По пути я закинула вещи в свою комнату и в библиотеку отправилась налегке, как была. Платье после купания в пруду я надевала впопыхах, волосы оставались мокрыми, ступни — босыми. Попадаться в таком виде кому-то на глаза я не планировала, думала, всё быстро улажу, пока пёс гуляет — и просчиталась. А ведь поначалу всё шло так хорошо: никого не встретила по дороге, а в библиотеке быстро нашла нужный шкаф и полку. Я уже держала книги в руках, когда дверь в библиотеку резко распахнулась.

Вспыхнувшая было надежда увидеть Софи мгновенно растаяла — на пороге стоял Дэбрэ.

Будто преступница, застигнутая на месте преступления, я вздрогнула всем телом. Мало того — выронила один из молитвенников, и тот шлёпнулся на пол со звуком разорвавшейся бомбы. Ну, может, немного потише, и всё равно катастрофически громко. Внутри всё опустилось от мысли, как мне теперь перед Дэбрэ объясняться.

Он молча смотрел на меня, и его лицо казалось высеченным из камня. Щёки порозовели, темные глаза блестели, грудь вздымалась, будто он недавно бежал — я бы не назвала его мраморной статуей, несмотря на полную неподвижность. А вот себя — да. Мышцы как окаменели, я не могла пошевелиться. Казалось, наклонюсь — и сломаюсь напополам.

Ну почему всё в моей жизни так нелепо, не вовремя, до чего же обидно. Я могла бы тысячу раз сказать себе, что сама виновата, но кого бы это спасло?

Дэбрэ подошёл ко мне и поднял книгу с пола — я так и продолжала стоять, будто преступница. Хотя почему будто? Сейчас он откроет книгу, увидит там пентаграммы Майри, и я окажусь в тюрьме. Ну или лишусь его доверия уже окончательно, даже если расскажу всё честно, как есть.

— Вы за этим сюда так бежали? — спросил он негромко, бросив всего один взгляд на молитвенник, и вновь испытующе посмотрел мне в лицо.

Не могла я вынести его взгляд. Я смотрела на его руки, а он всё крутил туда-сюда книгу, не открывая её. У меня возникло такое ощущение, будто к моему лбу приставили револьвер, и я могла только ждать, когда же единственный патрон в барабане разнесёт мою бедную голову. Каждый поворот книги в руках Дэбрэ — как сухой хлёсткий щелчок в ожидании неминуемой смерти.

Но он ведь меня не убьёт. Может, прогонит, может, осудит, даже, может, поймёт. Но эта пауза перед тем, как всё случится, мучительна настолько, что хочется закричать: «Да открой ты её уже!»

А он не спешил, будто знал, как это промедление мучит меня.

— Зачем вам молитвенник?

Мне потребовалось собрать все силы в кулак, чтобы выдавить из себя:

— Это книга сестры Катарины, она дала мне её почитать, а Софи забеспокоилась, что, не имея опыта, я проявлю неуважение к содержанию книги и навлеку на себя гнев высших сил. Она нашла её в моей комнате и отнесла сюда, а я пришла забрать, пока помню об этом, чтобы при случае обязательно вернуть её Катарине.

Чем дольше я говорила, тем сильней билось сердце, а вот голос становился твёрже. Одно хорошо — я ни в чём не соврала. Всё остальное казалось ужасным.

Я протянула руку — удивительно, но она не дрожала — и сказала:

— Отдайте её мне, пожалуйста.

Дэбрэ так смотрел на меня, я думала, что умру под его взглядом. Сердце билось всё быстрей и быстрей. Мне казалось, ещё минута — и случится инфаркт. Дэбрэ смотрел мне в глаза, затем опустил взгляд на книгу.

И открыл её прямо посередине. А я закрыла глаза. Не хотела видеть, как изменится его лицо, когда он поймёт, что я его обманула.

— Софи права, что забрала у вас эту книгу, — прозвучал его голос. И я не сразу поняла, почему он не кричит, не обвиняет меня. — Сестра Катарина не могла знать, что вы не знаете, как нужно обращаться со священными текстами. И вы действительно могли навредить себе, если не помните, как это делать.

— Я не помню, вы правы, — тихо ответила я.

Его слова всё ещё отдавались в голове сухим щелчком — я пережила страшный момент, но скольких же нервных клеток мне это стоило. Значит, на пол упал молитвенник Катарины. Книга Майри сейчас у меня в левой руке, а сама рука опущена вниз, и я очень надеялась, что складки платья книгу хоть немного скрывают. Может, он и не заметит, что книг у меня две?

Надежда — ужасная вещь. От неё сердце рвётся на части.

