Каждое ее резкое слово больно наотмашь хлестало меня. Стиснув зубы, я молча терпела оскорбления. Раздраженный взгляд сотрудницы Опеки переместился с меня на букет цветов и тут же моментально смягчился.
– К тому же, для вашего сына уже нашлись хорошие усыновители. Достойные люди, надо сказать!..
Тут я все поняла. Супружеская пара, получавшая аудиенцию передо мной, и была теми самыми усыновителями! Это они хотят забрать моего ребенка! Вот почему их поведение было таким странным! Не в силах больше сдерживать себя, я с вызовом ответила наглой женщине:
– Кирилл – мой сын, и я его никому не отдам!
В ответ она громко расхохоталась. Затем подошла к столу, перегнулась через него, упершись руками в столешницу, и внезапно перешла на «ты».
– Да кто тебя спрашивать-то будет?! Считай, что ты уже «лишенка»! Да я таких, как ты, каждый день вижу, и все вы одно и то же говорите! – взгляд ее стал остервенелым, а костяшки пальцев, на которые она упиралась, побелели. – А что случись, с кого спрос? С меня, конечно! Да я детей спасаю от таких мамаш-кукушек, как ты, и жизнь даю им нормальную!..
После этих слов мое терпение с громким треском лопнуло. Все. Выслушивать больше эту гадину я не могла, возникло непреодолимое желание заткнуть ее противный рот. Не ведая, что творю, я схватила успевший стать ненавистным мне букет и отшвырнула его в сторону. Затем взяла в руки почти полную вазу и с размаху окатила водой с ног до головы сотрудницу Опеки.
Глаза ее полезли на лоб от удивления. Она открыла рот в полной растерянности и стала смешно хватать им воздух, словно рыба, выброшенная на берег. С темных коротких волос ручьем стекала вода на светлый брючный костюм, линзы очков сплошь покрылись прозрачными капельками воды. Теперь надменный вид дамы полностью потерялся, он стал комичным и нелепым.
Осознав, что натворила, я в ужасе прижала руки к груди. Ваза тут же с оглушительным звоном брякнулась на пол и разлетелась на мелкие осколки. Женщина дернулась, как от удара, и вышла из ступора.
– Пошла вон отсюда, идиотка!!! – диким голосом заорала она. – Я сейчас полицию вызову!!!
Дважды повторять ей не пришлось – я поспешно направилась к выходу.
– Теперь ты точно сына не увидишь, как своих ушей!!! – с истерическим визгом летели мне слова вдогонку. – Я сделаю все, что в моих силах! Тебя даже близко к нему не подпустят! Наркоманка сумасшедшая!..
В полном ощущении нереальности происходящего я выскочила из кабинета. Сердце бешено отплясывало лезгинку, а биение пульса просто зашкаливало. Что же я наделала??? Я опять все испортила! Нужно было стерпеть, сдержать себя!..
Обессилев, я прислонилась спиной к холодной стене, отделанной темным пластиком. Нервно запустила руки в волосы и принялась лихорадочно соображать, что делать дальше. Внезапно из-за неплотно закрытых дверей до меня донесся голос взбесившейся Богдановой:
– Ни за что не пускайте ее к ребенку, это мое распоряжение! Она социальноопасная, только что угрожала мне… Если что, сразу же вызывайте полицию!..
Я осторожно заглянула в дверную щель: взволнованная Эмма Петровна с яростным выражением лица босиком расхаживала туда-сюда по кабинету. Элегантные туфли небрежно валялись в стороне рядом с мокрым пиджаком. Женщина, прижав мобильный телефон к уху, вела с кем-то очень эмоциональный разговор. Скорее всего, ее собеседницей являлась заведующая детской больницей.
Всех слов было не разобрать, но и услышанного мне было достаточно. Благодаря этой необдуманной выходке меня теперь не подпустят к Кириллу даже и после окончания карантина! Проклиная себя на чем свет стоит, я почти бегом спустилась вниз и вышла из опостылевшего здания.
Резкий порыв ветра швырнул мне в лицо холодные брызги дождя, остужая мои горящие щеки. Внутри клокотала неудержимая ненависть ко всему окружающему миру, особенно к себе. Ну зачем, зачем я выплеснула на нее воду?! Можно было просто встать и уйти!.. Да, пускай она не стала мне помогать, это ее дело. Но теперь, после случившегося, она еще и будет вставлять палки мне в колеса! Кириллу вот уже усыновителей подыскала!..
Ноги сами привели меня к автобусной остановке. Рядом почти тут же притормозила небольшая ярко-желтая маршрутка, следующая до больницы на улице Тимирязева. Я быстро заскочила в ее распахнутые двери, села рядом с выходом и, не обращая никакого внимания на остальных пассажиров, погрузилась в горестные размышления.
Выйдя на знакомой, пестрящей рекламными плакатами остановке, я побрела в сторону детского отделения. Конечно, глупо ожидать, что меня сегодня, да и вообще когда-либо пустят к сыну, но, как говорится, надежда умирает последней.
