Моя жизнь уже очень давно даже отдалённо не напоминала прекрасную, но сдаваться нельзя. Через боль, через не хочу я сделала всё что положено. Только на туалет ушло полчаса.
Молоко в холодильнике скисло. Простокваша тоже вкусна, но я попробовала — эта мерзко горчила, будто простояла так несколько дней. Я вылила всё в раковину и решила больше молоко не заказывать. Не настолько уж я его любила, а кефир ничем не хуже и не так быстро портится.
Зелень в отделении для овощей вся повяла и утратила право называться свежей. Что за ерунда? Я смотрела на безжизненно опустивший листья салат, унылую петрушку — выглядела композиция так себе. Может, холодильник отключался, пока я спала? Да, наверное, вырубили электричество на ночь. Мало ли какая поломка, да и не так уж часто это бывает. Верней, раньше такого не случалось, но ведь могло, да?
Потерявшая бодрый вид зелень отправилась на сковородку к яичнице. Получилось так себе. Салатные листья для жарки совершенно не подходили, о чём я узнала на собственном опыте. Но съела то блюдо, которое у меня получилось. Хотелось мне или не хотелось, я должна есть.
Я заметила это не сразу, только когда закончила с завтраком и убирала со стола. От тарелки и чашки на нём остались тёмные круги, и такие же пятна там, где я касалась поверхности. Я провела по чёрному стеклу пальцем — увидела след. Весь стол покрывал тонкий слой пыли, будто его не протирали несколько дней. А этого просто не могло быть — ведь я тщательно убирала за собой каждый раз, когда ела.
Грязную посуду я так и не помыла. Впервые, наверное, за много лет я покинула кухню, оставив там беспорядок.
Въехала в комнату, огляделась по сторонам, но всё, казалось, лежало на своих местах. И всё же — пыль на стеклянном столе, вялая зелень, скисшее молоко, жажда и голод, боль, странный сон в инвалидной коляске… Я добралась до стола, уставилась на рисунок, который так долго и тщательно рисовала. Карандаши и акварель, смешанная техника — выглядел он ровно так, как я и запомнила, только не блестел свежей краской.
В пластиковом стаканчике, где я мыла кисти, уровень воды понизился, я чётко видела цветной ободок над поверхностью ставшей почти чистой воды. Пигменты осели на дно, будто всё тут стояло вот так, брошенным, несколько дней.
Хоть убей, я не помнила, какое сегодня число. Запоминать дни недели мне тоже было без надобности.
Ответ на насущный вопрос, сколько же длился мой сон, нашёлся в ноутбуке. Мобильный телефон разрядился и ничего не показывал. А вот подключённый к сети ноутбук открыл мне глаза: в электронном ящике скопились письма за несколько дней. За три дня, нет, уже больше, уже шёл четвёртый.
От заказчика пентаграммы писем больше не приходило. Он будто знал, что ему не ответят.
Карандаш, который я держала в руке, переломился надвое. Испоганил мне пальцы, даже кровь потекла из мелкой царапины.
— Даже не думай об этом, не сходи с ума. Нет-нет-нет. Это сон, всего лишь сон. Даже не надейся, что ты там и правда была.
Нет, это не сон. И я это знала. Смотрела на нарисованную пентаграмму, на открытый компьютер с почтой, с этими десятками писем, и никогда, никогда прежде, даже когда поняла, что меня ждёт одинокая безногая жизнь, не испытывала большего гнева.
Майри воспользовалась мной и выкинула назад, в мою жалкую жизнь. После всего, что я там испытала. После Дэбрэ. После того, как я наконец почувствовала себя человеком.
Я дико, как зверь, закричала.
Соседи не пришли проверять, что со мной случилось, и ладно.
— Ну что, Дамиан, — сказала я вслух, — ты всё ещё уверен в защитных свойствах амулета Бога-Отца? Ну вот, посмотри, как он меня защищает!
Я не только говорила с теми, кого нет рядом, одновременно я снимала всё-всё со стола и разворачивала чистые листы.
«У тебя ничего не получится, ты не ведьма, ты не в силах вызвать демона в свой техно-мир. Всё бесполезно!» — воображаемая Майри смеялась в моей голове, а я уже рисовала.
Я нарисовала семь подряд пентаграмм перехода, не допустив ни единой ошибки. Но ничего не произошло — и я разорвала листы на клочки и разбросала их по всей комнате. И принялась рисовать вновь. И вновь. И вновь, пока не начала колотить по столу кулаками.
