Извлек стрелу. Плеснул антисептиком и наложил давящую повязку. Пока пойдет. Остальным займется уже на ладье. Тем временем подошел Гаврила и доложил, что других потерь нет. Да крестьяне заканчивали переправляться на этот берег.
– Кто старший? – повысив голос, поинтересовался Михаил у спасенных.
– Я староста, боярин, – отозвался дюжий мужик с повязкой на голове.
– Мы уходим. Если идете с нами, тащите на руках лодки. На ладье на всех мест не хватит. Половцы еще вернутся.
– Ну, так вы им эвон как врезали, нешто не обороните.
– Тебя как звать?
– Викула.
– Так вот, Викула, у меня нет никакого желания терять своих людей за ваше добро. Мы не княжьи люди, а купцы прохожие. Животы ваши сберегли. А уж как быть дальше, решайте сами. Хотите – уходите с нами. Нет – идите спасать свое добро. Уходим! – повысив голос, распорядился он, указывая двоим воям, чтобы прихватили раненого.
Глава 2
По пути в Переяславль
Крестьяне, конечно, посокрушались по своему добру, но голову все же не потеряли, двинулись вслед за воями напрямки к Славутичу, вынося свои лодки, помогая раненым, старикам и детишкам. Пограничники также не остались в стороне, подхватив на руки малышню. Уходить нужно было спешно. Впрочем, пустить по флангам дозоры Михаил не забыл. Беда приходит тогда, когда начинаешь пренебрегать мерами безопасности.
Возможно, спасенные и озлились на Романова, из-за которого пришлось бросить все имущество. Лично он этому ничуть бы не удивился. Времена тяжелые, каждый гвоздь достается тяжким трудом. Пашня полита не одной бочкой пота. И так куда ни кинь. Все нажитое тяжким трудом пошло прахом, как бы это банально ни звучало.
К кораблю вышли без труда и гораздо быстрее, нежели петляли бы по извилистому руслу реки. Да и устье ее было значительно ниже по течению Славутича. Лодок на всех ожидаемо не хватило. Поэтому пришлось изрядно потесниться на ладье. С посадкой случилась заминка. Все же люди непривычные к большим судам. Да и с дисциплиной прямо беда.
– Охо-хошеньки, – покачал головой Гаврила.
– Чего кряхтишь, как дед старый? – поинтересовался Михаил.
– Да вот, гляжу, как с этими мучаемся, и представляю, как с нашими намаемся. Они, поди, тоже к судам непривычны.
– Ничего. Своя ноша не тянет.
– Ну-ну, – не разделил оптимизма сотника подчиненный.
Едва покончив принимать на борт людей, поспешили отойти и перебраться к противоположному берегу. По стремнине выгребать против течения, это нужно сильно заболеть на голову. Придерживаться и дальше стороны, где оставили обозленных половцев, глупо.
– Что скажешь, Гаврила? – пристроившись на носу, поинтересовался Михаил.
– О половцах?
– О них.
– Не отвяжутся. Их там все еще больше сотни. Переправятся через Славутич и ударят по нам. Злые они сейчас. Я бы так и поступил.
– Дорого обойдется им драка.
– Добыча стоит такого риска. Мы же просто ходячее сокровище. Такие доспехи сами по себе редкость, а тут сразу пять десятков. Однозначно рискнул бы.
Это да. Повсеместно распространена кольчуга. Долго, муторно, но значительно проще и дешевле. Опять же вяжут из мягкого железа. Пограничники же все обряжены в ламеллярные доспехи, да еще и из стальных пластин. Не баран чихнул.
В этих краях сталь чуть не на вес серебра. Половцы же, по большей части и вовсе бездоспешные, расхаживают в коже, и лишь малая часть в кольчугах, в ламелляре и вовсе единицы. Оружие из дрянной стали. Так что хорошо вооруженный отряд действительно лакомый кусочек.
– Думаешь, уже рассмотрели нас?
– К гадалке не ходить.
– Но мы все же зубатая добыча. Будет больно.
– Риск того стоит, – гнул свое Гаврила.
– Тогда начинаем присматривать место для стоянки. Нужно будет уважить гостей.