В холле за столом сидел вчерашний охранник, но он был не один. Позади него стояла хорошенькая круглолицая девушка в коротком белом медицинском халатике. Она по-свойски держала руки на плечах мужчины и, наклонившись, что-то нашептывала ему на ухо. Тот, расплывшись в счастливой улыбке, явно был доволен.
Услышав мои шаги, девушка, тряхнув красивыми темными волосами до плеч, отскочила в сторону и с интересом уставилась на меня. Охранник тут же напрягся, скинул с себя романтичный образ влюбленного мужчины, взамен надел на лицо неприветливую строгую маску.
– Вам проходить не положено! – рявкнул он и для пущей убедительности привстал из-за стола.
– Карантин еще не окончился? – разыгрывая уверенное спокойствие, осведомилась я.
– Нет. Всего доброго! – коротко ответил мужчина, грозно сдвинув широкие брови.
Ну вот, сейчас мне точно стало понятно, что к сыну меня ни за что уже не пропустят. Горькая смесь разочарования и злости на саму себя бурной волной окатила мою душу. Напускное равновесие пропало, я перевела умоляющий взгляд на медсестру. Та потупила большие красивые глаза, обрамленные густыми накладными ресницами, в пол. Помощи ждать неоткуда. Я сунула руки в глубокие карманы плаща, медленно развернулась и вышла на улицу.
Моросящий мелкий дождь все никак не прекращался, а ветер еще больше усилился. Сквозь тонкую ткань верхней одежды почти сразу же начала проникать противная холодная сырость. Жаль, что я не взяла с собой зонт, было бы не так холодно.
Я остановилась напротив входа в больницу и задумалась о своих дальнейших действиях. Возвращаться домой было незачем. Без сына я там просто не смогу находиться. Зудящее ощущение того, что Кирилл сейчас так близко, но я не могу его забрать с собой, сводило с ума.
Неспеша, я двинулась вперед по старой, местами раскрошившейся бетонной дорожке вдоль здания в надежде увидеть сына хотя бы в окно. Почти во всех палатах уже загорелся уютный теплый свет. В первом оконном проеме беззаботные ребята лет пяти-восьми играли в резвые беззвучные игры. Их усталые мамы в выцветших халатах и пижамах сидели поодиночке на железных кроватях, каждая на своей, молчаливо наблюдая за расшалившимися чадами.
Чуть дальше располагалась комната подростков. Долговязые юные мальчишки усердно изучали свои телефоны и планшеты, у одного на коленях даже размещался маленький ноутбук. Кирилла тут не было. В другой палате бойкие девчушки что-то активно обсуждали, сбившись в стайку. Они по очереди то и дело вскидывали головы, оглядывали друг дружку и, сверкая озорными глазками, хихикали.
Я прошла еще несколько метров вперед, заглядывая в каждое окно, но все без толку. При взгляде на следующий желтый прямоугольник света мое сердце волнительно заколотилось. Это была палата для грудничков! В помещении стояло несколько одинаковых громоздких детских кроваток, в дальних углах расставлены два деревянных пеленальных столика.
С первого взгляда я никого там не обнаружила. Несколько минут я напряженно всматривалась внутрь, надеясь увидеть Кирюшу. Дверь в комнату неожиданно распахнулась, и в нее вихрем заскочила обеспокоенная девушка. Она быстро подбежала к одной из кроваток и достала оттуда плотного карапуза, с виду месяцев семи. Малыш с крупными слезами на глазах широко разевал рот и цепко хватался за свою маму. Она бережно прижала его к себе и с огромной любовью во взгляде стала целовать мокрые щеки.
В мое трепещущее сердце словно воткнули острый зазубренный нож. Боль была такой сильной, что стала ощущаться почти что физически. Я отстранилась от окна и этой душераздирающей сцены. Придерживаясь за шершавую стену больницы я, словно раненый зверь, побрела вперед.
Следующие последние два окна были плотно закрыты светлыми шторами. Сквозь небольшие щели по бокам от них струился ровный искусственный свет. Я обошла здание кругом, но по другой стороне больницы все оконные проемы выходили из служебных помещений. С огромным разочарованием я вновь вернулась ко входу в отделение.
Вокруг ни одной живой души. Неудивительно, погода сегодня не располагала к прогулкам. Я съежилась в промокшем насквозь плаще, свитер из тонкого кашемира грел совсем чуть-чуть. К счастью, дождь стал накрапывать все меньше и меньше, а немного погодя и вовсе затих.
Через асфальтовую дорожку напротив входа в отделение располагалось несколько ярко окрашенных разноцветных скамеек, позади которых стояли высокие оголенные березки. Наверное, летом здесь очень хорошо отдыхать в тени от палящего солнца. Недолго раздумывая, я подошла к одной из них и с размаху опустилась на блестящую от воды деревянную поверхность.
