Да, жена и сын остались целыми, но могли пострадать, если бы на мызе не была организована сильная охрана. К тому же Аркадий Семенович и Нина Викторовна мне действительно стали очень близки, и я их уже называл мамой и папой без каких-то внутренних колебаний. В общем, у меня на господ большевиков вырос большой зуб.
Выполню задание императора, а потом пообщаюсь с товарищем Камо, который в прошлом детстве был моим кумиром. Кинотрилогию про него «Лично известен», «Чрезвычайное поручение» и, кажется, «Последний подвиг Камо», точно уже названий не помню, смотрел с восхищением несколько раз.
А теперь я с ним по разные стороны баррикад. Интересно для меня повернулась жизнь. Как-то по-другому теперь смотрю на деятельность революционеров, особенно на их «эксы» и теракты, когда гибнут ни в чем не повинные люди. Надо обязательно дать Николаю телеграмму, чтобы Камо оставили живым до моего приезда, а то военно-полевой суд его к смертной казни приговорит стопроцентно.
– Тимофей Васильевич, что будете делать? – вывел меня из задумчивости адмирал.
– Выполнять указания государя. Дождусь инструкций и поеду в Тяньцзинь встречаться с Юань Шикаем.
– У вас есть какие-то предположения по этой встрече?
– Когда я был во Владивостоке, то мне передали тубус с бумагами от дзянь-дзюня провинции Цзилинь Чань Шуня, а на словах передали два слова: «Армия недовольна». Эти документы с сопроводительным письмом были отправлены мною императору. Видимо, пришел… Точнее, придет ответ на то письмо. Чань Шунь и Юань Шикай, в отличие от других правителей китайских провинций, сохранили свои хорошо вооруженные и обученные войска во время Боксерского восстания и теперь обладают реальной военной силой, в отличие от правящей императрицы Цыси. Из этого можно сделать вывод – в Китае весьма вероятен военный переворот. Другой вопрос, насколько это выгодно Российской империи в сложившейся ситуации на настоящий момент? – я замолчал, так как даже не представлял, что говорить дальше.
– Да, только этого нам сейчас не хватало. И так забот полный рот, – Алексеев помотал головой, а потом залпом допил оставшийся в стакане чай, в котором коньяка было куда больше, чем чая.
– Евгений Иванович, пока я буду ждать инструкции государя, не могли бы вы вызвать из Тяньцзиня военного агента, а также предоставить документы по военной, политической и прочей обстановке в Китае.
– Хотите попытаться разобраться с клубком интриг в империи Цин?
– Хотя бы получить общее представление.
– Что же, Константин Ипполитович, думаю, сможет вам в этом помочь. Он в этой кухне больше десяти лет варится.
– Вы говорите о генерал-майоре Вогаке?
– Именно о нем. Лучше его вам никто не поможет, – Алексеев задумался, а потом решительно произнес: – Хорошо, я вызову его в Харбин.
На этом наше «чаепитие» закончилось, а дальше началось мое ожидание инструкций от императора и изучение обстановки в Китае. Прибывший через неделю Вогак довел до меня много интересной информации, которая не была отражена в официальных документах. Гадюшник во дворце Цыси собрался еще тот, где главным удавом Каа, или королевской коброй, была сама императрица.
Шестидесятивосьмилетняя Цыси была еще той штучкой. В возрасте семнадцати лет она прошла конкурс наложниц и вошла в Запретный Город в статусе наложницы императора пятого, самого низшего ранга. Благодаря своим личным качествам и умелым интригам она постепенно росла в ранге, смогла подружиться с бесплодной императрицей Цыань, и императрица дала ей шанс стать матерью наследника. В 1856 году Цыси родила мальчика, нареченного Цзайчунь, и статус матери наследника престола усилил ее влияние при дворе. Постепенно император передавал ей все больше и больше полномочий, благодаря чему она стала фактически правительницей Китая.
Император Ичжу, правивший под девизом «Сянь-фэн», умер в 1861 году. Первый обнародованный после его смерти указ объявлял Цзайчуня, сына императора Сяньфэна, наследником трона под девизом «Тунчжи», то есть «Совместное правление». Второй указ даровал звания «вдовствующей императрицы» и регентш Цыси и Цыань.
Через двадцать лет Цыань скончалась от пищевого отравления. Смерть регентши приписывают Цыси, поскольку стало известно, что за несколько часов до смерти она послала ей лепешки из отварного риса. Причиной убийства мог послужить якобы случай, когда Цыань, неожиданно войдя в покои Цыси, обнаружила новорожденного ребенка, при том что та несколько месяцев не появлялась на людях из-за неведомой болезни.
После смерти Цыань вдовствующая императрица Цыси стала единоличной правительницей-регентом. За семь лет до этого император Цзайчунь заболел оспой и умер, а новым императором под именем Гуансюй, девиз правления «Славная преемственность», стал Цзай-тянь – сын князя Чуня и Ваньчжэнь – родной сестры Цыси. Таким образом, она скрепляла свой род с императорским.
В 1886 году императору исполнилось девятнадцать лет. Цыси объявила, что теперь Гуансюй свободен от политической опеки, и удалилась в свой Летний императорский дворец. Однако она продолжала зорко следить за дворцовыми делами, требовала, чтобы обо всем ей докладывали верные слуги, контролировала действия императора. Ни один документ не мог быть утвержден без ее согласия.
В марте 1889 года Цыси выбрала супругу для императора. Ею стала молодая Лунь-Юй, дочь генерала Гуй Сяня, родного брата регентши. Тем самым еще больше усилилось влияние ее клана при дворце.
Молодой император, не имевший реальной власти, тяготился своим положением, к тому же он отчетливо понимал отсталость Китая и опасность этой отсталости для будущего страны. К моменту, когда он начал реформы в 1898 году, Китай уже успел проиграть войну с Францией и Японией. Надо было что-то срочно предпринимать, но реальная власть была в руках маньчжурского клана Цыси, и для них удержание власти было дороже, чем судьба страны и народа.