На ночевку встали километрах в десяти выше по течению. В сотне шагов от берега кустарник. Не густой, но если ночью, то приблизиться без проблем. А там один бросок, и нападающие уже в лагере режут полусонных воинов. Конечно, не факт. Но вполне вероятно.
Славутич все еще проходи́м для купцов. Небезопасен, ясное дело. Но риск пока вполне оправдан. Половцы также сознают необходимость пропуска судов. Перекрыв реку наглухо, они попросту прирежут дойную корову. Так что шалят, не без того. Но не лютуют. Мало того, и сами, бывает, выходят торговать. Если на берегу показывается всадник и начинает призывать купцов пристать, можно не сомневаться, торг будет честным.
Лагерь разбили компактно и шумно. Развели несколько костров. Демонстративно расхаживали между ними. Еще и представление устроили в виде борьбы. Детвора весело щебечет, быстро позабыв о невзгодах. Это у родителей голова болит, как быть дальше. У мальцов же забот пока нет.
Постепенно лагерь начал затихать. Костры затухать, отсвечивая лишь подернутыми пеплом угольками. Стоянка погрузилась в темноту. И только в одном месте продолжал гореть огонек перед неподвижно сидящим караульным, не иначе как уснувшим.
Все именно так и должно выглядеть со стороны. На деле же крестьян с домочадцами частью погрузили на корабль и упрятали в трюм. Частью в лодки и укрыли за корпусом ладьи. Этак ни стрела им не грозит. Ни рукопашная. Если, конечно, половцы припожалуют, а пограничники сдюжат.
Напоследок спасенным наказали сидеть тихо как мышки, чтобы не насторожить ворога. Михаил пообещал лично срубить голову тому родителю, чье дите поднимет шум. И его решимость говорила о том, что он непременно выполнит свою угрозу.
Воины расположились на корабле в полном облачении и с оружием на изготовку. Если все пройдет тихо. Всего лишь одна бессонная ночь. Явятся половцы. Встретят их от всей своей широкой души. Остается ждать. А оно, как известно, хуже, только если догонять.
Степняки таки припожаловали. Уже практически в предрассветных сумерках, когда сон особенно крепок, из кустарника вдруг раздалась разноголосица щелчков тетив, короткий шорох стрел, тут же сменившийся глухим перестуком попаданий в землю, древесину и глухим звоном о металл.
Вот только вместо ожидаемых стонов и тревожных выкриков нападающим ответила гробовая тишина. Вообще-то хороший повод призадуматься, а что, собственно говоря, происходит. Однако роли распределены, задачи поставлены. И, едва пустив стрелы, большинство воинов с диким гиканьем кинулись в атаку, отбросив луки и на ходу выдергивая из ножен клинки.
Едва первые нападающие достигли все еще безмолвствующего лагеря, как над ладьей раздалась команда Михаила:
– Бе-эй!
И тут же ответные щелчки тетив и росчерки стрел, устремившиеся к целям. Только в отличие от залпа половцев теперь над рекой разнеслись и вскрики сраженных наповал, и стенания раненых, и злобные крики воинов, осознавших, что их заманили в ловушку. Вот только они и не подумали отступать, всего лишь сменив направление атаки, с лагеря на ладью.
Вообще-то глупо. Им бы как раз отходить, прикрываясь щитами, а не геройствовать. А так напоролись еще на один залп, собравший свою кровавую жатву. Да и после забраться на ладью не такое уж и простое занятие. Она стоит бортом к берегу, едва касаясь песчаного дна. До верхнего края получается порядка двух метров. Неоспоримое преимущество обороняющихся.
Но не все так просто. Из кустов, едва различимых в предрассветных сумерках, в русичей полетели меткие стрелы. Сотня шагов для половецкого лука, как и для турецкого, плевая дистанция. Стальные наконечники тупо ударили в борта и щиты. Послышался вскрик поймавшего смертельный гостинец, но, судя по донесшейся следом брани, все же не так серьезно.