Моя одежда сзади моментально и до конца пропиталась холодной влагой, но я не обращала внимание на возникший дискомфорт. Ветер немного успокоился, стало тихо и немного жутковато. У входа в больницу тусклым светом зажегся уличный фонарь, на землю опустились легкие вечерние сумерки.
Я не знала, чего жду. Просто сидела, неотрывно глядела в сторону больничного отделения и думала, как там мой сын. Что он сейчас делает, как он себя чувствует, вспоминает ли обо мне. Богатое воображение рисовало различные картины, как хорошие, так и плохие. Последние я старалась тут же выкидывать прочь из головы.
Внезапно я поняла, что именно сейчас остро нуждаюсь в поддержке близкого человека. Как воздух необходимо услышать хотя бы несколько слов утешения и уверения в том, что все будет хорошо.
Замерзшими руками я нашарила в сумочке мобильный телефон и набрала номер мамы. В последнее время мы с ней очень редко общались, в основном только по праздникам. Известие о том, что она стала бабушкой, ее не особенно обрадовало. В какой-то момент у меня даже возникло стойкое ощущение, что она не может простить мне этого.
Но сейчас мне хотелось забыть обо всех былых неурядицах между нами. Я желала хоть ненадолго вновь почувствовать себя ребенком и, как в детстве, услышать от нее добрые теплые слова. Несколько протяжных гудков – и в телефоне раздался ее бодрый, слегка удивленный голос:
– Да, Юля, привет!
– Привет, мам, – пролепетала я.
– Юляш, у тебя что-то срочное? А то я на маникюре сижу… Давайте вот этот дизайн и блесточек немного добавим на конец ноготка, – последняя фраза была произнесена второпях и адресовалась, видимо, мастеру.
– Да, срочное. У меня Кирилла забрали…
В трубке повисло недоуменное молчание.
– Как…забрали? Кто? – растерянно произнесла мама.
– Органы Опеки. Они обвинили меня в том, что я бросила его в магазине, хотя это неправда! Его украли у меня из дома, а потом он нашелся в торговом центре… Мне не дают видеться с ним и обещают лишить материнских прав… – на одном дыхании выпалила я и замолчала.
С минуту мать ничего не отвечала. Я уже проверила экран мобильного, не пропало ли телефонное соединение – нет, все работало исправно. Наконец она заговорила приглушенным голосом:
– Юль, ты только не расстраивайся… Держись там… Знаешь, я вдруг подумала, а может, это и к лучшему?.. – я онемела от шока, а она невозмутимо продолжила: – Вот смотри, пускай Кирилл пока там побудет, а ты мужика себе найдешь хорошего, перспективного. Девчонка ты у меня, слава богу, видная… Неразборчивая просто! Замуж выйдешь, детки, может, появятся в официальном браке, а потом и Кирюшу заберешь… Для себя поживешь хоть!..
Мне показалось, что весь мир ушел у меня из-под ног… Нет, это говорила не моя мать. Не та женщина, которая ночами не спала, сидя у моей кровати, когда я болела. Не та женщина, которая дула мне на все ранки без разбору и целовала синяки, чтоб быстрее зажили. Не та женщина, которая со слезами на глазах у отправляющегося поезда уговаривала меня ехать с ней. Эта женщина была совсем чужой и незнакомой мне.
– Ты хоть понимаешь, что говоришь??? – у меня не хватило слов выразить свое возмущение и злость. – Я жить без него не смогу!!!
–Подожди, Юля! – строгим тоном окрикнула она меня. – Это пока оно так! Потом ничего, привыкнешь! Я тоже так думала, и что? Живу ведь! Я же тебе только добра желаю…
Я не стала больше выслушивать этот бред и с отвращением ткнула на клавишу завершения вызова. От нее я такого точно не ожидала! Видимо, годы, проведенные вдали друг от друга, сделали свое дело. Теперь она живет так, как всегда хотела. И обуза в виде меня ей не мешает, чему она, по всей видимости, несказанно рада. Совет вот дает, как избавиться от ребенка и зажить счастливо…
И как только у нее язык повернулся предложить мне такое?! Ведь она сама мать!.. Я просто негодовала от ее черствости… Да, было время, и я не хотела рожать Кирилла. Когда я узнала, что случайно забеременела, первым желанием было пойти и сделать аборт. Я боялась неизвестности и большой ответственности, связанной с появлением малыша. Мама это решение незамедлительно одобрила. По ее мнению, родить без мужа – это верх непристойности.
Я не была такой категоричной и долго сомневалась, что все же делать с этим неожиданным «подарком» судьбы. Спустя какое-то время я заметила, что с каждым днем во мне все больше крепнет желание оставить кроху, невзирая на предстоящие сложности. Я искала этому различные оправдания внутри себя и постепенно придумывала, как буду жить дальше – уже не одна. В конце концов я решила рожать. Мать мое решение строго осудила, словно боялась, что я перевалю тяжелый груз ответственности на нее.
