Пусть и малец еще, но обряжен в ламеллярный доспех. А на Руси это показатель. На боку сабелька. Восточная работа, ножны и рукоять с золотой насечкой и неограненными самоцветами. Да и сам пояс богато изукрашен. Как по мнению Михаила, так полная безвкусица. Да и ни к чему мальцу носить такие тяжести. Ну да кто его спрашивать будет.

Справа и позади высокий крепкий воин. Эдакая гора, с первого взгляда внушающая к себе уважение. Этот в кольчуге, усиленной стальными пластинами. Сомнительно, чтобы железными. Ни разу не рядовой вой. На вид лет тридцать пять, русоволос, голубые глаза все время смотрят с хитрым прищуром. Огромен, это да. Но мозги в этом котелке на могучей шее варят. Однозначно. Похоже, он и есть Горыня, наставник князюшки.

За левым плечом холоп лет тринадцати-четырнадцати. Взгляд не просто высокомерный, но нахальный. Наверняка оруженосец, потому как несет украшенный золотом шлем с кольчужной бармицей. Ну и извечный товарищ князя по детским шалостям. Сомнительно, что из детей бояр или дружинников. Уж больно просто одет. Скорее всего, из челяди. У Михаила сразу же прошла ассоциация со светлейшим князем Меньшиковым. Вот ни дать ни взять.

Далее стоит какой-то боярин. Господи. Ну вот что за мода такая – выставлять богатство напоказ. А то ведь без десятка рубах да меха никто ни в жизнь не догадается, что перед ним стоит не простой горожанин. На дворе, конечно, не летняя жара, но расхаживать в соболиной шубе и мурмолке с меховой опушкой это все же перебор.

– Здравия тебе, князь, – отвесив долженствующий поклон, произнес Михаил.

– И ты здрав будь. Кто таков будешь? Откуда путь держишь? Да с чем к нам пожаловал? – подражая взрослым, посыпал вопросами малец.

– Михаил Романов, кентарх ромейского войска. Прибыл к тебе, князь, не как посланник, а своей волей. Но прежде чем поведаю о том, с чем пожаловал, дозволь тебе вручить дары от меня и моих людей, – подчеркивая последнее, произнес Михаил.

После чего по его сигналу вперед вышел один из сопровождавших его воинов, выставив на настил большой резной короб. Внутри оказались водяные часы. Далее пошел весь перечень товаров, коими они вели торговлю. В пересчете на звонкую монету получалось очень даже солидно.

Последним в ряду был арбалет с редукторным натяжителем. Ага. Слыхал уж об образце, из которого и малец точно выстрелит. Спусковой механизм конструкции Михаила не требовал особых усилий. И пальчик ребенка управится. Вот ни капли сомнений, что мальчишке уже кто-то подарил такой. Наверняка какой боярин должен был прогнуться.

Но самострела с редуктором тут быть не могло. Сомнительно, чтобы венецианские купцы возили этот товар в глухую Русь. К чему, если в Европе заплатят за него звонкой монетой. Здесь же, как и у ромеев с турками, отдают предпочтение луку.

– Перед этим самострелом на семидесяти шагах ни один доспех не выстоит, – держа оружие в руках, начал объяснять Михаил. – При том, что взвести его может даже малолетний ребенок. Тут всего-то нужно разложить ворот. Отжать стопор и вытянуть зацеп натяжителя. После чего натянуть тетиву. Отцепить натяжитель и убрать его в гнездо. Сложить зацеп и вставить болт. Коли стрелять не пришлось, нужно все это проделать наоборот.

Объясняя, как и что следует делать, он показывал все наглядно, полностью завладев вниманием малолетнего князя. Тот буквально впился взглядом в оружие, жадно хватая каждое слово. Настоящий боевой арбалет, который способна взвести детская рука! Да какой мальчишка, мечтающий стать воином, не пожелает обладать настоящим оружием прямо сейчас, не дожидаясь зрелых лет.

Кстати, оруженосец смотрит не менее жадным взглядом. Поди еще и клянчить у князя будет пострелять. Да и исхитрится так, что баловаться станет куда чаще своего господина. Это явственно написано на его лице. Неужели Горыня не замечает, что вот этот холоп уже доминирует над князем. Если это заметно даже Михаилу, то уж ему-то и подавно о том знать должно. Ведь неглупый мужик, это видно с первого взгляда.

