Потом Абдулла попытался вызвать ковер-самолет, старательно представляя себе, как он лежит на полу его палатки, хотя и знал, что это не меньшая глупость, чем мечты. Он вслух приказывал ковру прилететь – снова и снова. Он произнес все слова, похожие на волшебные, какие только помнил, надеясь, что одно из них окажется тем самым, которое он говорил во сне.

Ничего не произошло. И какая наивность – думать, будто это подействует! – ругал себя Абдулла. Даже если ковер слышит его зов из темницы, даже если предположить, что Абдулле удалось случайно набрести на нужное слово, – как же ковер, пусть и волшебный, протиснется сквозь такое крошечное окошечко с такой густой решеткой? А если и протиснется – разве это поможет Абдулле вылететь наружу?

Абдулла оставил старания и прислонился к стене в полудреме-полуотчаянии. Настало самое жаркое время дня, которое большая часть населения Занзиба использует для отдыха, хотя бы краткого. Сам Абдулла, если не уходил в парк, сидел обычно на кипе второсортных ковров в тенечке перед жаровней, пил фруктовый сок или вино, если мог себе его позволить, и лениво болтал с Джамалом. Больше этому не бывать. А ведь это только первый день в темнице, с омерзением подумал он. Пока что я считаю часы. А скоро ли я потеряю счет дням?

Он закрыл глаза. Радует во всем этом лишь одно. Если Цветок-в-Ночи будут искать по всей стране в каждом доме, это доставит Фатиме, Ассифу и Хакиму некоторые неудобства – хотя бы потому, что у Абдуллы, кроме них, нет никаких родственников, и это всем известно. Он надеялся, что солдаты перевернут лиловую лавку вверх дном. Он надеялся, что они обдерут стены и развернут все ковры. Он надеялся, что они арестуют…

На пол у ног Абдуллы что-то шлепнулось.

Ага, подумал Абдулла, мне сбросили какую-то еду, но я лучше буду голодать. Он лениво приоткрыл глаза. А уж вытаращились они сами по себе.

У его ног, на полу темницы, лежал ковер-самолет. На нем мирно спал зловредный и радражительный Джамалов пес.

Абдулла уставился на пса и на ковер. Он легко представлял себе, как пес, истомленный полуденной жарой, прилег в тени его палатки. Он понимал, что пес прилег на ковер, потому что так удобнее. Но как же псу – псу! – удалось произнести во сне волшебное слово – это превосходило всяческое разумение. Тут псу начал сниться сон. Лапы у него задергались. Пес наморщил нос, засопел, словно бы до его ноздрей донесся сладчайший в мире запах, и тихонечко заскулил, словно бы то, что он нюхал во сне, ускользало от него.

– Друг мой, – сказал ему Абдулла, – возможно ли, чтобы тебе снился я и то, как я отдал тебе львиную долю моего завтрака?

Пес услышал его во сне. Он громко всхрапнул и пробудился. Как и подобает псу, он не стал тратить время на то, чтобы выяснить, как же он попал в эту странную темницу. Пес повел носом и учуял Абдуллу. Он с восторженным взвизгом вскочил, поставил лапы на оковы на груди Абдуллы и радостно вылизал ему лицо.

Абдулла рассмеялся и завертел головой, уворачиваясь от кальмарного дыхания пса. Он тоже был страшно рад встрече со старым другом.

– Значит, ты действительно видел меня во сне! – воскликнул он. – Друг мой, я устрою так, что тебе каждый день будут давать ведро кальмаров! Ты спас мне жизнь – и не только мне, но, вероятно, и Цветку-в-Ночи!

Когда собачьи восторги немного поутихли, Абдулла принялся ерзать в оковах и кататься по полу, пока ему не удалось лечь на ковер, опершись на локоть. Он глубоко вздохнул. Спасен!

– Иди сюда, – позвал он пса. – Полезай ко мне на ковер.

Однако пес обнаружил в углу темницы запах, неоспоримо свидетельствовавший о присутствии крысы. Он с взволнованным сопеньем побежал по следу. При каждом звуке этого сопенья ковер под Абдуллой вздрагивал. Так Абдулла и получил ответ на свой вопрос.