Но, как только Кирюша появился на свет, я поняла, что именно этот выбор был возможно единственным верным в моей жизни. Я прижала к себе крошечное тельце и ощутила быстрое биение его сердечка. Такой маленький и беспомощный, он нуждался во мне! Вдохнув его сладкий запах и прижавшись к мягчайшей бархатной щечке, я впервые ощутила внутри себя величайшую абсолютную любовь. Это чувство было несравнимо ни с каким другим, оно подарило мне огромное счастье и подняло до небес. Кирюша потихоньку рос, превращаясь в бойкого крепыша, а я ни минуты не сомневалась – все сделано правильно.
После разговора с матерью на душе остался неприятный осадок. Я с трудом успокоилась и уговорила себя выбросить из головы ее чудовищные слова. Звонить больше было некому. Отец уже давно живет с другой семьей и вечно занят хлопотами с моим сводным братом, который по возрасту годится мне в сыновья. А все мои немногочисленные друзья и подруги постепенно растерялись, как только я вышла в декрет и стала вести тихий и спокойный образ жизни.
Холод пробирал до костей. Я сунула дрожащие ледяные руки в мокрые карманы и съежилась, пытаясь хоть немного согреться. Дверь из детского отделения внезапно приоткрылась, бросая узкую полоску желтого света на землю. Оттуда на крыльцо вышли уже знакомая мне тепло одетая парочка – охранник и его возлюбленная медсестра. Не отходя далеко, они о чем-то негромко и весело разговаривали. Щелкнула зажигалка, и спустя пару секунд в воздухе повисло два небольших оранжевых огонька. Девушка протяжно затянулась сигаретой и, повернувшись, вдруг заметила меня.
От неожиданности она поперхнулась дымом и выпучила без того большие глаза. Охранник, заметив ее состояние, моментально оглянулся в мою сторону и состроил недовольную физиономию. Медсестра прокашлялась и, нагнувшись к его уху, что-то зашептала. Мужчина в ответ отрицательно покачал головой. Затем они довольно быстро покурили и в молчании скрылись за дверями, лязгнув внутренним засовом.
Почему-то в голове появилась мысль, что здесь, наверное, нельзя так поздно находиться. Но мне все равно. Я буду сидеть тут до утра. Если хотят, пускай вызывают полицию. Без Кирилла я отсюда не уйду.
Следующий час я сидела на лавочке, чувствуя, как постепенно немеют от холода все мои конечности. Тело била крупная дрожь. Чтобы хоть как-то согреться, я встала и принялась расхаживать по дороге взад-вперед, стараясь не выходить за небольшой круг света, исходящего от старого фонаря. В сапожках противно хлюпало. Тонкие хлопковые носки, как и вся остальная одежда, промокли насквозь. Во всех этих невзгодах был все же один позитивный момент – из головы напрочь улетучились все мысли.
Из отделения до меня вдруг донесся какой-то шум. Быстро вскинув голову, я увидела, что дверь из больницы приоткрывается. Желая остаться незамеченной, в один момент я юркнула из света в темноту и притихла.
На крыльцо вышел охранник. Он был без привычной формы, одет в повседневные штаны и куртку, на плече висела спортивная сумка. Не торопясь, он прикурил сигарету, немного постоял, оглядываясь по сторонам, а затем вразвалку направился к выходу из больничного городка.
Слушая его звонкие удаляющиеся шаги, я с облегчением выдохнула и, немного постояв, вновь вышла на блеклый свет фонаря. Находиться в темноте было как-то страшновато. Едва я перевела дух, как больничная дверь неожиданно снова распахнулась, а на ее пороге возникла фигура медсестры. Прятаться теперь не было никакого смысла, девушка решительным шагом направилась ко мне.
– Куришь? – спросила она, доставая пачку тонких сигарет и протягивая ее мне.
– Нет, – обомлело ответила я, ожидая, что она будет прогонять меня прочь.
Встряхнув густыми красивыми волосами, она достала из кармана зажигалку, прикурила сигарету, источающую тонкий фруктовый аромат, и молча, с нескрываемым удовольствием, затянулась.
– А я вот курю. Жаль, на работе получается редко выходить, пациентов ведь нельзя оставлять без присмотра. Терплю еле-еле, а что делать? – внезапно начала она разговор. – Еще заведующая наша – ну та еще стерва, штрафом грозится все время…
Сделав еще одну глубокую затяжку, она посмотрела на меня, слегка прищурившись и наклонив голову на бок.
– Я почему-то верю тебе.
– Что? – от неожиданности я поперхнулась.
– Ну, тому, что сына твоего похитили, – словно неразумной, пояснила она мне. – У нас в отделении отказники часто бывают, но еще ни одна их горе-родительница здесь не объявлялась. А ты, вижу, решила прямо тут заночевать?
– Пока я не увижу сына, никуда отсюда не уйду, – твердо ответила ей я и, вздрогнув от порыва ветра, опустила голову.
