– Не хочешь говорить? Я и так знаю. Проявил любопытство, когда собирался приударить за тобой. Твой парень погиб, а ты, вообразив себя Джульеттой, надумала отправиться следом за ним. И оказалась в психушке. Где тебе самое место.

– Мой парень заслуживал того, чтобы отправиться за ним, и даже того, чтобы оказаться в психушке. Будь на его месте такой, как ты, мне бы это и в голову не пришло.

Он долго смотрел на меня и вдруг улыбнулся. Улыбка вышла неожиданно грустной и мало соответствовала моему представлению об этом типе.

– Любовь такая штука, деточка, двинет по башке и по сердцу, тут уж не до разборок, кто чего заслуживает.

– С трудом верится, что ты знаток в таких вопросах, – усмехнулась я, теряясь в догадках, зачем он болтает всякую чушь.

– Хочешь, расскажу свою историю? – засмеялся он, но смех тоже вышел невеселым.

– Не уверена.

– Я все-таки расскажу. Это было довольно давно, я тогда отчаянно рвал свою долю из зубастых пастей и оказался в передряге. Пришлось залечь на дно. Где я прятался, знала моя подружка. Она чем-то похожа на тебя. Тоже ершистая. Была. Я велел ей убираться из города, но она не послушалась. И угодила в лапы к тем, кто очень хотел со мной увидеться.

– И что? – помедлив, спросила я, чувствуя себя крайне неуютно, потому что догадывалась, что он скажет.

– Они спрашивали, она молчала. Не буду тебя пугать рассказами, до чего могут додуматься четверо озверевших мужиков… Я узнал об этом слишком поздно, если честно, когда узнал, не особо думал о ней, был уверен, что она сразу все выложит и они придут за мной. А они все не шли. Так вот, когда я узнал… ну, передушил я их, как котят, предварительно яйца отрезав. И что? Помогло ей это? Самое скверное, я ведь даже не любил ее по-настоящему, так… самую малость. А она…

– Эта девушка жива? – испуганно спросила я.

– Она в Англии, в психушке, из дорогих. Меня не узнает, вообще никого не узнает.

Он замолчал, я смотрела на него. Потом покачала головой, не зная, как еще могу выразить свои чувства, и ушла в кухню. Включила кофеварку и замерла, разглядывая стену напротив. Звука шагов я не услышала, но поняла, что Мигель стоит сзади. Я чувствовала его присутствие. Дыхание вдруг перехватило, и казалось немыслимым повернуться и встретиться с ним взглядом. Я схватила чашку с горячим кофе, она выскользнула из пальцев, и кофе залил мраморную столешницу. Чашка упала на пол и разбилась, а я заревела.

Мигель коснулся моей руки, его пальцы сплелись с моими, а я жалко всхлипнула.

– Все хорошо, – шепнул он, касаясь губами моего виска.

– Чашку жалко, – пробормотала я.

– Понимаю, – кивнул он и серьезно продолжил: – Я тоже обычно реву, когда разбиваю чашку. Она была любимой? – Он обнял меня за плечи, развернул к себе и вновь сжал мою руку, а я опять не решилась поднять глаза.

Сердце билось в горле, еще мгновение, и оно, казалось, взорвется, и в ту минуту это воспринималось избавлением. А потом Мигель меня поцеловал, и я, зажмурившись, откинула голову назад, застонав от наслаждения и ужаса. «Я спятила», – успела подумать я, понимая, что это ничего не изменит.

Уже позже, лежа в темноте спальни, я изводила себя вопросом, как такое могло случиться со мной? Я люблю одного человека и оказываюсь в постели с другим. И этот другой ничего, кроме ужаса и отвращения, вызывать не может. Однако ужас и отвращение вовсе не мешали страсти, которую я вполне обоснованно считала постыдной. Подозреваю, что в какой-то степени они ей даже способствовали, и я поспешила записать себя в извращенки.

Самобичевание ближе к утру достигло критической точки, и я в самый неподходящий момент вскочила с постели со словами:

– Все это ужасно глупо.

– Что все? – обалдел Мигель.

– Это не имеет никакого значения, – повысила я голос. – Просто минутная слабость.

– Минутная? – усмехнулся Мигель, выразительно взглянув на часы.

– Ты!.. – рявкнула я.

– Я понял, понял, – кивнул он. – Я для тебя ничего не значу. И то, что было между нами, тоже.

– Вот именно, и не делай вид, что это что-то значит для тебя.

– Хорошо, не буду, – вновь усмехнулся он.

– Вот и отлично, – направилась я к двери. – Надеюсь, мы больше никогда не увидимся.

– Это вряд ли. Тут наши желания не совпадают, а я привык потакать своим.

– Прощай, – отрезала я и поспешила удалиться.

Лежа в постели в спальне отца, я пыталась уснуть, изводя себя все теми же мыслями. «Лучшее, что я могу для себя сделать, – в конце концов решила я, – это поскорее забыть о том, что произошло».

Против воли я прислушивалась, ожидая, когда Мигель покинет дом. Я надеялась, ему не придет в голову зайти проститься. Нам нечего сказать друг другу.