– Иди сюда, – снова позвал он пса. – Если ты останешься здесь, тебя найдут, когда придут меня допрашивать, и решат, будто я превратился в собаку. Тогда тебе не миновать моей горестной судьбы. А ведь ты пригнал мне ковер и открыл тайну – не могу же я допустить, чтобы тебя посадили на сорокафутовый кол!

Пес уткнулся носом в угол. Абдуллу он не слушал. Тут Абдулла уловил топот ног и звон ключей – он распознал их даже сквозь толстые стены темницы. Он бросил уговаривать пса и лег на ковер плашмя.

– Давай, малыш! – сказал он. – Лизни-ка меня в лицо!

Это пес понял. Он выскочил из угла, прыгнул Абдулле на грудь и принялся выполнять просьбу.

– Ковер, – прошептал Абдулла, уворачиваясь от проворного языка. – На Базар, только не приземляйся. Остановись в воздухе у жаровни Джамала.

Ковер поднялся и метнулся в сторону – и вовремя. В двери темницы заскрежетали ключи. Абдулла так и не узнал, как же ковру удалось покинуть подземелье, потому что пес все лизал ему лицо и пришлось держать глаза закрытыми. Он почувствовал, как по нему пробежала влажная тень, – наверное, это было, когда они пролетали сквозь стену, – а потом увидел яркий солнечный свет. От света пес удивленно поднял морду. Абдулла покосился вбок, поверх цепей, и увидел высившуюся прямо перед ними неприступную стену, которая плавно ушла вниз, когда ковер ее перелетел. Затем последовала череда башен и крыш, прекрасно Абдулле знакомых, хотя видел он их лишь однажды и ночью. А после этого ковер спланировал вниз к самому краю Базара. Ведь дворец Султана находился всего в пяти минутах ходьбы от палатки Абдуллы.





Показалась жаровня Джамала, а рядом – покосившаяся палатка Абдуллы, вокруг которой прямо на земле валялись ковры. Солдаты явно искали здесь Цветок-в-Ночи. Джамал, уронив голову на руки, дремал между большим булькающим котлом кальмаров и дымящимся мангалом с шашлыками. Он поднял голову и остолбенел при виде ковра, висевшего в воздухе прямо перед ним.

– Вниз, малыш! – скомандовал Абдулла. – Джамал, позови пса!

Джамал, очевидно, был крепко напуган. Еще бы – если твоя жаровня оказалась по соседству с палаткой человека, которого Султан намерен посадить на кол, ничего хорошего это не сулит. Джамал онемел. Поскольку пес не обращал на них обоих никакого внимания, Абдулле пришлось собраться с силами и усесться, брякая, звякая и обливаясь потом. При этом он спихнул пса. Пес спрыгнул прямо на прилавок Джамала, и тот рассеянно взял его на руки.

– Что же мне делать? – спросил он, не сводя глаз с цепей. – Привести тебе кузнеца?

Такое проявление дружбы со стороны Джамала Абдуллу очень тронуло. Однако, усевшись, он увидел, что делается между палатками. Он разглядел подошвы улепетывающих ног и развевающиеся одежды. Судя по всему, какой-то торговец спешил позвать Стражу – хотя в бегущей фигуре было нечто, сильно напоминавшее Абдулле Ассифа.

– Нет, – сказал Абдулла. – Некогда. – И со звоном вытянул левую ногу поближе к краю ковра. – Сделай лучше вот что. Положи руку на вышивку у меня над левой щиколоткой.

Джамал послушно вытянул смуглую руку и очень осторожно потрогал вышивку.

– Это что, колдовство? – нервно спросил он.

– Нет, – отвечал Абдулла. – Потайной карман. Сунь туда руку и достань деньги.

Джамал ничего не понял, однако его пальцы как-то сами собой ощупали щиколотку Абдуллы, забрались в карман и вытащили оттуда полный кулак денег.

– Да тут целое состояние, – прошептал он. – А что, на это можно купить тебе свободу?

– Нет, не мне, – возразил Абдулла. – Тебе. За тобой и твоим псом обязательно придут – вы же мне помогали. Забирай золото и пса и уходи. Уезжай из Занзиба. Отправляйся к варварам, на север, – там можно скрыться.