Двое половцев, подбежав к борту и будучи в воде чуть выше колена, схватили с двух сторон щит и присели. Третий коротким прыжком оказался на нем. Мгновение, и, подброшенный товарищами, он взлетел вверх. Пограничник попытался достать его мечом, но тот отвел удар своим щитом и, ступив на борт правой ногой, коленом левой пнул противника в щит, отбрасывая его на спину. Одновременно с этим рубанул изогнутым мечом вправо. Отточенная сталь глухо звякнула по шлему второго пограничника, укладывая его на палубу.
Однако развить успех ему не дал Михаил. Не выпуская из левой руки лук, он бросил правую за плечо. Ладонь легла на шершавую, оплетенную полоской кожи рукоять, большой палец привычно отбросил стопор с гарды. И Романов потянул клинок и единым махом полоснул врага острием меча от груди до паха, вскрывая не защищенные броней грудь и живот, вываливая наружу внутренности.
Тело еще только заваливалось на спину, а Романов уже шагнул вперед, заполняя возникшую брешь. Только лук отбросил за спину, очень надеясь, что тот не повредится. Рука же вместо утраченного оружия уже сама собой потянулась к ножу в петле на груди.
Следующего заброшенного воина он встретил еще в полете. Этот также прикрылся щитом, но Михаил и не подумал атаковать его в лоб. Вместо этого, сделав обманное движение, клинок описал дугу и ударил по левой ноге, срубая ее чуть ниже колена. Половец еще взмахнул мечом в отчаянной попытке достать противника, но тот с легкостью уклонился от смертоносной полоски стали.
Раненый не просто упал, но и сбил с ног как обоих подбросивших его половцев, так и следующего, набегающего для прыжка. Михаил коротко взмахнул рукой, и граненый клинок вошел в межключичную ямку очередного бездоспешного кочевника.
Не расслабляясь, Романов потянулся к следующему метательному ножу. Одновременно с этим, перегнувшись через борт, ткнул острием клинка в основание шеи барахтающегося в воде врага. В этот момент его что-то дернуло за доспех со спины. Боли никакой. Ощущение, словно именно дернули и тут же отпустили.
Последний кочевник предпочел ретироваться к берегу, то ли отплывая, то ли переползая на пятой точке, быстро перебирая ногами и руками. Когда половец наконец подскочил на ноги, бросился прочь, Романов вогнал нож точно меж лопаток, без труда пробивая кожаный доспех.
Окинул взглядом место схватки. Противник бежал прочь, стремясь как можно быстрее скрыться за кустами. Короткий шорох, толчок в грудь с одновременным глухим звоном скользнувшего по стальным пластинам доспеха наконечника, и стрела, коротко вжикнув, улетела дальше в реку.
Михаил тут же присел в поисках щита. Рядом хлопнул арбалет. Игнат, тот самый мужик, которому в свое время досталось от турка-крестьянина, удовлетворенно кивнул и тут же опустился на пятую точку, укрываясь за бортом. Вставил ногу в стремя, лук ему так и не дался, и единым движением взвел тетиву. Наложил болт и, подогнув правую ногу под себя, эдак картинно встал на колено с уже вскинутым оружием. Вновь прицелился. Выстрелил и опять на задницу, изготавливаться к стрельбе.
Михаил наблюдал за этим лишь краем глаза, потому как сам уже подбирал свой лук. Наложил стрелу. Но когда был готов стрелять, половцев уже и след простыл. Утренние сумерки еще не рассеялись, вот и потерялись нападающие. Внизу все еще барахтался воин с отсеченной голенью. Романов без затей вогнал ему стрелу в грудь.
– Не преследовать! – заметив, как воины спрыгивают в воду, выкрикнул он. – Гаврила, проверить личный состав и доложить о потерях. Раненых ко мне.
И только теперь обратил внимание на то, что сзади шлем за что-то цепляется. Завел руку за голову и нащупал древко стрелы. Пластины их доспехов накладываются не сверху вниз, как на старых образцах чешуйчатого, а наоборот. Так что номер, который однажды провернул Михаил, вогнав клинок снизу под углом, здесь не пройдет. Но, похоже, когда он наклонился, чтобы достать клинком половца под бортом, ему и прилетел этот привет, прошедший аккурат меж пластин. Хорошо хоть, не достал до тела.
