– Господа, со слов первого помощника «Ангары» лейтенанта Василевского, семнадцатого августа у Чемульпо произошел бой между артурской эскадрой и японскими крейсерами, прикрывающими высадку десанта в этом порту. В результате этого боя японцы потеряли потопленными из отряда контр-адмирала Дэва крейсера второго ранга «Читосе», «Акаси», «Такасаго». Еще три крейсера противника из-за повреждений выбросились на берег. Самый быстроходный – «Есино» – сумел прорваться и уйти. Адмирал Дэва предположительно погиб. Мы в этом бою безвозвратно потеряли «Владимира Мономаха» и «Адмирала Корнилова»… – лейтенант Кириллов прервался, сделав глубокий вздох.
Этим немедленно воспользовался Кононов.
– Что значит в этом бою, Кирилл Кириллович?!
– Сегодня утром состоялось, а может быть, все еще идет морское сражение между нашими и японскими броненосцами. Его результатов Алексей Николаевич не знает. Видел, как у японцев тонул «Хацусэ» и опрокинулся наш «Сисой Великий». «Петропавловск», на котором держал штандарт вице-адмирал Скрыдлов, был избит так, что на него страшно было смотреть, да и остальным нашим кораблям досталось. «Ангара» осталась снимать раненых с крейсера «Боярин», который вышел из боя, потеряв управление и получив несколько попаданий ниже ватерлинии, но тонуть не собирался, – Кириллов вновь глубоко вздохнул. – Сражение постепенно ушло к горизонту, и в этот момент на наши корабли, лежащие в дрейфе, наскочила пара японских миноносцев, которые добили «Боярина», а потом вместе с подошедшим крейсером «Касаги» захватили «Ангару».
В кают-компании повисло напряженное молчание. Я же сидел и мысленно ох…, то есть офигевал от того, как события в этой русско-японской войне помчались вскачь. Сегодня только еще двадцать первое августа и шестой день войны, а за это время на море произошло уже столько событий: захват японцами Мозампо, прорыв «Варяга» и гибель с нашей помощью третьей японской эскадры в количестве семи кораблей. Сегодня «Касаги» отправили на дно и вернули Андреевский флаг на «Ангару».
Как оказалось, начальник эскадры Тихого океана вице-адмирал Скрыдлов также не сидел на месте и выполнил план действий артурской эскадры при начале войны с Японией. По высочайше утвержденному приказу при высокой вероятности начала боевых действий, наши десять броненосцев в сопровождении девяти бронепалубников «Дмитрий Донской», «Владимир Мономах», «Адмирал Корнилов», «Боярин», «Паллада», «Диана», «Михаил Хохлов», «Аскольд» и «Новик» должны были выйти к Чемульпо, чтобы уничтожить транспорты с предполагаемым японским десантом и боевые корабли их сопровождения. Если их там не окажется, то навестить Такесики и Сасебо с возможностью застать японские эскадры на якорной стоянке.
Неоднократные штабные игры показали, что при обороне Порт-Артура его эскадра, оставаясь на внутреннем рейде, становилась прекрасной мишенью и мало чем могла реально помочь в обороне крепости. Поэтому и было принято секретное решение, что как только запахнет жареным, эскадра из броненосцев, крейсеров и истребителей выходит в море для поиска противника и принуждения его к генеральному сражению.
В общем, все, как говорил Степан Осипович, который адмирал Макаров: «Лучшая помощь своим судам есть нападение на чужие. Мое правило: если вы встретите слабейшее судно – нападайте; если равное себе – нападайте; и если сильнее себя – тоже нападайте».
Такую наступательную доктрину император утвердил, а для обороны Порт-Артура решили оставить миноносцы, торпедные катера, минзаги и две подводные лодки. Крепость должна была сама защитить себя своими орудиями, которых установили куда больше, чем раньше планировалось. Спасибо Вилли, черноморским запасам и Либаве. Да и гарнизон был куда больше, чем в моем прошлом-будущем.
– Кирилл Кириллович, а как «Ангара» в составе артурской эскадры оказалась? Она же только пятнадцатого числа из Мозампо ушла?! – задал вопрос Ризнич.
– Василевский сказал, что его наши истребители перехватили, когда он в Порт-Артур шел и пересекся с курсом эскадры.
– А что там по поводу наших раненых, которых за борт японцы повыбрасовали? – поинтересовался Кононов.
