В какой-то момент Джейми поднял руку, согнул и ткнул пальцем в надувшийся бицепс.
– Двадцать три дюйма! – объявил он.
– Круто, – сказал я ему.
– Мышца́, детка!
* * *
Реки всегда ищут, где пониже – для того-то они и созданы, – и, глядя на ту, что определяла одну из наших границ, я подумал, что, наверное, этот талант передался и моему братцу. Джейми говорил только про то, сколько денег потратил и скольких девиц уложил в постель. Специально подсчитал их для меня – выходило, что целую уйму. Наша беседа не рисковала продвигаться дальше этой темы, пока он не поинтересовался причиной моего возвращения. Вопрос был задан под конец его второй уже бутылки пива и соскользнул у него с языка как бы между прочим. Но его глаза не умели лгать. Это было единственное, что его интересовало.
«К добру ли ты вернулся?»
Я сказал ему правду, как сам ее понимал: что и сам точно не знаю.
К его чести, Джейми хорошо сумел скрыть облегчение.
– Останешься на ужин? – спросил он, приканчивая пиво.
– Думаешь, стоит?
Братец поскреб свои редеющие волосы.
– Все было бы проще, если б один только папа был здесь. По-моему, он простит тебя за все, что произошло, но маму это явно не обрадует. Кроме шуток.
– Я здесь не для того, чтобы просить прощения.
– Блин, Адам, давай только не начинай по новой! Папа выбрал свою сторону. Он мог поверить либо тебе, либо маме, но он не мог поверить сразу обоим.
– Это по-прежнему моя родня, Джейми, даже после всего, что случилось. Не может же она мне так вот запросто сказать, чтобы я держался подальше!
В глазах Джейми внезапно промелькнуло сочувствие.
– Она боится тебя, Адам.
– Это мой дом. – Эти слова прозвучало глухо. – Меня полностью оправдали.
Джейми покрутил массивными плечами.
– Тебе решать, братан… В любом случае выйдет интересно. Буду просто рад занять место в первом ряду.
Его улыбка была заведомо фальшивой; но он старался.
– Ну и говнюк же ты, Джейми…
– Ты не злись на меня за мою красоту…[12]
– Ладно, тогда завтра вечером. Можем заодно сделать всё одновременно.
Но дело было не только в этом. Сейчас я чувствовал обиду, очень сильную боль, которой еще было куда расти. Подумал о темной спальне Робин, а потом об отце и записке, которую он оказался неспособен дописать до конца. Да, еще как минимум денек требовался абсолютно всем.
– Кстати, как там папа?
– А-а, его ничего не берет. Сам знаешь.
– С некоторых пор не знаю, – произнес я, но Джейми не обратил на эти слова внимания. – Схожу-ка прогуляюсь к реке, а потом двину обратно в город. Скажи папе: жаль, что я его не застал.
– Передавай привет Грейс, – сказал он.
– Она что, там?
– Каждый день. В одно и то же время.
Я уже не раз вспоминал про Грейс, но даже еще меньше представлял, с какого боку к ней подступиться, чем в случае со всеми остальными. Ей было всего два годика, когда они остались вдвоем с Долфом, и она по-прежнему оставалась ребенком, когда я уехал – слишком юной для хоть каких-то серьезных объяснений. Тринадцать лет я был большей частью ее мира, а когда оставил ее совсем одну, это больше напоминало предательство. Все мои письма приходили назад нераспечатанными. Со временем я перестал посылать их вообще.
– Как она? – спросил я, пытаясь не выдать, насколько важен для меня ответ.
Джейми покачал головой:
– Натуральный вождь краснокожих, иначе и не скажешь, но она ведь и всегда такой была. В колледж не собирается, судя по всему. Подрабатывает по мелочи, в основном тут, на ферме, живет чем бог послал.
– Она счастлива?
– А как иначе-то? Самая, брат, горячая штучка в нашем округе и его окрестностях!
– Да ну?
– Блин, да я сам ее имел! – Он подмигнул мне, не замечая, как близок к тому, чтобы получить в рожу. Я строго сказал себе, что Джейми не имел в виду ничего такого. Всего лишь его обычные понты. Просто он уже забыл, как сильно я любил Грейс. Как всегда стремился защитить от всего на свете.
Он явно не пытался что-то затеять.
– Рад был повидаться, Джейми. – Я хлопнул рукой по твердому бугру его плеча. – Я скучал по тебе.
Мой брат сложил пополам свою массивную тушу, забираясь в пикап.
– Да завтрашнего вечера! – бросил он, и машина двинулась в сторону полей, подскакивая на ухабах.
С крыльца я успел заметить его руку, которую он свесил из бокового окошка. А потом помахал ею, и я понял, что Джейми наблюдает за мной в зеркало заднего вида. Ступив на лужайку, я смотрел ему вслед, пока он окончательно не скрылся из виду. А потом стал спускаться по склону.
