Определение расстояний до цели выполнялось шестью дальномерными станциями, снабженными дальномерными ключами. Ключи входили в комплект дальномерных станций, представляющих собой колонки с установленными на них микрометрами Люжоля-Мякишева. С помощью микрометра определялась дистанция до цели и передавалась на циферблаты в боевую рубку и к орудиям. Для контроля правильности передаваемой дистанции на станции имелся контрольный циферблат.
В центральном посту, где расположился Зарубаев, было установлено два задающих и два боевых циферблата, к ним – четыре ключа и по два снарядных задающих циферблата. Здесь же были установлены электрические приборы, контролирующие параметры в сети.
Наконец усилия артиллеристов «Варяга» начали давать результат. Один или пара снарядов трех-орудийного залпа, из-за темноты было тяжело рассмотреть, вызвали пожар в носовой части головного корабля японской эскадры. Судя по силуэту, это был «Чин-Иен».
Мгновенно над «Варягом» пронесся радостный рев. Все члены команды, которые имели возможность видеть это попадание, кричали так, что казалось, небо рухнет сверху на головы. Но этот крик перекрыл бас Зарубаева, который через рупор продублировал команду:
– Целик двенадцать, возвышение восемь, все шестидюймовые орудия левого борта и носового плутонга – беглый огонь!
Раздался общий залп. И вновь радостный рев на «Варяге». Еще один из снарядов угодил в кормовую надстройку «Чин-Иена», а другой – в нос идущей за ним «Чиоды» рядом с носовым орудием.
В этот момент Руднев почувствовал, что крейсер начал набирать ход. Пусть медленно, но набирать. Приникнув к биноклю, командир корабля попытался на глаз определить, успеют или не успеют пройти мимо японцев, ход которых не превышал восьми-девяти узлов.
– Право на борт десять градусов, – скомандовал он.
– Всеволод Федорович, а не слишком близко к берегу подойдем?! – несколько взволнованно произнес Беренс 1-й.
– Евгений Андреевич, мелей здесь нет. Если добавим еще пять-шесть узлов, может, и сможем пройти перед самым носом у японцев. Если они так же продолжат стрелять.
Как будто подслушав Руднева, облако разрыва японского снаряда накрыло мачту прямо над гротмарсом. Дождь мелких и раскаленных добела осколков пронесся над всей кормовой частью «Варяга», вонзаясь в палубный настил, подобно граду. На палубе раздались крики боли.
Следующие несколько минут боя были наполнены все учащающимися попаданиями как с одной, так и с другой стороны. Адмирал Катаока сделал то, чего больше всего боялся Руднев, он отправил вперед «Идзуми», «Суму» и «Акицусиму». Те, выйдя из кильватерной колонны эскадры, начали увеличивать скорость, обгоняя тихоходные корабли.
Руднев отдал команду Зарубаеву открыть по ним огонь, благо японская эскадра на время образовала компактную группу. Как результат – еще один пожар на «Чин-Иене», попадание в борт рядом с ватерлинией «Идзуми», из-за чего этот корабль, идущий головным в группе легких крейсеров, начал терять ход. «Акицусима» и «Ицукусима» получили по одному попаданию.
«Варяг» за это время потерял по левому борту одно шестидюймовое орудие, вторая дымовая труба получила повреждение, но, слава богу, незначительное. Еще несколько снарядов разорвались рядом с бортом, окатив палубу не только водой, но и осколками. В результате по докладам пятеро убитых, два десятка раненых, серьезных пожаров пока не возникало.
Расстояние между «Варягом» и первой группой японских кораблей во главе с «Чин-Иеном» сократилось до двадцати кабельтовых. Еще пять-семь минут – и крейсер почти в упор окажется перед орудиями броненосца. Дальше если прорвемся, то «Сума» и «Акицусима» буквально встанут на пути, а потом еще минут пятнадцать на выход из зоны огня японцев, если «Варяг» переживет эти двадцать минут, набрав еще хотя бы пять узлов хода.
Как много «если»?! Если сохраним ход и управляемость, если сможем повыбитой артиллерией отбиться от миноносцев, если сможем оторваться от преследования, то тогда у нас есть шанс вырваться, но пока надо еще эти двадцать минут прожить. Точнее, хотя бы пять минут.
Эти мысли проносились в голове командира «Варяга», пытающегося спасти свой корабль.
– Рулевой, право десять градусов, – скомандовал Руднев, а приникнув к одной из переговорных труб, передал в центральный артиллерийский пост:
– Сергей Валерианович, весь огонь сосредоточить на «Суме» и «Акицусиме». Они не должны перекрыть нам путь!
Всеволод Федорович, отдав приказания, осмотрел рубку.
– Роберт Иванович еще не вернулся?! – не дождавшись ответа, скомандовал: – Передайте ему, чтобы готовился атаковать самодвижущими минами легкие крейсера. Пусть не пытается попасть, лучше пусть мина пройдет у «Сумы» и «Акицусимы» по носу, тогда они будут вынуждены отклониться с линии пересечения. Не давайте им выйти на курс столкновения! Основная задача – заставить их отвернуть! Выполнять!