– Когда призовая команда из японцев поднялась на борт «Ангары», то их офицер под угрозой расстрела сразу же запретил продолжать спасательные работы. Всех тяжелораненых, которые были на палубе, японцы начали выбрасывать за борт. Командир «Ангары» капитан второго ранга Никольский попытался этому воспротивиться, так его японский офицер зарубил, а двух врачей и нескольких матросов, которые попытались остановить это зверство, штыками закололи. Потом еще и «Касаги» прошелся там, где на нескольких шлюпках и вплавь собрались моряки с затонувшего «Боярина», потопив многих из них. Господи, прими их грешные души! – лейтенант Кириллов истово перекрестился.
За ним в полном и каком-то напряженном молчании осенили себя крестным знамением остальные офицеры.
– Как сказал лейтенант Василевский, японцы так озверели из-за того, что пара наших кораблей во время боя прошла через место гибели их крейсера и не оказала помощи тонувшим японским матросам, а намотала их на винты, – между тем продолжил рассказ командир абордажной команды, захватившей «Ангару».
Я же, воспринимая рассказ Кириллова, как-то на подсознании, вспомнил, как в детстве смотрел замечательный фильм про оборону Севастополя во время Великой Отечественной войны, который назывался «Следую своим курсом».
Сюжет фильма незамысловатый. Экипажи двух эсминцев идут оказать помощь жителям осажденного Севастополя. Но в боевом походе гибнет от фашистской авиации эсминец «Дерзкий», а эсминец «Стремительный» прорвался в город, правда, не оказав помощи своим товарищам…
Помню, что был поражен кадрами из этого фильма, когда «Стремительный» проходит мимо находящихся в воде наших моряков из экипажа «Дерзкого» и солдат, два батальона которых этот корабль перевозил. И все, что наши сделали, – бросили за борт несколько спасательных кругов.
Именно этот фильм своим названием породил байку, что во флоте есть жуткий и зловещий сигнал: «Следую своим курсом». Ее хорошо потом еще пропиранил, то есть пропиарил, Бушков в своем романе «След Пираньи».
На самом деле в Международном своде сигналов есть набор «PI1» из двух флагов «Папа», «Индиа» и вымпела «Унаун», который означает: «Я сохраняю свой курс».
Хотя хрен редьки не слаще! Что следую своим курсом, что сохраняю свой курс. Как представлю, что оказался среди тех, кто остался жив во время боя, но в забортной воде. До берега хрен знает какое расстояние, да и где этот берег – не понятно. Хорошо, если водица не ледяная, в которой ты максимум протянешь пятьдесят минут. А может, наоборот, плохо?! Мучиться будешь дольше, а смерть будет казаться все более и более желанной.
И тут совсем рядом проходит корабль! Свой корабль! И ничего не делает для спасения утопающих братьев! Хотя мог бы поднять на борт несколько десятков человек. Минуты, и он исчезает за низким горизонтом. С поверхности воды много не разглядишь, а на уходящей мачте два флага и вымпел, означающие: «Я сохраняю свой курс». Ибо командир корабля имеет приказ, который обязан выполнить. И идет корабль по головам живых и плавающим бескам мертвых. Нет ничего личного. Есть приказ следовать своим курсом. А за кормой уже только плавающие бескозырки в воде, где еще недавно виднелись и люди!
Жуть. Я нервно передернул плечами, представив такую картину. Ну, не моряк я! Чистый сухопутчик! Для меня море точно не родной дом. По мне, если погибать, то лучше на твердой поверхности. Еще раз передернув плечами, вернулся из мира грез в реальность.
В кают-компании шли бурные дебаты по поводу того, как надо поступать с экипажами затонувших кораблей противника, которые оказались в воде. Большинство офицеров склонялось к тому, что к морякам, оказавшимся без корабля, который был потоплен во время боя, необходимо применять нормы Женевской конвенции одна тысяча восемьсот шестьдесят четвертого года, которые определяют охрану и облегчение участи больных и раненых воинов на войне. То есть спасать!
К настоящему времени, насколько я выяснил, в этом мире каких-либо других международных правовых актов, определяющих правила ведения боевых действий, положение раненых, больных, потерпевших кораблекрушение, гражданского населения во время войны, не было. Все зиждилось на негласных традициях. И то, что сегодня произошло, шло вразрез сложившимся устоям и вызывало негодование.