— Я не собиралась читать молитвы, но не могла ей отказать. Катарина очень настаивала, и я взяла её книгу. — Я шумно выдохнула, подняла взгляд.

Он так смотрел на меня. Не умею читать мысли в чужих головах, но его волнение чувствовалось кожей. Напряжение между нами ещё возросло.

Он вложил книгу мне в руку, и я схватила её так цепко, что пальцы будто свело.

— Спасибо, — сказала я. — Я верну её сестре Катарине, когда она вернётся в наш дом.

— Наш. Дом, — он повторил мои слова с большой паузой между ними. Его взгляд жёг, и я опустила глаза.

— Простите. Я не хотела ни на что намекать. Я и не надеялась, что вы увидите во мне спутницу жизни.

Он коснулся меня, заставил поднять голову — держал под подбородком, вторую руку положил на спину, не давая сбежать. Его глаза ещё приблизились, я смотрела только в них — падала в них. Его прикосновения касались такими уверенными, сильными и при этом нежными.

— Что вы?.. — и это всё, что я успела сказать.

Он поцеловал меня.

Не знаю, каким чудом я не выронила эти проклятые книги.





Глава 42. Всё сложно





Даже спустя часы я всё ещё ощущала поцелуй Дэбрэ на губах, ну а думала о нём и вовсе чуть ли не каждую минуту.

Он поцеловал меня и ушёл, никак не объясняя своего поведения. А я ничего не спросила — на ногах смогла устоять, и то хорошо. Я мечтала о поцелуях и вот, получила свой первый. Не жалела о случившемся ни секунды. Мне повезло. Этот поцелуй был настолько прекрасным, что я всё никак не могла успокоиться. Нежным и сдержанным Дэбрэ был лишь поначалу, а затем показал на примере, что случается со щепкой, попавшей во власть урагана. И даже сейчас его поцелуй тлел на губах, словно Дэбрэ оставил на мне несмываемое клеймо. Я уже не раз умывалась холодной водой, но ощущения тепла и нежности возвращались. Даже если бы я хотела, то не смогла бы выбросить случившееся из головы.

А я не хотела ничего забывать. Я, может, всю жизнь о таком мечтала. С изломанным телом и изуродованным лицом у меня не было ни единого шанса на счастье. Этот мир — мой единственный шанс на любовь. Страсть Дэбрэ показалась мне настоящей, искренней, будто его вёл порыв, которого он не смог сдержать — и этот поступок выглядел сильней любых слов, самых изысканных комплиментов.

Наверное, ему не стоило так поступать, но я не жалела о том, что он не сдержал чувства. И даже если во мне он всё ещё видел Майри — не жалела ни капли.

Я вернулась в свою комнату под таким впечатлением, что даже не сразу посмотрела, как сумела спастись. И словно приключений мне было мало, сунула книги под подушку и на время забыла о них.

Мне надо было подумать, но мысли разбегались, как муравьи. Кусали меня, жгли, отравляли… возвращали незабываемые ощущения.

Дэбрэ — первый мужчина, встретившийся мне в этом мире. И вообще, первый мужчина, проявивший ко мне интерес в обоих мирах. И первый мужчина, который меня поцеловал.

У меня от него кругом шла голова.

Он мне нравился. Так сильно нравился, что я бы хотела найти в нём недостатки, а всё, что вспоминала, вызывало восхищение и восторг.

Лишь через час или около того я пришла в себя настолько, чтобы проверить книги. И только тогда поняла, что всё запуталось ещё больше, чем прежде. В обоих молитвенниках имелся семнадцатый стих, а магический фонарь не высветил ни пентаграммы, ни надписи ни на одной странице.

Единственное предположение, которое у меня возникло — книгу Майри кто-то подменил. И этот кто-то, вероятней всего, Софи. Конечно, можно подозревать и приходящую прислугу, мало ли, но возле библиотеки сегодня я не видела никого. А Софи — единственный человек, который, кроме меня, держал в руках эти книги. Ещё Дэбрэ, но совсем недолго и только одну, а я в это время смотрела на его руки. Софи же хозяйничала в моей комнате без меня, у неё была идеальная возможность, а может быть, и мотив подменить книгу Майри на обычный молитвенник.

Категорически не хотелось её подозревать, но как подозревать того, кого я вообще не знала? Только в плохих детективах убийцей оказывается третья горничная или приходящий садовник. Но так случается и в жизни, ведь её сценарий пишет тот, кто не ставит себе целью показательно раскрыть все тайны.

Ладно. У меня имелось два факта: первый — книга Майри исчезла, второй — Софи мне ничего не сказала и никак не показала, что знает о тайном содержимом одного из молитвенников. Вот из этого и следовало исходить.