Один из посыльных матросов бегом выскочил из рубки, а Руднев вновь приник к биноклю.
«Господи, помоги! Не дай погибнуть такому количеству христианских душ!» – пульсировало у него в голове.
Между тем расстояние между одиноким русским крейсером и восьмеркой японских кораблей постепенно сокращалось. Два легких крейсера вырвались вперед, стремясь встать на пути «Варяга», который постепенно начал набирать ход, и вероятность того, что он проскочит перед носом броненосца «Чин-Иен» и четырех кораблей, следовавших за ним, возрастала с каждой минутой. Неизвестно, что смог сделать Лейков, но «Варяг» уже шел со скоростью в двенадцать-тринадцать узлов, постоянно наращивая ее.
Воодушевленные этим артиллеристы крейсера усилили темп огня по противнику. Уменьшение расстояния до японских кораблей сказалось на точности их стрельбы. Крейсера «Сума» и «Акицусима» шли сквозь водяные столбы, изредка содрогаясь от попаданий, но курса своего не меняли, идя на пересечку.
В этот момент расчет носового минного аппарата «Варяга» выпустил по «Суме» мину. Одновременно с ней вышли мины из двух аппаратов левого борта по «Акицусиме». Теперь командиры двух легких японских крейсеров стояли перед выбором: продолжать идти прежним курсом, который с большим процентом допустимости приводил их под русские торпеды, или отвернуть влево и гарантированно уйти от попадания. Японцы, каким-то образом увидев пуски торпед, приняли правильное решение, делая противоминный маневр, резко свернув влево, при этом теряя скорость, что повышало шансы «Варяга» на прорыв.
Восторженный ор матросов на палубе, увидевших маневры двух легких японских крейсеров, прервало еще одно попадание в «Варяг». В этот раз трехсотдвадцатимиллиметровый снаряд с «Ицукусимы» или с «Хасидате» прошел сквозь борт над ватерлинией, проделал полуметровую вмятину в левом скосе и, отрикошетив, зарылся в уголь, не взорвавшись. Такой вот привет от полуброненосцев-полукрейсеров прилетел. На удивление, надежные японские взрыватели в этот раз дали сбой. Видимо, богиня Фортуна дала лишний шанс «Варягу».
Попадание снарядов малых калибров по крейсеру увеличивалось с каждой минутой. То там, то здесь вспыхивали пожары, падали раненые и убитые. Но дополнительные команды, сформированные из расчетов правого борта, быстро меняли своих павших товарищей, а многие раненые продолжали бой. Два пожарных дивизиона вместо одного быстро справлялись с возникающими пожарами. Но со стороны, наверное, казалось, что горящий корабль идет на прорыв, огрызаясь огнем из всего, что могло стрелять. И это действительно было так. В ход пошло все, что могло хоть как-то зацепить вражеские корабли.
Руднев между тем внимательно смотрел на приближающийся головной броненосец «Чин-Иен», с которым должны были разойтись буквально в пяти-шести кабельтовых на траверзе по левому борту.
«Ицукусима» и «Хасидате» отстрелялись из главного калибра, и теперь он вступит в дело не раньше, чем через десять-пятнадцать минут, когда крейсер уже разминется с кильватерной колонной, сцепившись с «Сумой» и «Акицусимой». Но до этого главную опасность для «Варяга» представляли четыре 305-миллиметровых орудия японского броненосца, которые будут стрелять, можно сказать, с пистолетной дистанции. Да и перезаряжаются они в течение четырех-пяти минут. А любое попадание из этих орудий может стать для крейсера фатальным.
– Сергей Валерианович, весь огонь сосредоточить по «Чин-Иену». Надо постараться вывести из строя его главный калибр! – обратился Руднев к старшему артиллерийскому офицеру, который вернулся в рубку, так как в центральном посту, где он ранее располагался, были повреждены циферблаты.
В эту секунду японский снаряд взорвался на палубе рядом с боевой рубкой, и часть осколков через ее прорези попала внутрь командного центра корабля. Один из них, отрикошетив от крыши рубки, попал Рудневу в голову, свалив его с ног и контузив.
Первой мыслью очнувшегося от болевого шока Руднева была: «Сколько времени прошло? Где броненосец?! Где мы?!»
Словно через вату до него доносились крики: «Командир ранен! Доктора в рубку! Где же доктор?!»
Поддерживаемый кем-то из офицеров, Руднев с трудом поднялся и сделал шаг к прорези рубки, стирая с левой брови кровь, которая заливала глаз.
– Всеволод Федорович, не надо было вставать, вам срочно нужен доктор, у вас вся левая половина лица и головы в крови! – будто откуда-то издалека донесся чей-то голос, который командир корабля не узнал из-за шума в ушах.
