* * *
Скала, на которой он лежал, была совершенно гладкая, однако Карим постоянно менял положение тела. Солнце светило на удивление жарко, однако по телу то и дело пробегал холодок. Столько новых странных слов предстояло выучить, что просто голова шла кругом. Левентик, румпель, бакштаг, бейдевинд… Вместо «право» и «лево» теперь звучало «штирборт» и «бакборт». Ветер по-морскому «заходит» и «отходит». На часах нет еще и десяти, а он уже дико устал.
– Если застрял в левентике, это означает, что нос судна – the front of the boat – направлен прямо против ветра. The wind.
Билл активно жестикулировал, мешая шведский с английским, при этом его слова тут же переводил на арабский Фарид. К счастью, остальные выглядели такими же растерянными, как чувствовал себя Карим. Билл указывал на яхту, рядом с которой стоял, тянул парус то в одну, то в другую сторону, но Карим мог думать лишь о том, какой маленькой и неустойчивой выглядит яхта на фоне огромного синего моря. Малейшее дуновение ветерка просто перевернет ее, и все они окажутся в воде.
Зачем он ввязался в это дело? Однако Карим прекрасно знал почему. Это редкий шанс вписаться в шведское общество, изучить шведов, понять, как они себя ведут, – и, может быть, избавиться наконец от косых взглядов.
– В левентике паруса только полощут, судно не движется. – Билл проиллюстрировал свою мысль, подергав паруса. – Нужен угол не менее тридцати градусов, thirty degrees, чтобы развить скорость. А скорость нам нужна – мы же собираемся соревноваться!
Он замахал руками.
– We must find the fastest way for the boat. Use the vind[32]. Используйте ветер!
Карим кивнул, сам не понимая почему. Что-то кололо его в затылок, и он обернулся. На скале чуть в стороне, уставившись на них, сидели трое подростков: девушка и трое парней. Что-то в их фигурах вызвало у Карима неуверенность, и он снова повернулся к Биллу.
– Постановку парусов следует сообразовать с направлением ветра. Это делается натяжением шкотов, то есть вы натягиваете или отпускаете фалы – специальные тросы, закрепленные на парусе или на парусах.
Билл потянул за то, что Карим до сегодняшнего дня называл веревкой, и парус натянулся. Тут так много всего надо знать – им никогда не овладеть всей этой наукой за такой короткий срок. Если это вообще когда-нибудь удастся.
– Если судно идет против ветра, не попадая в левентик, то этого можно добиться, лавируя. То есть ложась то на левый, то на правый галс.
Фарид рядом с ним тяжело вздохнул.
– Идти зигзагом. – Билл снова замахал руками, показывая, что имеет в виду. – You turn the boat and you turn it again, back and forth[33]. Это называется «лавировать».
Он снова указал на маленькую яхту.
– Сегодня я хотел, чтобы вы вышли со мной по одному и посмотрели, как я управляю парусами, – небольшой круг, просто чтобы почувствовать, что это такое.
Он указал на яхты, лежавшие чуть в стороне. Когда они собрались утром, Билл сказал, что они называются «Лазер». Суденышки казались неправдоподобно маленькими.
Билл улыбнулся Кариму.
– Пусть Карим начнет, а потом ты, Ибрагим. А остальные могут пока посмотреть список терминов, о которых я говорил. Мне удалось найти их в Интернете на английском, начнем с этого. По ходу дела выучите их по-шведски. О'кей?
Остальные кивали, но Карим с Ибрагимом в ужасе переглянулись. Кариму вспомнилась дорога из Стамбула в Самос. Морская болезнь. Высокие волны. Судно, шедшее впереди, которое перевернулось у них на глазах. Крики людей. Утопленники.
– У меня есть спасательный жилет, – радостно произнес Билл, не подозревая о шторме, бушующем в душе Карима.
Тот натянул жилет, так мало похожий на тот, что он купил за огромные деньги перед той поездкой через море.
В затылке снова закололо. Трое подростков по-прежнему разглядывали их. Девчонка хихикала. Кариму не понравился взгляд светловолосого парня. Он подавил в себе желание сказать об этом другим – они и без того нервничают.
– Ну вот, – сказал Билл. – Теперь только проверим, хорошо ли затянуты жилеты, – и можно выходить в море!