Я плакала, выла, давилась слезами. Да кто тут меня видел? Израненные руки тряслись, и физически мне было больно, но в душе — как будто кипящей смолой по содранной коже.
Нельзя давать надежду отчаявшемуся, а затем отбирать. Это жестоко. Боги из двух миров, похоже, издевались надо мной — допустили всё это и никак не помогали. А ведь Дэбрэ обещал, что я буду услышана, что буду защищена. Ну и где его Бог и Богиня? Там же, где наш — в пыльной церкви, в окружении горящих свечей на стильной картине.
Всё, хватит. Мне нужно взять себя в руки. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Так было, и так будет всегда.
Несколько минут я сидела, закрыв глаза, а когда справилась с собой — увидела чудо. У меня на кончиках пальцев горел огонь. Он быстро исчез, но я его видела, да. А это могло означать две равновероятные вещи: первое — я всё-таки сошла с ума и галлюцинирую наяву. Второе — я вернулась в наш мир не с пустыми руками, а с огненной энергией Катарины и, возможно, ещё и водяной от Софи. И если эти силы со мной — значит, есть шанс их использовать.
«Путь в тысячу ли начинается с одного шага», — папа так говорил, это всегда помогало собраться перед сложной задачей. А мама повторяла, что даже огромного слона можно съесть по кусочкам, стоит только начать.
Я вытерла слёзы, убрала со стола обрывки и взяла новый лист. Путь Майри для меня закрыт — это уже ясно. Но существуют и другие пути. Я не помнила в точности пентаграммы из книги Майри, но они мне и не нужны. Она обращалась к демонам, а я собиралась пойти по другому пути. Мне всё равно терять нечего. И наказание я приму, пусть только помогут. До самой последней детали я знала ещё две пентаграммы — они вели к тем, кто намного мощней и могущественней любых демонов. Одну я видела на обложке молитвенника, она связывала с Девой-Сестрой. Вторая была отчеканена на медальоне и вела к Богу-Отцу.
Я нарисовала их обе. Ничего не произошло.
Тогда я прочитала стихи, единственные, которые знала. Семнадцатый стих я помнила наизусть, каждое слово:
«Есть лишь одна Сила,
Она живет в облаках и дожде,
Во влаге земли, в корнях и бутонах,
Она гонит ветер,
Она горит в пламени наших костров.
В ней есть и мужское, и женское,
Она — Богини и Бога…»
Я читала молитву и рисовала, погрузилась в транс, не чувствовала ни усталости, ни голода, ни жажды, ни боли, ни неудобства. Повторяла одни и те же слова, одни и те же линии десятки, сотни, а кто знает, может, и тысячи раз.
Шли часы, солнце за окном село, а я всё рисовала и повторяла:
— Я хочу вернуться назад. К Дамиану Дэбрэ. Помогите мне, умоляю… Есть лишь одна Сила, Она живёт в облаках и дожде…
Я забылась в однообразных движениях, у меня мутилось перед глазами, но то, что творили мои руки без участия ума, что отправило меня в мир, который я так мечтала снова увидеть, мне всё-таки удалось разглядеть. Две пентаграммы объединились в одну — и в ней единой стало и мужское, и женское, Богини и Бога.
Чудо произошло в один миг. Я вернулась!
Но куда?
Шкафы с книгами от пола до потолка, галерея по кругу, горящие везде магические фонари — библиотеку Дэбрэ я сразу узнала. Но с моего последнего посещения многое тут изменилось. Столы оказались сдвинуты к шкафам, весь центр комнаты занимала горящая пентаграмма. Я стояла в самой её середине. От моих ног уходили закручивающиеся спирали и линии. А там, где они заканчивались, огонь встречался с водой, шёл пар, а за его клубами находились те, кого я уже узнала и полюбила: Дэбрэ, держащий светящийся меч над головой, угрожающе рычащий и лающий Бренан, Софи, управляющая текущей водой.
И все они — Дэбрэ, Софи и Бренан — сражались со мной. Ведь это я стояла против них в огненном круге.
Глава 50. Майя и Майри
— Это я, Майя, я вернулась! — крикнула я.
Бренан лаял оглушающе громко, пар шипел. Я повторила своё «я вернулась» несколько раз, но, увы, суровое выражение лица Дамиана не изменилось, как и сосредоточенное — Софи, а Бренан продолжал разрываться. От его яростного лая звенело в ушах.