Руднев достал из кармана платок и прижал его над левым виском, где пульсировала боль. Переждав ее новый приступ и справившись с головокружением, капитан первого ранга бросил одним глазом взгляд в прорезь рубки и застонал.
«Варяг» по траверзу проходил мимо «Чин-Иена», и все четыре ствола его главного калибра чуть ли не в упор смотрели на русский крейсер. Каким-то обострившимся зрением Руднев смог даже разглядеть, как двигаются орудия левой башни японского броненосца, наводясь на цель.
В этот момент «Варяг» будто взорвался, открыв огонь из всех оставшихся орудий. Несколько томительных секунд в ожидании результатов стрельбы и ответного залпа. И вдруг произошло то, чего никто не ожидал. По правому борту броненосца почти одновременно вспухли два или три столба воды, а спустя мгновение правая башня с двумя 305-миллиметровыми орудиями «Чин-Иена» превратилась в огненный шар.
«Этого не может быть!» – подумал Руднев, делая резкий шаг вперед, что вызвало новую вспышку боли. В глазах потемнело, и, уже теряя сознание, командир «Варяга» услышал еще несколько сильных разрывов.
Глава 9
Финал
Контр-адмирал Катаока Ситиро сквозь прорезь боевой рубки смотрел на то, как крейсер гайдзинов, объятый пламенем, стреляя из всех орудий левого борта, идет на прорыв, пытаясь вырваться из ловушки. При этом через пару минут этот сумасшедший русский сможет в одиночку сделать «crossing T» для пяти кораблей его эскадры.
Адмирал мысленно усмехнулся: «Сегодня, шестнадцатого августа года Синего Водяного Кролика, войска и флот божественного микадо начали боевые действия против Российской империи. И первой жертвой у русских будет их самый быстроходный крейсер».
По разработанному плану начала войны броненосный отряд адмирала Того должен был внезапно ночью атаковать Порт-Артур, для чего его эскадре было придано большое количество миноносцев. Крейсерский отряд адмирала Камимуры сопровождал транспорты с пехотной дивизией в Чемульпо, где та должна была высадиться и захватить Сеул.
Часть же кораблей из отряда под командованием самого Ситиро-сана должна была сопроводить суда для перевозки войск, направленных на захват Мозампо. Этот город-порт вместе с островом Каргодо очень уж интересовал русских. Поэтому в Главном штабе императорского флота Японии было принято решение захватить эти ключевые точки, тем самым обеспечив полный контроль за Пусанским и Цусимским проливами.
Первоначально планировалось в сопровождение судам с пехотой и артиллерией выделить три легких крейсера – «Идзуми», «Суму» и «Акицусиму», но тут за четыре дня до начала операции из Мозампо пришла информация, что туда для ремонта зашел один из самых сильных и быстроходных крейсеров русских – «Варяг»! А чуть позже пришел эсминец «Лейтенант Бураков», бывший китайский «Хай Хуа», или «Морской цветок».
«Как можно давать кораблю имя погибшего человека?! Ведь этим можно привлечь к нему онре покойного! Хотя что взять с этих гайдзинов с их странной верой?!» – вспоминая минувшие события, подумал про себя Катаока, продолжая наблюдать за сражением.
В общем, когда Ситиро-сан узнал про «Варяг» и миноносец, то отказаться от такого подарка не смог. Обеспокоенный тем, что корабли русских могут, отремонтировавшись, уйти в Мозампо чуть раньше, чем планировалось, отправился практически весь третий флот, который называли «забавным» или «смешным» из-за того, что он представлял собой пеструю коллекцию устаревших и откровенно неудавшихся японских кораблей.
Чтобы не оставить русским никакого шанса, адмирал вывел из Такесики мощный отряд, состоящий из броненосца, броненосного крейсера, шести бронепалубных крейсеров и пяти номерных миноносцев, держа свой штандарт на «Ицукусиме». За эскадрой шли суда, на которых перевозили два полка пехоты, усиленных артиллерией.
К этому событию адмирал Катаока шел долго и последовательно. Он помнил наставление своего покойного отца, сказавшего маленькому Ситиро: «Если самурай не учится, он не сможет постичь причины вещей, как прошлых, так и настоящих».
И будущий адмирал учился. Благодаря хорошему начальному образованию поступил в третий класс Императорской военно-морской академии. Еще юным мичманом в середине семидесятых годов прошлого столетия, как один из лучших выпускников академии, отправился в Германию, чтобы учиться там морскому делу. Полтора года он осваивал европейские языки: немецкий, французский, английский, а потом, вместе с будущим адмиралом Ямамото Гоннохее, проходил морскую практику на германских корветах «Винета» и «Лейпциг». Немцы были строгими, но опытными учителями. Особенно на «Винете», этот корабль и его команда тогда только-только вернулись из кругосветного плавания.
Адмирал вспомнил о своей второй командировке в Берлин, где он почти пять лет пробыл в качестве военно-морского атташе. Там он неоднократно встречался с канцлером Бисмарком, старым и мудрым политиком, который не раз говорил, что России можно нанести поражение, даже несколько, но победить ее не удастся никому.