Под утро я все-таки уснула, разбудил меня трезвон будильника. Я вышла из комнаты и первым делом заглянула в свою спальню, она была пуста. Вздохнув с облегчением, я спустилась на первый этаж. Под магнитом на дверце холодильника висела записка. «Взял рубашку и ветровку твоего отца, мой пиджак ни на что не годен. При случае верну».

Скомкав записку, я выбросила ее в мусорное ведро. Еще раз прошлась по дому. Чувство было такое, что прошедшие два дня мне попросту приснились. И теперь, стремительно шагнув из сна в реальность, я потерянно брожу по дому.



С Сонькой мы встретились на работе. Рассказывать о своем приключении я не стала. Как ей объяснить мой поступок? Я сама не находила ему объяснения. Допустим, я промолчу о своем грехопадении, но все равно останется вопрос: почему, имея возможность позвонить в милицию, я этого не сделала?

Подруга затаила обиду за то, что два дня я не желала ее видеть, и даже обедать со мной не пошла, сославшись на срочную работу. После обеда позвонил Глеб, голос его звучал как-то неуверенно, и я поспешно заговорила о том, как счастлива его звонку и скорой возможности увидеться, заливаясь краской стыда и радуясь, что он не может видеть меня в эту минуту.


После работы мы встретились.

– Не возражаешь, если мы заедем к Максиму? – спросил Глеб. – Он звонил полчаса назад, это ненадолго.

– Не возражаю, – улыбнулась я. – Лишь бы он был не против.

И мы поехали к Максиму. Жил он в новом коттеджном поселке. Остановившись возле двухэтажного дома с низкой изгородью и зеленой лужайкой, Глеб помог мне выйти из машины, и мы поднялись на крыльцо. Дверь открылась раньше, чем Глеб успел позвонить. Максим Петрович предстал перед нами в полосатой пижаме, волосы всклочены, глаза красные, словно он не спал трое суток. Глеб взглянул на него с удивлением.

Увидев меня, Максим Петрович смешался, но, буркнув: «Проходите», – пошире открыл дверь, пропуская нас в просторный холл. Мне стало ясно, что мое присутствие здесь нежелательно. Однако Глеб вел себя так, словно в поведении друга не видел ничего необычного.

– Подождите пару минут в гостиной, я переоденусь.

Максим ушел, оставив нас.

– По-моему, он ожидал увидеть только тебя.

Глеб пожал плечами:

– Сейчас узнаем, что у него стряслось.

– Может, мне лучше немного прогуляться?

– Глупости. Уверен, это какие-нибудь проблемы на сердечном фронте. Я в таких делах не советчик, так что долго мы здесь не задержимся.

Максим вернулся, пижаму он сменил на джинсы и рубашку в клетку, причесался, но лучше выглядеть не стал.

– Хотите выпить? – спросил он, направляясь к бару.

– Нет, спасибо, – ответил Глеб.

– А я, пожалуй, выпью. – Руки его дрожали, когда он наливал коньяк. – Анечка, не желаете взглянуть на зимний сад? – повернулся он ко мне.

– Я поняла, у вас мужской разговор. Могу подождать в кухне.

Максим усмехнулся и с бокалом в руке направился к Глебу. А я прошла в кухню, очень просторную, со стеклянной дверью, ведущей в небольшой сад. Максим, уходя, тщательно закрыл за собой дверь. Неужто он думал, что я собираюсь подслушивать? Я села в плетеное кресло возле окна и от безделья разглядывала кусты роз и альпийскую горку.

Беседа мужчин длилась уже более получаса, и я начала томиться. Выдержала еще минут пятнадцать и направилась к гостиной, чтобы предупредить Глеба, что я буду ждать его на улице, и в этот момент услышала:

– Ты с ума сошел! – крикнул Максим, Глеб что-то ему тихо ответил. На цыпочках я подошла к двери и стала беззастенчиво подслушивать.

– Чего ты ждешь от меня? – спросил Глеб. – Совета? Я тебе сказал, что думаю по этому поводу. Если тебя шантажируют, следует обратиться в милицию.

– Да что они могут? Если бы ты мне помог…

– Хорошо, я попробую. – Пауза. – Извини, Максим, но у меня такое впечатление, что самого главного ты мне не сказал.

– Что ты имеешь в виду?

– Почему этот человек шантажирует тебя?

– О господи. Я же объяснил. Он каким-то образом узнал, что я нанял детектива, и черт знает что вообразил.

– Но если ты ни в чем не виноват, тем более следует обратиться в милицию.

– Я думал, ты мне друг.

– Друзьям обычно говорят правду.

– Нет, ты в самом деле сошел с ума?! Какую еще правду?

Со стороны улицы послышались шаги, я испугалась быть застуканной у двери и поторопилась вернуться в кухню. В этот момент входная дверь хлопнула, и нежный женский голос позвал:

– Макс, ты дома?

В холл вошла Ольга Леонидовна. Она посмотрела в сторону кухни, взгляды наши встретились. Женщина улыбнулась и кивнула мне:

– Добрый вечер. Мужчины секретничают, а вас оставили скучать в одиночестве?

– Вряд ли их беседа особенно интересна. Для меня, по крайней мере.

Она распахнула дверь в гостиную и сказала весело:

– Не стыдно вам испытывать терпение девушки? Аня, идите сюда.