– Измыслил я его, когда сам был не в силах взвести боевой арбалет, а боевой лук мне было не натянуть, – закончил Михаил.

– А сейчас лук тебе дался? – с детской непосредственностью поинтересовался князь.

Как видно, возбудился настолько, что позабыл обо всех наставлениях. Вон как ерзает, усидеть не может. Страсть как хочется опробовать новую игрушку. Горыня все прекрасно понимает. С одной стороны, на лице легкая тень досады, с другой – радость за воспитанника. Любит он его. Как сына любит. И жизнь за мальца готов положить. Молодец Всеволод, хорошего воспитателя подобрал.

Ростислав, позабыв обо всем, поднял умоляющий взгляд на дядьку, мол, ничего с этим гостем не станется. Обождет малость, пока он разочек стрельнет из новой игрушки. Горыня встретился взглядом с Михаилом, у которого в глазах плясали веселые искры. Глянул на князя и медленно моргнул, дескать, можно.

Ну и правильно. Чего тут игры разводить. Всем уж и так ясно, что подготовленный сценарий приема гостей пошел прахом. Так к чему пыжиться на пустом месте.

– Хитер ты, Михаил, – наблюдая за тем, как Ростислав пустил первый болт, хмыкнул стоящий рядом Горыня.

Они переместились на задний двор, где в небольшом саду располагалась тренировочная площадка и стрельбище. В некоторой степени уже доверие, выказанное гостю.

– Просто я сам молод. Лишь полгода как боевой лук в руки дался. А до того только с завистью поглядывал.

– А что так? Эвон какой добрый самострел сработал. Я так думаю, по мощности с ним ни один лук не сравнится.

– Это да. Только быстро стрелять из него не получится. Что в бою порой куда важнее. Да и редкость доспех, который может выстоять против лука.

– Стало быть, знал, куда давить, – опять хмыкнул Горыня.

– Догадывался. Как и о том, кто сегодня правит в Переяславле.

– Совет боярский, – просветил Горыня.

– Ну, совет так совет, – с легкостью согласился Михаил.

– Так чего ты хочешь?

– Император Комнин повелел мне будущим летом отправляться вместе с князем Олегом Святославичем в Тмутараканское княжество, правителем коего он намерен его посадить. Да только не сложилось у нас с князем. Настолько, что вдали от Царьграда побьет он и меня, и моих людей. И это при том, что хотя земля там и добрая, но на деле степь безводная.

– Вот так, походя, предаешь императора, стало быть.

– Не предаю я его. Он от этого ничего не теряет. Помешать восшествию Олега князь Всеволод не сможет. Сил недостанет. А потом, ни я, ни люди мои не ромеи. Мало того, все на чужбине оказались и тяготы приняли через Святославича, приведшего на Русь половцев.

– М-да. Не додумал тут Алексей. Понадеялся на то, что честный вой, коий служил ему верой и правдой, таковым и останется до конца. А оно вон как выходит. Ведаю я о том, как ты дрался с турками, как мятежные тагмы варанги усмирял, как в других местах сражался.

Многие за прошедшие годы вернулись со службы на Русь. Да и купцы все время катаются до Царьграда. Неудивительно, что вести доходят и сюда. Опять же, Михаил с его пограничниками частенько был на слуху. Вот и собрал нужную информацию Горыня, пока мурыжил гостей.

– Было все это. Но долг свой Алексею мы отдали с лихвой. Теперь же хотим вернуться на родину. К тому же и я из этих мест буду. Веселовская слободка.

– Это которую три года тому как половцы пожгли, – не спрашивая, а скорее констатируя, произнес Горыня.

– Она.

– На том месте нынче другая слободка встала.


– Так я на то место и не гляжу. Князю виднее, где ему больше пригодится городок с сотней опытных воев-пахарей.

– Эка. Это как так-то? – хмыкнул Горыня.

И было отчего. Сотня воинов, по местным раскладам, не так чтобы и мало. Пара тысяч уже, считай, армия. Правда, есть практика на Руси, когда, дабы избавиться от горячих голов, отправляли их куда подальше. В тот же Царьград. Или на войну в Польшу, как в свое время князя Олега Святославича. Тяжко волков удержать на сворке.