«Пожалуй, канцлер был в чем-то прав. Эти русские дерутся очень храбро», – промелькнула быстрая мысль в голове Катаоки, который продолжал наблюдать за боем и одновременно вспоминать прошлое.
В Берлине он пробыл до девяносто четвертого года. Лишь после того, как началась победоносная война с Китаем, Ситиро отозвали на родину, где в качестве командира корвета «Конго», а потом крейсера «Нанива» он участвовал в захвате Тайваня и Пескадорских островов.
Служил честно, помня еще одно наставление отца: «Главное для самурая – день и ночь, от рассвета до заката исполнять свой воинский долг и обязанности перед господином, перед домом и родом его».
Вот и исполнял Катаока свой воинский долг перед императором и страной, прилагая для этого все силы. Это отметили и даже предложили в девяносто шестом году должность генерал-губернатора Тайваня, но Ситиро-сан отказался от этого заманчивого предложения, заявив, что он не политик, а моряк. Адмирал всегда считал, что политика – это самое грязное дело на свете, и недостойно самураю заниматься ею.
Четыре года назад Катаока получил звание контрадмирала. Получив под командование «смешной флот», смог сколотить вполне боеспособную эскадру, которая захватом «Варяга» должна показать ее высокую боеготовность и выучку.
«Если все получится, то звание вице-адмирала и баронский титул не за горами», – подумал про себя адмирал.
«Если» означало то, что не все шло так гладко, как хотелось бы. Когда вчера отряд прибыл на внешний рейд Мозампо и расположился на якорной стоянке у острова Удо, Катаока, отправляя в русскую миссию офицера с ультиматумом для «Варяга» и миноносца, даже не сомневался, что русские сдадутся. Перевес сил на стороне японцев был подавляющий.
Каково же было удивление Ситиро-сана, когда его в час ночи разбудили и сообщили, что русские начали поднимать пары на кораблях и готовятся выйти из порта, видимо, надеясь, благодаря своей скорости, вырваться из ловушки.
Пришлось по тревоге поднимать эскадру и начинать ночной бой. Если бы не вовремя пришедшее сообщение и если бы не удачное попадание в русский крейсер в самом начале обстрела по квадратам, из-за чего «Варяг» значительно снизил ход, то русские бы точно ушли. Точнее, миноносец все-таки ушел, и есть совсем небольшая вероятность, что и крейсер русских все же сможет прорваться. Но этого нельзя допустить, иначе Катаока потеряет лицо.
Несмотря на эти мысли, адмирал, глядя на то, как командир русского крейсера капитан первого ранга Руднев ведет бой, невольно восхищался его мастерством, решительностью, храбростью и настойчивостью. Этот гайдзин вел себя как настоящий самурай.
Как гласит кодекс Бусидо: «Преданность, честность и храбрость – три главных качества самурая. В битве преданность самурая выражается в том, чтобы без испуга идти на копья и стрелы врага, навстречу смерти, если таков зов долга». И, судя по всему, Руднев ведет свой крейсер на встречу со смертью, таков его долг.
Катаока представил, как сейчас «Варяг» выходит на траверз броненосца «Чин-Иен», четыре 305-миллиметровых орудия которого буквально в упор откроют огонь по гайдзинам. Ситиро-сан, чутко вслушивавшийся в накал боя, отметил, что опытный командир броненосца капитан 1-го ранга Имаи Канэмаса уже перезарядил орудия и только ждет выгодной позиции для открытия огня.
«Достойная будет смерть для гайдзинов. Они ее заслужили», – успел подумать адмирал, когда предрассветные сумерки впереди озарились вспышками от выстрелов «Варяга», а потом началось невообразимое.
По правому борту броненосца «Чин-Иен», а потом и броненосного крейсера «Чиода» поднялись водяные столбы, а на броненосце взорвалась правая башня главного калибра. Не успел Катаока удивиться, как «Ицукусима» вздрогнула всем корпусом от мощного взрыва в корме, а потом – еще один взрыв совсем рядом с рубкой, которая начала проваливаться вниз, на нижний закрытый мостик. Толчок был такой силы, что адмирала бросило на стену рубки и, ударившись головой, он потерял сознание.
Очнулся Ситиро-сан на палубе, которая уже имела значительный крен на правый борт. Рядом стоял командир крейсера капитан 1-го ранга Мацумото Кадзу с застывшим взглядом.
С помощью корабельного врача, который закончил бинтовать голову, адмирал с трудом встал на наклоненной палубе.
– Что произошло, Кадзу-сан?! – борясь с тошнотой, тихо произнес Катаока.
Я не могу этого объяснить, Катаока-сан, но такое ощущение, что «Чин-Иен», «Чиода», мой «Ицукусима» и «Хасидате» получили по две-три мины в правый борт. Как это произошло, никто не видел! Броненосец уже опрокинулся. «Чиоде», как и нам, осталось недолго, – Мацумото с мрачным выражением на лице указал рукой на броненосный крейсер, крен которого составлял больше сорока пяти градусов.