Но тут в конце девятнадцатого века на политической сцене империи Цин появляется Кан Ювэй яркий конфуцианский мыслитель-националист, страстно желающий модернизации Китая и боящийся исчезновения китайской расы. После оккупации Германией Цзяо-Чжоу, а Россией Квантуна, на волне всенародного патриотического возмущения он стал писать свои дерзкие меморандумы императору с требованиями провести реформы. Его имя быстро стало популярным среди китайской интеллигенции. Он учредил «Союз Защиты Государства», который объединил реформаторски настроенных представителей китайской интеллигенции по всей стране. Что интересно, в своих меморандумах Кан Ювэй ставил императору Гуансюй в пример Петра I, как образец императора-реформатора.
Молодой император неожиданно для всех поддержал Кан Ювэя и постепенно начал проводить в жизнь реформы, несмотря на противодействие клана Цыси. Император приблизил к себе Кан Ювэя и его команду сторонников реформ. Они были назначены на разные ответственные должности. Параллельно были отстранены видные консерваторы. Против них было начато расследование. В результате в столице стали образовываться многочисленные группы сторонников преобразований.
Глава фракции консерваторов – высший сановник Жунлу, который, по слухам, был любовником Цыси еще даже до того, как она стала наложницей в Запретном Городе, и потом вознесенный ею до высших постов, зачастил в армейские части, где открыто агитировал офицеров устроить бунт против законного императора.
Параллельно с готовящимся переворотом консерваторов реформаторы тоже стали готовить свой переворот. Император Гуансюй совместно с Кан Ювэем понимали, что без устранения Цыси все реформы обречены. Чтобы избавиться от нее, нужно было привлечь на свою сторону армию. И тут на сцену выходит Юань Шикай, на тот момент командующий Бэйянской армией.
Император и реформаторы решили сделать ставку на Юань Шикая. Гуансюй встретился с ним и открылся генералу. У Юань Шикая был свой, ничем не ограниченный выбор, как поступить. Он мог открыто отказаться от предложения императора Гуансюя и сохранить разговор в тайне. Мог согласиться и, может быть, войти в историю как спаситель Китая, правая рука «китайского Мэйдзи», ну или, в худшем случае, погибший герой, пытавшийся спасти страну. Он же поступил по-своему. На словах он согласился с Гуансюем и заявил, что «расправится с Жунлу так же легко, как с собакой». Однако потом, на собрании реформаторов, уже получив указание расправиться с Жунлу, перебросив армию в Пекин, и арестовать Цыси, он тут же побежал с докладом к Жунлу и выдал все планы заговорщиков.
На следующий день дворцовая стража арестовала Гуансюя и его личную охрану. Шесть виднейших представителей реформаторов были казнены без суда и следствия. Кан Ювэю чудом удалось сбежать в Японию. Гуансюй был помещен под домашний арест на остров Иньтай в пределах Запретного Города.
Через два года после задушенных «Ста дней реформ» в 1900 году вспыхнуло восстание ихэтуаней. В идеологии этого восстания выразилась ненависть китайцев к иностранным колонизаторам и к маньчжурам. Спасая свою шкуру, Цыси как бы поддержала восстание и перенаправила гнев ихэтуаней на иностранцев. За головы иностранцев были назначены награды. Толпа принялась убивать иностранцев и китайских христиан. Началась осада посольского квартала в Пекине. Императрица объявила войну восьми иностранным государствам: Англии, России, САСШ, Франции, Японии, Германии, Автро-Венгии и Италии. Данные страны воспользовались этим, чтобы дополнительно ограбить Китай, и сформировали «Альянс восьми государств», армии которого напали на Китай.
Российская, американская, британская и японская армии взяли Пекин, после чего Цыси приняла кабальные условия Альянса по выплате огромной контрибуции, концессиям и ограничению суверенитета, оформленные в «Заключительном соглашении».
У Юань Шикая после того, как он предал Гуансюя, дела пошли в гору. Он в 1901 году получает пост наместника провинции Чжили и оставлен в должности командующего Бэйянской армией. И вот теперь он через моего шурина направил российскому императору письмо с каким-то предложением. Охренительный союзник, чтоб его…
Пришедшие инструкции от императора сводились к следующему: русско-китайскую конвенцию 1898 года с новым правительством, если оно образуется за это время, согласовывать полностью, а вот союзный договор между Россией и Китаем от 1896 года можно как бы и забыть, особенно его первую статью: «Всякое нападение Японии, как на русскую территорию в Восточной Азии, так и на территорию Китая или Кореи, будет рассматриваться как повод к немедленному применению настоящего договора. В этом случае обе высокие договаривающиеся стороны обязуются поддерживать друг друга всеми сухопутными и морскими силами, какими они будут располагать в этот момент, и, елико возможно, помогать друг другу в снабжении вооруженных сил».
Объявит Китай войну Японии, а той сразу же на помощь Англия придет по англо-японскому договору. Нам бы от ее возможных «добровольцев» отбиться, а тут Юань Шикай может просто подарок Георгу V вместе с микадо сделать.
Исходя из этого, задачу император поставил следующую: договориться с новым правительством о сохранении статуса-кво по конвенции и союзному договору, но без вмешательства Китая в боевые действия русско-японской войны. При этом статьи договора с третьей по пятую должны выполняться. Да и помощь продовольствием не помешала бы.
Обсудив с Вогаком поставленные задачи и все возможные варианты нового правительства, а их реально и было-то два: Юань Шикай – военный диктатор и новый император Китая или Юань Шикай «правая рука» и реальный правитель при императоре Гуансюй. Пришли к выводу, что в любом случае все эти вопросы придется обсуждать с наместником провинции Чжили и командующим Бэйянской армией.
Получив дополнительные инструкции от адмирала Алексеева, вместе с Константином Ипполитовичем я направился на поезде назад в Порт-Артур, а оттуда на «Лейтенанте Буракове» дойдем до Тяньцзиня. За четверо суток должны будем добраться. В сопровождение и для охраны нашей неофициальной дипмиссии Евгений Иванович выделил десяток сибирских стрелков под командованием опытного старшего унтер-офицера, который был полным тезкой Семена Ивановича Дежнева.
Поезд из Москвы прибыл в Харбин по расписанию, здесь его переформировали. Часть вагонов пошла на Владивосток, а часть с дополнительными тремя харбинскими тронулась в путь в Порт-Артур. В нашем вагоне первого класса кроме нас следовало еще несколько офицеров всех родов войск, от только что выпущенного из училища подпоручика до седого полковника. Были и гражданские, но их было всего три человека.
Местные вагоны по старой памяти о Боксерском восстании были оббиты для защиты листовым железом. Для охраны на каждый поезд выделялось по отделению бойцов из охраны КВЖД, которая вошла в Особый Заамурский пограничный округ.
Служба у этих ребят была не сладкой. Половина пограничников на станциях в резерве, другая поочередно на пути и в поездах. С начала боевых действий и дня не проходит, чтобы не было нападения на КВЖД. И хунхузы шалят, и японские диверсанты под видом хунхузов.
Хорошо, что в свое время в наиболее важных и опасных местах железнодорожных путей построили так называемые «путевые казармы». Они, словно средневековые замки в миниатюре, окруженные высокой каменной стеной, с круглыми бастионами и рядом косых бойниц, с наглухо закрытыми воротами, как точки безопасности, были рассыпаны по КВЖД и ЮМЖД. Помимо них вдоль пути настроили множество постов, представляющих собой землянку на четыре-шесть человек, окруженную окопом.
На вторые сутки пути, когда совсем ничего оставалось до города Ляолян, меня из полудремы вырвал глухой взрыв, а потом поезд резко затормозил, так что со столиков посыпалась посуда. Тут же скороговоркой зачастили винтовочные выстрелы, изредка хлопал револьвер.
– Что случилось? – спросил меня проснувшийся от послеобеденного сна Вогак.
Не знаю, Константин Ипполитович. Вернее всего, нападение на поезд. Только вот кто напал, пока неизвестно, – пока отвечал генералу, успел достать из кобуры браунинг, сунул в карман запасной магазин и передернул затвор.
С прошлого года Browning model 1900 офицерам Русской императорской армии и флота разрешалось приобретать за свой счет и иметь при себе вне строя вместо казенного револьвера. Браунинг имел перед наганом огромное и решающее преимущество в быстроте перезарядки, не говоря уже о габаритах и массе, а также о величине усилия спуска, что напрямую влияло на точность стрельбы. У нас же в центре этот пистолет стал штатным.
Вогак, быстро поднявшись с дивана, натянул сапоги, после чего достал из дорожного чемодана люгер и передернул затвор.
– Подарок германского военного атташе. Он знает о моей любви к новинкам вооружения, – пояснил Константин Ипполитович, увидев мой удивленный взгляд.
В это время в наш вагон через входную дверь ввалился унтер Дежнев, а за ним двое стрелков.
– Ваше превосходительство, – обратился он к Вогаку как к старшему по званию, – хунхузы мост вместе с поездом хотели взорвать, но охрана помешала. Троих пристрелили, а двоих поймали. Смотреть на пленных будете? Там все равно пути ремонтируют.
– Думаю, это будет интересно. Вы же говорите по-китайски, Тимофей Васильевич?
– Признаться, забывать без практики начал, но для первичного допроса словарного запаса хватит, ваше превосходительство, – ответил я генералу, рядом с которым уже стояло несколько офицеров – попутчиков по вагону.
Приведя форму в надлежащий вид, вслед за генералом выбрались из вагона и направились к мосту, где собралась приличная толпа народу. Увидев генеральские погоны, народ расступался, давая Вогаку дорогу, и вскоре он стоял перед двумя маньчжурами или ханьцами в традиционной одежде, соломенных шляпах и косами. За руки их держало по паре пограничников.
Один из офицеров, подошедший раньше, задавал вопросы на английском языке, но китайцы с презрительной миной на лице высокомерно молчали. И вот это меня несколько смутило. И, видимо, не только меня. Подошедший Вогак резким движением сорвал шляпу с головы китайца, который вместе с головным убором лишился и косы.
– Как я и думал. Это японец, господа…
Больше генерал ничего произнести не успел, так как японский диверсант резко отшатнулся назад, выводя из равновесия державших его бойцов, и, подпрыгнув, ударил двумя ногами Вогака в грудь.
Державшие японца стражники, потеряв равновесие, упали вместе с диверсантом на землю. Тот, воспользовавшись этим и освободив, как оказалось, несвязанные руки из захватов, нанес резкие рубящие удары ребром ладони с правой и левой руки, попав одному из пограничников по горлу, а второму по носу. После чего, перекувыркнувшись назад, вскочил на ноги.
Второй задержанный, воспользовавшись возникшей суматохой, резко ударил пяткой по стопе державшего его справа стражника, а затем, вырвав правую руку, ударил «тигриной лапой» в лицо державшего его стражника слева. Резкий разворот, и правый охранник получает удар ладонью в висок, а растопыренные пальцы при рывке рукой назад, как когти, разрывают лицо пограничника. Еще мгновение, и оба диверсанта, растолкав ударами еще парочку человек, устремились вниз по насыпи, стремясь добраться до реки.
Я даже не успел сообразить, а браунинг уже лег в правую ладонь, левая подхватила ее снизу, одна двойка, перевод ствола – вторая двойка. Побег диверсантов на этом закончился. Один лежал, схватившись за пробитое правое колено, а вот поза второго мне не понравилась, судя по всему, попал я куда основательней, чем целился.
Сунув пистолет в кобуру, я бросился к генералу, который, упав после удара на землю, не шевелился. Опустившись на колени, я приложил указательный и средний палец к сонной артерии Вогака. Пульс прощупывался и был ровным и наполненным, и это радовало. Ребятки-то попались ловкие, даже не понятно, как их умудрились пограничники живыми взять. Надо будет потом выяснить.
В этот момент генерал открыл глаза, резко вздохнул и тут же застонал, прижав правую ладонь к груди в районе сердца.
«Лишь бы ребра не были сломаны и легкое не проткнули», – подумал я, глядя на рот Константина Ипполитовича, боясь, что из него может потечь кровь, образовывая пузыри.
Слава богу, все обошлось. Следовавший в Порт-Артур в соседнем вагоне доктор диагностировал у генерала сильный ушиб трех ребер, с предполагаемой трещиной у одного. Он же наложил тугую повязку, предложил Константину Ипполитовичу морфия для снятия боли, но тот стойко отказался. Поэтому для лечения пошел шустовский коньяк, три бутылки которого я прихватил для кап-два Панферова, на чьем корабле мы пойдем в Тяньцзинь. Кроме того, я ему был морально должен за обед в ресторане.
За всей возней с генералом так и не успел до нашего отправления поинтересоваться, каким образом погранцы взяли живьем тех двух японских диверсантов. Хотя в Особый Заамурский пограничный округ для охраны железной дороги набирали в основном солдат с боевым опытом, прошедших огонь, воду и медные трубы. Не узнал, да и бог с ним. Все равно этих японцев или только одного из них, если второй не выжил, в ближайшие дни ждет военно-полевой суд и расстрел по статье «Террористический акт».
Диверсанты в форме противника или в гражданской одежде становятся нелегальными комбатантами, то есть лишаются статуса военнопленного и будут отвечать по законам той страны, на чьей территории попались.
Если китайцев, совершивших преступления на арендуемой Россией в Китае территории, по восьмой статье Пекинского договора 1860 года и статье четвертой Русско-китайской конвенции 1898 года препровождали ближайшим китайским властям для суда и наказания по китайским законам, то японцы, пойманные на шпионаже или диверсиях, попадали под юрисдикцию наших военно-полевых судов.
Остаток пути до Порт-Артура прошел спокойно, если не считать страданий Константина Ипполитовича. Что такое боль при каждом вздохе-выходе при ушибленных ребрах, я помнил прекрасно. После того как поймал пулю, предназначенную цесаревичу, в первое время старался дышать реже и неглубоко из-за простреливающей боли.
Однако генерал по прибытии в Порт-Артур лечь в госпиталь отказался и настаивал на своем возвращении в Тяньцзинь. Но, как оказалось, с данным отрезком пути возникли некоторые трудности. За те дни, что я находился в Харбине, японцы перехватили инициативу на море.
Заменивший убывшего на лечение вице-адмирала Скрыдлова контр-адмирал Витгефт оказался не тем человеком, который смог бы развить успех русского флота. Вместо того чтобы, как того требовал контр-адмирал Молас 2-й не терять инициативы, идти в Сасебо и добивать японские броненосцы, которые ушли в эту базу на ремонт, Вильгельм Карлович все силы бросил на восстановление поврежденных кораблей, мотивируя это тем, что необходимо все броненосцы собрать в единый кулак.
Этой тактической ошибкой воспользовался адмирал Того, которого сильно не устраивало резкое усиление русской Тихоокеанской эскадры. Тем более он прекрасно понимал, что высадка японских войск на материк и их боевой потенциал всецело зависят от флотских поставок живой силы, снаряжения и боеприпасов из Японии. Если же русским эскадрам удастся с двух сторон организовать планомерное рейдерство, Япония проиграет войну, так и не начав ее на материке в полную силу.
Поэтому японский адмирал принял решение сконцентрировать усилия на минной войне, ставя главной ее задачей закрытие Порт-Артурской эскадры на внутреннем рейде и подрыв наиболее боеспособных кораблей русской эскадры. После этого можно будет высаживать десант в Чемульпо и Бицзыво, как и планировалось. И выполнить эту задачу Того частично удалось.
Десять дней назад японцы провели массированную минную и брандерную атаку на Порт-Артур и смогли частично заблокировать проход. В атаке участвовали больше дюжины брандеров, три минзага, десяток истребителей и малые миноносцы, количество которых определить точно так и не смогли.
Как японцам удалось проскользнуть мимо дежуривших в море «Аскольда», «Михаила Хохлова» и десятка наших эсминцев, до сих пор остается загадкой. Хотя, на мой взгляд, это можно объяснить высоким уровнем японской разведки в Порт-Артуре, в Дальнем и на ближайших островах, а также шаблонными действиями наших кораблей, выходящих на дежурство в море.
Около двух часов ночи японские малые миноносцы вошли на внешний рейд за прорвавшим бон брандером и попытались проникнуть на внутренний, попав под огонь береговых батарей. Трем миноносцам-смертникам это удалось, и они, до того как погибли, умудрились попасть минами в «Петропавловск» и «Полтаву».
Брандеры из пароходов и нескольких сухогрузов под огнем устремились в узкий проход на внутренний рейд Порт-Артура, и самый успешный из них лег в проходе наискось, закрыв его для прохода эскадренных броненосцев.
Атака японцев была бы еще успешнее, если бы не точный огонь береговых батарей. Опять отличилась батарея № 15 Электрического утеса под командованием капитана Жуковского. Его орудия утопили один истребитель, два миноносца и два парохода-брандера. Батарея Тигровая записала себе на счет все три прорвавшихся на внутренний рейд малых миноносца.
Беклемишев на своей «Касатке» отправил на дно один из японских минзагов, который, удирая в одиночку, уже утром напоролся на нашу подводную лодку. Вряд ли Николай Михайлович потратил бы самоходную мину на какой-то минзаг, но этот был переделан из парохода-крейсера, имел водоизмещение больше трех тысяч тонн и вооружен, как минимум, тремя шестидюймовками Канэ, не считая мелочи.
Выполню задание императора, а потом пообщаюсь с товарищем Камо, который в прошлом детстве был моим кумиром. Кинотрилогию про него «Лично известен», «Чрезвычайное поручение» и, кажется, «Последний подвиг Камо», точно уже названий не помню, смотрел с восхищением несколько раз.
А теперь я с ним по разные стороны баррикад. Интересно для меня повернулась жизнь. Как-то по-другому теперь смотрю на деятельность революционеров, особенно на их «эксы» и теракты, когда гибнут ни в чем не повинные люди. Надо обязательно дать Николаю телеграмму, чтобы Камо оставили живым до моего приезда, а то военно-полевой суд его к смертной казни приговорит стопроцентно.
– Тимофей Васильевич, что будете делать? – вывел меня из задумчивости адмирал.
– Выполнять указания государя. Дождусь инструкций и поеду в Тяньцзинь встречаться с Юань Шикаем.
– У вас есть какие-то предположения по этой встрече?
– Когда я был во Владивостоке, то мне передали тубус с бумагами от дзянь-дзюня провинции Цзилинь Чань Шуня, а на словах передали два слова: «Армия недовольна». Эти документы с сопроводительным письмом были отправлены мною императору. Видимо, пришел… Точнее, придет ответ на то письмо. Чань Шунь и Юань Шикай, в отличие от других правителей китайских провинций, сохранили свои хорошо вооруженные и обученные войска во время Боксерского восстания и теперь обладают реальной военной силой, в отличие от правящей императрицы Цыси. Из этого можно сделать вывод – в Китае весьма вероятен военный переворот. Другой вопрос, насколько это выгодно Российской империи в сложившейся ситуации на настоящий момент? – я замолчал, так как даже не представлял, что говорить дальше.
– Да, только этого нам сейчас не хватало. И так забот полный рот, – Алексеев помотал головой, а потом залпом допил оставшийся в стакане чай, в котором коньяка было куда больше, чем чая.
– Евгений Иванович, пока я буду ждать инструкции государя, не могли бы вы вызвать из Тяньцзиня военного агента, а также предоставить документы по военной, политической и прочей обстановке в Китае.
– Хотите попытаться разобраться с клубком интриг в империи Цин?
– Хотя бы получить общее представление.
– Что же, Константин Ипполитович, думаю, сможет вам в этом помочь. Он в этой кухне больше десяти лет варится.
– Вы говорите о генерал-майоре Вогаке?
– Именно о нем. Лучше его вам никто не поможет, – Алексеев задумался, а потом решительно произнес: – Хорошо, я вызову его в Харбин.
На этом наше «чаепитие» закончилось, а дальше началось мое ожидание инструкций от императора и изучение обстановки в Китае. Прибывший через неделю Вогак довел до меня много интересной информации, которая не была отражена в официальных документах. Гадюшник во дворце Цыси собрался еще тот, где главным удавом Каа, или королевской коброй, была сама императрица.
Шестидесятивосьмилетняя Цыси была еще той штучкой. В возрасте семнадцати лет она прошла конкурс наложниц и вошла в Запретный Город в статусе наложницы императора пятого, самого низшего ранга. Благодаря своим личным качествам и умелым интригам она постепенно росла в ранге, смогла подружиться с бесплодной императрицей Цыань, и императрица дала ей шанс стать матерью наследника. В 1856 году Цыси родила мальчика, нареченного Цзайчунь, и статус матери наследника престола усилил ее влияние при дворе. Постепенно император передавал ей все больше и больше полномочий, благодаря чему она стала фактически правительницей Китая.
Император Ичжу, правивший под девизом «Сянь-фэн», умер в 1861 году. Первый обнародованный после его смерти указ объявлял Цзайчуня, сына императора Сяньфэна, наследником трона под девизом «Тунчжи», то есть «Совместное правление». Второй указ даровал звания «вдовствующей императрицы» и регентш Цыси и Цыань.
Через двадцать лет Цыань скончалась от пищевого отравления. Смерть регентши приписывают Цыси, поскольку стало известно, что за несколько часов до смерти она послала ей лепешки из отварного риса. Причиной убийства мог послужить якобы случай, когда Цыань, неожиданно войдя в покои Цыси, обнаружила новорожденного ребенка, при том что та несколько месяцев не появлялась на людях из-за неведомой болезни.
После смерти Цыань вдовствующая императрица Цыси стала единоличной правительницей-регентом. За семь лет до этого император Цзайчунь заболел оспой и умер, а новым императором под именем Гуансюй, девиз правления «Славная преемственность», стал Цзай-тянь – сын князя Чуня и Ваньчжэнь – родной сестры Цыси. Таким образом, она скрепляла свой род с императорским.
В 1886 году императору исполнилось девятнадцать лет. Цыси объявила, что теперь Гуансюй свободен от политической опеки, и удалилась в свой Летний императорский дворец. Однако она продолжала зорко следить за дворцовыми делами, требовала, чтобы обо всем ей докладывали верные слуги, контролировала действия императора. Ни один документ не мог быть утвержден без ее согласия.
В марте 1889 года Цыси выбрала супругу для императора. Ею стала молодая Лунь-Юй, дочь генерала Гуй Сяня, родного брата регентши. Тем самым еще больше усилилось влияние ее клана при дворце.
Молодой император, не имевший реальной власти, тяготился своим положением, к тому же он отчетливо понимал отсталость Китая и опасность этой отсталости для будущего страны. К моменту, когда он начал реформы в 1898 году, Китай уже успел проиграть войну с Францией и Японией. Надо было что-то срочно предпринимать, но реальная власть была в руках маньчжурского клана Цыси, и для них удержание власти было дороже, чем судьба страны и народа.
Но тут в конце девятнадцатого века на политической сцене империи Цин появляется Кан Ювэй яркий конфуцианский мыслитель-националист, страстно желающий модернизации Китая и боящийся исчезновения китайской расы. После оккупации Германией Цзяо-Чжоу, а Россией Квантуна, на волне всенародного патриотического возмущения он стал писать свои дерзкие меморандумы императору с требованиями провести реформы. Его имя быстро стало популярным среди китайской интеллигенции. Он учредил «Союз Защиты Государства», который объединил реформаторски настроенных представителей китайской интеллигенции по всей стране. Что интересно, в своих меморандумах Кан Ювэй ставил императору Гуансюй в пример Петра I, как образец императора-реформатора.
Молодой император неожиданно для всех поддержал Кан Ювэя и постепенно начал проводить в жизнь реформы, несмотря на противодействие клана Цыси. Император приблизил к себе Кан Ювэя и его команду сторонников реформ. Они были назначены на разные ответственные должности. Параллельно были отстранены видные консерваторы. Против них было начато расследование. В результате в столице стали образовываться многочисленные группы сторонников преобразований.
Глава фракции консерваторов – высший сановник Жунлу, который, по слухам, был любовником Цыси еще даже до того, как она стала наложницей в Запретном Городе, и потом вознесенный ею до высших постов, зачастил в армейские части, где открыто агитировал офицеров устроить бунт против законного императора.
Параллельно с готовящимся переворотом консерваторов реформаторы тоже стали готовить свой переворот. Император Гуансюй совместно с Кан Ювэем понимали, что без устранения Цыси все реформы обречены. Чтобы избавиться от нее, нужно было привлечь на свою сторону армию. И тут на сцену выходит Юань Шикай, на тот момент командующий Бэйянской армией.
Император и реформаторы решили сделать ставку на Юань Шикая. Гуансюй встретился с ним и открылся генералу. У Юань Шикая был свой, ничем не ограниченный выбор, как поступить. Он мог открыто отказаться от предложения императора Гуансюя и сохранить разговор в тайне. Мог согласиться и, может быть, войти в историю как спаситель Китая, правая рука «китайского Мэйдзи», ну или, в худшем случае, погибший герой, пытавшийся спасти страну. Он же поступил по-своему. На словах он согласился с Гуансюем и заявил, что «расправится с Жунлу так же легко, как с собакой». Однако потом, на собрании реформаторов, уже получив указание расправиться с Жунлу, перебросив армию в Пекин, и арестовать Цыси, он тут же побежал с докладом к Жунлу и выдал все планы заговорщиков.
На следующий день дворцовая стража арестовала Гуансюя и его личную охрану. Шесть виднейших представителей реформаторов были казнены без суда и следствия. Кан Ювэю чудом удалось сбежать в Японию. Гуансюй был помещен под домашний арест на остров Иньтай в пределах Запретного Города.
Через два года после задушенных «Ста дней реформ» в 1900 году вспыхнуло восстание ихэтуаней. В идеологии этого восстания выразилась ненависть китайцев к иностранным колонизаторам и к маньчжурам. Спасая свою шкуру, Цыси как бы поддержала восстание и перенаправила гнев ихэтуаней на иностранцев. За головы иностранцев были назначены награды. Толпа принялась убивать иностранцев и китайских христиан. Началась осада посольского квартала в Пекине. Императрица объявила войну восьми иностранным государствам: Англии, России, САСШ, Франции, Японии, Германии, Автро-Венгии и Италии. Данные страны воспользовались этим, чтобы дополнительно ограбить Китай, и сформировали «Альянс восьми государств», армии которого напали на Китай.
Российская, американская, британская и японская армии взяли Пекин, после чего Цыси приняла кабальные условия Альянса по выплате огромной контрибуции, концессиям и ограничению суверенитета, оформленные в «Заключительном соглашении».
У Юань Шикая после того, как он предал Гуансюя, дела пошли в гору. Он в 1901 году получает пост наместника провинции Чжили и оставлен в должности командующего Бэйянской армией. И вот теперь он через моего шурина направил российскому императору письмо с каким-то предложением. Охренительный союзник, чтоб его…
Пришедшие инструкции от императора сводились к следующему: русско-китайскую конвенцию 1898 года с новым правительством, если оно образуется за это время, согласовывать полностью, а вот союзный договор между Россией и Китаем от 1896 года можно как бы и забыть, особенно его первую статью: «Всякое нападение Японии, как на русскую территорию в Восточной Азии, так и на территорию Китая или Кореи, будет рассматриваться как повод к немедленному применению настоящего договора. В этом случае обе высокие договаривающиеся стороны обязуются поддерживать друг друга всеми сухопутными и морскими силами, какими они будут располагать в этот момент, и, елико возможно, помогать друг другу в снабжении вооруженных сил».
Объявит Китай войну Японии, а той сразу же на помощь Англия придет по англо-японскому договору. Нам бы от ее возможных «добровольцев» отбиться, а тут Юань Шикай может просто подарок Георгу V вместе с микадо сделать.
Исходя из этого, задачу император поставил следующую: договориться с новым правительством о сохранении статуса-кво по конвенции и союзному договору, но без вмешательства Китая в боевые действия русско-японской войны. При этом статьи договора с третьей по пятую должны выполняться. Да и помощь продовольствием не помешала бы.
Обсудив с Вогаком поставленные задачи и все возможные варианты нового правительства, а их реально и было-то два: Юань Шикай – военный диктатор и новый император Китая или Юань Шикай «правая рука» и реальный правитель при императоре Гуансюй. Пришли к выводу, что в любом случае все эти вопросы придется обсуждать с наместником провинции Чжили и командующим Бэйянской армией.
