому, почему однажды ему удалось стать телезвездой.

– Впрочем, он мне нравится, – задумчиво добавил мистер Фарнсворт. – Неплохое шоу у него было. Он никому не давал спуска.

Вот как. Может быть, имя Джетта и впрямь могло помочь бизнесу мистера Уильямса.

– Ваша семья навестила вас сегодня? – спросила я мистера Фарнсворта, когда мы заняли свои места.

– Моя семья не навещает меня и в обычные дни, – пробурчал он. – Думаете, они полетят в Роксайд на День святого Валентина?

– Сочувствую.

– Я не просил вас о сочувствии.

– Вы правы, тут я сама справилась.

– Ну и где мой обещанный десерт? – спросил мистер Фарнсворт, оглядываясь по сторонам.

Как по волшебству, рядом с ним возник Эндрю, держа в руках креманки с самыми крошечными десертами из всех, что я когда-либо видела. Что-то вроде пудинга или мусса с щедрой порцией взбитых сливок. Сверху покоилась вишенка.

– Это еще что за ерунда? – осведомился мистер Фарнсворт, озвучив мои собственные мысли. Мистер Уильямс обычно подавал на десерт по огромному куску ягодного пирога.

– Ничего лучше вы в жизни не пробовали, – сказал Эндрю.

– Серьезное обещание, – заметила я.

– Просто так я ими не разбрасываюсь. – Он поставил перед нами креманки.

– Ничего меньше я в жизни не пробовала, – ляпнула я.

Мне нужно было остановиться. Это был сын Джетта Харта. И потом, я обещала Мике, что стану вести себя доброжелательнее. Нужно было последовать ее совету.

Мистеру Фарнсворту мои комментарии, впрочем, пришлись по душе: он издал тихий смешок. Подняв ложку, он попробовал мусс – и, подумав, пробурчал, что десерт не так уж плох, как кажется на первый взгляд. Из его уст такие слова звучали, как самый настоящий комплимент.

Мне расхотелось пробовать десерт самой: тогда мне бы тоже пришлось сделать комплимент Эндрю. Хотя нет, все было не так. Десерт приготовил не Эндрю, а его отец. Я отправила ложку в рот. Шоколад был воздушным, мягким и сладким ровно настолько, насколько нужно, – этот вкус идеально контрастировал с терпкостью малины.

Я кивнула.

– Не уверена, что никогда не пробовала ничего лучше, однако это был отличный выбор, под стать теме сегодняшнего вечера… как ты там ее назвал? – Я бросила быстрый взгляд на Эндрю. – Ах да, безвкусицей.

Он приподнял бровь.

– А я-то думал, что ты будешь вести себя приличнее и захочешь извиниться за то, что наговорила о моем отце.

– Прямо как ты извинился за то, что наговорил о моих декорациях?

– Я сказал правду.

– Аналогично. – Я прикусила язык. Это явно было лишнее. По поводу букетов Эндрю был абсолютно прав: они и правда получились безвкусные. Что со мной не так?

Я открыла рот, собираясь извиниться, но он перебил меня:

– Судя по твоему прикиду, прическе и акценту, ты пытаешься выдать себя за какую-то шикарную городскую девчонку. Поверь, получается плохо.

У меня чуть ноги не подкосились от гнева и стыда. Как ему удалось с первого взгляда определить мое больное место? Неужели, когда я приеду в Нью-Йорк, все сразу раскусят меня, увидят во мне неловкую провинциалку? Я почувствовала, как вспыхнули щеки.

– Ты просто бесишься, потому что со мной не сработал твой жалкий подкат, – сказала я, вставая из-за стола. – Не думала, что отказала тебе первой, но твое неумение принимать поражение с достоинством заставляет задуматься.

Эндрю отпрянул.

– С достоинством? И, видимо, твое поведение – его эталон?


– Молодой человек, – вдруг вмешался мистер Фарнсворт, чем немало меня удивил, – перед вами лицо женщины, которая хочет, чтобы вы оставили ее в покое. Изучите его повнимательнее, потому что, подозреваю, вы видите это выражение часто, но далеко не всегда понимаете, что оно означает.

Не знаю, как уж там выглядело мое лицо раньше, но сейчас я еле сдерживала хохот.

Эндрю собрал в кулак остатки здравого смысла и повернулся к мистеру Фарнсворту с очаровательной улыбкой.