– И еще, господа! Представляете, среди санитаров «Ангары» оказались два японца-шпиона, – услышал я и вмешался в разговор.
– Кирилл Кириллович, большое спасибо за информацию. Господа офицеры, приступаем к выполнению своих непосредственных обязанностей. Анатолий Алексеевич, Иван Иванович, – обратился я к Кононову и Ризничу, а вас я попрошу остаться.
Дождавшись, когда офицеры покинут кают-компанию, произнес:
– Господа, шхуне «Марсель» придется пропасть на морских просторах чуть раньше, чем мы планировали. Слишком мы засветились.
– И чью личину наденем, Тимофей Васильевич?
– Национального географического общества Североамериканских Соединенных Штатов. Думаю, его председатель господин Белл будет не против.
Офицеры весело усмехнулись. Наша шхуна имела несколько комплектов документов, наборов больших латунных букв для изменения названия судна. Конструкция корабля предусматривала установку фальш-трубы, а также изменения в парусной оснастке, что позволяло с небольшой перекраской значительно изменять «внешность» корабля.
Нечаянная встреча с «Касаги» и необходимость выручать из плена «Ангару» привели к тому, что шхуна «погибнет» раньше срока. По плану это должно было произойти после атаки броненосцев типа «Маджестик» где-то в Аравийском море, например, на стоянке в порту города Бомбей, который англичане точно не пропустят во время перехода. И по предварительным расчетам и данным разведки, это произойдет через пару недель.
С учетом случившегося пришлось несколько изменить свой приказ. Шхуна «Марсель», как и планировалось, должна была проследовать в Бохайский пролив к островам уезда Пэнлай для встречи с судном, на котором доставят провизию, воду, уголь, мины и прочую мелочь, необходимую в дальнем походе. На месте стоянки «Марсель» заодно преобразится в «Олимпию» – судно Национального географического общества САСШ, а ее экипаж поменяет гражданство, документы и легенду.
«Рион» же сопроводит «Ангару» в Порт-Артур, где заодно дозаправится всем необходимым и уйдет потом вместе с «Олимпией» в «окрестности» Бомбея. После того как бойцы Кононова и отряд Колчака отработают по английским броненосцам, «Рион» вместе с торпедными катерами начнет пиратствовать на просторах Красного моря, закупорив для кораблей с грузом для Японии Суэцкий канал.
С одной стороны, это нарушение международных правил. С другой же – установившие их англичане сами их и нарушали. По соглашению между Великобританией и Японией лаймы должны были соблюдать нейтралитет и не имели права помогать ни одной из воюющих сторон. Но, по сообщениям секретной агентуры, более трехсот транспортов с военными грузами для Японии проследовали этим самым коротким морским путем только за последний год.
А я вспомнил, как в моем прошлом-будущем два парохода-крейсера «Смоленск» и «Петербург» в одна тысяча девятьсот четвертом году на два месяца закупорили узкое горлышко Красного моря и спровоцировали своими дерзкими налетами настоящую панику среди британских судовладельцев.
Ни одно торговое судно «владычицы морей» не чувствовало тогда себя в безопасности в этом районе. Цены на страховки полезли вверх, как ртуть в термометре, когда у больного высокая температура. Британская пресса, как обычно, подняла панику, а официальный Лондон потребовал у Петербурга срочно убрать крейсера на базы.
Вот в разговоре с Сандро я и поделился мыслями, как нагадить лаймам, если вдруг война. Тот как руководитель Главного управления торгового мореплавания и портов это дело одобрил. «Смоленск» стал «Рионом», а «Петербург» и «Херсон» после начала боевых действий должны были выйти из Севастополя, так же как и «Рион», имея фиктивные документы на груз угля, провизии и артиллерии для Владивостока, миновав под флагом Добровольного флота турецкие проливы и Суэцкий канал.
В Красном море оба крейсера должны будут установить на штатные места семь 120-миллиметровых и восемнадцать 37-миллиметровых орудий и поднять военно-морской флаг. После этого два рейдера должны будут приступить к поиску и досмотру нейтральных судов на предмет обнаружения недозволенного груза. А вскоре к ним должен будет присоединиться «Рион» с торпедными катерами. И будут они там резвиться отнюдь не два месяца.
* * *
– Разрешите, ваше превосходительство?