Мы с Грейс всегда были близки. Может, дело было в той минуте, когда я держал ее на руках, ревущую во все горло, а мой отец вбивал Долфа в землю за то, что тот проворонил ее исчезновение. Или в долгом пути пешком обратно к дому, когда мои слова наконец утихомирили ее. Может, дело было в улыбке, которой она тогда одарила меня, или в том, как отчаянно цеплялась мне за шею, когда я попытался опустить ее на землю. В чем бы ни было дело, нас связали невидимые узы; и я с гордостью наблюдал, как Грейс захватывает жизнь на участке Долфа в собственные руки. Было так, словно падение в реку как-то отметило ее, поскольку страх был ей совершенно неведом. Уже в пять лет она могла до посинения бултыхаться в реке, в семь – скакать верхом без седла. В десять уже запросто управлялась с жеребцом моего отца – здоровенным, злобным зверем, который пугал всех, кроме моего старика. Я научил ее стрелять и ловить рыбу. Она каталась со мной на тракторе, умоляла пустить ее за руль одного из хозяйственных грузовиков и радостно визжала, когда я ей это разрешил. Она была дикой по своей натуре и частенько возвращалась из школы с кровью на мордашке и рассказами про какого-то мальчишку, который ее здорово разозлил.
Во многих смыслах я скучал по ней больше всего.
Спускаясь по узкой тропке к реке, еще задолго до того, как добраться до воды, я услышал музыку. Она слушала Элвиса Костелло[13].
Мостки причала были футов в тридцать длиной – палец, щекочущий пузо реки посередине ее плавной излучины, загибающейся к югу. Грейс была на самом их конце – поджарая коричневая фигурка в самом крошечном белом купальнике, какой я когда-либо видел. Она сидела на краю мостков, придерживая ногой борт темно-синего каноэ и разговаривая с женщиной, сидящей в нем. Я нерешительно остановился под деревом, не зная, стоит ли встревать в разговор.
У женщины в каноэ были седые волосы, круглое личико и худощавые руки. В бледно-желтой рубашке она казалась очень загорелой. У меня на глазах она похлопала Грейс по руке и сказала что-то, чего я не расслышал. А потом коротко махнула, и Грейс толкнула ногой, отправляя каноэ на простор реки. Женщина окунула в воду весло, удерживая нос лодки против течения, и произнесла какие-то последние слова своей юной собеседнице, а потом подняла взгляд и заметила меня. Прекратила грести, и течение стало сносить ее вниз. Очень пристально пригляделась, разок кивнула, и тут у меня на миг возникло чувство, будто я вижу перед собой призрак – что-то до жути знакомое.
Она направила каноэ вверх по течению, а Грейс опять улеглась животом на твердые белые доски. Охватившее меня чувство было таким ярким, что я наблюдал за женщиной в каноэ, пока она не скрылась за поворотом реки. А потом спустился к мосткам, нарочито громко топая по настилу.
– Отвали, Джейми. Я не стану с тобой купаться. Я не стану с тобой встречаться. Я не стану с тобой спать, ни при каких обстоятельствах. Если хочешь поглазеть на меня, вали обратно к своему телескопу на третьем этаже!
– Это не Джейми, – произнес я.
Она перекатилась на бок, опустила темные очки пониже на нос и показала мне глаза. Они были голубыми и пронзительными.
– Привет, Грейс.
Она отказалась улыбнуться и надвинула очки обратно, прикрывая глаза. Перекатилась на живот, потянулась к радиоприемнику и выключила его. Ее подбородок утвердился на сцепленных в замок руках, а взгляд нацелился на катящуюся перед ней воду.
– Я должна вскочить и немедленно заключить тебя в объятия? – спросила Грейс.
– Пока что никто такого не делал.
– Не разжалобишь.
– Ты ни разу не ответила на мои письма.
– К черту все твои письма, Адам! Ты был всем, что у меня было, и ты свалил! На этом вся история и кончается.
– Прости, Грейс. Если это что-то для тебя значит, то я очень сильно горевал, когда оставил тебя одну.
– Уходи, Адам.
– Но я уже здесь.
Ее голос зазвучал более пронзительно:
– Кто еще заботился обо мне? Только не твоя мачеха! Не Мириам и не Джейми! По крайней мере, пока у меня не появились титьки! Только два постоянно занятых старика, которые ни черта не понимали в воспитании маленьких девочек! Всё в мире перепуталось, когда ты уехал, и ты оставил меня одну разбираться с этим. Со всем этим. С этим говенным миром. Засунь свои письма знаешь куда?
Ее слова буквально убивали меня.
– Меня обвиняли в убийстве. Мой собственный отец дал мне ногой под зад. Я не мог тут оставаться.
– Все равно.
– Грейс…
– Намажь мне спину лосьоном, Адам.
– Я не…