– Где «Варяг»?
В центральном посту, где расположился Зарубаев, было установлено два задающих и два боевых циферблата, к ним – четыре ключа и по два снарядных задающих циферблата. Здесь же были установлены электрические приборы, контролирующие параметры в сети.
Наконец усилия артиллеристов «Варяга» начали давать результат. Один или пара снарядов трех-орудийного залпа, из-за темноты было тяжело рассмотреть, вызвали пожар в носовой части головного корабля японской эскадры. Судя по силуэту, это был «Чин-Иен».
Мгновенно над «Варягом» пронесся радостный рев. Все члены команды, которые имели возможность видеть это попадание, кричали так, что казалось, небо рухнет сверху на головы. Но этот крик перекрыл бас Зарубаева, который через рупор продублировал команду:
– Целик двенадцать, возвышение восемь, все шестидюймовые орудия левого борта и носового плутонга – беглый огонь!
Раздался общий залп. И вновь радостный рев на «Варяге». Еще один из снарядов угодил в кормовую надстройку «Чин-Иена», а другой – в нос идущей за ним «Чиоды» рядом с носовым орудием.
В этот момент Руднев почувствовал, что крейсер начал набирать ход. Пусть медленно, но набирать. Приникнув к биноклю, командир корабля попытался на глаз определить, успеют или не успеют пройти мимо японцев, ход которых не превышал восьми-девяти узлов.
– Право на борт десять градусов, – скомандовал он.
– Всеволод Федорович, а не слишком близко к берегу подойдем?! – несколько взволнованно произнес Беренс 1-й.
– Евгений Андреевич, мелей здесь нет. Если добавим еще пять-шесть узлов, может, и сможем пройти перед самым носом у японцев. Если они так же продолжат стрелять.
Как будто подслушав Руднева, облако разрыва японского снаряда накрыло мачту прямо над гротмарсом. Дождь мелких и раскаленных добела осколков пронесся над всей кормовой частью «Варяга», вонзаясь в палубный настил, подобно граду. На палубе раздались крики боли.
Следующие несколько минут боя были наполнены все учащающимися попаданиями как с одной, так и с другой стороны. Адмирал Катаока сделал то, чего больше всего боялся Руднев, он отправил вперед «Идзуми», «Суму» и «Акицусиму». Те, выйдя из кильватерной колонны эскадры, начали увеличивать скорость, обгоняя тихоходные корабли.
Руднев отдал команду Зарубаеву открыть по ним огонь, благо японская эскадра на время образовала компактную группу. Как результат – еще один пожар на «Чин-Иене», попадание в борт рядом с ватерлинией «Идзуми», из-за чего этот корабль, идущий головным в группе легких крейсеров, начал терять ход. «Акицусима» и «Ицукусима» получили по одному попаданию.
«Варяг» за это время потерял по левому борту одно шестидюймовое орудие, вторая дымовая труба получила повреждение, но, слава богу, незначительное. Еще несколько снарядов разорвались рядом с бортом, окатив палубу не только водой, но и осколками. В результате по докладам пятеро убитых, два десятка раненых, серьезных пожаров пока не возникало.
Расстояние между «Варягом» и первой группой японских кораблей во главе с «Чин-Иеном» сократилось до двадцати кабельтовых. Еще пять-семь минут – и крейсер почти в упор окажется перед орудиями броненосца. Дальше если прорвемся, то «Сума» и «Акицусима» буквально встанут на пути, а потом еще минут пятнадцать на выход из зоны огня японцев, если «Варяг» переживет эти двадцать минут, набрав еще хотя бы пять узлов хода.
Как много «если»?! Если сохраним ход и управляемость, если сможем повыбитой артиллерией отбиться от миноносцев, если сможем оторваться от преследования, то тогда у нас есть шанс вырваться, но пока надо еще эти двадцать минут прожить. Точнее, хотя бы пять минут.
Эти мысли проносились в голове командира «Варяга», пытающегося спасти свой корабль.
– Рулевой, право десять градусов, – скомандовал Руднев, а приникнув к одной из переговорных труб, передал в центральный артиллерийский пост:
– Сергей Валерианович, весь огонь сосредоточить на «Суме» и «Акицусиме». Они не должны перекрыть нам путь!
Всеволод Федорович, отдав приказания, осмотрел рубку.
– Роберт Иванович еще не вернулся?! – не дождавшись ответа, скомандовал: – Передайте ему, чтобы готовился атаковать самодвижущими минами легкие крейсера. Пусть не пытается попасть, лучше пусть мина пройдет у «Сумы» и «Акицусимы» по носу, тогда они будут вынуждены отклониться с линии пересечения. Не давайте им выйти на курс столкновения! Основная задача – заставить их отвернуть! Выполнять!