Михаил склонился над воином, получившим клинком по голове. Шлем не стальной, а железный. Но благодаря остроконечной форме со своей задачей справился. Меч оставил серьезную зарубку, но до головы не добрался. Романов пощупал пульс. Ага. Голова-то цела, но от сотрясения мозга бедолага все же не уберегся.
Снял с обеспамятевшего шлем с подшлемником и осмотрел голову. Порядок. Нет даже шишки. Защита распределила удар по площади. Это как наполненной водой пластиковой бутылкой садануть. Выключишь с гарантией, следов никаких. По телу получить такой привет также удовольствие ниже среднего. И что примечательно, опять без следов.
– Ну как, Лука, пришел в себя? – видя, что мужик открыл глаза, поинтересовался Михаил.
– Дык. Вроде. А что, все уже кончилось? – поведя взором, растерянно поинтересовался он.
– Кончилось. Сколько пальцев?
– Два.
– Вот и ладно. Игнат, помоги ему.
Поднялся и перешел к следующему раненому. Тому прилетело в руку. И на этот раз серьезно. Перебило плечевую кость. Пришлось повозиться. Для начала обезболил, потом извлек стрелу. Промыл рану, закачав в нее лекарственный состав. После чего приступил к пальпации и составлению костей. Мозг давно и прочно зафиксировал все тактильные ощущения, поэтому провозился недолго.
– Пятеро ранены, включая Гордея, – кивая на десятника, которого только что обиходил Михаил, начал доклад Гаврила. – Кроме него еще один тяжелый. На носу лежит. Стрела аккурат в незащищенную подмышку угодила. Не знаю, как ты будешь его вытаскивать с того света. Остальные ничего серьезного, и сами справимся.
– Сразу нужно было звать, – попенял Романов.
– Никита, скорее всего, скончается, Гордею же, глядишь, руку еще сбережешь, – возразил практичный полусотник.
– М-да. Повоевали. Лагерь сворачиваете? – укладывая инструменты в короб, поинтересовался Михаил.
– Сворачиваем. Еду готовить, я так понимаю, уж на палубе будем, – предположил Гаврила.
– А ты предлагаешь на берегу? – хмыкнув, поинтересовался Михаил.
– Кто старший? – повысив голос, поинтересовался Михаил у спасенных.
– Я староста, боярин, – отозвался дюжий мужик с повязкой на голове.
– Мы уходим. Если идете с нами, тащите на руках лодки. На ладье на всех мест не хватит. Половцы еще вернутся.
– Ну, так вы им эвон как врезали, нешто не обороните.
– Тебя как звать?
– Викула.
– Так вот, Викула, у меня нет никакого желания терять своих людей за ваше добро. Мы не княжьи люди, а купцы прохожие. Животы ваши сберегли. А уж как быть дальше, решайте сами. Хотите – уходите с нами. Нет – идите спасать свое добро. Уходим! – повысив голос, распорядился он, указывая двоим воям, чтобы прихватили раненого.
Глава 2
По пути в Переяславль
Крестьяне, конечно, посокрушались по своему добру, но голову все же не потеряли, двинулись вслед за воями напрямки к Славутичу, вынося свои лодки, помогая раненым, старикам и детишкам. Пограничники также не остались в стороне, подхватив на руки малышню. Уходить нужно было спешно. Впрочем, пустить по флангам дозоры Михаил не забыл. Беда приходит тогда, когда начинаешь пренебрегать мерами безопасности.
Возможно, спасенные и озлились на Романова, из-за которого пришлось бросить все имущество. Лично он этому ничуть бы не удивился. Времена тяжелые, каждый гвоздь достается тяжким трудом. Пашня полита не одной бочкой пота. И так куда ни кинь. Все нажитое тяжким трудом пошло прахом, как бы это банально ни звучало.
К кораблю вышли без труда и гораздо быстрее, нежели петляли бы по извилистому руслу реки. Да и устье ее было значительно ниже по течению Славутича. Лодок на всех ожидаемо не хватило. Поэтому пришлось изрядно потесниться на ладье. С посадкой случилась заминка. Все же люди непривычные к большим судам. Да и с дисциплиной прямо беда.
