– А что говорит полиция сейчас? Как тебе кажется – они верят в то, что вы с Хеленой замешаны в новом убийстве?

– Не могу сказать, что они думают по поводу Хелены. Но я рассказала им, что у меня есть алиби на то время, когда пропала девочка, так что меня они не могут подозревать. И Хелена в этом деле не замешана. Так же, как и я, она не была замешана тогда и не имеет отношения к делу теперь. Горькая правда заключается в том, что полиция не стала отслеживать того человека, которого я видела в лесу, и теперь этот человек, судя по всему, нанес новый удар.

Эрика вспомнила свой визит на вернисаж.

– С тобой не связывался полицейский, который вел следствие по делу Стеллы? Лейф Херманссон.

– Да-да, – проговорила Мария, и на лбу у нее появилась крошечная морщинка, что заставило Эрику заподозрить ботокс. – Сейчас, когда ты мне напомнила, я что-то припоминаю… Но это было много лет назад. Он разыскал меня через моего агента. Оставил несколько сообщений, что хочет связаться со мной. В конце концов я решила ему ответить. Но когда позвонила, то узнала, что он покончил с собой.

– Понятно, понятно, – проговорила Эрика, напряженно размышляя.

Если Мария говорит правду и он не общался с ней до того момента, то, стало быть, ему стало известно нечто, пролившее новый свет на старое расследование. Но что это могло быть?

– Мария!

Высокий мужчина – судя по всему, режиссер – окликнул ее и стал жестами показывать, чтобы она подошла к нему.

– Пора работать, извини.

Поднявшись, Мария залпом допила остатки шампанского и улыбнулась Эрике.

– Поговорим в другой раз. Ты, конечно, будешь ангелом и оплатишь счет?

И она направилась обратно к съемочной группе, провожаемая взглядами всех вокруг.

Эрика подозвала официантку и расплатилась. Шампанское, которое они пили, оказалось не из дешевых, так что Эрика допила остатки из своего бокала. Каждая капля стоила столько, что она не могла дать им пропасть.

Тот факт, что Мария согласилась поговорить с ней, много для нее значил, и она планировала провести с ней настоящее интервью на следующей неделе. Кроме того, ей надо продолжить разговор с Хеленой. Именно эти два человека должны были стать ключевыми фигурами в ее книге о Стелле. Без их высказываний та не будет иметь успеха.

Но есть и еще один человек, без которого в повествовании не обойтись. Санна Лундгрен. Всю жизнь она прожила под гнетом последствий этого убийства, доконавшего ее семью. Когда Эрика писала свои книги, ее интересовало не только само убийство, жертвы и преступники. Не менее важным было рассказать о судьбе родственников. О семьях, чья жизнь разбилась вдребезги, о людях, получивших такой страшный удар, что многие из них так и не смогли оправиться. Санна тоже могла рассказать о Стелле. Она была еще ребенком, когда убили ее младшую сестру, – возможно, эти воспоминания с годами размылись и утратили отчетливость. Однако именно она могла добавить жизни в рассказ о Стелле. А это всегда составляло суть книг Эрики. Описать жертву максимально живо, показать читателю, что это был живой человек со своими мечтами, чувствами и мыслями…

Она должна как можно скорее связаться с Санной.

Когда Эрика проходила мимо толпы, глазевшей на съемки, кто-то коснулся ее руки. Женщина со всякими приспособлениями для макияжа на поясе, косясь одним взглядом на Марию, наклонилась к уху Эрики и прошептала:

– Я слышала, как Мария сказала, будто у нее есть алиби на то время, когда пропала девочка. Что она якобы ночевала у Йоргена в его номере…

– И что? – спросила Эрика, с нетерпением ожидая продолжения.

– Это неправда, – прошептала женщина – судя по всему, гримерша.

– Откуда вы знаете? – прошептала в ответ Эрика.

– Потому что с Йоргеном в ту ночь была я.

Эрика взглянула на женщину. Потом задумчиво посмотрела на Марию, вовсю игравшую очередную сцену. Она и впрямь прекрасная актриса.