Один из посыльных матросов бегом выскочил из рубки, а Руднев вновь приник к биноклю.
«Господи, помоги! Не дай погибнуть такому количеству христианских душ!» – пульсировало у него в голове.
Между тем расстояние между одиноким русским крейсером и восьмеркой японских кораблей постепенно сокращалось. Два легких крейсера вырвались вперед, стремясь встать на пути «Варяга», который постепенно начал набирать ход, и вероятность того, что он проскочит перед носом броненосца «Чин-Иен» и четырех кораблей, следовавших за ним, возрастала с каждой минутой. Неизвестно, что смог сделать Лейков, но «Варяг» уже шел со скоростью в двенадцать-тринадцать узлов, постоянно наращивая ее.
Воодушевленные этим артиллеристы крейсера усилили темп огня по противнику. Уменьшение расстояния до японских кораблей сказалось на точности их стрельбы. Крейсера «Сума» и «Акицусима» шли сквозь водяные столбы, изредка содрогаясь от попаданий, но курса своего не меняли, идя на пересечку.
В этот момент расчет носового минного аппарата «Варяга» выпустил по «Суме» мину. Одновременно с ней вышли мины из двух аппаратов левого борта по «Акицусиме». Теперь командиры двух легких японских крейсеров стояли перед выбором: продолжать идти прежним курсом, который с большим процентом допустимости приводил их под русские торпеды, или отвернуть влево и гарантированно уйти от попадания. Японцы, каким-то образом увидев пуски торпед, приняли правильное решение, делая противоминный маневр, резко свернув влево, при этом теряя скорость, что повышало шансы «Варяга» на прорыв.
Восторженный ор матросов на палубе, увидевших маневры двух легких японских крейсеров, прервало еще одно попадание в «Варяг». В этот раз трехсотдвадцатимиллиметровый снаряд с «Ицукусимы» или с «Хасидате» прошел сквозь борт над ватерлинией, проделал полуметровую вмятину в левом скосе и, отрикошетив, зарылся в уголь, не взорвавшись. Такой вот привет от полуброненосцев-полукрейсеров прилетел. На удивление, надежные японские взрыватели в этот раз дали сбой. Видимо, богиня Фортуна дала лишний шанс «Варягу».
Попадание снарядов малых калибров по крейсеру увеличивалось с каждой минутой. То там, то здесь вспыхивали пожары, падали раненые и убитые. Но дополнительные команды, сформированные из расчетов правого борта, быстро меняли своих павших товарищей, а многие раненые продолжали бой. Два пожарных дивизиона вместо одного быстро справлялись с возникающими пожарами. Но со стороны, наверное, казалось, что горящий корабль идет на прорыв, огрызаясь огнем из всего, что могло стрелять. И это действительно было так. В ход пошло все, что могло хоть как-то зацепить вражеские корабли.
Руднев между тем внимательно смотрел на приближающийся головной броненосец «Чин-Иен», с которым должны были разойтись буквально в пяти-шести кабельтовых на траверзе по левому борту.
«Ицукусима» и «Хасидате» отстрелялись из главного калибра, и теперь он вступит в дело не раньше, чем через десять-пятнадцать минут, когда крейсер уже разминется с кильватерной колонной, сцепившись с «Сумой» и «Акицусимой». Но до этого главную опасность для «Варяга» представляли четыре 305-миллиметровых орудия японского броненосца, которые будут стрелять, можно сказать, с пистолетной дистанции. Да и перезаряжаются они в течение четырех-пяти минут. А любое попадание из этих орудий может стать для крейсера фатальным.
– Сергей Валерианович, весь огонь сосредоточить по «Чин-Иену». Надо постараться вывести из строя его главный калибр! – обратился Руднев к старшему артиллерийскому офицеру, который вернулся в рубку, так как в центральном посту, где он ранее располагался, были повреждены циферблаты.
В эту секунду японский снаряд взорвался на палубе рядом с боевой рубкой, и часть осколков через ее прорези попала внутрь командного центра корабля. Один из них, отрикошетив от крыши рубки, попал Рудневу в голову, свалив его с ног и контузив.
Первой мыслью очнувшегося от болевого шока Руднева была: «Сколько времени прошло? Где броненосец?! Где мы?!»
Словно через вату до него доносились крики: «Командир ранен! Доктора в рубку! Где же доктор?!»
Поддерживаемый кем-то из офицеров, Руднев с трудом поднялся и сделал шаг к прорези рубки, стирая с левой брови кровь, которая заливала глаз.
– Всеволод Федорович, не надо было вставать, вам срочно нужен доктор, у вас вся левая половина лица и головы в крови! – будто откуда-то издалека донесся чей-то голос, который командир корабля не узнал из-за шума в ушах.
Руднев достал из кармана платок и прижал его над левым виском, где пульсировала боль. Переждав ее новый приступ и справившись с головокружением, капитан первого ранга бросил одним глазом взгляд в прорезь рубки и застонал.