Можно ли вообще за этим шумом что-то расслышать — не знаю. Но глаза-то у них есть! Как они могли не видеть, что я — другая? Ведь я стояла перед ними без обуви, только в смешных полосатых носках, а ещё в лёгкой юбке чуть ниже колена и в белой футболке, надетой без лифчика прямо на голое тело. Да, я появилась здесь в том, в чём была. Теперь уже не сошлёшься на утраченную память, не назовёшь себя Майри — вот и хорошо. Я снова здесь, здоровая, на ногах — и прекрасно. В трусах и хоть какой-то одежде, ну и слава богам!
«Спасибо, Дева-Сестра! Спасибо, Защитник-Отец!»
В голове мелькнуло заученное так, что никогда не забуду: «Есть лишь одна Сила, Она живёт в облаках и дожде…»
Мне помогли, вернули назад, ещё б огонь погасили и убрали это страшное выражение с лица Дамиана. Но это так, в идеале — тогда я бы танцевала от счастья. В реальности — стояла как вкопанная и боялась пошевелиться.
Огненная пентаграмма начиналась у моих ног и простиралась метров по пять во все стороны. Я почти не сомневалась, что это дело рук Майри. Куда бы я ни бросила взгляд — везде горел огонь. Больше того — пентаграмма менялась у меня на глазах, двигалась, будто что-то живое, медленно вращалась справа налево, и выглядело всё это по-настоящему страшным.
Любой бы испугался того, что я видела. Никто не захотел бы очутиться на моём месте. И я, конечно, всей душой рвалась вернуться сюда, но, честно, при этом совсем не мечтала оказаться в круге огня.
Боги меня спасли, вытащили из того мира. Неплохо бы им ещё с умом выбрать то конкретное место, куда они решили меня возвращать. Зачем мне появляться именно здесь, в колдовском круге? И что теперь делать? Пойду к Дэбрэ — он мне ещё голову отрубит этим джедайским мечом. Бренан — загрызёт. Софи, не знаю, может, утопит?
— Это я, Майя! — я постаралась перекричать надрывающегося Бренана. — Вы слышите? Разве вы не видите? Это же я!
Клубы пара становились всё гуще, мешали чётко видеть, так что не знаю, поняли ли меня. Бренан не унимался, и даже если мне что-то в ответ говорили, за его лаем слов я не слышала.
Ладно, похоже, придётся рискнуть. Оставаться на месте — страшней, чем лишиться головы или оказаться покусанной.
Волшебный огонь не жёг, это я помнила чётко. А этот огонь точно магический, тут нет сомнений. Оранжевые языки пламени плыли над паркетом, на самом деле пол не горел. И всё же, чтобы решиться пройти по огненному ковру, потребовалось собрать все силы в кулак. С моим плачевным опытом преодолеть страх было ой как непросто.
Но всё-таки я как-то уговорила себя, шагнула вперёд — и обожглась очень сильно. Отпрыгнула назад с криком, и только тогда пришёл он — Его Величество Страх с большой буквы, настоящий, утробный, что и здесь со мной случится что-то плохое, и, как и в том мире, я стану обугленной веткой, вытащенной из костра. И это ещё в лучшем случае, ведь могу превратиться и в пепел.
Из меня будто все кости выдернули. Я еле на ногах удержалась. Так и видела, как поскальзываюсь или оступаюсь и падаю лицом вниз, и, как факел, вспыхивает одежда, сгорают волосы, кожа…
— Помогите. — В этом шуме мой обессиленный хрип никто бы не услышал. — Пожалуйста.
Кричать у меня не получалось. Хорошо, что получалось дышать.
Лай резко стих. И словно стена тишины рухнула на всех нас.
— Майя? — судя по тону, Дэбрэ не был уверен, с кем говорил. — Майя, если это вы, то не стойте там, идите сюда, к нам. Вам нельзя там оставаться.
— Здесь огонь! — крикнула я. — Он настоящий!
Можно было, кстати, так не орать. Шипел пар, трещало пламя, журчала вода, но слышать друг друга эти звуки уже не мешали. А вот видела я из-за пара совсем немного. Вокруг круга огня будто сгустился туман, и из него доносились голоса.
Бренан негромко тявкнул. Невидимая Софи сказала:
— Майя, девочка, иди скорей к нам. Обожжёшься — это не так страшно. Беги оттуда скорей!
— Майя, не стойте там, идите же скорей к нам, — позвал Дэбрэ вновь и уже громче: — Майя, скорей!
Его голос изменился как будто от страха.
— Зачем ты зовёшь её? — произнёс женский голос за моей спиной. — Зачем тебе она, когда у тебя всё ещё есть я, твоя любимая Майри?
