Он обнимал меня, свободной рукой — держал за руку, нет, больше — ласкал большим пальцем нежную кожу запястья, словно хотел, чтобы у меня никогда не восстановилось дыхание.

— Соблазняю вас.

Я нервно рассмеялась.

— Вы откровенны.

— Как и вы. И это очаровывает больше всего. А что делаете вы? — его низкий голос ласкал, как и тёплое дыхание, касающееся волос.

— Соблазняюсь, ведь в соблазнении вы очень хороши.

— Чудовищно прямолинеен, — раскритиковал он себя.

— Мне нравится честность и прямота. Но я боюсь, что мою искреннюю заинтересованность вы не оцените. В таких случаях порядочная девушка должна дать пощёчину дерзкому кавалеру.

Боже мой, какой бред я несла, а ещё позволяла себя обнимать, то есть поступала совершенно неправильно.

— Вы хотите ударить меня? — спросил он с улыбкой в голосе, а я постаралась ответить серьёзно:

— Нет, но я хочу, чтобы вы понимали, что в отношении меня нельзя распускать руки и губы и говорить со мной таким соблазняющим тоном.

— Это слишком для вас, Майя? — спросил он намного мягче. — Я всё-таки пугаю вас, да?

— Больше я боюсь себя, тех чувств, которые вы во мне пробуждаете. Мы знакомы всего несколько дней, а я веду себя так опрометчиво.

Я высвободилась из его объятий, и он меня отпустил, не стал удерживать. Я встала и отошла на несколько шагов, повернулась к нему.

Дэбрэ смотрел на меня. Я бы хотела нарисовать его таким — откровенно любующимся, уверенным в себе, готовым ждать, когда созревшее яблоко упадёт прямо в руки.

— Вы прекрасны, — сказал он. — Никогда не встречал женщины очаровательнее вас.

— А Майри?

Ноги немного подкашивались, и сердце продолжало играть в мячик в груди, и губы пылали. И лицо, увы, тоже. А в остальном — да, я была в норме.

Лёгкая тень набежала на его лицо.

— Вы другая. — Он опустил взгляд, затем усмехнулся своим воспоминаниям. — В нашей ситуации ей бы и в голову не пришло надеть драгоценности, которые я ей подарил. Она бы побоялась напомнить мне о нашей связи.

Ожерелье на мне было чудовищно дорогим — бриллианты, сапфиры. Его слова заставили задуматься о финансовых возможностях «сына башмачника».

— Я не знала, что это вы подарили, — сказала я. — Простите, если мой вид вызвал у вас неприятные воспоминания.

— Ваш вид исправил все неприятные воспоминания, касающиеся этих драгоценностей. Вы подарили мне новые взамен тех — восхитительные.

— Разорвав помолвку, Майри не вернула подарок? — я подошла к маленькому столику в углу, где стоял графин, налила себе воды.

Но холодная вода совершенно не помогла мне избавиться от вкуса Дэбрэ и всей той нежности, которую он мне подарил.

Это было прекрасно. Я хотела ещё и ещё. Кровь в губах стучала крохотными молоточками.

Но нельзя же так проваливаться в него. Нельзя позволять творить с собой в любом месте что угодно. Без объяснений, без отношений, всего лишь потому, что к нему тянет всё существо.

— Подарки на то и подарки, чтобы не требовать их назад, — сказал Дэбрэ. — Или вы считаете меня расточительным?

— Нет, ваша щедрость, доброта и благородство очевидны.

Я прикрыла ладонью рот. Это ж надо! Сначала сказала, а затем подумала, как мои слова прозвучали. Захотелось отмотать время назад. А ещё просилось на язык: «Простите, я не хотела…» Но что не хотела? Быть настолько очевидной? Одобряющей его во всём? Откровенно заинтересованной?

Он подошёл ко мне со спины, когда я стояла у столика с графином. Я, конечно же, услышала его приближение, но больше — почувствовала его телом. Между нами оставалось достаточное расстояние, но воздух будто сгустился и нагрелся. Взгляд Дэбрэ был физически ощутимым, будто меня касалась рука. Ложилась на обнажённые плечи, спину, затылок. И это было до мурашек волнительно.

Мне бы следовало повернуться к нему, а я всё медлила — и дождалась. Он провёл подушечкой пальца по моему плечу — почти невесомо, но так, что все мышцы вздрогнули.

Я дёрнула плечом.

— Пожалуйста, перестаньте.

Он не остановился, коснулся другого плеча.

— Я вас прошу!

Я повернулась к нему — зря. Вернее, совсем не зря, а сокрушительно горячо и нежно, но до чего ж жаль разбитого на мелкие осколки графина. Громкий звук его разрушительного падения заставил нас обоих опомниться.

— Все демоны ада. — Дэбрэ бросил взгляд на пол: на осколки стекла и разлитую воду. — Вы не пострадали?


Нет. Вернее, да. Не думала я, что настолько потеряю голову. Непозволительно так вести себя с мужчиной в этом мире ханжей, а что делала я? Уничтожала репутацию уже не Майри, а собственную. Причём с треском, вернее, с хрустом, вдребезги и напополам.

Его поцелуи прекрасны, но до чего ж я на себя зла. Нельзя так поступать, даже если он очень нравится, нельзя это показывать так откровенно!

Что ещё неприятней — нас застала Софи. Она стояла в дверях. Не знаю, что она видела, но почти не сомневалась, что больше чем следовало. Я бы не хотела, чтобы мама застала меня в такой ситуации даже больше, чем любой другой человек. И почувствовала себя почти так же неудобно под укоряющим взглядом Софи.