– Вы правы, я часто видел его сегодня. – Он слегка поклонился. – Благодарю за житейскую мудрость. – С этими словами он поспешил удалиться.

– Спасибо, – сказала я своему кавалеру, медленно опускаясь обратно на стул.

Мистер Фарнсворт похлопал меня по руке.

– Я всегда готов вступиться за даму, но вы и сами неплохо справлялись. Не думаю, что вам была нужна моя помощь. Просто будьте осторожнее, мисс Эванс. Этот кадр, похоже, кусается.

Я проклинала себя за несдержанность. Разговор с этим Эндрю выявил мои худшие качества… в очередной раз. Мы были знакомы не больше трех часов, и я уже трижды потеряла самообладание. Мой путь к сердцу Джетта Харта теперь уж точно не лежал через дружбу с его сыном. Я встряхнулась и сделала глубокий вдох. Я была профессионалом своего дела. На работе. Несмотря на комментарии Эндрю, я хорошо выполняла ее – и собиралась это доказать.

– Софи! – раздался вдруг громкий вопль – все гости, наверное, его услышали.

Я оглянулась. В дверях комнаты стоял, сжимая руль своего велосипеда, мой младший брат. О нет. Подскочив с места, я рванула к нему через весь буфет, стараясь не встречаться ни с кем взглядом. Кайл наверняка все видел. И такое поведение отнюдь не помогало моему брату загладить свою вину.

– Ганнар, – прошипела я, хватая велосипед за руль и разворачивая его к выходу, – что ты тут делаешь? – Я протиснулась наружу, толкнув тяжелую стеклянную дверь, и прислонила велосипед к наружной стене.

– Мама сказала, что сегодня ей придется работать в двойную смену, а Тэрин тоже была занята, поэтому она сказала мне идти сюда.

– Тэрин сказала тебе идти сюда? – Тэрин была нашей соседкой и иногда присматривала за моим братом.

– Нет, мама мне сказала.

– Мама тебе сказала? – Еще хуже. Я была на работе, но мою работу мама всегда считала каким-то веселым и бесполезным хобби, а не серьезным занятием.

– Она сказала, что я могу посидеть с мистером Фенеллом или мисс Пинкстон.

Ну разумеется.

– Ладно, заходи, может, порисуешь в вестибюле, я не знаю. – Я открыла дверь.

– Можно поиграть на твоем телефоне?

– Когда вернемся домой. Он мне сейчас нужен.

Он обиженно выпятил нижнюю губу.

– Знаю, знаю, ужасная несправедливость, – сказала я.

Пытаясь напомнить себе, что его вины тут не было, я положила руку ему на плечо. Он рос так быстро. Ему было всего десять, но я была уверена, что годам к четырнадцати он уже вымахает так, что мне с моим ростом метр шестьдесят пять останется только задирать голову, чтобы поговорить с ним.

Женщина на рецепции улыбнулась нам, когда мы вошли.

– Джун, ничего, если мой брат посидит здесь, пока мероприятие не закончится? – спросила я с надеждой в голосе.

Она хотела ответить «нет», я видела по ее лицу, но гостеприимство типичной южанки не позволяло.

– Конечно, Софи.

Я повернулась к брату.

– Ганнар, веди себя прилично, – сказала я очень серьезно.

– Я поставлю ему мультик, – сказала Джун, включая древний телевизор в углу.

– Спасибо огромное! Я буду периодически заглядывать. Если что-то будет не так, пожалуйста, позовите меня.

– Позову.

Я чувствовала себя ужасно глупо. Джун не обязана была смотреть за моим братом: это была вовсе не ее ответственность.

По дороге обратно в буфет, я вытащила мобильник, чтобы написать маме, но прежде, чем я успела это сделать, телефон завибрировал, оповещая об смс. Это была Кэролайн.

Подарки готовы?

Почти, – ответила я, бегом отправляясь на кухню. Кэролайн, должно быть, думала, что сборка сотни подарочных пакетов – минутное дело, но это было далеко не так. Мне оставались бантики: ленты нужно было нарезать, завязать и закрутить. Ей следовало поручить мне это еще неделю назад.

Должно быть, моя паника была очень хорошо заметна со стороны, потому что, увидев меня, Мика перестала заниматься грязной посудой и заявила: