* * *
– Батареи Тигрового Хвоста и Электрического утеса накрыли японские миноносцы еще на подходе к минным постановкам. Один потопили, два повредили так, что те потеряли ход. Их потом «Бесстрашный» с «Расторопным» добили. Остальные развернулись и ушли. Таким образом, первый дивизион японских истребителей под командованием капитана первого ранга Асаи потерял, со слов выловленного из воды лейтенанта Исиды, три корабля: «Оборо», «Сиракумо» и «Касуми». Эскадренные миноносцы японцев, которые должны были атаковать российские корабли в заливе Даляньвань, остались без целей, так как на рейде Дальнего стояли только два нейтральных судна, заполненных японскими беженцами с Квантуна, – Стессель хитро улыбнулся. – Представляете, Тимофей Васильевич, один из японцев, по-видимому, принял британский пароход за наш минный заградитель и атаковал его. Жаль – промахнулся.
– Действительно, жаль, ваше превосходительство, можно было бы шумиху в газетах поднять. Японцы топят суда нейтралов с японцами на борту.
– Кто наши газеты кроме нас самих читать будет. Вот если бы мы нейтралов с японцами потопили, то об этом бы писали все газеты мира.
– Боюсь, что вы правы, ваше превосходительство. Значит, ночная атака японских истребителей закончилась для них только потерей трех миноносцев? – задал я вопрос генералу, чтобы вернуть его к рассказу о нападении японцев на крепость.
– Может быть, и больше. С постов и батарей сообщали о повреждении пяти истребителей, но подтверждена гибель только трех эскадренных миноносцев противника. А утром к Порт-Артуру подошел японский флот.
Из дальнейшего рассказа Стесселя сложилась следующая картина атаки адмирала Того на крепость. Противник был обнаружен в девять часов семь минут. Японские корабли количеством в шестнадцать вымпелов шли полным ходом, давая шестнадцать узлов, в кильватерной колонне, имея в голове броненосцы. С дистанции около сорока кабельтовых броненосцы открыли огонь. Наши батареи с Тигрового Хвоста и Электрического утеса начали пристрелку раньше. Почти сразу пошли попадания.
Поняв тактическую невыгодность своего положения и, видимо, убедившись, что русской эскадры в Порт-Артуре нет, Того почти сразу начал менять курс, чтобы уйти в море. Но до того как ему это удалось, за двадцать минут успел нахвататься гостинцев.
По докладам с дальномерных постов у флагманского броненосца «Микаса», двумя крупнокалиберными снарядами была разрушена часть кормового мостика, срезана грот-мачта и сбит боевой флаг корабля. Последнее событие вызвало ликование в крепости.
У шедшего за флагманом броненосца «Фудзи» оказались простреленными труба и дымовой кожух, поврежден корпус. В броненосец «Хацусэ» также прилетело несколько снарядов. Досталось и другим кораблям, но больше всего не повезло «Наниве». Этот корабль вой дет в историю как первый корабль, потопленный русской подводной лодкой.
* * *
– Михаил Николаевич, идут, но дальше, чем мы рассчитывали, – произнес мичман Дудоров.
Капитан первого ранга Беклемишев отодвинул своего помощника от перископа и приник к окуляру, рассматривая кильватерную колонну японских кораблей, которая, дымя тушимыми пожарами на борту, уходила от Порт-Артура.
Подводная лодка «Касатка» – улучшенная модель «Дельфина» – вместе со своей напарницей «Белухой» была на боевом дежурстве в заливе Лаотьшань на предполагаемом пути отхода японской эскадры.
Эти подводные лодки водоизмещением в сто двадцать тонн имели длину двадцать метров, а диаметр – четыре метра. Скорость надводного хода достигала десяти узлов, подводного – шесть узлов. Дальность плавания экономическим ходом была, соответственно, четыреста и шестьдесят миль. При этом мощности электромоторов и батарей хватало и для варки свежей пищи, вентиляции и освещения в течение четырех суток.
Также было отмечено, что возможность подводного плавания при скорости шесть узлов у этих лодок обеспечивается с точностью до одного фута, а скорость по поверхности в десять узлов держится уверенно. Рабочая глубина погружения – пятьдесят метров. Вооружение состояло из двух минных аппаратов Джевецкого калибра четыреста пятьдесят семь миллиметров. Боекомплект насчитывал четыре торпеды. Экипаж имел возможность самостоятельно перезарядить торпедные аппараты в надводном положении и на спокойной волне.
А также эти лодки были оборудованы гидрофонами, которые позволяли уверенно поддерживать связь между собой до одной мили. Нашелся на Балтийском судостроительном заводе инженер Роберт Густавович Ниренберг, мечтавший создать передающую станцию для беспроводного (гидрофонического) телеграфирования через воду. После того как его изыскания были проанализированы в Аналитическом центре, хватило нескольких подсказок, чтобы на подводных лодках появилась пара экспериментальных станций.