Получив дополнительные инструкции от адмирала Алексеева, вместе с Константином Ипполитовичем я направился на поезде назад в Порт-Артур, а оттуда на «Лейтенанте Буракове» дойдем до Тяньцзиня. За четверо суток должны будем добраться. В сопровождение и для охраны нашей неофициальной дипмиссии Евгений Иванович выделил десяток сибирских стрелков под командованием опытного старшего унтер-офицера, который был полным тезкой Семена Ивановича Дежнева.
Поезд из Москвы прибыл в Харбин по расписанию, здесь его переформировали. Часть вагонов пошла на Владивосток, а часть с дополнительными тремя харбинскими тронулась в путь в Порт-Артур. В нашем вагоне первого класса кроме нас следовало еще несколько офицеров всех родов войск, от только что выпущенного из училища подпоручика до седого полковника. Были и гражданские, но их было всего три человека.
Местные вагоны по старой памяти о Боксерском восстании были оббиты для защиты листовым железом. Для охраны на каждый поезд выделялось по отделению бойцов из охраны КВЖД, которая вошла в Особый Заамурский пограничный округ.
Служба у этих ребят была не сладкой. Половина пограничников на станциях в резерве, другая поочередно на пути и в поездах. С начала боевых действий и дня не проходит, чтобы не было нападения на КВЖД. И хунхузы шалят, и японские диверсанты под видом хунхузов.
Хорошо, что в свое время в наиболее важных и опасных местах железнодорожных путей построили так называемые «путевые казармы». Они, словно средневековые замки в миниатюре, окруженные высокой каменной стеной, с круглыми бастионами и рядом косых бойниц, с наглухо закрытыми воротами, как точки безопасности, были рассыпаны по КВЖД и ЮМЖД. Помимо них вдоль пути настроили множество постов, представляющих собой землянку на четыре-шесть человек, окруженную окопом.
На вторые сутки пути, когда совсем ничего оставалось до города Ляолян, меня из полудремы вырвал глухой взрыв, а потом поезд резко затормозил, так что со столиков посыпалась посуда. Тут же скороговоркой зачастили винтовочные выстрелы, изредка хлопал револьвер.
– Что случилось? – спросил меня проснувшийся от послеобеденного сна Вогак.
Не знаю, Константин Ипполитович. Вернее всего, нападение на поезд. Только вот кто напал, пока неизвестно, – пока отвечал генералу, успел достать из кобуры браунинг, сунул в карман запасной магазин и передернул затвор.
С прошлого года Browning model 1900 офицерам Русской императорской армии и флота разрешалось приобретать за свой счет и иметь при себе вне строя вместо казенного револьвера. Браунинг имел перед наганом огромное и решающее преимущество в быстроте перезарядки, не говоря уже о габаритах и массе, а также о величине усилия спуска, что напрямую влияло на точность стрельбы. У нас же в центре этот пистолет стал штатным.
Вогак, быстро поднявшись с дивана, натянул сапоги, после чего достал из дорожного чемодана люгер и передернул затвор.
– Подарок германского военного атташе. Он знает о моей любви к новинкам вооружения, – пояснил Константин Ипполитович, увидев мой удивленный взгляд.
В это время в наш вагон через входную дверь ввалился унтер Дежнев, а за ним двое стрелков.
– Ваше превосходительство, – обратился он к Вогаку как к старшему по званию, – хунхузы мост вместе с поездом хотели взорвать, но охрана помешала. Троих пристрелили, а двоих поймали. Смотреть на пленных будете? Там все равно пути ремонтируют.
– Думаю, это будет интересно. Вы же говорите по-китайски, Тимофей Васильевич?
– Признаться, забывать без практики начал, но для первичного допроса словарного запаса хватит, ваше превосходительство, – ответил я генералу, рядом с которым уже стояло несколько офицеров – попутчиков по вагону.
Приведя форму в надлежащий вид, вслед за генералом выбрались из вагона и направились к мосту, где собралась приличная толпа народу. Увидев генеральские погоны, народ расступался, давая Вогаку дорогу, и вскоре он стоял перед двумя маньчжурами или ханьцами в традиционной одежде, соломенных шляпах и косами. За руки их держало по паре пограничников.
Один из офицеров, подошедший раньше, задавал вопросы на английском языке, но китайцы с презрительной миной на лице высокомерно молчали. И вот это меня несколько смутило. И, видимо, не только меня. Подошедший Вогак резким движением сорвал шляпу с головы китайца, который вместе с головным убором лишился и косы.
– Как я и думал. Это японец, господа…
Больше генерал ничего произнести не успел, так как японский диверсант резко отшатнулся назад, выводя из равновесия державших его бойцов, и, подпрыгнув, ударил двумя ногами Вогака в грудь.
Державшие японца стражники, потеряв равновесие, упали вместе с диверсантом на землю. Тот, воспользовавшись этим и освободив, как оказалось, несвязанные руки из захватов, нанес резкие рубящие удары ребром ладони с правой и левой руки, попав одному из пограничников по горлу, а второму по носу. После чего, перекувыркнувшись назад, вскочил на ноги.
Второй задержанный, воспользовавшись возникшей суматохой, резко ударил пяткой по стопе державшего его справа стражника, а затем, вырвав правую руку, ударил «тигриной лапой» в лицо державшего его стражника слева. Резкий разворот, и правый охранник получает удар ладонью в висок, а растопыренные пальцы при рывке рукой назад, как когти, разрывают лицо пограничника. Еще мгновение, и оба диверсанта, растолкав ударами еще парочку человек, устремились вниз по насыпи, стремясь добраться до реки.
Я даже не успел сообразить, а браунинг уже лег в правую ладонь, левая подхватила ее снизу, одна двойка, перевод ствола – вторая двойка. Побег диверсантов на этом закончился. Один лежал, схватившись за пробитое правое колено, а вот поза второго мне не понравилась, судя по всему, попал я куда основательней, чем целился.
Сунув пистолет в кобуру, я бросился к генералу, который, упав после удара на землю, не шевелился. Опустившись на колени, я приложил указательный и средний палец к сонной артерии Вогака. Пульс прощупывался и был ровным и наполненным, и это радовало. Ребятки-то попались ловкие, даже не понятно, как их умудрились пограничники живыми взять. Надо будет потом выяснить.