– Заболеешь ведь – на улице холод собачий, – она докурила свою сигаретку, кинула окурок на асфальт и затерла его ногой.
– К тому же, для вашего сына уже нашлись хорошие усыновители. Достойные люди, надо сказать!..
Тут я все поняла. Супружеская пара, получавшая аудиенцию передо мной, и была теми самыми усыновителями! Это они хотят забрать моего ребенка! Вот почему их поведение было таким странным! Не в силах больше сдерживать себя, я с вызовом ответила наглой женщине:
– Кирилл – мой сын, и я его никому не отдам!
В ответ она громко расхохоталась. Затем подошла к столу, перегнулась через него, упершись руками в столешницу, и внезапно перешла на «ты».
– Да кто тебя спрашивать-то будет?! Считай, что ты уже «лишенка»! Да я таких, как ты, каждый день вижу, и все вы одно и то же говорите! – взгляд ее стал остервенелым, а костяшки пальцев, на которые она упиралась, побелели. – А что случись, с кого спрос? С меня, конечно! Да я детей спасаю от таких мамаш-кукушек, как ты, и жизнь даю им нормальную!..
После этих слов мое терпение с громким треском лопнуло. Все. Выслушивать больше эту гадину я не могла, возникло непреодолимое желание заткнуть ее противный рот. Не ведая, что творю, я схватила успевший стать ненавистным мне букет и отшвырнула его в сторону. Затем взяла в руки почти полную вазу и с размаху окатила водой с ног до головы сотрудницу Опеки.
Глаза ее полезли на лоб от удивления. Она открыла рот в полной растерянности и стала смешно хватать им воздух, словно рыба, выброшенная на берег. С темных коротких волос ручьем стекала вода на светлый брючный костюм, линзы очков сплошь покрылись прозрачными капельками воды. Теперь надменный вид дамы полностью потерялся, он стал комичным и нелепым.
Осознав, что натворила, я в ужасе прижала руки к груди. Ваза тут же с оглушительным звоном брякнулась на пол и разлетелась на мелкие осколки. Женщина дернулась, как от удара, и вышла из ступора.
– Пошла вон отсюда, идиотка!!! – диким голосом заорала она. – Я сейчас полицию вызову!!!
Дважды повторять ей не пришлось – я поспешно направилась к выходу.
– Теперь ты точно сына не увидишь, как своих ушей!!! – с истерическим визгом летели мне слова вдогонку. – Я сделаю все, что в моих силах! Тебя даже близко к нему не подпустят! Наркоманка сумасшедшая!..
В полном ощущении нереальности происходящего я выскочила из кабинета. Сердце бешено отплясывало лезгинку, а биение пульса просто зашкаливало. Что же я наделала??? Я опять все испортила! Нужно было стерпеть, сдержать себя!..
Обессилев, я прислонилась спиной к холодной стене, отделанной темным пластиком. Нервно запустила руки в волосы и принялась лихорадочно соображать, что делать дальше. Внезапно из-за неплотно закрытых дверей до меня донесся голос взбесившейся Богдановой:
– Ни за что не пускайте ее к ребенку, это мое распоряжение! Она социальноопасная, только что угрожала мне… Если что, сразу же вызывайте полицию!..
Я осторожно заглянула в дверную щель: взволнованная Эмма Петровна с яростным выражением лица босиком расхаживала туда-сюда по кабинету. Элегантные туфли небрежно валялись в стороне рядом с мокрым пиджаком. Женщина, прижав мобильный телефон к уху, вела с кем-то очень эмоциональный разговор. Скорее всего, ее собеседницей являлась заведующая детской больницей.
Всех слов было не разобрать, но и услышанного мне было достаточно. Благодаря этой необдуманной выходке меня теперь не подпустят к Кириллу даже и после окончания карантина! Проклиная себя на чем свет стоит, я почти бегом спустилась вниз и вышла из опостылевшего здания.
Резкий порыв ветра швырнул мне в лицо холодные брызги дождя, остужая мои горящие щеки. Внутри клокотала неудержимая ненависть ко всему окружающему миру, особенно к себе. Ну зачем, зачем я выплеснула на нее воду?! Можно было просто встать и уйти!.. Да, пускай она не стала мне помогать, это ее дело. Но теперь, после случившегося, она еще и будет вставлять палки мне в колеса! Кириллу вот уже усыновителей подыскала!..
Ноги сами привели меня к автобусной остановке. Рядом почти тут же притормозила небольшая ярко-желтая маршрутка, следующая до больницы на улице Тимирязева. Я быстро заскочила в ее распахнутые двери, села рядом с выходом и, не обращая никакого внимания на остальных пассажиров, погрузилась в горестные размышления.
Выйдя на знакомой, пестрящей рекламными плакатами остановке, я побрела в сторону детского отделения. Конечно, глупо ожидать, что меня сегодня, да и вообще когда-либо пустят к сыну, но, как говорится, надежда умирает последней.
