— Четверть часа уже истекли, — сказала она. — Боюсь, что вынуждена просить вас покинуть дом. Господин в письме дал чёткие указания о продолжительности визита.

Вилару такая постановка вопроса не понравилась.

— Смеешь мне указывать на дверь, женщина?

— Ни в коем случае, — вмешалась я, сделав шаг вперёд, закрывая Софи. — Софи всего лишь исполняет приказания господина. Думаю, будь тут виконт Дэбрэ, мы бы и слова не услышали про башмачника и его содержанку. А если бы услышали, то виконт первым указал бы на дверь человеку, позволившему себе подобные высказывания. Простите нам наше нежелание терпеть оскорбления в адрес хозяина дома, когда он отсутствует и сам не может себя защитить. Думаю, вам стоит уйти, виконт, — я слегка наклонила голову и тотчас выпрямилась. — Прошу вас со всем уважением.

Гнев Вилара стал почти осязаемым.

Не знаю, на что мы рассчитывали. Две женщины против молодого сильного мужчины. Служанка и заключённая против сына герцога. Как из ситуации выкручиваться, я не знала, но до чего же хотелось поставить этого хама на место.





Глава 17. Ржавый гвоздь




Хаму легко побеждать тех, кто слабей, или тех, кто не желает опускаться до его уровня. Но он быстро поджимает хвост, когда ему противостоит противник с зубами.

Софи как-то по-особому цокнула языком, и из коридора через приоткрытую дверь внутрь гостиной зашёл чёрный пёс размером с телёнка. Далеко не пошёл, сел сразу же возле двери. Дышал шумно, ему наверняка было жарко. Ещё бы, даже зимой такую шубу увидишь не на каждой собаке. Густая совершенно чёрная шерсть лежала волнами, блестела там, где её касался солнечный свет. Пёс выглядел одновременно и очаровательным, и очень опасным — для того единственного человека в комнате, с которого не сводил внимательных карих глаз.

Вилар тоже заметил собаку. Понял, что означало появление пса, намного лучше, чем я, имеющая возможность только догадываться.

— Не стоило утруждаться, — сказал Вилар с кривой усмешкой. — Я бы и сам ушёл, даже лишней минуты тут не остался. Я терплю своё нахождение здесь только из-за Катарины… Сестра, ты идёшь? Смотри-ка, нас выгоняют. Кому расскажи — не поверят.

Катарина не ответила. Я слышала её сдавленное дыхание и подавленные всхлипы. Но даже не оглядывалась, смотрела то на Вилара, выглядящего так, будто он поверх изящного костюма надел невидимые доспехи, то на жарко дышащего пса — спокойного, уверенного в своих силах.

— Про сестру Катарину таких указаний от господина не поступало. Она может оставаться здесь столько, сколько захочет, — сказала Софи и низко поклонилась виконту. — Прошу нас простить. Мы не держим дворецкого. Бренан — обученный хартман, он здесь лишь для того, чтобы вас проводить.

Услышав своё имя, пёс встал, вильнул пушистым хвостом. Он дышал ртом, что позволяло рассмотреть не только длинный розовый язык, но и клыки — выдающегося размера. Предложи мне пойти куда-то с настолько зубастым проводником, я бы не сделала в его сторону даже шага.

Вилар, как мне кажется, думал нечто подобное. Возможно, он боялся собак. Хотя и старался не показывать страх, но напряжение в плечах его выдавало.

Я сделала то, что сделала, не потому, что пожалела его или решила простить его хамское поведение. Мне захотелось сгладить момент. Враги никому не нужны, ни Дэбрэ, ни особенно тем, кто в этом мире без года не то что неделя, а всего-то вторые сутки.

— Нет-нет, — сказала я. — Разве можно поручать виконта… м-м… Бренану?

В последний миг я удержалась от того, чтобы назвать собаку собакой. Мало ли. Я не знала этого мира, а вдруг Бренан никакой не пёс, а, например, оборотень, как в фантастических фильмах и сказках? Он явно понимал, что вокруг него говорят. Его сообразительность поражала.

Софи моё вмешательство не понравилось, но она не могла возразить. Разумеется, виконтов не поручают собакам, даже если они — оборотни. Последнее — лишь моя версия, не факт.

— Виконт Вилар, позвольте мне проводить вас до кареты, — предложила я. — Софи пока присмотрит за вашей драгоценной сестрой.

Вилар принял моё предложение, как мне показалось, с некоторым облегчением. Он всё ещё строил из себя оскорблённого в лучших чувствах подростка, но перестал казаться ощетинившимся ежом.