Оторвавшись от окуляра, Беклемишев быстро посмотрел на приборы, показывающие глубину и скорость хода лодки под водой, передвинул телеграф в машинное отделение на электромотор «Полный вперед», а рулевым – погружение на три сажени и на двадцать градусов вправо, скомандовал:
– Петр Васильевич, передайте на «Белуху» погрузиться на три сажени, поворот на двадцать градусов и полный вперед.
– Хотите перехватить броненосцы, Михаил Николаевич?
– Кого успеем, кого успеем. Секундочку.
Беклемишев склонился над листком бумаги и стал что-то быстро считать столбиком.
– Через десять минут стоп машина и всплытие на перископную глубину. Теперь пока все, – с этими словами командир подводной лодки и всего небольшого соединения взял стакан в серебряном подстаканнике и сделал глоток уже остывшего кофе. Приготовленный под водой на электрической кухне, он казался особенно вкусным даже холодным.
Не отрывая взгляда от глубомера и жироскопа, который пришлось пустить в ход взамен обыкновенного компаса, так как действие последнего при погружении лодки становится очень неправильным на том основании, что магнитная стрелка под водой теряет свои свойства, Беклемишев раздумывал о том, как его судьба изменилась за последние три года.
Кто же знал, что его участие в комиссии по разработке проекта первой российской подводной лодки приведет к тому, что он станет «русским капитаном Немо», а его друг Ваня Бубнов, плюнув на все, добьется, выйдя на императора, возможности стать командиром «Белухи», чтобы испытать их детище во время боевых действий. И это с должности начальника кораблестроительной чертежной Морского технического комитета. Но одно дело – чертежи, а другое дело – практика. Если останемся живы, то следующий проект подводной лодки будет просто великолепным.
Откинув крышку часов, Беклемишев перевел телеграф в машинное отделение на «Стоп машина», а рули – на всплытие. Теперь наступал самый ответственный момент – аккуратно вынырнуть под перископ. В противном случае появлялась возможность быть обнаруженным, а дальше хватит одного снаряда.
Многочисленные тренировки сделали свое дело. В перископе открылся вид на кильватерную колонну японских кораблей.
– Вот кто будет нашим призом, – тихо прошептал Беклемишев, рассматривая крейсер «Наниву».
Склонившись над листом бумаги, командир подлодки быстро произвел расчеты.
– Минные аппараты, товсь! Приготовиться к быстрому погружению! Начинаю отчет! Пять, четыре, три, два, один! Первый аппарат, пли! Второй, пли! Погружение на десять сажень! Полный ход, – с этими словами Беклемишев рванул телеграфы рулей, заставляя лодку нырнуть и начать поворот от кораблей противника.
– Михаил Николаевич, сколько минам идти? – поинтересовался Дудоров, не отрывая взгляда от секундной стрелки на своих часах.
– Секунд семьдесят. С шести-семи кабельтовых пуски сделали. Считай, пистолетная дистанция. Все! Тишина на корабле!
Подводная лодка затихла, слышна была только почти бесшумная работа электромотора. На семьдесят второй секунде раздался первый взрыв, а через пять секунд, второй.
«Это уже не наша мина. Иван Григорьевич тоже не промахнулся. Интересно, он по ”Наниве” или по кому-то другому стрелял? Хотя какая разница! С боевым крещением», – слушая крики «ура», подумал про себя Беклемишев, а его губы расплылись в довольной улыбке.
Глава 14
Еще один знакомый
Разговор со Стесселем о первом бое крепости с японской эскадрой закончился в кабинете генерала, где Анатолий Михайлович вновь достал бутылку коньяка и бокалы.
Выпить действительно было за что: удачная операция группы Кононов-Колчак, которая привела к гибели броненосного крейсера и шести бронепалубников. Конечно, роль «Варяга» в том бою не должна быть забыта, но если бы Руднев не вышел на полчаса раньше, возможно, мы наш самый быстроходный крейсер не потеряли бы. Но об этом я Стесселю говорить не стал.
Российской империи нужны герои, и «Варяг» на это подходил лучше всего.
Следующим поводом было «утопление» «Касаги» и возвращение «Ангары» под Андреевский стяг, но за это, как и за первый повод, мы уже с генералом выпили ранее. Так что бокалы подняли за успех крепостной артиллерии и удачные действия моряков, благодаря чему японцы потеряли три истребителя. Ну и, конечно, за первую победу русских подводников. Кто из них потопил «Наниву», вряд ли выяснишь, поэтому Стессель представил к наградам оба экипажа.
