Вэл захотела умереть. И эта мысль лишила ее любых зачатков зарождающегося страха.

По таверне прокатился удивленный гул. Волна за волной он нарастал и нарастал, взмывая к самому потолку.

Вэл не реагировала. Она хотела, чтобы Раза наказал ее, отдав на растерзание толпы.

Пусть делают с ее телом что хотят. Пусть насилуют, бьют, ломают и рвут на части. Потому что это не жизнь, а смерть неизбежна.

Чуть слышно зашуршали полы плаща, когда Раза сделал шаг, приближаясь вплотную. Рука взлетела вверх, крепко хватая за подбородок.

Сильные пальцы стиснули челюсть, и Вэл вытянула шею, вцепляясь в запястье мужчины.

– Я. Сказал. На. Колени, – ровно произнес Раза.

Вэл заскулила от боли, промелькнувшей перед глазами яркой вспышкой, когда его рука, удерживая за лицо, надавила, заставляя опускаться вниз.

Вэл, распахнув полные безумия голубые глаза, смотрела в прищуренные жестокие черные, изо всех сил сопротивляясь чужой воле. Пальцы усилили нажатие, впиваясь в кожу, почти ломая челюсть, и ее ноги подогнулись.

Слезы унижения скатились, оставляя мокрые дорожки на коже щек. Вэл запнулась, приседая, изо всех сил сжимая запястье Раза двумя ладонями, безуспешно пытаясь оторвать его пальцы от своего горевшего лица.

Раза приподнял верхнюю губу в оскале – и резкий рывок рукой швырнул Вэл на колени.

Она больно ударилась, коленями о твердые доски пола; пальцы Раза разжались, оставляя вместо себя красные пятна отпечатков на побледневшем лице.

И в то же же мгновение сильный удар кулаком в челюсть едва не вышиб из Вэл дух. Голова откинулась, глухая боль разлилась по пылающему лицу. Вэл рухнула на четвереньки, с трудом удерживаясь на дрожащих руках.

Густая капля крови упала, плюхаясь на деревянный замызганный пол.

Вэл увидела липкое пятно от пролитого пива, а затем кровь стекла по разбитой губе, и она облизнула рот, ощущая соленый вкус на языке.

– Запомни, – раздался над ее головой спокойный голос, – запомни этот момент, Вэл. Это – твое место. Передо мной на коленях.

Вэл прикрыла веки, прячась за упавшими на лицо волосами, ощущая, как горячие слезы стекают по щекам.

Никогда ранее в своей жизни она не чувствовала себя такой униженной.

Униженной и раздавленной. Горько, потому что всего несколько минут назад все было иначе.

Таверна бесновалась, выкрикивая проклятия в ее адрес и поддерживая возвышающегося над ней мужчину.

Раза уничтожил ее.

Вновь. Не осталось ничего.

– А теперь – пошла вон, – будто отдавая приказ своей собаке, произнес Раза. – Пошла отсюда вон.

И Вэл, глотая кровь, смешанную со слезами, подчинилась.



Она выскочила на улицу, остановилась всего на миг, сдерживая нахлынувшую рвоту, зажала рот ладонью, судорожно сглотнула, перевела дыхание и распахнула полные слез глаза.

Снег, крупный и густой, медленно и бесшумно падал с темного неба. Ветер, бушевавший весь день, стих.

Вэл, выдыхая облачка пара, двинулась вперед по занесенной снегом дороге. Ее куртка осталась в таверне, но она не чувствовала холода. Теплая толстая шерстяная туника, подпоясанная нешироким поясом, надежно удерживала тепло, но она знала, что надолго ее не хватит. Эта мысль пролетела на грани сознания и исчезла.

Вэл не могла думать о таких обыденных вещах.

Улица была пустынна, во многих домах закрылись ставни, а далеко впереди городской фонарщик длинной лучиной зажигал масляные фонари.

Вэл бесцельно шла вперед, глотая замерзающие на щеках слезы. Снег медленно оседал на каштановых волосах, щека противно ныла, но она, погруженная в себя, ничего не замечала.

Вэл просто делала шаг, а затем еще один, не особо задумываясь о том, куда идет и что ждет впереди.

Ей было больно.

Боль разливалась по грудной клетке, распарывая душу на рваные лоскуты. Не осталось ни кусочка плоти, не обагренного кровью.

Внутри царапало, кололо и резало.

Вэл запоздало поняла, что не может остановить льющиеся слезы. Но она и не хотела этого. Они приносили почти незаметное, но успокоение.

Она жалела себя и одновременно просила смерти. Ее сознание, некогда ослепленное яростью, собственной дерзостью и ничем не подкрепленной уверенностью в своей правоте, теперь умывалось слезами, обнажая окровавленную нежную плоть.


Не осталось ни ярости, ни смелости, но и страха тоже не было.

Она была слишком самонадеянна и получила то, чего заслуживала.