– Тимофей Васильевич, заходите! Рад, очень рад вас видеть вновь! – с этими словами генерал-лейтенант Стессель, начальник Артур-Цзиньчжоуского укрепленного района, вышел из-за стола и направился в мою сторону.
Еще по событиям под Тяньцзинем помнил, что Анатолий Михайлович любил показать свою радость и радушие, несмотря на остзейские корни, традиционным русским троекратным поцелуем, напоминая этим Леонида Ильича Брежнева, который, кажется, еще и не родился.
В общем, был троекратно облобызан, усажен за стол и подвергнут допросу по поводу последних событий с моим участием, начиная с отъезда из Санкт-Петербурга. Отвечая на заинтересованные вопросы генерала, прикидывал про себя, что Стессель совсем не похож на того генерала-предателя, каким его изобразил в своем романе «Порт-Артур» Степанов. Да и в Большой советской энциклопедии в моем времени об Анатолии Михайловиче было написано: «Несмотря на бездарность и трусость, будучи ловким и беспринципным карьеристом, сумел снискать благоволение царя и поддержку прессы, которая прославляла его как героя обороны. В декабре 1904 года, вопреки решению военного совета, сдал крепость японским войскам».
Только этот трус и бездарность во время русско-турецкой войны был добровольцем-офицером в болгарском ополчении, дружины которого пытались сдержать натиск наступающей к Шипке армии Сулейман-паши. Неоднократно водил своих подчиненных в штыки на турецких янычар. А в бою под Стара-Загорой именно его отряд фланговым ударом обратил турок в бегство.
Болгарское княжество наградило его за тот бой орденом «За храбрость» четвертой степени, а император Александр Второй пожаловал звание капитана и Станислава второй степени с мечами.
Под Тяньцзинем, когда я уже уехал, во время штурма города Стессель был ранен и контужен, но не покинул свой пост, продолжая руководить войсками. За этот бой был представлен к Георгию четвертой степени. Пруссаки наградили его Орденом Красного орла второй степени, а японцы – Орденом Восходящего солнца, также второй степени.
Когда Куропаткин поднял вопрос о назначении Стесселя начальником Артур-Цзиньчжоуского укрепленного района, ни у кого не возникло никаких возражений, так как слава генерала, взявшего Тяньцзинь, была у всех на слуху. Так же как и слава генерала Ренненкампфа за его беспримерный поход.
Кстати, Павел Карлович теперь командует Забайкальской казачьей дивизией, которая сейчас сосредотачивается почти в полном составе вокруг Харбина. Главнокомандующий Маньчжурского военного округа и морскими силами Тихого океана адмирал Алексеев по разработанным планам ведения боевых действий будет использовать подразделения этой дивизии для конных рейдов по тылам противника.
– Порадовали вы меня, Тимофей Васильевич! Даже как-то не верится, что ваш небольшой отряд смог потопить восемь кораблей противника, – Стессель встал из-за стола и, сходив к буфету, вернулся с бутылкой коньяка и двумя бокалами. – Это надо отметить.
Стоя опустошили бокалы. Когда вновь разместились за столом, я задал давно интересующий меня вопрос:
– Ваше превосходительство, об экипаже «Варяга» есть какие-нибудь известия?
– Из миссии в Мозампо сообщили, что спаслись мичманы Пышнов 2-й и Губонин да еще двадцать семь нижних чинов. Мичманы командовали паровыми катерами, с которых провели атаку самоходными минами по «Чин-Иену», а потом, согласно полученному приказу ушли к берегу, подобрав кого смогли. До суши добрались чудом из-за перегруза катеров. Где-то с час прождали на берегу в надежде, что кто-то еще доберется до берега. Видели расстрел наших моряков с миноносцев противника. Я об этом уже отписал адмиралу Алексееву. Потом ушли в Мозампо. Успели прийти в порт до его захвата японцами. Нашему представителю удалось посадить их на один из германских пароходов, находившихся в порту. Есть надежда скоро увидеть их в Порт-Артуре, но, вернее всего, их доставят до Циндао. Больше до миссии никто не добрался.
Генерал вновь поднялся со стула и налил в бокалы коньяка. Дождавшись, когда я поднимусь, произнес:
– За героический экипаж «Варяга». Вечная слава и память героям!