В холле за столом сидел вчерашний охранник, но он был не один. Позади него стояла хорошенькая круглолицая девушка в коротком белом медицинском халатике. Она по-свойски держала руки на плечах мужчины и, наклонившись, что-то нашептывала ему на ухо. Тот, расплывшись в счастливой улыбке, явно был доволен.
Услышав мои шаги, девушка, тряхнув красивыми темными волосами до плеч, отскочила в сторону и с интересом уставилась на меня. Охранник тут же напрягся, скинул с себя романтичный образ влюбленного мужчины, взамен надел на лицо неприветливую строгую маску.
– Вам проходить не положено! – рявкнул он и для пущей убедительности привстал из-за стола.
– Карантин еще не окончился? – разыгрывая уверенное спокойствие, осведомилась я.
– Нет. Всего доброго! – коротко ответил мужчина, грозно сдвинув широкие брови.
Ну вот, сейчас мне точно стало понятно, что к сыну меня ни за что уже не пропустят. Горькая смесь разочарования и злости на саму себя бурной волной окатила мою душу. Напускное равновесие пропало, я перевела умоляющий взгляд на медсестру. Та потупила большие красивые глаза, обрамленные густыми накладными ресницами, в пол. Помощи ждать неоткуда. Я сунула руки в глубокие карманы плаща, медленно развернулась и вышла на улицу.
Моросящий мелкий дождь все никак не прекращался, а ветер еще больше усилился. Сквозь тонкую ткань верхней одежды почти сразу же начала проникать противная холодная сырость. Жаль, что я не взяла с собой зонт, было бы не так холодно.
Я остановилась напротив входа в больницу и задумалась о своих дальнейших действиях. Возвращаться домой было незачем. Без сына я там просто не смогу находиться. Зудящее ощущение того, что Кирилл сейчас так близко, но я не могу его забрать с собой, сводило с ума.
Неспеша, я двинулась вперед по старой, местами раскрошившейся бетонной дорожке вдоль здания в надежде увидеть сына хотя бы в окно. Почти во всех палатах уже загорелся уютный теплый свет. В первом оконном проеме беззаботные ребята лет пяти-восьми играли в резвые беззвучные игры. Их усталые мамы в выцветших халатах и пижамах сидели поодиночке на железных кроватях, каждая на своей, молчаливо наблюдая за расшалившимися чадами.
Чуть дальше располагалась комната подростков. Долговязые юные мальчишки усердно изучали свои телефоны и планшеты, у одного на коленях даже размещался маленький ноутбук. Кирилла тут не было. В другой палате бойкие девчушки что-то активно обсуждали, сбившись в стайку. Они по очереди то и дело вскидывали головы, оглядывали друг дружку и, сверкая озорными глазками, хихикали.
Я прошла еще несколько метров вперед, заглядывая в каждое окно, но все без толку. При взгляде на следующий желтый прямоугольник света мое сердце волнительно заколотилось. Это была палата для грудничков! В помещении стояло несколько одинаковых громоздких детских кроваток, в дальних углах расставлены два деревянных пеленальных столика.
С первого взгляда я никого там не обнаружила. Несколько минут я напряженно всматривалась внутрь, надеясь увидеть Кирюшу. Дверь в комнату неожиданно распахнулась, и в нее вихрем заскочила обеспокоенная девушка. Она быстро подбежала к одной из кроваток и достала оттуда плотного карапуза, с виду месяцев семи. Малыш с крупными слезами на глазах широко разевал рот и цепко хватался за свою маму. Она бережно прижала его к себе и с огромной любовью во взгляде стала целовать мокрые щеки.
В мое трепещущее сердце словно воткнули острый зазубренный нож. Боль была такой сильной, что стала ощущаться почти что физически. Я отстранилась от окна и этой душераздирающей сцены. Придерживаясь за шершавую стену больницы я, словно раненый зверь, побрела вперед.
Следующие последние два окна были плотно закрыты светлыми шторами. Сквозь небольшие щели по бокам от них струился ровный искусственный свет. Я обошла здание кругом, но по другой стороне больницы все оконные проемы выходили из служебных помещений. С огромным разочарованием я вновь вернулась ко входу в отделение.
Вокруг ни одной живой души. Неудивительно, погода сегодня не располагала к прогулкам. Я съежилась в промокшем насквозь плаще, свитер из тонкого кашемира грел совсем чуть-чуть. К счастью, дождь стал накрапывать все меньше и меньше, а немного погодя и вовсе затих.
Через асфальтовую дорожку напротив входа в отделение располагалось несколько ярко окрашенных разноцветных скамеек, позади которых стояли высокие оголенные березки. Наверное, летом здесь очень хорошо отдыхать в тени от палящего солнца. Недолго раздумывая, я подошла к одной из них и с размаху опустилась на блестящую от воды деревянную поверхность.