Вэл больше не злилась на Раза, только обвиняла его в том, что он не довершил начатое до конца.

Нужно было убить ее, вот и все.

И всем стало бы легче. Каждый из них обрел бы свободу.

Но Раза проявил милосердие или жалость, а может, он не считал, что Вэл заслуживает смерти, – это не имело значения.

Просто когда-нибудь настанет утро, взойдет скупое зимнее солнце, рассеивая тьму, и ей так или иначе придется поднять глаза и посмотреть вокруг – на город, смеющийся над ней, на стаю, наверняка смущенную и разочарованную ее поступком и злыми, необдуманными словами, и на Раза, которого ничто не могло задеть или сломить.

Вэл запнулась, с трудом удерживая равновесие, чертыхнулась, отчего-то чувствуя себя еще более униженной, и продолжила бесцельный путь. Лицо замерзало, мокрые щеки неприятно холодило, а мороз потихоньку пробирался за шиворот туники.

Вот и хорошо. Она надеялась, что заболеет и в этот раз лихорадка сожрет ее окончательно.

Неожиданно Вэл вспомнила о мансарде, оставленной в родном городе, где она еще совсем недавно чувствовала, что нашла свое место.

Какая дура.

«У тебя был шанс, который ты не просто потеряла. Ты его спустила в отхожее место, Валлери».

Вэл остановилась, утерла хлюпающий нос рукавом и замерла, рассматривая алые разводы на темной ткани.

Все-таки Раза ударил ее. Впервые.

Странно, что только сейчас.

Эта мысль почему-то насмешила. Она глухо засмеялась, а потом резко замолчала, неприятно удивленная хриплым звучанием собственного голоса.

Вэл увидела, как крупные снежинки мягко ложатся на тунику, и запрокинула голову в небо, внезапно изумленная падающим на город снегом.

Красиво. Будто белый саван ее умерших сегодня надежд.

Вэл запоздало услышала позади себя скрипнувший от тяжелых шагов снег и осторожно обернулась.

Раза молчал и просто смотрел на нее. В его взгляде не было ненависти или злости – одна бесконечная усталость. Темные пряди беспорядочно падали на печальные глаза, такие неестественно черные для человека.

Но он не был человеком. Никогда им не был, хотя умело притворялся, а она с радостью обманывалась, следуя его воле.

– Она чувствует себя сильной, – спокойно сказала Вэл, смотря в бледное лицо. – Потому что только я и она знаем правду. А все остальные верят в ложь.

– Почему ты не можешь оставить это?

Вэл внутренне содрогнулась. Глупый вопрос, Раза.

– Потому что ты не веришь мне, – ответила она, впервые понимая, что именно этот ответ и является истинной правдой.

– Для тебя так важно, чтобы я верил тебе? Хорошо, я верю тебе. – Смирение в голосе Раза обозлило.

Зачем он так? Для кого говорит эти слова? Кого хочет обмануть – себя?

– Ты врешь нам обоим, – отозвалась Вэл, рассеянно вытирая обветренные щеки тыльной стороной ладони.

– Если это принесет тебе облегчение, я готов поверить во что угодно, – после долгой паузы сказал Раза.

Вэл вскинула на него удивленное лицо. Заиндевевшее сердце ожило, просыпаясь от ледяного сна.

– Я хочу признаться тебе. – Голубые глаза поднялись и встретились с черными. – И наверное, тебе не понравятся мои слова.

– Говори, Вэл, – без промедления произнес Раза. Легкий порыв ветра мягко зашевелил его волосы.

Она почти хмыкнула, имея в виду «я тебя за язык не тянула», но усмешка так и осталась невысказанной. Что-то в лице стоявшего напротив мужчины – серьезное, балансирующее на грани с болью, – заставило ее смолчать.

– Однажды Каин, тот парень, которого вы отправили на площадь, хотел поцеловать меня. И это было чертовски заманчиво, – сказала Вэл, с осторожностью наблюдая за Раза, – но я не позволила ему. Знаешь почему?

Раза не ответил, внимательно глядя в ее заплаканное лицо.

– Нет, не потому что я считала, что должна хранить тебе верность. Наши отношения и отношениями-то трудно было назвать. – И все же ухмылка скользнула по губам. Горькая ухмылка. – У тебя была Дэни, а я казалась лишь твоей забавой. Мы не были вместе, и я ничего не была должна тебе, хотя даже Яниса говорила об обратном.

Раза молчал, не меняясь в лице. Вэл окинула взглядом его высокую фигуру, отмечая простые, ничего не значащие мелочи: два толстых кожаных ремня, крест-накрест перехлестывающихся на узких бедрах, и два клинка в дорогих ножнах, выглядывающих из-под черного распахнутого плаща.

«Я никогда не держала их в руках, – вдруг мимолетно подумала Вэл. – Интересно, какие они? Тяжелые? Удобно ли ложатся в ладонь?