– Охо-хошеньки, – покачал головой Гаврила.
– Чего кряхтишь, как дед старый? – поинтересовался Михаил.
– Да вот, гляжу, как с этими мучаемся, и представляю, как с нашими намаемся. Они, поди, тоже к судам непривычны.
– Ничего. Своя ноша не тянет.
– Ну-ну, – не разделил оптимизма сотника подчиненный.
Едва покончив принимать на борт людей, поспешили отойти и перебраться к противоположному берегу. По стремнине выгребать против течения, это нужно сильно заболеть на голову. Придерживаться и дальше стороны, где оставили обозленных половцев, глупо.
– Что скажешь, Гаврила? – пристроившись на носу, поинтересовался Михаил.
– О половцах?
– О них.
– Не отвяжутся. Их там все еще больше сотни. Переправятся через Славутич и ударят по нам. Злые они сейчас. Я бы так и поступил.
– Дорого обойдется им драка.
– Добыча стоит такого риска. Мы же просто ходячее сокровище. Такие доспехи сами по себе редкость, а тут сразу пять десятков. Однозначно рискнул бы.
Это да. Повсеместно распространена кольчуга. Долго, муторно, но значительно проще и дешевле. Опять же вяжут из мягкого железа. Пограничники же все обряжены в ламеллярные доспехи, да еще и из стальных пластин. Не баран чихнул.
В этих краях сталь чуть не на вес серебра. Половцы же, по большей части и вовсе бездоспешные, расхаживают в коже, и лишь малая часть в кольчугах, в ламелляре и вовсе единицы. Оружие из дрянной стали. Так что хорошо вооруженный отряд действительно лакомый кусочек.
– Думаешь, уже рассмотрели нас?
– К гадалке не ходить.
– Но мы все же зубатая добыча. Будет больно.
– Риск того стоит, – гнул свое Гаврила.
– Тогда начинаем присматривать место для стоянки. Нужно будет уважить гостей.
На ночевку встали километрах в десяти выше по течению. В сотне шагов от берега кустарник. Не густой, но если ночью, то приблизиться без проблем. А там один бросок, и нападающие уже в лагере режут полусонных воинов. Конечно, не факт. Но вполне вероятно.
Славутич все еще проходи́м для купцов. Небезопасен, ясное дело. Но риск пока вполне оправдан. Половцы также сознают необходимость пропуска судов. Перекрыв реку наглухо, они попросту прирежут дойную корову. Так что шалят, не без того. Но не лютуют. Мало того, и сами, бывает, выходят торговать. Если на берегу показывается всадник и начинает призывать купцов пристать, можно не сомневаться, торг будет честным.
Лагерь разбили компактно и шумно. Развели несколько костров. Демонстративно расхаживали между ними. Еще и представление устроили в виде борьбы. Детвора весело щебечет, быстро позабыв о невзгодах. Это у родителей голова болит, как быть дальше. У мальцов же забот пока нет.
Постепенно лагерь начал затихать. Костры затухать, отсвечивая лишь подернутыми пеплом угольками. Стоянка погрузилась в темноту. И только в одном месте продолжал гореть огонек перед неподвижно сидящим караульным, не иначе как уснувшим.
Все именно так и должно выглядеть со стороны. На деле же крестьян с домочадцами частью погрузили на корабль и упрятали в трюм. Частью в лодки и укрыли за корпусом ладьи. Этак ни стрела им не грозит. Ни рукопашная. Если, конечно, половцы припожалуют, а пограничники сдюжат.
Напоследок спасенным наказали сидеть тихо как мышки, чтобы не насторожить ворога. Михаил пообещал лично срубить голову тому родителю, чье дите поднимет шум. И его решимость говорила о том, что он непременно выполнит свою угрозу.
Воины расположились на корабле в полном облачении и с оружием на изготовку. Если все пройдет тихо. Всего лишь одна бессонная ночь. Явятся половцы. Встретят их от всей своей широкой души. Остается ждать. А оно, как известно, хуже, только если догонять.