– На север! – охнул Джамал. – Да что же мне там делать, на этом севере?

– Купи все, что нужно, и открой ресторан с рашпухтской кухней, – посоветовал Абдулла. – Золота на это хватит, а повар ты превосходный. Состояние себе сделаешь!


– Правда? – усомнился Джамал, переводя взгляд с Абдуллы на горсть золота. – Ты серьезно так думаешь?

Абдулла не сводил беспокойных глаз с прохода между палатками. Теперь там было полно народу – не стражников, а наемников-северян, и бежали они со всех ног.

– Только уходи прямо сейчас, – сказал он.

Джамал услышал клац-клац бегущих солдат. Он вытянул шею, чтобы удостовериться во всем своими глазами. Затем он свистнул псу и исчез – так проворно и тихо, что Абдулле осталось лишь дивиться. Джамалу хватило времени даже на то, чтобы снять шашлык с мангала и не дать ему подгореть. Наемникам остался лишь котел недоваренных кальмаров.

– В пустыню, быстро! – шепнул Абдулла ковру.

Ковер тут же взвился в воздух, как обычно, вильнув в сторону. Абдулла подумал, что неминуемо свалится с него, однако тяжесть оков продавила ковер посередине, сделав из него подобие гамака. А скорость пришлась кстати. Солдаты кричали Абдулле вслед. Раздались какие-то громкие хлопки. Через несколько мгновений синее небо рядом с ковром пересекли две пули и арбалетная стрела – пересекли и упали вниз. Ковер метался из стороны в сторону – над крышами, через стены, мимо башен, а потом заскользил по самым вершинам пальм и стал стелиться над огородами. И наконец он вылетел в горячую серую пустоту, под огромным куполом небес отливавшую белым и желтым, и оковы Абдуллы стали неприятно нагреваться.

Свист ветра утих. Абдулла поднял голову и обнаружил, что Занзиб уже успел превратиться в крошечную кучку башенок на горизонте. Ковер неспешно миновал всадника на верблюде, который удивленно повернул ему вслед закутанное покрывалом лицо. Потом ковер начал снижаться. Тогда всадник повернул верблюда и пустил его рысью по направлению к ковру. Абдулла прямо-таки видел, как он радостно думает о том, что сейчас разживется настоящим, действующим ковром-самолетом, владелец которого весь в цепях и сопротивления не окажет.

– Выше, выше! – чуть ли не завизжал Абдулла. – На север!

Ковер тяжко набрал высоту. От каждой его ниточки веяло раздражением и неохотой. Он неуклюже заложил вираж и прогулочным шагом двинулся на север. Всадник на верблюде бросился наперерез, перейдя на галоп. Поскольку летел ковер невысоко, достать его с галопирующего верблюда ничего не стоило.

Абдулла понял, что настало время жестких формулировок.

– Берегись! – крикнул он всаднику. – Занзибские власти выслали меня из города в оковах, чтобы я не распространил ужасную заразу!

Однако заставить всадника поверить оказалось не так-то просто. Он осадил верблюда и последовал за ковром аллюром помедленнее, вытягивая из поклажи палаточный шест. Этим шестом всадник явно намеревался скинуть Абдуллу наземь. Абдулла поспешно переключился на ковер.

– О превосходнейший из ковров, – зашептал он, – о многоцветнейший из паласов, о нежнейшее произведение ткаческого искусства, в прелестный ворс которого вплетены могущественные чары, боюсь, доселе я относился к тебе без должного почтения. Я отдавал тебе грубые приказы и даже кричал на тебя, а ведь теперь мне понятно, что твоя ранимая натура прислушивается лишь к мягчайшим из просьб. Прости меня, о, прости!

Ковру это понравилось. Он натянулся потуже и прибавил ходу.

– А я, я, презренный пес, – продолжал Абдулла, – я заставлял тебя, ужаснейшим образом обремененного моими оковами, страдать в знойной пустыне! О славнейший и элегантнейший из ковров, теперь я думаю только о тебе – и о том, как бы побыстрее избавить тебя от этой чудовищной тяжести. Если бы ты только согласился не спеша – скажем, чуть быстрее верблюжьего галопа – полететь к ближайшему пустынному поселению на севере, где я бы нашел кого-нибудь, кто расклепал бы цепи, – так вот, не будет ли это противно твоему кроткому и утонченному нраву?