* * *


От лекарств, которыми его накачивали, кружилась голова. Болеутоляющее. Успокоительное. Усыпляющее гудение от трубки с кислородом. Карим почти все время спал. В те недолгие минуты, когда он вспоминал, где находится, из глаз текли слезы. Он спрашивал медсестер, как себя чувствует Амина, умолял, чтобы ему позволили увидеть ее, но ему отвечали, что он должен оставаться в постели. К нему в палату приходили дети; Карим помнил их горячие щечки, когда они плакали, уткнувшись в его подушку. Врач сказал, что завтра их выпишут, но можно ли на кого-то полагаться? На полицию? Других обитателей центра? Карим уже не знал, кто друг, а кто враг.

С какими надеждами он приехал в свою новую страну… Он хотел работать, вносить свой вклад. Видеть, как дети растут, становясь сильными, уверенными в себе, толковыми. Теми, кто в состоянии изменить мир…

Теперь все рухнуло. Амина лежит на больничной койке в чужой стране, окруженная бригадой чужаков, борющихся за ее жизнь. Возможно, она умрет здесь – на чужбине, за тысячи миль от дома. В стране, куда он ее привез.

В течение всего их долгого путешествия Амина была такой сильной. Ее воля перенесла их с детьми через бурное море, через таможни и границы, сквозь постукивание колес о рельсы и шуршание автобусных шин по асфальту. Они с Аминой нашептывали детям нежные слова, когда те не могли заснуть, обещая, что все будет хорошо. Он обманул их. Предал Амину.

Его преследовали тревожные сны. Видения тех, кого он предал, сменялись картинами пожара, горящих волос Амины. Он видел ее потухший взгляд, когда она спрашивала его, зачем он притащил ее и детей в эту забытую богом страну, где никто не желал смотреть им в глаза, никто не приветствовал их, но кто-то пожелал, чтобы они сгорели заживо.

Под действием лекарств Карим снова заснул. Он достиг конца пути.





* * *



– Здесь, – сказал Йоста, указывая на боковую дорогу.

Они проехали полпути до Хамбургсунда; дорога, отходившая от асфальтированной трассы, была узкой и петляла по лесу.

– Он что, живет прямо в лесу? В его возрасте? – спросил Патрик и притормозил, пропуская кота, перебежавшего дорогу прямо перед машиной.

– Когда я позвонил, он сказал, что временно проживает у дедушки. Сикстена я немного знаю. Он и впрямь одряхлел, и до меня дошли слухи, что к нему переехал внук, чтобы помогать ему. Но я не сообразил, что этот внук и есть Юханнес Клингсбю.

– Такое нечасто бывает, – проговорил Патрик и снова прибавил скорость. – Чтобы внуки соглашались заботиться о стариках.

– Вот здесь, – сказал Йоста, судорожно держась за ручку над дверцей. – Боже, поездки с тобой за рулем отняли у меня несколько лет жизни.

Патрик улыбнулся, въезжая на маленький ухоженный дворик, где перед домом стояло несколько транспортных средств.

– Кто-то любит все, что приводится в движение двигателем, – усмехнулся он, оглядев стоящие в ряд моторную лодку, автомобиль, гидроцикл и экскаватор.

– Хватит пускать слюнки, пошли, – сказал Йоста, похлопав его по плечу.

С трудом оторвавшись от моторизированных штуковин, Патрик поднялся по каменной лестнице и постучал в дверь. Юханнес тут же открыл.

– Заходите, заходите, я как раз варю кофе, – сказал он и шагнул в сторону, пропуская их в дом.

Патрик помнил, при каких обстоятельствах они встречались в прошлый раз, и был рад тому, что нынче можно поговорить в более уютной обстановке, хотя тема разговора оставалась весьма серьезной.

– Дедушка, они пришли! – крикнул Юханнес, и Патрик услышал, как на втором этаже кто-то забормотал. – Подожди, я помогу тебе; мы ведь с тобой говорили – тебе нельзя спускаться самому!

– Глупости! – донесся сверху голос, но Юханнес уже убежал наверх. Вскоре он вернулся, крепко держа под руку сгорбленного старичка в потрепанной вязаной кофте.

– Старость – сущее проклятье, – произнес старик и протянул руку для рукопожатия. – Прищурив глаза, он взглянул на Йосту. – Тебя-то я знаю.