Он затянул на Кариме ремни и одобрительно кивнул. Потом взглянул на что-то у него за спиной и рассмеялся.
– Поглядите-ка, молодежь пришла нас поддержать! – Махнул подросткам рукой. – Идите же сюда!
Трое слезли со скалы и направились к ним. Чем ближе они подходили, тем больше у Карима бегали по телу мурашки от взгляда светловолосого.
– Это мой сын Нильс, – сказал Билл, положив руку на плечо светловолосому. – А это его друзья Вендела и Бассе.
Те, кого представили как друзей сына, протянули руки для приветствия, но Нильс лишь молча уставился на них.
– И ты тоже поздоровайся, – сказал Билл, подталкивая сына.
Карим протянул руку. После нескольких долгих секунд Нильс вытащил руку из кармана брюк и взял руку Карима. Ладонь у парня была ледяная. Но взгляд казался еще холоднее. Внезапно море показалось ему теплым и желанным местом.
* * *
Хелена закусила изнутри щеку, как делала всегда, когда надо было сосредоточиться. Она стояла на маленькой табуретке – одно неверное движение, и упадет. Вряд ли сильно ударится, зато помешает Джеймсу, который сидит, погруженный в газету.
Она поворачивала банки и коробки, стоявшие на верхней полке в шкафу, так, чтобы те располагались этикетками вперед. Взгляд Джеймса жег ей спину. Недовольный вздох, когда он открыл шкаф, – и вот уже все внутри у нее сжалось. Теперь, когда она все быстро исправила, ей удастся избежать наказания.
Жить с Джеймсом она научилась. Его постоянный контроль. Перепады настроения. У нее просто не было альтернативы, Хелена знала об этом. В первые годы она так боялась… Но потом у нее родился Сэм. Тогда она перестала бояться за себя и стала бояться за него. Большинство матерей опасались того момента, когда их дети уедут из родного дома. Она же считала секунды до того дня, когда он будет свободен. Будет в безопасности.
– Теперь все хорошо? – спросила Хелена, поворачиваясь к обеденному столу.
Вся посуда после завтрака была давно убрана, посудомоечная машина работала с тихим гудением, все поверхности сияли чистотой.
– Сгодится, – проговорил Джеймс, не отрываясь от газеты.
Он начал пользоваться очками для чтения. Почему-то ее это удивило. Оказывается, у него тоже есть свои слабости. Он всегда стремился к безупречности во всем. Для себя и ближайшего окружения. Именно поэтому Хелена так волновалась за Сэма. В ее глазах сын был совершенством. Но уже с самого раннего возраста он стал большим разочарованием для отца. Чувствительный, осторожный и боязливый, предпочитал спокойные игры, лазил невысоко, бегал небыстро, не любил бороться с другими мальчиками, а предпочитал часами сидеть в своей комнате с игрушками, создавая фантастические миры. Став старше, полюбил все разбирать и снова собирать. Старые радиоприемники и магнитофоны, старый телевизор, найденный в гараже, – все, что можно было разобрать, он разбирал и собирал заново. Как ни странно, Джеймс не возражал против этого его увлечения. Несмотря на всю свою педантичность и страсть к порядку, он оставил в гараже уголок для Сэма, где тот мог заниматься своими делами. По крайней мере, такой интерес он понимал.
– Что еще ты хотел бы, чтобы я сегодня сделала? – спросила Хелена, слезая с табуретки.
Она поставила ее на место, у короткой стороны кухонного островка, на одной линии с другой табуреткой, на расстоянии десяти сантиметров, чтобы они стояли строго симметрично.
– В прачечной лежало грязное белье. И мои брюки поглажены очень небрежно – это тебе придется переделать.
– Хорошо, – сказала Хелена и склонила голову.
Пожалуй, она заодно и все рубашки перегладит. Так будет надежнее.
– Я собираюсь за покупками. У тебя есть пожелания – помимо обычного?
Джеймс перевернул страницу в газете. В руках у него была газета «Бухюсленинген» – значит, ему еще осталось прочесть «ДН» и «Свенска дагбладет». Он всегда читал их в определенном порядке. Сперва «Бухюсленинген», потом «ДН», потом третью.
– Нет, только то, что обычно. – Теперь муж поднял глаза. – А где Сэм?
– Взял велосипед и поехал в поселок. Встретиться с другом.
– Что это за друг? – Джеймс взглянул на нее поверх очков для чтения.
Хелена заколебалась.
– Ее зовут Джесси.
– Ах, ее… Стало быть, это девушка? А кто ее родители?
Он опустил газету на колени, в глазах сверкнули искорки. Хелена глубоко вздохнула.
– Мне он ничего не говорил, но я слышала, что его видели с дочерью Марии.
Джеймс несколько раз вдохнул.
– Ты считаешь, что это уместно?
– Если ты хочешь, чтобы я сказала ему, чтобы он с ней не встречался, то я это сделаю. Или поговори с ним сам.
Хелена не могла оторвать глаз от носков тапочек. Живот снова свело. Так много всего всколыхнулось – такого, что должно было бы оставаться в далеком прошлом…
Джеймс снова взялся за газету.
– Нет, оставим всё как есть. Пока.
Сердце забилось, и Хелена ничего не могла с этим поделать. Она не была уверена, что Джеймс принял правильное решение. Но не ей решать. С того самого дня тридцать лет назад она ничего и никогда не решала сама.
* * *
– Тебе удалось найти что-нибудь среди заявлений? Что стоило бы распутывать дальше?
Патрик кивнул Аннике, но она лишь покачала головой.
– Нет, помимо того парня, снимавшего детей на пляже, не смогла найти никого, кто приставал бы к детям. Но я просмотрела еще не всю кипу.
– Какой период мы рассматриваем?
Йоста потянулся за ломтем хлеба и стал намазывать на него масло. Анника предусмотрительно позаботилась в это утро о завтраке, понимая, что все будут торопиться в участок и не позавтракают дома.
– Я начала с мая, как мы и говорили. Хотите, чтобы я посмотрела еще раньше?
Она взглянула на Патрика. Но тот только покачал головой.
– Нет, пока начнем с мая. Но если ты не найдешь ничего связанного с детьми, тогда подумаем, не начать ли искать более широко – просмотреть все заявления о сексуальных посягательствах и изнасилованиях.
Скала, на которой он лежал, была совершенно гладкая, однако Карим постоянно менял положение тела. Солнце светило на удивление жарко, однако по телу то и дело пробегал холодок. Столько новых странных слов предстояло выучить, что просто голова шла кругом. Левентик, румпель, бакштаг, бейдевинд… Вместо «право» и «лево» теперь звучало «штирборт» и «бакборт». Ветер по-морскому «заходит» и «отходит». На часах нет еще и десяти, а он уже дико устал.
– Если застрял в левентике, это означает, что нос судна – the front of the boat – направлен прямо против ветра. The wind.
Билл активно жестикулировал, мешая шведский с английским, при этом его слова тут же переводил на арабский Фарид. К счастью, остальные выглядели такими же растерянными, как чувствовал себя Карим. Билл указывал на яхту, рядом с которой стоял, тянул парус то в одну, то в другую сторону, но Карим мог думать лишь о том, какой маленькой и неустойчивой выглядит яхта на фоне огромного синего моря. Малейшее дуновение ветерка просто перевернет ее, и все они окажутся в воде.
Зачем он ввязался в это дело? Однако Карим прекрасно знал почему. Это редкий шанс вписаться в шведское общество, изучить шведов, понять, как они себя ведут, – и, может быть, избавиться наконец от косых взглядов.
– В левентике паруса только полощут, судно не движется. – Билл проиллюстрировал свою мысль, подергав паруса. – Нужен угол не менее тридцати градусов, thirty degrees, чтобы развить скорость. А скорость нам нужна – мы же собираемся соревноваться!
Он замахал руками.
– We must find the fastest way for the boat. Use the vind[32]. Используйте ветер!
Карим кивнул, сам не понимая почему. Что-то кололо его в затылок, и он обернулся. На скале чуть в стороне, уставившись на них, сидели трое подростков: девушка и трое парней. Что-то в их фигурах вызвало у Карима неуверенность, и он снова повернулся к Биллу.
– Постановку парусов следует сообразовать с направлением ветра. Это делается натяжением шкотов, то есть вы натягиваете или отпускаете фалы – специальные тросы, закрепленные на парусе или на парусах.