Собака пошла за нами следом. Цоканье её когтей по каменному полу сопровождало нас до главного входа. Мы вышли за дверь, и уже там, на крыльце, Вилар остановился, как и, разумеется, я. Он долго смотрел на меня с совершенно другим выражением лица — словно сбросил с себя удобную маску. И впервые за всё время я обратила внимание на его несомненную привлекательность. Лёгкий ветер играл с его светлыми волосами, солнечный свет придал яркости голубым глазам. Он больше не казался разбалованным жестоким мальчишкой, и я, неожиданно для себя, разволновалось под его взглядом.

— Майри, — сказал Вилар тоном, которого я до сих пор от него не слышала. — Мне ужасно жаль, что ты попала в такую ситуацию, а я ничем не смог тебе помочь. Нам всегда приходилось играть на людях, и я лучше всех понимаю, что стоит такое притворство. И здесь ты тоже должна играть по установленным правилам, и не мне винить тебя за то, что ты хочешь выжить и обрести свободу, но…

Он взял меня за руку, прижал мою ладонь к своей груди. Со стороны мы наверняка выглядели влюблённой парочкой.

Я молчала. Не знала, что сказать. В отношениях между Майри и Виларом для меня ещё оставались секреты и тайны, но в том, что они были весьма близки, сомневаться не приходилось. Я и до того догадывалась, когда он мне откровенно грубил, но сейчас всё стало в разы хуже. Теперь он смотрел на меня глазами влюблённого человека и говорил с нежностью и печалью. Равнодушной к нему не осталась бы даже статуя. Я бы совершенно растаяла, если бы уже была в него влюблена.

— Пожалуйста, не забывай нас. Помни о том, кто мы друг для друга. Не позволяй другому мужчине стать рядом, называть себя по имени. Это право ты отдала мне, помни об этом. Даже не думай меня забывать. Сын башмачника не для тебя, ты достойна лучшего.

Мне следовало как можно скорей разузнать всё об обращениях. Как и одежде, здесь, видно, все придавали обычным для нас формальностям особое значение. А ещё мне следовало в романе Вилара и Майри поставить жирную точку. Причём сделать это как можно быстрей.

У меня и правда не девять жизней, чтобы позволить себе иметь герцога во врагах. А что отец-мастодонт захочет уничтожить угрозу достойного будущего единственного сына и наследника — это и так понятно. Роман с бывшей ведьмой герцог не одобрит. Да и с приёмной дочерью сомнительного происхождения без связей и денег — тоже. Герцог не мог одобрить их связь, потому они скрывались.

И как Майри могла быть настолько неосторожной? Будущие герцоги не женятся на сиротках-воспитанницах из благотворительного приюта имени собственного отца, тем более не женятся на взятых из милости в отчий дом названых сёстрах. Настоящие герцоги берут в жёны женщин с репутацией и состоянием. И только принцы из сказок бегают за золушками и пастушками.

— Мы будем вместе. Я ещё смогу всё изменить. Верь мне. Люби меня, как любила прежде.

Вся сложность ситуации заключалась в том, что сам Вилар, похоже, оторвавшись от реальности, парил где-то там, на седьмом небе своих фантазий. И не его отцу, а мне придётся причинить ему боль и сдёрнуть с небес на землю. А значит, приобрести в отвергнутом поклоннике врага. С его гордостью и самомнением другого и быть не может.

Я смотрела на Вилара, мне было почти больно от того, как много чувств я могла видеть в его лице — и уже почти ненавидела Майри.

— «Нас» больше не существует, — сказала я. — Твой отец выгнал меня. Всё кончено.

Вилар судорожно вздохнул.


— Пожалуйста, думай об этом иначе. Теперь ты мне не сестра. А значит, у нас есть шанс быть по-настоящему вместе, заключить брак. Не сразу, но когда-то я сделаю это, назову тебя герцогиней.

Кажется, он искренне верил тому, что говорил. Вот же…

— Я бывшая преступница. Я всё ещё под надзором, и неизвестно, когда смогу покинуть этот дом. И куда дальше пойду — ты думал об этом? Я опозорена. Меня больше никогда не примут в обществе. О каких «нас» ты можешь говорить, сын герцога Вирского? — Я вздохнула и сказала первое, что пришло в голову: — Разве отец не договорился о твоём браке с богатой и знатной невестой?

Вилар потёр лоб, тяжело вздохнул. Выглядел, будто его ударили ножом в грудь.

— Ты знаешь? Так ты знала о Жаннет? — Он покачал головой. — Я так и знал, я боялся, что всё это случилось из-за меня. Я так надеялся, что ты не из-за этого решилась…

Он говорил что-то странное. Я честно его не понимала.

— Решилась на что?

— Извести королеву.

Как связана женитьба виконта Вилара и проклятие, упавшее на королеву? Увы, я не успела спросить. Нас прервали. И, если честно, лучше б это оказалась Софи. Но нет, мне не могло так повезти.