Моя одежда сзади моментально и до конца пропиталась холодной влагой, но я не обращала внимание на возникший дискомфорт. Ветер немного успокоился, стало тихо и немного жутковато. У входа в больницу тусклым светом зажегся уличный фонарь, на землю опустились легкие вечерние сумерки.
Я не знала, чего жду. Просто сидела, неотрывно глядела в сторону больничного отделения и думала, как там мой сын. Что он сейчас делает, как он себя чувствует, вспоминает ли обо мне. Богатое воображение рисовало различные картины, как хорошие, так и плохие. Последние я старалась тут же выкидывать прочь из головы.
Внезапно я поняла, что именно сейчас остро нуждаюсь в поддержке близкого человека. Как воздух необходимо услышать хотя бы несколько слов утешения и уверения в том, что все будет хорошо.
Замерзшими руками я нашарила в сумочке мобильный телефон и набрала номер мамы. В последнее время мы с ней очень редко общались, в основном только по праздникам. Известие о том, что она стала бабушкой, ее не особенно обрадовало. В какой-то момент у меня даже возникло стойкое ощущение, что она не может простить мне этого.
Но сейчас мне хотелось забыть обо всех былых неурядицах между нами. Я желала хоть ненадолго вновь почувствовать себя ребенком и, как в детстве, услышать от нее добрые теплые слова. Несколько протяжных гудков – и в телефоне раздался ее бодрый, слегка удивленный голос:
– Да, Юля, привет!
– Привет, мам, – пролепетала я.
– Юляш, у тебя что-то срочное? А то я на маникюре сижу… Давайте вот этот дизайн и блесточек немного добавим на конец ноготка, – последняя фраза была произнесена второпях и адресовалась, видимо, мастеру.
– Да, срочное. У меня Кирилла забрали…
В трубке повисло недоуменное молчание.
– Как…забрали? Кто? – растерянно произнесла мама.
– Органы Опеки. Они обвинили меня в том, что я бросила его в магазине, хотя это неправда! Его украли у меня из дома, а потом он нашелся в торговом центре… Мне не дают видеться с ним и обещают лишить материнских прав… – на одном дыхании выпалила я и замолчала.
С минуту мать ничего не отвечала. Я уже проверила экран мобильного, не пропало ли телефонное соединение – нет, все работало исправно. Наконец она заговорила приглушенным голосом:
– Юль, ты только не расстраивайся… Держись там… Знаешь, я вдруг подумала, а может, это и к лучшему?.. – я онемела от шока, а она невозмутимо продолжила: – Вот смотри, пускай Кирилл пока там побудет, а ты мужика себе найдешь хорошего, перспективного. Девчонка ты у меня, слава богу, видная… Неразборчивая просто! Замуж выйдешь, детки, может, появятся в официальном браке, а потом и Кирюшу заберешь… Для себя поживешь хоть!..
Мне показалось, что весь мир ушел у меня из-под ног… Нет, это говорила не моя мать. Не та женщина, которая ночами не спала, сидя у моей кровати, когда я болела. Не та женщина, которая дула мне на все ранки без разбору и целовала синяки, чтоб быстрее зажили. Не та женщина, которая со слезами на глазах у отправляющегося поезда уговаривала меня ехать с ней. Эта женщина была совсем чужой и незнакомой мне.
– Ты хоть понимаешь, что говоришь??? – у меня не хватило слов выразить свое возмущение и злость. – Я жить без него не смогу!!!
–Подожди, Юля! – строгим тоном окрикнула она меня. – Это пока оно так! Потом ничего, привыкнешь! Я тоже так думала, и что? Живу ведь! Я же тебе только добра желаю…
Я не стала больше выслушивать этот бред и с отвращением ткнула на клавишу завершения вызова. От нее я такого точно не ожидала! Видимо, годы, проведенные вдали друг от друга, сделали свое дело. Теперь она живет так, как всегда хотела. И обуза в виде меня ей не мешает, чему она, по всей видимости, несказанно рада. Совет вот дает, как избавиться от ребенка и зажить счастливо…
И как только у нее язык повернулся предложить мне такое?! Ведь она сама мать!.. Я просто негодовала от ее черствости… Да, было время, и я не хотела рожать Кирилла. Когда я узнала, что случайно забеременела, первым желанием было пойти и сделать аборт. Я боялась неизвестности и большой ответственности, связанной с появлением малыша. Мама это решение незамедлительно одобрила. По ее мнению, родить без мужа – это верх непристойности.
Я не была такой категоричной и долго сомневалась, что все же делать с этим неожиданным «подарком» судьбы. Спустя какое-то время я заметила, что с каждым днем во мне все больше крепнет желание оставить кроху, невзирая на предстоящие сложности. Я искала этому различные оправдания внутри себя и постепенно придумывала, как буду жить дальше – уже не одна. В конце концов я решила рожать. Мать мое решение строго осудила, словно боялась, что я перевалю тяжелый груз ответственности на нее.