Билл потянул за то, что Карим до сегодняшнего дня называл веревкой, и парус натянулся. Тут так много всего надо знать – им никогда не овладеть всей этой наукой за такой короткий срок. Если это вообще когда-нибудь удастся.
– Если судно идет против ветра, не попадая в левентик, то этого можно добиться, лавируя. То есть ложась то на левый, то на правый галс.
Фарид рядом с ним тяжело вздохнул.
– Идти зигзагом. – Билл снова замахал руками, показывая, что имеет в виду. – You turn the boat and you turn it again, back and forth[33]. Это называется «лавировать».
Он снова указал на маленькую яхту.
– Сегодня я хотел, чтобы вы вышли со мной по одному и посмотрели, как я управляю парусами, – небольшой круг, просто чтобы почувствовать, что это такое.
Он указал на яхты, лежавшие чуть в стороне. Когда они собрались утром, Билл сказал, что они называются «Лазер». Суденышки казались неправдоподобно маленькими.
Билл улыбнулся Кариму.
– Пусть Карим начнет, а потом ты, Ибрагим. А остальные могут пока посмотреть список терминов, о которых я говорил. Мне удалось найти их в Интернете на английском, начнем с этого. По ходу дела выучите их по-шведски. О'кей?
Остальные кивали, но Карим с Ибрагимом в ужасе переглянулись. Кариму вспомнилась дорога из Стамбула в Самос. Морская болезнь. Высокие волны. Судно, шедшее впереди, которое перевернулось у них на глазах. Крики людей. Утопленники.
– У меня есть спасательный жилет, – радостно произнес Билл, не подозревая о шторме, бушующем в душе Карима.
Тот натянул жилет, так мало похожий на тот, что он купил за огромные деньги перед той поездкой через море.
В затылке снова закололо. Трое подростков по-прежнему разглядывали их. Девчонка хихикала. Кариму не понравился взгляд светловолосого парня. Он подавил в себе желание сказать об этом другим – они и без того нервничают.
– Ну вот, – сказал Билл. – Теперь только проверим, хорошо ли затянуты жилеты, – и можно выходить в море!
Он затянул на Кариме ремни и одобрительно кивнул. Потом взглянул на что-то у него за спиной и рассмеялся.
– Поглядите-ка, молодежь пришла нас поддержать! – Махнул подросткам рукой. – Идите же сюда!
Трое слезли со скалы и направились к ним. Чем ближе они подходили, тем больше у Карима бегали по телу мурашки от взгляда светловолосого.
– Это мой сын Нильс, – сказал Билл, положив руку на плечо светловолосому. – А это его друзья Вендела и Бассе.
Те, кого представили как друзей сына, протянули руки для приветствия, но Нильс лишь молча уставился на них.
– И ты тоже поздоровайся, – сказал Билл, подталкивая сына.
Карим протянул руку. После нескольких долгих секунд Нильс вытащил руку из кармана брюк и взял руку Карима. Ладонь у парня была ледяная. Но взгляд казался еще холоднее. Внезапно море показалось ему теплым и желанным местом.
* * *
Хелена закусила изнутри щеку, как делала всегда, когда надо было сосредоточиться. Она стояла на маленькой табуретке – одно неверное движение, и упадет. Вряд ли сильно ударится, зато помешает Джеймсу, который сидит, погруженный в газету.
Она поворачивала банки и коробки, стоявшие на верхней полке в шкафу, так, чтобы те располагались этикетками вперед. Взгляд Джеймса жег ей спину. Недовольный вздох, когда он открыл шкаф, – и вот уже все внутри у нее сжалось. Теперь, когда она все быстро исправила, ей удастся избежать наказания.
Жить с Джеймсом она научилась. Его постоянный контроль. Перепады настроения. У нее просто не было альтернативы, Хелена знала об этом. В первые годы она так боялась… Но потом у нее родился Сэм. Тогда она перестала бояться за себя и стала бояться за него. Большинство матерей опасались того момента, когда их дети уедут из родного дома. Она же считала секунды до того дня, когда он будет свободен. Будет в безопасности.
– Теперь все хорошо? – спросила Хелена, поворачиваясь к обеденному столу.