«Варяг» по траверзу проходил мимо «Чин-Иена», и все четыре ствола его главного калибра чуть ли не в упор смотрели на русский крейсер. Каким-то обострившимся зрением Руднев смог даже разглядеть, как двигаются орудия левой башни японского броненосца, наводясь на цель.
В этот момент «Варяг» будто взорвался, открыв огонь из всех оставшихся орудий. Несколько томительных секунд в ожидании результатов стрельбы и ответного залпа. И вдруг произошло то, чего никто не ожидал. По правому борту броненосца почти одновременно вспухли два или три столба воды, а спустя мгновение правая башня с двумя 305-миллиметровыми орудиями «Чин-Иена» превратилась в огненный шар.
«Этого не может быть!» – подумал Руднев, делая резкий шаг вперед, что вызвало новую вспышку боли. В глазах потемнело, и, уже теряя сознание, командир «Варяга» услышал еще несколько сильных разрывов.
Глава 9
Финал
Контр-адмирал Катаока Ситиро сквозь прорезь боевой рубки смотрел на то, как крейсер гайдзинов, объятый пламенем, стреляя из всех орудий левого борта, идет на прорыв, пытаясь вырваться из ловушки. При этом через пару минут этот сумасшедший русский сможет в одиночку сделать «crossing T» для пяти кораблей его эскадры.
Адмирал мысленно усмехнулся: «Сегодня, шестнадцатого августа года Синего Водяного Кролика, войска и флот божественного микадо начали боевые действия против Российской империи. И первой жертвой у русских будет их самый быстроходный крейсер».
По разработанному плану начала войны броненосный отряд адмирала Того должен был внезапно ночью атаковать Порт-Артур, для чего его эскадре было придано большое количество миноносцев. Крейсерский отряд адмирала Камимуры сопровождал транспорты с пехотной дивизией в Чемульпо, где та должна была высадиться и захватить Сеул.
Часть же кораблей из отряда под командованием самого Ситиро-сана должна была сопроводить суда для перевозки войск, направленных на захват Мозампо. Этот город-порт вместе с островом Каргодо очень уж интересовал русских. Поэтому в Главном штабе императорского флота Японии было принято решение захватить эти ключевые точки, тем самым обеспечив полный контроль за Пусанским и Цусимским проливами.
Первоначально планировалось в сопровождение судам с пехотой и артиллерией выделить три легких крейсера – «Идзуми», «Суму» и «Акицусиму», но тут за четыре дня до начала операции из Мозампо пришла информация, что туда для ремонта зашел один из самых сильных и быстроходных крейсеров русских – «Варяг»! А чуть позже пришел эсминец «Лейтенант Бураков», бывший китайский «Хай Хуа», или «Морской цветок».
«Как можно давать кораблю имя погибшего человека?! Ведь этим можно привлечь к нему онре покойного! Хотя что взять с этих гайдзинов с их странной верой?!» – вспоминая минувшие события, подумал про себя Катаока, продолжая наблюдать за сражением.
В общем, когда Ситиро-сан узнал про «Варяг» и миноносец, то отказаться от такого подарка не смог. Обеспокоенный тем, что корабли русских могут, отремонтировавшись, уйти в Мозампо чуть раньше, чем планировалось, отправился практически весь третий флот, который называли «забавным» или «смешным» из-за того, что он представлял собой пеструю коллекцию устаревших и откровенно неудавшихся японских кораблей.
Чтобы не оставить русским никакого шанса, адмирал вывел из Такесики мощный отряд, состоящий из броненосца, броненосного крейсера, шести бронепалубных крейсеров и пяти номерных миноносцев, держа свой штандарт на «Ицукусиме». За эскадрой шли суда, на которых перевозили два полка пехоты, усиленных артиллерией.
К этому событию адмирал Катаока шел долго и последовательно. Он помнил наставление своего покойного отца, сказавшего маленькому Ситиро: «Если самурай не учится, он не сможет постичь причины вещей, как прошлых, так и настоящих».
И будущий адмирал учился. Благодаря хорошему начальному образованию поступил в третий класс Императорской военно-морской академии. Еще юным мичманом в середине семидесятых годов прошлого столетия, как один из лучших выпускников академии, отправился в Германию, чтобы учиться там морскому делу. Полтора года он осваивал европейские языки: немецкий, французский, английский, а потом, вместе с будущим адмиралом Ямамото Гоннохее, проходил морскую практику на германских корветах «Винета» и «Лейпциг». Немцы были строгими, но опытными учителями. Особенно на «Винете», этот корабль и его команда тогда только-только вернулись из кругосветного плавания.
Адмирал вспомнил о своей второй командировке в Берлин, где он почти пять лет пробыл в качестве военно-морского атташе. Там он неоднократно встречался с канцлером Бисмарком, старым и мудрым политиком, который не раз говорил, что России можно нанести поражение, даже несколько, но победить ее не удастся никому.