Успех первых боевых действий с Японией, можно сказать, был оглушительным. Теперь оставалось дождаться нашей эскадры, чтобы убедиться в том, что Объединенный японский флот перестал существовать как мощная боевая единица. В бою под Чемульпо, по предварительным данным, японцы потеряли еще три бронепалубника и броненосный крейсер, а вот чем закончился бой между адмиралами Того и Скрыдловым, пока было не известно. Оставалось ждать и надеяться на нашу победу с минимальными потерями.
На этой мажорной ноте мы с генералом расстались, перед этим я пообещал Анатолию Михайловичу самый благожелательный доклад императору о состоянии дел в Порт-Артуре и его готовности к войне. Стессель весь расцвел, а я что?! Приятно докладывать правду о действительно проделанной титанической работе по подготовке крепости к обороне и об успехах первого боя.
В сопровождении пятерки казаков, на чем сразу же настоял Стессель, каким-то образом узнавший о моих приключениях во Владивостоке, я направился в неприметное здание рядом с крепостной гауптвахтой и тюрьмой. Настало время более близко познакомиться с начальником разведки и контрразведки Артур-Цзиньчжоуского укрепленного района капитаном Едрихиным.
Алексей Ефимович принадлежал к тем людям, про кого англичане говорили, что он сделал себя сам. Из солдатской семьи, закончив уездное училище, поступил вольноопределяющимся в армию, через два года службы получил право поступить в Виленское юнкерское училище, которое закончил через два года по второму разряду и в чине подпрапорщика прибыл для дальнейшей службы в Ярославский пехотный полк.
А потом пример карьеры «через тернии к звездам». За девять лет Едрихин прошел путь от подпрапорщика до поручика, закончившего Николаевскую академию Генерального штаба с выполнением закрытой письменной работы за дополнительный курс. Прекрасное знание семи европейских языков. И все своим трудолюбием и частичкой гениальности, которых не были лишены такие же «self-made man» Деникин и Корнилов.
Далее – зачисление в запас и поездка добровольцем в Трансвааль. Возвращение, восстановление на службе, звание штабс-капитана, личный прием и доклад Куропаткину, оценка последнего о Едрихине как о «весьма дельном офицере» в отчете военного министра императору по англо-бурской войне.
Я с Алексеем Ефимовичем был шапочно знаком по обучению в академии, он учился на курсе на год младше. Но как с Деникиным и Корниловым дружеских отношений не сложилось, возможно, из-за того, что Едрихин был на шесть лет меня старше, но имел звание поручика, а я уже был подъесаулом.
Хотя Алексею Ефимовичу было грех жаловаться на свою карьеру от вольноопределяющегося до поручика. Уже позже мне попался отчет о среднем возрасте офицерского состава в пехотных частях российской императорской армии: подпоручики – 23,4 года, поручики – 28 лет, штабс-капитаны – 34,5 года, капитаны – 43,4 года. Замечу, разница в возрасте двух последних категорий офицеров составляет почти девять лет. Иными словами, штабс-капитан в стрелковых полках ожидал повышения в должности и в чине в среднем девять лет.
Следующий раз с Едрихиным мы встретились, когда он оказался секундантом у еще одного добровольца из Трансвааля Евгения Яковлевича Максимова, который, поступив рядовым в состав «европейского легиона» бурской армии, вскоре стал его командиром и фехт-генералом, то есть боевым генералом. А достигнуть такого у гордых и замкнутых буров было ох как не просто.
Вернувшись в Россию, Максимов подготовил подробный доклад о боевых действиях во время англо-бурской войны, подчеркивая особенности и эффективность тактики буров. По прибытии на встречу с императором в Гатчину, во время ожидания приема, Евгений Яковлевич резко отреагировал на насмешки сотника лейб-гвардейского Терского эскадрона Собственного ЕИВ конвоя князя Александра Фердинандовича Сайн-Витгенштейн-Берлебурга по поводу боевых качеств буров и добровольцев. Князь, почувствовав себя оскорбленным в верноподданных чувствах, вызвал Максимова на дуэль. Едрихин, который прибыл вместе с Евгением Яковлевичем на доклад, согласился стать секундантом у бывшего фехт-генерала.
Ники, узнав об этом инциденте, попытался примирить противников, но Александр Фердинандович, в котором по материнской линии текла кровь грузинского княжеского рода Дадиани, закусил удила и отказался от примирения. Честно говоря, Максимов, как бывший лейб-гвардеец Кирасирского полка, также примирения не хотел.
В общем, дуэль состоялась, горячий князь отправился на тот свет, получив пулю в лоб, а Максимову император сделал предложение, от которого тот не смог отказаться. Для начала он был отозван из запаса, получил звание полковника и назначен председателем комиссии по разработке тактики ведения боевых действий на основе опыта англо-бурской войны. Едрихина Ники также не обидел своим вниманием, отправив в Китай помощником военного агента. Нечего в дуэлях принимать участие. Да и к европейским языкам пора добавить восточные.