– Все мои вои семейные. К плугу да ремеслам приучены. Сами себя могут прокормить, да еще и пользу казне княжеской принести податями. Ну и границу оборонить. Не сразу. Но сдюжим.

– Это что же за воины такие пахари? – вздернул бровь Горыня.

– Да уж какие есть. И как за сохой идти, знают, и как ворога рубить, ведают. Так что польза на границе будет, не сомневайся.

– Может, и так. Только отчего ты речь ведешь о податях? Слободы на границе платят только службой.

– Хаживал я по той дорожке, Горыня, с Алексеем, коий тогда еще императором не был. Там с нас тоже только служба была. Да только вышло все иначе. Потому и желаю сразу все по местам расставить. Со второго года, как град поставим, в казну мы станем отдавать десятину со всех наших доходов. А для досмотра за тем князь к нам своего мытаря приставит.

– Вот оно, значит, как. И к чему тебе оно. Ну и жили бы тишком да рядком.

– К тому, что ни ты, ни совет бояр не станете мириться с ложкой, проходящей мимо рта. А оттого и беды приключатся куда большие, чем польза. Проще сразу уговор заключить. Все, что сегодня мною в дар князю поднесено, творится в моих мастерских. Так-то, Горыня.

– Вот оно, значит, как, – вновь повторил и задумчиво помял подбородок боярин. – Ну, коли ты и сам готов платить подати, так к чему тогда на границе селиться. Выделим мы вам землю в глуби княжества, подалее от степи половецкой.

– Э-э не-эт. Так дело не пойдет. Заскучают мои пахари-ремесленники без звона мечей, хлопков тетив да скачки залихватской. Так что только граница.

– А как пожгут половцы?

– Это ж как им обозлиться нужно, чтобы собрать большое войско и пожечь град, где сотня воев за стенами. Чай не слобода крестьянская.

– Удивил ты меня, Михаил. Удивил.

– Так каково твое решение, Горыня?

– Что бы ты там ни думал, а решение в Переяславле принимает совет бояр. Так что придется тебе обождать.

– Надеюсь, недолго думать-то будете. Мне ить возвращаться нужно. А море с каждым днем все беспокойнее становится.

– Не переживай. Распотягивать не будем.

– Я чего сказать-то хотел, Горыня. Дело не мое, ты дядька, и тебе оно виднее. Только холоп, что подле князя обретается, непрост. Подминает он Ростислава под себя. Не пристало дружков воспитаннику подбирать средь тех, что старше него. Эдак и до беды дойти может.

– С чего ты взял, что он довлеет над князем?

– Князь подле тебя каждый день, а оттого ты перемен и не видишь. Я же гляжу со стороны. Приглядись и поймешь, что я прав.

– Присмотрюсь. Не сомневайся.





Глава 5

Пограничному быть




– Ишь каков. Славный подарок, – произнес Горыня, вертя изогнутый меч с утолщением на две трети клинка к острию.

– Испанская сталь. Та самая, что хороша и в мороз, – счел необходимым пояснить Михаил.

Как уже говорилось, местные металлурги работали все больше по наитию. Поили клинки кровью, обкладывали раскаленную заготовку разными травами да кореньями, искренне полагая, что творят какую-то ворожбу.

Романов прекрасно понимал, что тем самым запускаются различные химические процессы, ведущие к какому-никакому легированию. Но в чем там суть, ему знать не дано. Поэтому остается только подмечать наработки и использовать старые, а нередко и древние знания.

Так, еще в античном Риме использовали сталь из испанской руды для изготовления мечей. И клинки получались на загляденье. Во всяком случае, они лучше всего переносили русскую зиму. Не панацея, конечно, но ведь все познается в сравнении.

Михаил оказался на подворье дядьки князя на третий день после приема не просто так, а по приглашению самого Горыни. Ну и явился не с голыми руками, а с полным доспехом, арбалетом своей конструкции и вот этим мечом. Правда, похвалить клинок хозяин похвалил. Да только незаметно, чтобы оценил высоко. Гляди еще, и перековать велит.

Сталь-то и впрямь добрая. Но здесь в почете все больше прямые мечи, в основном предназначенные для рубящих ударов. У них даже острие подчас закругленное. Этот же клинок хорош и в колющем. Хотя в основном его удел все же рубка.

– Горыня, а помнишь, ты сомневался, что из меня за пару лет мог получиться добрый боец.

– Рискуешь, Михаил.