– Меня-то ты знаешь, – ответил Йоста и улыбнулся. – Смотрю, у тебя надежный помощник.

– Ума не приложу, что бы я делал без Юханнеса. Поначалу я протестовал – не хотел, чтобы молодой парень сидел в лесу со стариком, – но тот не сдавался. Он очень добрый, мой Юханнес, хотя не всегда мир поворачивался к нему своей лучшей стороной.

Он потрепал внука по щеке, и Юханнес смущенно пожал плечами.

– Само собой, я помогаю дедушке, – сказал он и прошел впереди них в кухню.

Они уселись в маленькой, но светлой и уютной деревенской кухоньке, похожей на те, в которые Патрику за все эти годы не раз доводилось заходить по делу. Здесь все было ухожено и прибрано, но оставлено в первозданном виде. На полу лежал старый линолеум, кухонные шкафы сохранились с пятидесятых годов, а кафель заметно пожелтел. На стене уютно тикали ходики, а стол был покрыт клеенкой с маленькими ягодками малины.

– Не волнуйтесь, кофе настоящий, – сказал Юханнес и улыбнулся, поворачиваясь к мойке. – Джезву я выкинул первым делом – и завел настоящую кофеварку. Согласись, дедушка, что кофе стал вкуснее, не так ли?

Сикстен заворчал, но потом кивнул.

– Да уж, на некоторые современные штучки в конце концов приходится соглашаться.

– Пожалуйста, вот бисквит, если хотите, – сказал Юханнес, разливая кофе. Потом тоже сел и взглянул на них серьезным взглядом. – Вы хотели посмотреть то, что я снимал?

– Да, – ответил Патрик. – Йоста сказал, что заметил, как ты снимал видео на хуторе, перед тем как отправиться прочесывать лес. Нас очень интересует это видео.

– Я не знал, что снимать нельзя. Мне показалось, это здорово, что собралось так много народу, желая помочь… Приятно видеть, что люди на самом деле могут проявлять отзывчивость… – Юханнес смутился. – Но я выключил камеру, как только Йоста сделал мне замечание, и я не выкладывал это ни в «Фейсбук», ни вообще в Интернет, честное слово.

Йоста поднял ладонь.

– Ничего страшного не произошло, Юханнес; скорее, это может помочь нам в следствии. Очень хотелось бы посмотреть твое видео. Оно у тебя в телефоне?

– Да, но я записал его для вас на флешку. Если хотите, можете забрать с собой и телефон, но этого мне хотелось бы избежать, он нужен мне для работы и… – Он покраснел, но продолжал: – Чтобы моя девушка могла связаться со мной.

– Он встретил такую милую девушку, – сказал Сикстен, подмигивая Юханнесу. – Они познакомились в Таиланде, и она настоящая красавица-брюнетка с карими глазами. Я ведь говорил тебе, что рано или поздно ты кого-нибудь встретишь, разве не так?

– Говорил, дедушка, говорил, – пробормотал Юханнес, еще более смущаясь. – Как я уже сказал, вы можете забрать телефон, если хотите, но видео сброшено на флешку – может быть, этого достаточно?

– Достаточно, – успокоил его Патрик.

– Но мы не отказались бы посмотреть его прямо сейчас, если можно, – сказал Йоста и указал на телефон, лежавший на столе рядом с Юханнесом.

Тот кивнул, взял аппарат и стал перелистывать видеозаписи.

– Нашел, вот оно…

Он подвинул телефон, так что тот оказался между Йостой и Патриком. Они сосредоточенно посмотрели отрывок. Теперь, когда все знали, чем кончилось дело, смотреть на все это было жутковато. В тот момент, когда Юханнес снимал свое видео, надежда еще не умерла. Это было заметно по возбуждению на лицах людей, по тому, как все разговаривали, жестикулировали, объединяясь в группы и уходя в лес. Патрик увидел и самого себя, промелькнувшего в кадре, и отметил, что вид у него очень озабоченный. Увидел он и Йосту, который стоял и разговаривал с Эвой, обняв ее за плечи.

– Отличная камера, – сказал Патрик, и Юханнес кивнул.

– Да, это «Самсунг» последней модели, функция видео у них на хорошем уровне.