Вильма состроила гримаску и продолжила ковыряться в тарелке с салатом.





* * *


София оставалась верна Беньямину. От одного взгляда на него у нее по-прежнему начинало трепетать в груди. Он остался в Гётеборге, жил у сестры, работая в транспортной компании, но на выходные приезжал к Софии в Лунд — каждый вечер пятницы около восьми появлялся у ее дверей. Она готовилась к его приезду. Уже в среду вечером начинала думать о сексе, а в пятницу вечером уходила с работы настолько возбужденная, что в последние полчаса перед его появлением нетерпеливо бродила туда-сюда по квартире в надежде, что поезд придет раньше времени. Надевала сексапильное нижнее белье. Едва Беньямин переступал порог, как они сливались в объятьях, опьяненные возбуждением. Чаще всего бывали так нетерпеливы, что не доходили до спальни и занимались сексом прямо на полу в коридоре. В их отношениях не обходилось без проблем, но секс всегда был хорош. И даже прекрасен.





* * *


Наступила холодная, снежная зима, но в январе дни стали длиннее и светлее. Только ночи оставались темными и тяжелыми. Софии по-прежнему являлся в снах Освальд — когда Беньямин был рядом, становилось еще хуже. Наверное, потому, что он напоминал ей о времени, проведенном на острове. Иногда Беньямин не выдерживал ее криков и осторожно будил ее.

— Тебе опять снился кошмарный сон.

Обычно она просыпалась вспотевшая как мышь и в полной растерянности.

— Ты так громко кричала…

— Проклятие!

— Мне тяжело видеть, как ты мучаешься.

— Все наладится. Наверное, есть что-то, чего я не поняла…

— Чего ты не поняла? Рано или поздно ты должна выпустить это наружу, София.

— Что именно?

— Свою травму.

Она прижималась к нему, пока не успокаивался пульс.

— А у тебя не бывает кошмарных снов, Беньямин?

— Иногда. Но они просто раздражают. Они не такие, как у тебя.

— И что тебе снится?

— Всегда один и тот же сон. Я в городе. Это Гётеборг, но все же не Гётеборг, потому что там есть холмы и утес, нависающий над водой.

— Как на Туманном острове?

— Вот именно. Я чувствую себя встревоженным и потерянным. Брожу и ищу что-то, но не знаю, что именно. Потом подхожу к тоннелю, и по всему телу начинают бегать мурашки. Там всегда кто-то стоит — разные люди из «Виа Терра». Иногда Мадлен, иногда Буссе или Бенни. И тут я вспоминаю, что ищу-то я тебя, и спрашиваю, где ты. Всегда один и тот же ответ: «Разве ты не знаешь? Она вернулась. Она снова работает у Франца». И я чувствую такое отчаяние… Знаю, что должен вызволить тебя оттуда, но не знаю как. А когда просыпаюсь, проходит какое-то время, прежде чем я понимаю, что нахожусь дома и с тобой все хорошо.

— Почему нам все время снится это место? В чем мы так застряли?

— Да ну, мои кошмары пройдут. С твоими будет посерьезнее… Пожалуйста, сходи к специалисту. Ведь Освальд почти изнасиловал тебя. Тебе нужна психологическая помощь.

— Они просто скажут мне, что я страдаю стокгольмским синдромом, раз не могу выбросить его из головы. Я не в состоянии слушать эти бредни.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю. Почему никто не скажет: «Как здорово, что тебе удалось уйти оттуда и засадить его за решетку»? Нет, все только спрашивают, сколько раз он насиловал меня в офисе.

— Но ведь он этого не делал? — с ужасом спросил Беньямин.

— Нет, и ты это прекрасно знаешь.

— Пожалуйста, сходи к психологу, дорогая моя. Хотя бы попробуй — один раз.

И София пообещала ему. Но поход к психологу так и не состоялся.






5




Анна-Мария с трудом могла сосредоточиться на дороге. Осознание того, что скоро она вновь увидит его, вызывало головокружение. К тому же эта встреча должна была стать решающей. Теперь, когда он находился за колючей проволокой, предстояло заложить основу для дальнейшего сотрудничества. В каком-то смысле она станет для него связующей нитью с миром за пределами тюрьмы — мысль о том, что он попадет в зависимость от нее, опьяняла.

Вдали показались изгибы колючей проволоки, а потом открылся вид на долину и здания пенитенциарного учреждения Скугоме. В окружении осеннего леса, окрашенного в янтарные цвета, тюрьма казалась особенно суровой в своем бетонном обличье. Серая, безликая и уродливая. Анна-Мария бывала здесь и раньше. Преступники, совершающие преступления на сексуальной почве, — ее специализация. Их образ мыслей она понимала, могла следить за их рассуждениями.

Парковка показалась ей на удивление пустой, хотя было время посещений. Припарковав машину, Анна-Мария подошла к входной двери и представилась. Глухо зажужжал замок, калитка отворилась. Дойдя до пропускного пункта, адвокат отдала удостоверение личности, положила мобильный телефон в ячейку с запирающейся дверкой и обменялась несколькими вежливыми фразами с сотрудницей, сидящей на вахте, которую тут же узнала, — Хельгой Маклин. Хельга проработала здесь много лет. Круче самого дьявола.

— Уж так-то он тебя ждал, — сказала она.