«Пожалуй, канцлер был в чем-то прав. Эти русские дерутся очень храбро», – промелькнула быстрая мысль в голове Катаоки, который продолжал наблюдать за боем и одновременно вспоминать прошлое.
В Берлине он пробыл до девяносто четвертого года. Лишь после того, как началась победоносная война с Китаем, Ситиро отозвали на родину, где в качестве командира корвета «Конго», а потом крейсера «Нанива» он участвовал в захвате Тайваня и Пескадорских островов.
Служил честно, помня еще одно наставление отца: «Главное для самурая – день и ночь, от рассвета до заката исполнять свой воинский долг и обязанности перед господином, перед домом и родом его».
Вот и исполнял Катаока свой воинский долг перед императором и страной, прилагая для этого все силы. Это отметили и даже предложили в девяносто шестом году должность генерал-губернатора Тайваня, но Ситиро-сан отказался от этого заманчивого предложения, заявив, что он не политик, а моряк. Адмирал всегда считал, что политика – это самое грязное дело на свете, и недостойно самураю заниматься ею.
Четыре года назад Катаока получил звание контрадмирала. Получив под командование «смешной флот», смог сколотить вполне боеспособную эскадру, которая захватом «Варяга» должна показать ее высокую боеготовность и выучку.
«Если все получится, то звание вице-адмирала и баронский титул не за горами», – подумал про себя адмирал.
«Если» означало то, что не все шло так гладко, как хотелось бы. Когда вчера отряд прибыл на внешний рейд Мозампо и расположился на якорной стоянке у острова Удо, Катаока, отправляя в русскую миссию офицера с ультиматумом для «Варяга» и миноносца, даже не сомневался, что русские сдадутся. Перевес сил на стороне японцев был подавляющий.
Каково же было удивление Ситиро-сана, когда его в час ночи разбудили и сообщили, что русские начали поднимать пары на кораблях и готовятся выйти из порта, видимо, надеясь, благодаря своей скорости, вырваться из ловушки.
Пришлось по тревоге поднимать эскадру и начинать ночной бой. Если бы не вовремя пришедшее сообщение и если бы не удачное попадание в русский крейсер в самом начале обстрела по квадратам, из-за чего «Варяг» значительно снизил ход, то русские бы точно ушли. Точнее, миноносец все-таки ушел, и есть совсем небольшая вероятность, что и крейсер русских все же сможет прорваться. Но этого нельзя допустить, иначе Катаока потеряет лицо.
Несмотря на эти мысли, адмирал, глядя на то, как командир русского крейсера капитан первого ранга Руднев ведет бой, невольно восхищался его мастерством, решительностью, храбростью и настойчивостью. Этот гайдзин вел себя как настоящий самурай.
Как гласит кодекс Бусидо: «Преданность, честность и храбрость – три главных качества самурая. В битве преданность самурая выражается в том, чтобы без испуга идти на копья и стрелы врага, навстречу смерти, если таков зов долга». И, судя по всему, Руднев ведет свой крейсер на встречу со смертью, таков его долг.
Катаока представил, как сейчас «Варяг» выходит на траверз броненосца «Чин-Иен», четыре 305-миллиметровых орудия которого буквально в упор откроют огонь по гайдзинам. Ситиро-сан, чутко вслушивавшийся в накал боя, отметил, что опытный командир броненосца капитан 1-го ранга Имаи Канэмаса уже перезарядил орудия и только ждет выгодной позиции для открытия огня.
«Достойная будет смерть для гайдзинов. Они ее заслужили», – успел подумать адмирал, когда предрассветные сумерки впереди озарились вспышками от выстрелов «Варяга», а потом началось невообразимое.
По правому борту броненосца «Чин-Иен», а потом и броненосного крейсера «Чиода» поднялись водяные столбы, а на броненосце взорвалась правая башня главного калибра. Не успел Катаока удивиться, как «Ицукусима» вздрогнула всем корпусом от мощного взрыва в корме, а потом – еще один взрыв совсем рядом с рубкой, которая начала проваливаться вниз, на нижний закрытый мостик. Толчок был такой силы, что адмирала бросило на стену рубки и, ударившись головой, он потерял сознание.
Очнулся Ситиро-сан на палубе, которая уже имела значительный крен на правый борт. Рядом стоял командир крейсера капитан 1-го ранга Мацумото Кадзу с застывшим взглядом.
С помощью корабельного врача, который закончил бинтовать голову, адмирал с трудом встал на наклоненной палубе.
– Что произошло, Кадзу-сан?! – борясь с тошнотой, тихо произнес Катаока.
Я не могу этого объяснить, Катаока-сан, но такое ощущение, что «Чин-Иен», «Чиода», мой «Ицукусима» и «Хасидате» получили по две-три мины в правый борт. Как это произошло, никто не видел! Броненосец уже опрокинулся. «Чиоде», как и нам, осталось недолго, – Мацумото с мрачным выражением на лице указал рукой на броненосный крейсер, крен которого составлял больше сорока пяти градусов.
– Где «Варяг»?