Совсем позабыв о поцелуях, я прошлась по комнате туда и обратно, затем начала одеваться.

От книги Майри, в которую я даже не могла толком заглянуть, иначе бы запомнила те пентаграммы, я избавилась — вот и отлично. Я всё равно собиралась её уничтожить, чтобы не оказаться ею скомпрометированной. А начни я тут что-то жечь, то почти наверняка привлекла бы внимание. Да и закопать в саду, когда в доме собака — так себе вариант. Ну и тайны не тонут, вечно пытаются всплыть в самый неподходящий момент. Так что подмена молитвенника, как ни странно, мне только на пользу.

Но с другой стороны, меня пугала мысль о том, что эта крайне опасная книга теперь находится в руках человека, который, возможно, захочет воспользоваться одной из пентаграмм Майри в неизвестных целях. Софи нравилась мне, но разве я её знала? Мы знакомы всего второй день. Если же в подмене виновна пресловутая третья горничная, то о приходящей в дом прислуге я не знала вообще ничего. В руках того, кто подменил книгу, теперь находилась очень опасная вещь. Фактически, своей неосторожностью я кого-то вооружила. И это оружие могли направить во зло.

Я умылась, наверное, в пятый раз за день и уселась возле туалетного столика. Отражение подсказало, что волнение мне не скрыть. Я постаралась улыбнуться, но в выражении глаз осталась тревога.

Поговорить с Дэбрэ?

«Ну и идея! Только что ты умирала от страха, что он найдёт у тебя эту книгу, а теперь хочешь обо всём рассказать?» — я никогда не слышала голоса Майри, но мне почему-то показалось, что он мог бы звучать именно так.

В моей ситуации глупо признаваться. Но и очень страшно стать первопричиной того, что из-за этой книги что-то плохое случится.

Ненавижу сомнения, а они, похоже, очень любят меня и атакуют по любому поводу.

Я привела волосы в порядок, уложила их примерно так, как это делала Софи. Закрепила причёску инкрустированными гребнями. Затем пошла в соседнюю комнату и выбрала там самое красивое платье из тех, которые не требовали мучить себя жёстким корсетом. Я надела и драгоценности. Бриллианты с сапфирами лучше всех подошли к светлому платью с тёмно-синим лифом и полупрозрачной накидкой.

Да, я даже чужие драгоценности решилась надеть, хотя и не знала точно, какой ценой они достались Майри и кто именно их дарил. Хотелось, пока есть такая возможность, попробовать себя в роли прекрасной принцессы. Внешне это удалось на все сто, несмотря даже на то, что в комнате имелись платья и попышней, понарядней. А вот внутренне мне никак не получалось вернуть тот настрой, которым я наслаждалась до того, как заметила, что у меня больше нет книги Майри.

Всё вдруг стало таким непрочным и зыбким. Усложнилось в разы, хотя казалось: нет книги — и нет проблемы.

Я смотрела на себя в зеркало в полный рост и не могла поверить, что вот эта прекрасная нарядная девушка — я. Почему-то разволновалась ужасно. Всё было вроде бы хорошо, а мне начало лезть в голову, что я таким образом со всем этим прощаюсь, что на часах уже без пяти минут двенадцать, и совсем скоро карета превратится в тыкву, кучер — в крысу, а я проснусь в полупарализованном теле Франкенштейна и буду вспоминать всё случившее здесь, словно волшебный сон.

Я трижды проверила медальон. Он висел на шее, с ним всё было хорошо, но чувство защищённости ушло безвозвратно.

Наконец я решилась сделать то, о чём всё это время запрещала себе даже думать. Мне пришлось немного поплутать, но кухню я нашла — по прекрасным ароматам и звяканью посуды, приглушённым разговорам.

Я зашла внутрь, поклонилась поприветствовавшим меня женщинам и обратилась к Софи:

— Мы могли бы поговорить? Это не займёт много времени.

Софи приподняла брови, оглянулась на готовящих ужин женщин, затем посмотрела на меня, и её привычная улыбка исчезла.

— Здесь? — уточнила она.

— Наедине, если это возможно.

В коридоре я покачала головой.

— Нет-нет, наша беседа не для посторонних ушей. Она должна быть максимально конфиденциальной.

Я могла заручиться поддержкой Дэбрэ, но решила поговорить с Софи сама, прямо. Она нравилась мне, и я очень-очень надеялась, что то, как она напоминает мне маму, не приведёт к самой большой ошибке в моей недолгой жизни здесь.

Софи пригласила меня к себе. Мы поднялись по лестнице, и так я узнала, что её комната располагалась на втором этаже.

— А вот тут спальня хозяина, — сказала Софи, указав на одну из дверей.