Вся посуда после завтрака была давно убрана, посудомоечная машина работала с тихим гудением, все поверхности сияли чистотой.
– Сгодится, – проговорил Джеймс, не отрываясь от газеты.
Он начал пользоваться очками для чтения. Почему-то ее это удивило. Оказывается, у него тоже есть свои слабости. Он всегда стремился к безупречности во всем. Для себя и ближайшего окружения. Именно поэтому Хелена так волновалась за Сэма. В ее глазах сын был совершенством. Но уже с самого раннего возраста он стал большим разочарованием для отца. Чувствительный, осторожный и боязливый, предпочитал спокойные игры, лазил невысоко, бегал небыстро, не любил бороться с другими мальчиками, а предпочитал часами сидеть в своей комнате с игрушками, создавая фантастические миры. Став старше, полюбил все разбирать и снова собирать. Старые радиоприемники и магнитофоны, старый телевизор, найденный в гараже, – все, что можно было разобрать, он разбирал и собирал заново. Как ни странно, Джеймс не возражал против этого его увлечения. Несмотря на всю свою педантичность и страсть к порядку, он оставил в гараже уголок для Сэма, где тот мог заниматься своими делами. По крайней мере, такой интерес он понимал.
– Что еще ты хотел бы, чтобы я сегодня сделала? – спросила Хелена, слезая с табуретки.
Она поставила ее на место, у короткой стороны кухонного островка, на одной линии с другой табуреткой, на расстоянии десяти сантиметров, чтобы они стояли строго симметрично.
– В прачечной лежало грязное белье. И мои брюки поглажены очень небрежно – это тебе придется переделать.
– Хорошо, – сказала Хелена и склонила голову.
Пожалуй, она заодно и все рубашки перегладит. Так будет надежнее.
– Я собираюсь за покупками. У тебя есть пожелания – помимо обычного?
Джеймс перевернул страницу в газете. В руках у него была газета «Бухюсленинген» – значит, ему еще осталось прочесть «ДН» и «Свенска дагбладет». Он всегда читал их в определенном порядке. Сперва «Бухюсленинген», потом «ДН», потом третью.
– Нет, только то, что обычно. – Теперь муж поднял глаза. – А где Сэм?
– Взял велосипед и поехал в поселок. Встретиться с другом.
– Что это за друг? – Джеймс взглянул на нее поверх очков для чтения.
Хелена заколебалась.
– Ее зовут Джесси.
– Ах, ее… Стало быть, это девушка? А кто ее родители?
Он опустил газету на колени, в глазах сверкнули искорки. Хелена глубоко вздохнула.
– Мне он ничего не говорил, но я слышала, что его видели с дочерью Марии.
Джеймс несколько раз вдохнул.
– Ты считаешь, что это уместно?
– Если ты хочешь, чтобы я сказала ему, чтобы он с ней не встречался, то я это сделаю. Или поговори с ним сам.
Хелена не могла оторвать глаз от носков тапочек. Живот снова свело. Так много всего всколыхнулось – такого, что должно было бы оставаться в далеком прошлом…
Джеймс снова взялся за газету.
– Нет, оставим всё как есть. Пока.
Сердце забилось, и Хелена ничего не могла с этим поделать. Она не была уверена, что Джеймс принял правильное решение. Но не ей решать. С того самого дня тридцать лет назад она ничего и никогда не решала сама.
* * *
– Тебе удалось найти что-нибудь среди заявлений? Что стоило бы распутывать дальше?
Патрик кивнул Аннике, но она лишь покачала головой.
– Нет, помимо того парня, снимавшего детей на пляже, не смогла найти никого, кто приставал бы к детям. Но я просмотрела еще не всю кипу.
– Какой период мы рассматриваем?
Йоста потянулся за ломтем хлеба и стал намазывать на него масло. Анника предусмотрительно позаботилась в это утро о завтраке, понимая, что все будут торопиться в участок и не позавтракают дома.
– Я начала с мая, как мы и говорили. Хотите, чтобы я посмотрела еще раньше?
Она взглянула на Патрика. Но тот только покачал головой.
– Нет, пока начнем с мая. Но если ты не найдешь ничего связанного с детьми, тогда подумаем, не начать ли искать более широко – просмотреть все заявления о сексуальных посягательствах и изнасилованиях.