Я резко обернулась.
Молоко в холодильнике скисло. Простокваша тоже вкусна, но я попробовала — эта мерзко горчила, будто простояла так несколько дней. Я вылила всё в раковину и решила больше молоко не заказывать. Не настолько уж я его любила, а кефир ничем не хуже и не так быстро портится.
Зелень в отделении для овощей вся повяла и утратила право называться свежей. Что за ерунда? Я смотрела на безжизненно опустивший листья салат, унылую петрушку — выглядела композиция так себе. Может, холодильник отключался, пока я спала? Да, наверное, вырубили электричество на ночь. Мало ли какая поломка, да и не так уж часто это бывает. Верней, раньше такого не случалось, но ведь могло, да?
Потерявшая бодрый вид зелень отправилась на сковородку к яичнице. Получилось так себе. Салатные листья для жарки совершенно не подходили, о чём я узнала на собственном опыте. Но съела то блюдо, которое у меня получилось. Хотелось мне или не хотелось, я должна есть.
Я заметила это не сразу, только когда закончила с завтраком и убирала со стола. От тарелки и чашки на нём остались тёмные круги, и такие же пятна там, где я касалась поверхности. Я провела по чёрному стеклу пальцем — увидела след. Весь стол покрывал тонкий слой пыли, будто его не протирали несколько дней. А этого просто не могло быть — ведь я тщательно убирала за собой каждый раз, когда ела.
Грязную посуду я так и не помыла. Впервые, наверное, за много лет я покинула кухню, оставив там беспорядок.
Въехала в комнату, огляделась по сторонам, но всё, казалось, лежало на своих местах. И всё же — пыль на стеклянном столе, вялая зелень, скисшее молоко, жажда и голод, боль, странный сон в инвалидной коляске… Я добралась до стола, уставилась на рисунок, который так долго и тщательно рисовала. Карандаши и акварель, смешанная техника — выглядел он ровно так, как я и запомнила, только не блестел свежей краской.
В пластиковом стаканчике, где я мыла кисти, уровень воды понизился, я чётко видела цветной ободок над поверхностью ставшей почти чистой воды. Пигменты осели на дно, будто всё тут стояло вот так, брошенным, несколько дней.
Хоть убей, я не помнила, какое сегодня число. Запоминать дни недели мне тоже было без надобности.
Ответ на насущный вопрос, сколько же длился мой сон, нашёлся в ноутбуке. Мобильный телефон разрядился и ничего не показывал. А вот подключённый к сети ноутбук открыл мне глаза: в электронном ящике скопились письма за несколько дней. За три дня, нет, уже больше, уже шёл четвёртый.
От заказчика пентаграммы писем больше не приходило. Он будто знал, что ему не ответят.
Карандаш, который я держала в руке, переломился надвое. Испоганил мне пальцы, даже кровь потекла из мелкой царапины.
— Даже не думай об этом, не сходи с ума. Нет-нет-нет. Это сон, всего лишь сон. Даже не надейся, что ты там и правда была.
Нет, это не сон. И я это знала. Смотрела на нарисованную пентаграмму, на открытый компьютер с почтой, с этими десятками писем, и никогда, никогда прежде, даже когда поняла, что меня ждёт одинокая безногая жизнь, не испытывала большего гнева.
Майри воспользовалась мной и выкинула назад, в мою жалкую жизнь. После всего, что я там испытала. После Дэбрэ. После того, как я наконец почувствовала себя человеком.
Я дико, как зверь, закричала.
Соседи не пришли проверять, что со мной случилось, и ладно.
— Ну что, Дамиан, — сказала я вслух, — ты всё ещё уверен в защитных свойствах амулета Бога-Отца? Ну вот, посмотри, как он меня защищает!
Я не только говорила с теми, кого нет рядом, одновременно я снимала всё-всё со стола и разворачивала чистые листы.
«У тебя ничего не получится, ты не ведьма, ты не в силах вызвать демона в свой техно-мир. Всё бесполезно!» — воображаемая Майри смеялась в моей голове, а я уже рисовала.
Я нарисовала семь подряд пентаграмм перехода, не допустив ни единой ошибки. Но ничего не произошло — и я разорвала листы на клочки и разбросала их по всей комнате. И принялась рисовать вновь. И вновь. И вновь, пока не начала колотить по столу кулаками.
Я плакала, выла, давилась слезами. Да кто тут меня видел? Израненные руки тряслись, и физически мне было больно, но в душе — как будто кипящей смолой по содранной коже.