Хоть и не любитель я коньяка, но в этот раз обжигающая жидкость пролетела незаметно, а перед глазами вновь встала картина горящего русского корабля, который идет на прорыв.
Помянув моряков героического крейсера, вновь разместились за столом.
– Тимофей Васильевич, а как вам удается такие песни сочинять? «Варяг» поет уже весь Порт-Артур!
– Как-то само сложилось, ваше превосходительство. А как в крепости бой прошел? – быстро перевел я стрелки вопросом.
Песня «Варяг», действительно, разлетелась мгновенно. Еще на «Марселе» мичман Загудин, неплохо музицировавший, наложил на предоставленный текст ноты напетой мною мелодии. Потом была кают-компания крейсера «Рион», на который я перешел, чтобы быстрее добраться до Порт-Артура, где также исполнил эту песню. Только четыре часа, как пришли в порт, а когда шел к резиденции Стесселя от гостиницы, навстречу попался отряд матросов, которые маршировали и пели песню «Варяг». Причем очень хорошо пели. И когда успели выучить и от кого узнать?!
Не знаю, прав я или нет, но мне показалось, что в этом мире крейсер «Варяг» под командованием капитана первого ранга Руднева Всеволода Федоровича совершил подвиг куда более значимый, чем у Чемульпо в моем прошлом-будущем. Поэтому офицеры и моряки этого корабля, да и сам корабль, достойны, чтобы о них пели замечательную песню моего мира. Наверное, впервые мне не было стыдно за плагиат.
Эти мысли пролетели в голове буквально за мгновение, сам же я приготовился слушать рассказ о том, как встретил войну Порт-Артур из уст его самого главного начальника. Кое-какую информацию я уже успел получить за те четыре часа, что прошли с момента швартовки «Риона» у причала крепости.
Как оказалось, поздним вечером четырнадцатого августа от адмирала Алексеева пришла шифрованная телеграмма, предписывающая ознакомиться с содержимым пакета номер один и дальше действовать по утвержденному плану. Вскрытие этого пакета означало начало войны с Японией.
Чуть позже Стессель узнал, что утром четырнадцатого августа переговоры между премьер-министром Японии Ито Хиробуми и императором Николаем II закончились, можно сказать, не начавшись. После чего японская делегация покинула столицу. Хотя официального манифеста об объявлении войны от японского правительства не поступило, всем стало понятно, что это война.
В девятнадцатом веке из употребления как-то вышли особые акты объявления войны, хотя продолжалась традиция прерывания дипломатических отношений между государствами перед войной. Впервые здесь узнал, что российское правительство не посылало в 1877 году формального объявления войны султану, ограничившись сообщением Порте через своего поверенного в делах, что дипломатические отношения между Россией и Турцией прерваны.
В общем, Анатолий Михайлович вскрыл пакет, объявил Артур-Цзиньчжоуский укрепленный район на военном положении и боевую тревогу для всех подразделений. Тут же начались эвакуация мирного населения и принудительное выселение из крепости японцев, корейцев и китайцев.
– Это было какое-то натуральное переселение народов, Тимофей Васильевич. На вокзале чуть ли не пять вагонов офицерских жен с детьми, не хотевших уезжать. Крики, слезы! Хорошо, что моя супруга быстро всех взяла в оборот. Вера Алексеевна, когда надо, может быть очень жесткой. Н-да! – Стессель как-то грустно усмехнулся. – В общем, к обеду пятнадцатого августа в Харбин было отправлено пять составов и вывезено большинство гражданских лиц. Японцев посадили на их же пароходы и отправили на родину. Корейцев и китайцев, но не всех, выпроводили за территорию крепости. А все подразделения заняли свои места согласно боевым расчетам.
Генерал вновь поднялся из-за стола и, забрав бутылку и бокалы, отнес их в буфет.
– Давайте, Тимофей Васильевич, пройдемте в зал для совещаний. Там большая карта укрепрайона с прибрежными водами. С ее помощью будет проще рассказать и показать, как Порт-Артур выдержал первый бой.
Возражать генералу я по определению не мог, и пока шли до требуемого помещения, Анатолий Михайлович рассказал, как ему повезло с командиром Седьмой Восточно-Сибирской стрелковой бригады генералом Кондратенко, который, будучи назначенным исполнять еще и обязанности начальника сухопутной обороны, за полгода сделал для создания линий обороны больше, чем они смогли до этого за год.