Но, как только Кирюша появился на свет, я поняла, что именно этот выбор был возможно единственным верным в моей жизни. Я прижала к себе крошечное тельце и ощутила быстрое биение его сердечка. Такой маленький и беспомощный, он нуждался во мне! Вдохнув его сладкий запах и прижавшись к мягчайшей бархатной щечке, я впервые ощутила внутри себя величайшую абсолютную любовь. Это чувство было несравнимо ни с каким другим, оно подарило мне огромное счастье и подняло до небес. Кирюша потихоньку рос, превращаясь в бойкого крепыша, а я ни минуты не сомневалась – все сделано правильно.
После разговора с матерью на душе остался неприятный осадок. Я с трудом успокоилась и уговорила себя выбросить из головы ее чудовищные слова. Звонить больше было некому. Отец уже давно живет с другой семьей и вечно занят хлопотами с моим сводным братом, который по возрасту годится мне в сыновья. А все мои немногочисленные друзья и подруги постепенно растерялись, как только я вышла в декрет и стала вести тихий и спокойный образ жизни.
Холод пробирал до костей. Я сунула дрожащие ледяные руки в мокрые карманы и съежилась, пытаясь хоть немного согреться. Дверь из детского отделения внезапно приоткрылась, бросая узкую полоску желтого света на землю. Оттуда на крыльцо вышли уже знакомая мне тепло одетая парочка – охранник и его возлюбленная медсестра. Не отходя далеко, они о чем-то негромко и весело разговаривали. Щелкнула зажигалка, и спустя пару секунд в воздухе повисло два небольших оранжевых огонька. Девушка протяжно затянулась сигаретой и, повернувшись, вдруг заметила меня.
От неожиданности она поперхнулась дымом и выпучила без того большие глаза. Охранник, заметив ее состояние, моментально оглянулся в мою сторону и состроил недовольную физиономию. Медсестра прокашлялась и, нагнувшись к его уху, что-то зашептала. Мужчина в ответ отрицательно покачал головой. Затем они довольно быстро покурили и в молчании скрылись за дверями, лязгнув внутренним засовом.
Почему-то в голове появилась мысль, что здесь, наверное, нельзя так поздно находиться. Но мне все равно. Я буду сидеть тут до утра. Если хотят, пускай вызывают полицию. Без Кирилла я отсюда не уйду.
Следующий час я сидела на лавочке, чувствуя, как постепенно немеют от холода все мои конечности. Тело била крупная дрожь. Чтобы хоть как-то согреться, я встала и принялась расхаживать по дороге взад-вперед, стараясь не выходить за небольшой круг света, исходящего от старого фонаря. В сапожках противно хлюпало. Тонкие хлопковые носки, как и вся остальная одежда, промокли насквозь. Во всех этих невзгодах был все же один позитивный момент – из головы напрочь улетучились все мысли.
Из отделения до меня вдруг донесся какой-то шум. Быстро вскинув голову, я увидела, что дверь из больницы приоткрывается. Желая остаться незамеченной, в один момент я юркнула из света в темноту и притихла.
На крыльцо вышел охранник. Он был без привычной формы, одет в повседневные штаны и куртку, на плече висела спортивная сумка. Не торопясь, он прикурил сигарету, немного постоял, оглядываясь по сторонам, а затем вразвалку направился к выходу из больничного городка.
Слушая его звонкие удаляющиеся шаги, я с облегчением выдохнула и, немного постояв, вновь вышла на блеклый свет фонаря. Находиться в темноте было как-то страшновато. Едва я перевела дух, как больничная дверь неожиданно снова распахнулась, а на ее пороге возникла фигура медсестры. Прятаться теперь не было никакого смысла, девушка решительным шагом направилась ко мне.
– Куришь? – спросила она, доставая пачку тонких сигарет и протягивая ее мне.
– Нет, – обомлело ответила я, ожидая, что она будет прогонять меня прочь.
Встряхнув густыми красивыми волосами, она достала из кармана зажигалку, прикурила сигарету, источающую тонкий фруктовый аромат, и молча, с нескрываемым удовольствием, затянулась.
– А я вот курю. Жаль, на работе получается редко выходить, пациентов ведь нельзя оставлять без присмотра. Терплю еле-еле, а что делать? – внезапно начала она разговор. – Еще заведующая наша – ну та еще стерва, штрафом грозится все время…
Сделав еще одну глубокую затяжку, она посмотрела на меня, слегка прищурившись и наклонив голову на бок.
– Я почему-то верю тебе.
– Что? – от неожиданности я поперхнулась.
– Ну, тому, что сына твоего похитили, – словно неразумной, пояснила она мне. – У нас в отделении отказники часто бывают, но еще ни одна их горе-родительница здесь не объявлялась. А ты, вижу, решила прямо тут заночевать?
– Пока я не увижу сына, никуда отсюда не уйду, – твердо ответила ей я и, вздрогнув от порыва ветра, опустила голову.
– Заболеешь ведь – на улице холод собачий, – она докурила свою сигаретку, кинула окурок на асфальт и затерла его ногой.