Нельзя давать надежду отчаявшемуся, а затем отбирать. Это жестоко. Боги из двух миров, похоже, издевались надо мной — допустили всё это и никак не помогали. А ведь Дэбрэ обещал, что я буду услышана, что буду защищена. Ну и где его Бог и Богиня? Там же, где наш — в пыльной церкви, в окружении горящих свечей на стильной картине.
Всё, хватит. Мне нужно взять себя в руки. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Так было, и так будет всегда.
Несколько минут я сидела, закрыв глаза, а когда справилась с собой — увидела чудо. У меня на кончиках пальцев горел огонь. Он быстро исчез, но я его видела, да. А это могло означать две равновероятные вещи: первое — я всё-таки сошла с ума и галлюцинирую наяву. Второе — я вернулась в наш мир не с пустыми руками, а с огненной энергией Катарины и, возможно, ещё и водяной от Софи. И если эти силы со мной — значит, есть шанс их использовать.
«Путь в тысячу ли начинается с одного шага», — папа так говорил, это всегда помогало собраться перед сложной задачей. А мама повторяла, что даже огромного слона можно съесть по кусочкам, стоит только начать.
Я вытерла слёзы, убрала со стола обрывки и взяла новый лист. Путь Майри для меня закрыт — это уже ясно. Но существуют и другие пути. Я не помнила в точности пентаграммы из книги Майри, но они мне и не нужны. Она обращалась к демонам, а я собиралась пойти по другому пути. Мне всё равно терять нечего. И наказание я приму, пусть только помогут. До самой последней детали я знала ещё две пентаграммы — они вели к тем, кто намного мощней и могущественней любых демонов. Одну я видела на обложке молитвенника, она связывала с Девой-Сестрой. Вторая была отчеканена на медальоне и вела к Богу-Отцу.
Я нарисовала их обе. Ничего не произошло.
Тогда я прочитала стихи, единственные, которые знала. Семнадцатый стих я помнила наизусть, каждое слово:
«Есть лишь одна Сила,
Она живет в облаках и дожде,
Во влаге земли, в корнях и бутонах,
Она гонит ветер,
Она горит в пламени наших костров.
В ней есть и мужское, и женское,
Она — Богини и Бога…»
Я читала молитву и рисовала, погрузилась в транс, не чувствовала ни усталости, ни голода, ни жажды, ни боли, ни неудобства. Повторяла одни и те же слова, одни и те же линии десятки, сотни, а кто знает, может, и тысячи раз.
Шли часы, солнце за окном село, а я всё рисовала и повторяла:
— Я хочу вернуться назад. К Дамиану Дэбрэ. Помогите мне, умоляю… Есть лишь одна Сила, Она живёт в облаках и дожде…
Я забылась в однообразных движениях, у меня мутилось перед глазами, но то, что творили мои руки без участия ума, что отправило меня в мир, который я так мечтала снова увидеть, мне всё-таки удалось разглядеть. Две пентаграммы объединились в одну — и в ней единой стало и мужское, и женское, Богини и Бога.
Чудо произошло в один миг. Я вернулась!
Но куда?
Шкафы с книгами от пола до потолка, галерея по кругу, горящие везде магические фонари — библиотеку Дэбрэ я сразу узнала. Но с моего последнего посещения многое тут изменилось. Столы оказались сдвинуты к шкафам, весь центр комнаты занимала горящая пентаграмма. Я стояла в самой её середине. От моих ног уходили закручивающиеся спирали и линии. А там, где они заканчивались, огонь встречался с водой, шёл пар, а за его клубами находились те, кого я уже узнала и полюбила: Дэбрэ, держащий светящийся меч над головой, угрожающе рычащий и лающий Бренан, Софи, управляющая текущей водой.
И все они — Дэбрэ, Софи и Бренан — сражались со мной. Ведь это я стояла против них в огненном круге.
Глава 50. Майя и Майри
— Это я, Майя, я вернулась! — крикнула я.
Бренан лаял оглушающе громко, пар шипел. Я повторила своё «я вернулась» несколько раз, но, увы, суровое выражение лица Дамиана не изменилось, как и сосредоточенное — Софи, а Бренан продолжал разрываться. От его яростного лая звенело в ушах.