— Но я ведь приехала вовремя.

— Ты же знаешь, какой он, — ответила Маклин и чуть заметно улыбнулась.

Оглядев ее, Каллини осознала, что у Хельги красивые глаза. Словно холодный нож вонзился в ее сердце. Но здесь ничего такого произойти просто не могло. Впрочем, когда имеешь дело с Францем, ни в чем нельзя быть уверенной… Анна-Мария сделала глубокий вдох, пытаясь отогнать неприятную мысль.

Другой охранник встретил ее в коридоре, где располагались комнаты для свиданий, и провел ее в комнату, расположенную где-то посредине. Когда он открыл дверь, то при виде Освальда у Анны-Марии перехватило дыхание. Казалось, он уменьшился в размерах — в серой бесформенной одежде, сидящий в низком желтом кресле. Франц Освальд в уродливых серых трениках… совершенно немыслимо. Но тут он поднялся — и мгновенно вернул себе все свое обаяние. Она растерялась, хотела обнять его, однако знала, что Франц Освальд — человек, избегающий проявлений нежности.

— Нет, ты себе представляешь? — воскликнул он, указывая на кресла. — Нам придется сидеть на этой ужасной мебели для карликов… Но садись, пожалуйста.

Поставив сумочку на боковой столик, Анна-Мария опустилась в кресло. Освальд остался стоять, разглядывая ее с горькой улыбкой на губах.

— Как дела, Франц? — спросила она. — Как ты?

— А как ты думаешь? Я же сказал, что буду образцовым заключенным. Записался во все эти проклятые учебные группы и на все курсы. Убиваюсь, как последний раб, в жарком помещении у стиральной машины, которую они купили за шесть миллионов. Да-да, все прелестно… Мы не могли бы наплевать на выражения вежливости и сразу перейти к делу?

Только теперь Анна-Мария заметила аккуратную стопку бумаг, лежащую на столике, стоящем между двумя креслами.

— Это план, о котором я говорил, — заявил Освальд. — Всё до мельчайших деталей. Ты можешь забрать его с собой. Я распечатал копию. Подробности можем обсудить при следующей встрече. Еще там прилагается список того, что мне необходимо. План разбит на три части. Прежде всего — идиоты из «Виа Терра», которые потонули в дерьме, опустившись до самого низкого интеллектуального уровня. Кто-то должен за ними приглядывать. Потом — книга. Ты свяжешься с издателями, и все такое. И, конечно же, София Бауман. Пора взяться за нее.

Анна-Мария, как и всегда, когда Освальд упоминал Софию Бауман, словно ощутила удар в диафрагму. В такие минуты в его взгляде что-то менялось. Острота исчезала, сменяясь жутковатым мечтательным светом. Ясное дело, Анна-Мария хотела неприятностей для этой сучки. Чем хуже, тем лучше. Но надо обязательно прервать эту почти маниакальную зацикленность на ней Освальда. Как — этого адвокат пока не знала.

— Но эта София… Правда так необходимо ею заниматься? Ведь после суда она больше не причиняла нам неприятностей. С какой стати нам беспокоиться из-за какой-то нелепой…

— Ты уже начала изучать тезисы? — перебил он.

— Что, прости?

— Я спросил, начала ли ты уже изучать тезисы, о чем я просил тебя.

— Нет, то есть… прошла всего неделя, и я подумала…

— Это объясняет твое наивное отношение к Софии Бауман. Ты даже не понимаешь, в чем суть «Виа Терра», не так ли?

— Нет… то есть я хотела сказать, да. Я все разузнаю. Обещаю. Хотя, если хочешь, мы можем подать в суд на Софию Бауман.

— Подать в суд? Зачем, с какой стати? Не самое веселое занятие.

— За клевету, я имела в виду.

Освальд громко рассмеялся. Отдаваясь от стен, его смех отзвучал в маленькой комнатке глухим эхом.

— Ты вправду глупая? Таких, как София Бауман, надо обрабатывать медленно, Анни. Для начала — намеками, но достаточными, чтобы волосы дыбом встали. Мне казалось, я тебе все объяснил… Для начала почитай тезисы. И перечитай «Искусство войны» Сунь-цзы. Ее-то ты читала?

Анна-Мария растерянно покачала головой.

— Что?.. Да ты просто какой-то дилетант, а не адвокат — ты знаешь об этом? — Освальд медленно процитировал твердым голосом: — «Мы должны привлечь неприятеля, симулировать панику, а потом разбить его».

Она поспешно кивнула, хотя не совсем понимала, какое отношение все это может иметь к Софии Бауман.

— Я лишь хотел уточнить правила, прежде чем ты уйдешь, — проговорил Франц. — Никто здесь не имеет права читать, слушать или иным образом узнавать о том, о чем мы говорим, поскольку ты мой адвокат — верно?

— Так точно.

— И ты связана профессиональной тайной и подпишешь соответствующие бумаги о неразглашении.

— Разумеется.

— Отлично, тогда мы договорились.

Освальд наклонился, взял ее под руки и рывком поставил на ноги. Теперь он стоял так близко, что Анна-Мария ощутила слегка горелый запах только что постиранной тюремной одежды — такой не похожий на свежий аромат его одеколона. Тут она вспомнила о маленькой бутылочке, которую прихватила с собой, потянулась к сумочке.