А в прошлом году Евгений Яковлевич с несколькими «транваальцами», которых он собрал вокруг себя, был откомандирован в Забайкальскую казачью дивизию, где вместе с генералом Ренненкампфом должны были разработать планы боевых действий казачьих сотен против японцев в Северной Корее на основе опыта бурской партизанской войны.
Вместе с Максимовым уехали браты-инструкторы. Так сказать, к дому поближе, да и Евгению Яковлевичу нужны были специалисты из казачьей среды, имеющие большой боевой опыт. А в этом братам не было равных. Да и авторитет среди забайкальцев во время китайского похода в отряде Павла Карловича они большой заработали.
Ромка тоже рвался, но его я не отпустил, кто-то должен был командовать спецназом моего центра. Ордена и звания он и в столице заработает. За участие в подавлении гвардейского мятежа и борьбу с террором уже сотником стал, да Станислава и Анну третьей степени получил, причем с мечами. Император в отношении бойцов центра был щедр. Никто без наград не остался. Так что браты к забайкальцам с солидным иконостасом на груди поехали.
А вот Дан и сам никуда не хотел уезжать. Ему больше нравилась административная работа в Аналитическом центре, которая к тому же и звания с орденами приносит. Сотника и Анну третьей степени Петр Дмитриевич также получил, правда, без мечей. Кроме того, у него как бы невеста появилась из хорошего дворянского рода, чьи родители были не против породниться с офицером из казаков, но с блестящей перспективой на карьерный рост.
А на должность начальника штаба Забайкальской казачьей дивизии я протолкнул капитана Деникина, воспользовавшись своим положением и знакомством с Ренненкампфом. Хотел еще и Корнилова туда же пристроить, но Лавр Георгиевич изучает языки и нравы народов Белуджистана, а точнее, наблюдает за британскими колониальными войсками в Индии, которые начали сосредотачиваться на наших южных границах. Жаль, хотелось бы встретиться и посидеть всей тройкой, как бывало в академии. Но с Антоном, который Иванович, увижусь обязательно. Мимо забайкальцев я не проеду, возвращаясь в столицу.
Примерно в то же время Едрихину, также как и Максимову, пришел приказ с новым назначением. А именно – возглавить разведку и контрразведку на Квантуне. Со своей миссией на посту помощника военного агента Алексей Ефимович справился прекрасно, поэтому именно его кандидатура была предложена полковнику Лаврову, который был назначен императором на должность начальника разведочного отделения Главного управления Генерального штаба.
И само отделение, и главное управление, и Генеральный штаб были образованы по приказу императора, так как, столкнувшись с проблемой планирования и разработки мероприятий по подготовке к войне с Японией, Ники, да и я вместе с ним, понял, что единого органа, занимающегося этим вопросом, в России просто нет.
Есть семь главных управлений военного ведомства и Главный штаб, который как бы и должен заниматься оперативно-стратегическим и мобилизационным планированием, военной разведкой и контрразведкой, перевозками войск и военных грузов, военно-научными и военно-топографическими работами, распространением военных знаний в войсках.
Главный штаб и пытался выполнять все вышеперечисленные функции, но из-за ведомственных волокит между главными управлениями военного ведомства все это происходило, мягко говоря, не совсем эффективно. А к войне надо было готовиться, и готовиться быстро.
Взяв за основу рекомендации начальника Главного штаба генерала Николая Николаевича Обручева еще от одна тысяча восемьсот девяносто четвертого года, попробовали превратить Главный штаб в Главное управление Генерального штаба как орган оперативно-стратегического управления армией. На это управление возложили работу высшего стратегического порядка относительно распределения войск по театрам войны, образования армий, составления планов их сосредоточения и первоначальных действий, подготовки полевого управления в пограничных округах, организации сбора сведений о неприятеле и прочее, прочее, прочее.
Не знаю, как будет дальше, но работа по подготовке к войне с Японией значительно ускорилась. А теперь посмотрим, как этот орган будет управлять боевыми действиями.
Разведочное отделение при ГУ ГШ было обязано императором докладывать полученную информацию и в Аналитический центр. Взамен и мы делились с ними полученными сведениями. Двенадцать выпускников первого курса, образовавших костяк легальной разведки и контрразведки нашего центра, тесно сотрудничали с представителями полковника Лаврова, которых также было пока очень мало. К одному из «лавровцев» я сейчас и направлялся за информацией.
– Не помешаю, Алексей Ефимович? – спросил я, открывая дверь в кабинет Едрихина.
– Проходите, проходите, господин полковник, рад вас видеть, – моргая красными от недосыпа глазами, вскочив со стула, произнес капитан.