Можно ли вообще за этим шумом что-то расслышать — не знаю. Но глаза-то у них есть! Как они могли не видеть, что я — другая? Ведь я стояла перед ними без обуви, только в смешных полосатых носках, а ещё в лёгкой юбке чуть ниже колена и в белой футболке, надетой без лифчика прямо на голое тело. Да, я появилась здесь в том, в чём была. Теперь уже не сошлёшься на утраченную память, не назовёшь себя Майри — вот и хорошо. Я снова здесь, здоровая, на ногах — и прекрасно. В трусах и хоть какой-то одежде, ну и слава богам!
«Спасибо, Дева-Сестра! Спасибо, Защитник-Отец!»
В голове мелькнуло заученное так, что никогда не забуду: «Есть лишь одна Сила, Она живёт в облаках и дожде…»
Мне помогли, вернули назад, ещё б огонь погасили и убрали это страшное выражение с лица Дамиана. Но это так, в идеале — тогда я бы танцевала от счастья. В реальности — стояла как вкопанная и боялась пошевелиться.
Огненная пентаграмма начиналась у моих ног и простиралась метров по пять во все стороны. Я почти не сомневалась, что это дело рук Майри. Куда бы я ни бросила взгляд — везде горел огонь. Больше того — пентаграмма менялась у меня на глазах, двигалась, будто что-то живое, медленно вращалась справа налево, и выглядело всё это по-настоящему страшным.
Любой бы испугался того, что я видела. Никто не захотел бы очутиться на моём месте. И я, конечно, всей душой рвалась вернуться сюда, но, честно, при этом совсем не мечтала оказаться в круге огня.
Боги меня спасли, вытащили из того мира. Неплохо бы им ещё с умом выбрать то конкретное место, куда они решили меня возвращать. Зачем мне появляться именно здесь, в колдовском круге? И что теперь делать? Пойду к Дэбрэ — он мне ещё голову отрубит этим джедайским мечом. Бренан — загрызёт. Софи, не знаю, может, утопит?
— Это я, Майя! — я постаралась перекричать надрывающегося Бренана. — Вы слышите? Разве вы не видите? Это же я!
Клубы пара становились всё гуще, мешали чётко видеть, так что не знаю, поняли ли меня. Бренан не унимался, и даже если мне что-то в ответ говорили, за его лаем слов я не слышала.
Ладно, похоже, придётся рискнуть. Оставаться на месте — страшней, чем лишиться головы или оказаться покусанной.
Волшебный огонь не жёг, это я помнила чётко. А этот огонь точно магический, тут нет сомнений. Оранжевые языки пламени плыли над паркетом, на самом деле пол не горел. И всё же, чтобы решиться пройти по огненному ковру, потребовалось собрать все силы в кулак. С моим плачевным опытом преодолеть страх было ой как непросто.
Но всё-таки я как-то уговорила себя, шагнула вперёд — и обожглась очень сильно. Отпрыгнула назад с криком, и только тогда пришёл он — Его Величество Страх с большой буквы, настоящий, утробный, что и здесь со мной случится что-то плохое, и, как и в том мире, я стану обугленной веткой, вытащенной из костра. И это ещё в лучшем случае, ведь могу превратиться и в пепел.
Из меня будто все кости выдернули. Я еле на ногах удержалась. Так и видела, как поскальзываюсь или оступаюсь и падаю лицом вниз, и, как факел, вспыхивает одежда, сгорают волосы, кожа…
— Помогите. — В этом шуме мой обессиленный хрип никто бы не услышал. — Пожалуйста.
Кричать у меня не получалось. Хорошо, что получалось дышать.
Лай резко стих. И словно стена тишины рухнула на всех нас.
— Майя? — судя по тону, Дэбрэ не был уверен, с кем говорил. — Майя, если это вы, то не стойте там, идите сюда, к нам. Вам нельзя там оставаться.
— Здесь огонь! — крикнула я. — Он настоящий!
Можно было, кстати, так не орать. Шипел пар, трещало пламя, журчала вода, но слышать друг друга эти звуки уже не мешали. А вот видела я из-за пара совсем немного. Вокруг круга огня будто сгустился туман, и из него доносились голоса.
Бренан негромко тявкнул. Невидимая Софи сказала:
— Майя, девочка, иди скорей к нам. Обожжёшься — это не так страшно. Беги оттуда скорей!
— Майя, не стойте там, идите же скорей к нам, — позвал Дэбрэ вновь и уже громче: — Майя, скорей!
Его голос изменился как будто от страха.
— Зачем ты зовёшь её? — произнёс женский голос за моей спиной. — Зачем тебе она, когда у тебя всё ещё есть я, твоя любимая Майри?
Я резко обернулась.