Степняки таки припожаловали. Уже практически в предрассветных сумерках, когда сон особенно крепок, из кустарника вдруг раздалась разноголосица щелчков тетив, короткий шорох стрел, тут же сменившийся глухим перестуком попаданий в землю, древесину и глухим звоном о металл.
Вот только вместо ожидаемых стонов и тревожных выкриков нападающим ответила гробовая тишина. Вообще-то хороший повод призадуматься, а что, собственно говоря, происходит. Однако роли распределены, задачи поставлены. И, едва пустив стрелы, большинство воинов с диким гиканьем кинулись в атаку, отбросив луки и на ходу выдергивая из ножен клинки.
Едва первые нападающие достигли все еще безмолвствующего лагеря, как над ладьей раздалась команда Михаила:
– Бе-эй!
И тут же ответные щелчки тетив и росчерки стрел, устремившиеся к целям. Только в отличие от залпа половцев теперь над рекой разнеслись и вскрики сраженных наповал, и стенания раненых, и злобные крики воинов, осознавших, что их заманили в ловушку. Вот только они и не подумали отступать, всего лишь сменив направление атаки, с лагеря на ладью.
Вообще-то глупо. Им бы как раз отходить, прикрываясь щитами, а не геройствовать. А так напоролись еще на один залп, собравший свою кровавую жатву. Да и после забраться на ладью не такое уж и простое занятие. Она стоит бортом к берегу, едва касаясь песчаного дна. До верхнего края получается порядка двух метров. Неоспоримое преимущество обороняющихся.
Но не все так просто. Из кустов, едва различимых в предрассветных сумерках, в русичей полетели меткие стрелы. Сотня шагов для половецкого лука, как и для турецкого, плевая дистанция. Стальные наконечники тупо ударили в борта и щиты. Послышался вскрик поймавшего смертельный гостинец, но, судя по донесшейся следом брани, все же не так серьезно.
Двое половцев, подбежав к борту и будучи в воде чуть выше колена, схватили с двух сторон щит и присели. Третий коротким прыжком оказался на нем. Мгновение, и, подброшенный товарищами, он взлетел вверх. Пограничник попытался достать его мечом, но тот отвел удар своим щитом и, ступив на борт правой ногой, коленом левой пнул противника в щит, отбрасывая его на спину. Одновременно с этим рубанул изогнутым мечом вправо. Отточенная сталь глухо звякнула по шлему второго пограничника, укладывая его на палубу.
Однако развить успех ему не дал Михаил. Не выпуская из левой руки лук, он бросил правую за плечо. Ладонь легла на шершавую, оплетенную полоской кожи рукоять, большой палец привычно отбросил стопор с гарды. И Романов потянул клинок и единым махом полоснул врага острием меча от груди до паха, вскрывая не защищенные броней грудь и живот, вываливая наружу внутренности.
Тело еще только заваливалось на спину, а Романов уже шагнул вперед, заполняя возникшую брешь. Только лук отбросил за спину, очень надеясь, что тот не повредится. Рука же вместо утраченного оружия уже сама собой потянулась к ножу в петле на груди.
Следующего заброшенного воина он встретил еще в полете. Этот также прикрылся щитом, но Михаил и не подумал атаковать его в лоб. Вместо этого, сделав обманное движение, клинок описал дугу и ударил по левой ноге, срубая ее чуть ниже колена. Половец еще взмахнул мечом в отчаянной попытке достать противника, но тот с легкостью уклонился от смертоносной полоски стали.
Раненый не просто упал, но и сбил с ног как обоих подбросивших его половцев, так и следующего, набегающего для прыжка. Михаил коротко взмахнул рукой, и граненый клинок вошел в межключичную ямку очередного бездоспешного кочевника.
Не расслабляясь, Романов потянулся к следующему метательному ножу. Одновременно с этим, перегнувшись через борт, ткнул острием клинка в основание шеи барахтающегося в воде врага. В этот момент его что-то дернуло за доспех со спины. Боли никакой. Ощущение, словно именно дернули и тут же отпустили.
Последний кочевник предпочел ретироваться к берегу, то ли отплывая, то ли переползая на пятой точке, быстро перебирая ногами и руками. Когда половец наконец подскочил на ноги, бросился прочь, Романов вогнал нож точно меж лопаток, без труда пробивая кожаный доспех.