Судя по всему, тон был взят верный. Теперь ковер изобразил нечто вроде горделивой усмешки. Он поднялся примерно на фут, чуточку повернулся и понесся со скоростью миль этак семьдесят в час. Абдулла вцепился в край ковра и оглянулся на раздосадованного всадника, превратившегося вскоре в точку на фоне оставшейся позади пустыни.

– О благороднейший из артефактов, ты поистине султан среди ковров, а я – твой ничтожный раб! – бессовестно распинался Абдулла.

Ковру это так польстило, что он припустил еще быстрее.

Спустя десять минут он нырнул вниз, на песчаную дюну, и резко остановился у самого ее гребня на другой стороне. Наклонно. Абдулла в облаке пыли беспомощно съехал с него. И покатился, звеня, извиваясь, дергаясь, поднимая все новые тучи пыли, пока наконец отчаянным усилием ему не удалось развернуться пятками вперед и съехать по песчаному склону прямо на край озерца в оазисе. Оборванные нищие, сгрудившиеся вокруг чего-то на краю этого озерца, повскакали с мест и разбежались кто куда, когда Абдулла едва в них не врезался. Абдулла зацепил ногами то, вокруг чего они толпились, и столкнул это обратно в пруд. Один из оборванцев возмущенно завопил и с плеском потопал по воде, чтобы вытащить потерю. Остальные выхватили сабли и ножи, а в одном случае даже длинный пистолет, и с грозным видом обступили Абдуллу.

– Глотку ему перережьте, – сказал кто-то.

Абдулла проморгался от песка и подумал, что ему редко приходилось видеть настолько злодейские компании. У всех были бегающие глазки, шрамы и неприятные выражения на лицах. Тот, у кого был пистолет, оказался самым неприятным. В большом крючковатом носу он носил что-то вроде серьги, а под носом топорщились весьма кустистые усы. Головное покрывало с одной стороны было заколото ярким красным камнем в золотой оправе.

– Откуда это ты выпрыгнул? – спросил усатый. Он пнул Абдуллу. – А ну, говори.

Тут все они, в том числе и тот, кто выходил из озерца с бутылкой в руках, посмотрели на Абдуллу так, что ему сразу стало ясно – говорить придется очень убедительно.

А то как бы чего не вышло.





Глава седьмая, в которой появляется джинн




Абдулла поморгал еще, чтобы убрать из глаз остатки песка, и серьезно уставился на человека с пистолетом. Этот человек был точной копией злого разбойника из его мечтаний. Совпадение, наверное.

– Стократ прошу вашего прощения, о достойные властители пустыни, за то, что столь грубо нарушил ваше уединение, – сказал он весьма учтиво, – но не обращаюсь ли я случайно к благороднейшему и знаменитейшему в мире разбойнику по имени Кабул Акба?

Прочие разбойники, столпившиеся вокруг него, кажется, изумились. Абдулла ясно слышал, как один из них спросил: «А он-то откуда знает?» Однако усатый с пистолетом только осклабился. Его лицо было прекрасно приспособлено для такого рода действий.

– Это действительно я, – ответил он. – А что, я знаменитый?

Точно совпадение, подумал Абдулла. Что ж, по крайней мере, теперь он знал, где находится.

– Увы, о пилигримы пустошей, – начал он, – я, как и ваши благородные особы, угнетен и отвержен. Я поклялся отомстить всему Рашпухту. А прибыл я сюда с тем, чтобы объединиться с вами и служить вам силами моего разума и моих рук.

– Правда? – переспросил Кабул Акба. – А как ты сюда попал? С неба, что ли, свалился вместе с цепями?

– Посредством волшебства, – честно ответил Абдулла. Он решил, что так легче всего произвести впечатление на подобных людей. – Я и вправду упал с неба, о благороднейший из бродяг.

К несчастью, впечатления он, кажется, не произвел. Разбойники по большей части загоготали. Кабул Акба кивком отправил двоих людей на гребень дюны – изучить место прибытия Абдуллы.