Дэбрэ от неё тоже досталось. Он смотрел на Софи, та — на него, и Дэбрэ, к моему удивлению, проиграл войну взглядов.

— Кушать подано, — произнесла Софи сдержанным тоном и церемонно поклонилась.

Она вышла, и он провёл рукой по волосам, взъерошивая их, будто мальчишка.

— Мы заработали выволочку? — спросила я.

Он повернулся ко мне, посмотрел мне в глаза. Его губы тронула улыбка, её же я увидела в его взгляде.

— Это того стоило, Майя.

Он вновь хотел меня поцеловать — я не позволила.

— После ужина, — начала я, и он, будто эхо в горах, подхватил низким волнующим голосом:

— Да.

— Нам нужно будет серьёзно поговорить, Дамиан.

— Да, Майя. Я согласен серьёзно всё обсудить.

Он взял меня за руку и поцеловал пальцы. Кажется, он не совсем верно понял меня. Но разубеждать его я не стала.





Глава 46. Обманчивая неловкость




Я решила положиться на судьбу. Будь что будет, как пойдёт — так пойдёт.

В игру на сближение играли двое: я и Дэбрэ. Вчера вела я, сегодня он полностью перехватил инициативу и уверенно доминировал. С таким раскладом убедит меня — и я сдамся, нет — значит, нет. В любом случае не хочу притворяться другим человеком, разводить все эти реверансы и участвовать в Марлезонских балетах. Дэбрэ мне нравился настолько, чтобы сказать ему «да». И я уже не девочка, вернее, не должна ею быть в моём возрасте.

В моём мире у меня не было и не могло быть ничего. Здесь же как раз всё наоборот: Майри успела позаботиться о том, чтобы мне не пришлось опасаться неприятных ощущений первого секса. Так что бояться нечего и жалеть нечего, особенно, если в постели Дэбрэ так же умел, как в поцелуях.

И всё равно, от одной мысли о близости с ним меня, как качели, бросало между возможным отказом и вероятным согласием.

Но последует ли сам вопрос? Я-то точно не стану его задавать, а вот Дэбрэ, похоже, настроен серьёзно. Судя по тому, что он творил совсем недавно и как смотрит на меня сейчас — да, он хочет большего. Это несомненно.

Хочу ли я того же? Когда он рядом, когда обнимает, целует — о да, ещё бы мне не хотеть. Сейчас же, когда мы сидим за накрытым столом, простота и естественность момента утрачена, и всё становится более сложным, уже не таким очевидным, ясным и привлекательным.

Хочу я его или не хочу в том самом смысле? Не знаю. Всё слишком быстро и слишком рано. Я не знаю его как человека, мы не съели вместе не то что пуда соли, но и маленькой солонки. То, что он мне нравится — не повод плевать на приличия, даже если хочется плюнуть. Он не оценит мою готовность рискнуть узнать его ближе, увидит в этом распущенность — могу поклясться, что так оно и будет. Ведь он ханжа, ну почти. Себе-то он всё позволяет, включая связь с Майри, когда предложение брака идёт номером два, уже за тем фактом, что у них всё было и не один раз.

И что же мне делать? По его взгляду ясно, что он собирается продолжить то, что начал в гостиной. Будь мы в нашем мире, я бы даже не сомневалась. Такого мужчину я бы не упустила, а он бы правильно понял меня — в идеале, конечно. Но Дэбрэ — не наш человек, он не поймёт преждевременной сдачи здесь, в этом мире виконтов, карет, кринолинов и ведьм, хартманов, демонов по вызову и прочего, о чём я ещё не имею никакого понятия.

Заслужить его уважение — играть в недотрогу. Таковы приличия и старинные обычаи. На что угодно поспорю, что всё тут устроено именно так — на притворном «нет», когда хочется сказать: «Да, я вся твоя». Но нельзя. Нужно играть, притворяться шокированной и оскорблённой, врать. И от всего этого заведомо претит, как от запаха нафталиновых шариков. Бабуля пользовалась, в её шкафу висела привлекательная для моли шуба, и запах стоял там такой — закачаешься, а то и вовсе стошнит.

Думать сложно. В голове одни поцелуи, его нежность и страсть. А должны быть мозги.

«Боже, Майя, ну что ты творишь. Хватит уже, успокойся. Перестань волноваться по пустякам и не спеши с решениями. Сначала расскажи ему о молитвеннике Майри. После посмотришь, что будет. Может, он так взбесится, что тебе вообще разонравится начисто», — прозвучало в голове маминым голосом. Спасибо, отрезвляющая мысль, пришла очень вовремя.

Софи считала, что Дэбрэ разозлится, что в гневе он ужасен. Вот и хорошо. Как раз посмотрю на него в раздраконенном виде. А то вон он какой: всего несколько поцелуев, и мысли о том, что этот мир — не райское местечко, отодвинулись далеко-далеко. Дэбрэ их отодвинул, показав мне, что рай на земле — легко достижимая цель.

Я подняла голову — он смотрел на меня.

Ну вот как у него так получается? Он сидит от меня далеко, а кажется, что касается.

— Я могу предложить вам рыбу, госпожа? — Софи остановилась возле меня и продемонстрировала прекрасное блюдо.

— Нет, не надо, спасибо, — ответила я, опустив взгляд.

— Вы уверены? Рыба сегодня особенно хороша.

— Спасибо, но что-то нет аппетита.