Окинул взглядом место схватки. Противник бежал прочь, стремясь как можно быстрее скрыться за кустами. Короткий шорох, толчок в грудь с одновременным глухим звоном скользнувшего по стальным пластинам доспеха наконечника, и стрела, коротко вжикнув, улетела дальше в реку.
Михаил тут же присел в поисках щита. Рядом хлопнул арбалет. Игнат, тот самый мужик, которому в свое время досталось от турка-крестьянина, удовлетворенно кивнул и тут же опустился на пятую точку, укрываясь за бортом. Вставил ногу в стремя, лук ему так и не дался, и единым движением взвел тетиву. Наложил болт и, подогнув правую ногу под себя, эдак картинно встал на колено с уже вскинутым оружием. Вновь прицелился. Выстрелил и опять на задницу, изготавливаться к стрельбе.
Михаил наблюдал за этим лишь краем глаза, потому как сам уже подбирал свой лук. Наложил стрелу. Но когда был готов стрелять, половцев уже и след простыл. Утренние сумерки еще не рассеялись, вот и потерялись нападающие. Внизу все еще барахтался воин с отсеченной голенью. Романов без затей вогнал ему стрелу в грудь.
– Не преследовать! – заметив, как воины спрыгивают в воду, выкрикнул он. – Гаврила, проверить личный состав и доложить о потерях. Раненых ко мне.
И только теперь обратил внимание на то, что сзади шлем за что-то цепляется. Завел руку за голову и нащупал древко стрелы. Пластины их доспехов накладываются не сверху вниз, как на старых образцах чешуйчатого, а наоборот. Так что номер, который однажды провернул Михаил, вогнав клинок снизу под углом, здесь не пройдет. Но, похоже, когда он наклонился, чтобы достать клинком половца под бортом, ему и прилетел этот привет, прошедший аккурат меж пластин. Хорошо хоть, не достал до тела.
Михаил склонился над воином, получившим клинком по голове. Шлем не стальной, а железный. Но благодаря остроконечной форме со своей задачей справился. Меч оставил серьезную зарубку, но до головы не добрался. Романов пощупал пульс. Ага. Голова-то цела, но от сотрясения мозга бедолага все же не уберегся.
Снял с обеспамятевшего шлем с подшлемником и осмотрел голову. Порядок. Нет даже шишки. Защита распределила удар по площади. Это как наполненной водой пластиковой бутылкой садануть. Выключишь с гарантией, следов никаких. По телу получить такой привет также удовольствие ниже среднего. И что примечательно, опять без следов.
– Ну как, Лука, пришел в себя? – видя, что мужик открыл глаза, поинтересовался Михаил.
– Дык. Вроде. А что, все уже кончилось? – поведя взором, растерянно поинтересовался он.
– Кончилось. Сколько пальцев?
– Два.
– Вот и ладно. Игнат, помоги ему.
Поднялся и перешел к следующему раненому. Тому прилетело в руку. И на этот раз серьезно. Перебило плечевую кость. Пришлось повозиться. Для начала обезболил, потом извлек стрелу. Промыл рану, закачав в нее лекарственный состав. После чего приступил к пальпации и составлению костей. Мозг давно и прочно зафиксировал все тактильные ощущения, поэтому провозился недолго.
– Пятеро ранены, включая Гордея, – кивая на десятника, которого только что обиходил Михаил, начал доклад Гаврила. – Кроме него еще один тяжелый. На носу лежит. Стрела аккурат в незащищенную подмышку угодила. Не знаю, как ты будешь его вытаскивать с того света. Остальные ничего серьезного, и сами справимся.
– Сразу нужно было звать, – попенял Романов.
– Никита, скорее всего, скончается, Гордею же, глядишь, руку еще сбережешь, – возразил практичный полусотник.
– М-да. Повоевали. Лагерь сворачиваете? – укладывая инструменты в короб, поинтересовался Михаил.
– Сворачиваем. Еду готовить, я так понимаю, уж на палубе будем, – предположил Гаврила.
– А ты предлагаешь на берегу? – хмыкнув, поинтересовался Михаил.