В этот момент генерал открыл глаза, резко вздохнул и тут же застонал, прижав правую ладонь к груди в районе сердца.
«Лишь бы ребра не были сломаны и легкое не проткнули», – подумал я, глядя на рот Константина Ипполитовича, боясь, что из него может потечь кровь, образовывая пузыри.
Слава богу, все обошлось. Следовавший в Порт-Артур в соседнем вагоне доктор диагностировал у генерала сильный ушиб трех ребер, с предполагаемой трещиной у одного. Он же наложил тугую повязку, предложил Константину Ипполитовичу морфия для снятия боли, но тот стойко отказался. Поэтому для лечения пошел шустовский коньяк, три бутылки которого я прихватил для кап-два Панферова, на чьем корабле мы пойдем в Тяньцзинь. Кроме того, я ему был морально должен за обед в ресторане.
За всей возней с генералом так и не успел до нашего отправления поинтересоваться, каким образом погранцы взяли живьем тех двух японских диверсантов. Хотя в Особый Заамурский пограничный округ для охраны железной дороги набирали в основном солдат с боевым опытом, прошедших огонь, воду и медные трубы. Не узнал, да и бог с ним. Все равно этих японцев или только одного из них, если второй не выжил, в ближайшие дни ждет военно-полевой суд и расстрел по статье «Террористический акт».
Диверсанты в форме противника или в гражданской одежде становятся нелегальными комбатантами, то есть лишаются статуса военнопленного и будут отвечать по законам той страны, на чьей территории попались.
Если китайцев, совершивших преступления на арендуемой Россией в Китае территории, по восьмой статье Пекинского договора 1860 года и статье четвертой Русско-китайской конвенции 1898 года препровождали ближайшим китайским властям для суда и наказания по китайским законам, то японцы, пойманные на шпионаже или диверсиях, попадали под юрисдикцию наших военно-полевых судов.
Остаток пути до Порт-Артура прошел спокойно, если не считать страданий Константина Ипполитовича. Что такое боль при каждом вздохе-выходе при ушибленных ребрах, я помнил прекрасно. После того как поймал пулю, предназначенную цесаревичу, в первое время старался дышать реже и неглубоко из-за простреливающей боли.
Однако генерал по прибытии в Порт-Артур лечь в госпиталь отказался и настаивал на своем возвращении в Тяньцзинь. Но, как оказалось, с данным отрезком пути возникли некоторые трудности. За те дни, что я находился в Харбине, японцы перехватили инициативу на море.
Заменивший убывшего на лечение вице-адмирала Скрыдлова контр-адмирал Витгефт оказался не тем человеком, который смог бы развить успех русского флота. Вместо того чтобы, как того требовал контр-адмирал Молас 2-й не терять инициативы, идти в Сасебо и добивать японские броненосцы, которые ушли в эту базу на ремонт, Вильгельм Карлович все силы бросил на восстановление поврежденных кораблей, мотивируя это тем, что необходимо все броненосцы собрать в единый кулак.
Этой тактической ошибкой воспользовался адмирал Того, которого сильно не устраивало резкое усиление русской Тихоокеанской эскадры. Тем более он прекрасно понимал, что высадка японских войск на материк и их боевой потенциал всецело зависят от флотских поставок живой силы, снаряжения и боеприпасов из Японии. Если же русским эскадрам удастся с двух сторон организовать планомерное рейдерство, Япония проиграет войну, так и не начав ее на материке в полную силу.
Поэтому японский адмирал принял решение сконцентрировать усилия на минной войне, ставя главной ее задачей закрытие Порт-Артурской эскадры на внутреннем рейде и подрыв наиболее боеспособных кораблей русской эскадры. После этого можно будет высаживать десант в Чемульпо и Бицзыво, как и планировалось. И выполнить эту задачу Того частично удалось.
Десять дней назад японцы провели массированную минную и брандерную атаку на Порт-Артур и смогли частично заблокировать проход. В атаке участвовали больше дюжины брандеров, три минзага, десяток истребителей и малые миноносцы, количество которых определить точно так и не смогли.
Как японцам удалось проскользнуть мимо дежуривших в море «Аскольда», «Михаила Хохлова» и десятка наших эсминцев, до сих пор остается загадкой. Хотя, на мой взгляд, это можно объяснить высоким уровнем японской разведки в Порт-Артуре, в Дальнем и на ближайших островах, а также шаблонными действиями наших кораблей, выходящих на дежурство в море.
Около двух часов ночи японские малые миноносцы вошли на внешний рейд за прорвавшим бон брандером и попытались проникнуть на внутренний, попав под огонь береговых батарей. Трем миноносцам-смертникам это удалось, и они, до того как погибли, умудрились попасть минами в «Петропавловск» и «Полтаву».
Брандеры из пароходов и нескольких сухогрузов под огнем устремились в узкий проход на внутренний рейд Порт-Артура, и самый успешный из них лег в проходе наискось, закрыв его для прохода эскадренных броненосцев.
Атака японцев была бы еще успешнее, если бы не точный огонь береговых батарей. Опять отличилась батарея № 15 Электрического утеса под командованием капитана Жуковского. Его орудия утопили один истребитель, два миноносца и два парохода-брандера. Батарея Тигровая записала себе на счет все три прорвавшихся на внутренний рейд малых миноносца.
Беклемишев на своей «Касатке» отправил на дно один из японских минзагов, который, удирая в одиночку, уже утром напоролся на нашу подводную лодку. Вряд ли Николай Михайлович потратил бы самоходную мину на какой-то минзаг, но этот был переделан из парохода-крейсера, имел водоизмещение больше трех тысяч тонн и вооружен, как минимум, тремя шестидюймовками Канэ, не считая мелочи.