— Какая любопытная тема беседы. Могу я к вам присоединиться? — из-за ближайшей колонны к нам вышел Дэбрэ. Он нас явно подслушивал. Но, когда Вилар ему на это указал, даже не подумал смутиться.

— Дети башмачников обыкновенно плохо воспитаны, — сказал Дэбрэ, махнув рукой.

Он ещё и смеялся. Над собой или над Виларом — не знаю. Дэбрэ и прежде напоминал мне человека, способного ковырять собственную рану ржавым гвоздём, а затем использовать его как оружие.

— Прошу вас, виконт, поделитесь своими догадками ещё и со мной. Вы на самом деле считаете, что леди Майри решилась на злое ведовство, потому что королева похлопотала о вашем браке со своей сестрой? У вас есть доказательства?





Глава 18. Шаг за шагом




Пока Дэбрэ и Вилар обменивались ударами из острых слов, я молчала. Слушала их, но больше думала о своём.

Так у Майри и правда имелась причина желать королеве зла. Интересно.

Если речь идёт не о деньгах, то все войны, говорят, начинаются из-за женщин, но и женщины, влюблённые в мужчин, тоже вносят свой вклад. Могла ли Майри захотеть отомстить, да ещё и так странно — не сопернице, а её старшей сестре, не какой-то простушке или ровне, а королеве? Всё возможно, конечно. Люди во всех мирах одинаковы: мы стараемся быть логичными, но чувства имеют над нами большую власть. Допустим, Майри полюбила Вилара, или, что вероятней, он настолько увлекся ею, что неосторожно пообещал брак, а она — по глупости, на эмоциях — позволила себе поверить ему, мечтала, строила воздушные замки. В таком случае, когда всё рухнуло, она могла потерять голову из-за боли и гнева.

И всё же мне не нравилась эта версия. Не сходилось: бедные сиротки, знающие своё место, а Майри-Маймай его явно знала, не мстят законным наследникам богатых родов и уж тем более не связываются с королевами, отнимающими их шанс на счастье. Майри, конечно, мог вести порыв, временное безумие, отчаяние. Если она, как и Вилар, витала в облаках и видела счастливое будущее с ним, то возвращение к реальному положению дел могло её не просто ранить, но и сломать, и даже убить — или толкнуть на убийство.

Дэбрэ считал Майри ведьмой во всех смыслах слова, Вилар видел женщину-глину, нежный цветок. Кто из них прав, сложно сказать, но обида и ненависть — страшные чувства. Пять лет назад мне довелось их испытать во всей полноте, и я до сих пор помнила, какой стала грязной и чёрной внутри. Я потеряла семью и будущее — Майри, кажется, то же самое, только иначе. А значит, и милашка Маймай могла показать себя совсем не милашкой.

Мысли о том, как убиваешь, уничтожаешь того, кто уже уничтожил тебя — токсичная дрянь, убивающая тебя самого. Мне ли не знать. В моём случае дело до сумасшествия не дошло, но таблеточки профилактически пришлось попить где-то с полгода. И то временами на меня накатывало: я белугой ревела, меня всю трясло, руки скрючивало от ненависти-ненависти-ненависти… О состоянии Майри я могла только догадываться. Из всех окружающих её лиц она была самой слабой, лёгкой жертвой, но даже загнанный олень иногда может порвать брюхо волка рогами.

Водителя фуры, напившегося, а затем и уснувшего за рулём, я ненавидела так сильно, что мысленно представляла, как разрезаю его ножом на куски. Меня выворачивало от собственных мыслей, от картин, то и дело вспыхивающих в голове. Тошнило от себя, своей ненависти. Я ненавидела и его, и себя. Себя, наверное, не меньше — ведь не могла прекратить думать об этом, чувствовать это. А в один не самый прекрасный момент поняла, на что трачу свою несчастную жизнь и остатки здоровья.

Я простила его. Не ради него. Ради себя, ради того, чтобы больше не думать о нём. Я за него даже свечи поставила в церкви. Вернее, это сделала не я, а соседка, тётя Катя, милая такая старушка — я дала ей деньги и попросила заказать молебен о его здравии на целый год и чтение псалтыря. Человек, который убил всю мою семью и уничтожил меня, сел в тюрьму. И что-то мне подсказывало, что его жизнь тоже стала не сахар. Но когда я платила, чтобы молились о нём, то точно знала, что делаю это ради себя. Чтобы освободиться от удушливой ненависти, вязких снов, чёрных мыслей.

Простила ли я его по-настоящему? Не знаю. Руки бы я ему не подала. Никогда не забывала причинённое им зло, но больше и не проклинала. Вообще не думала о нём, выбросила из головы, вычеркнула из жизни. И уж точно я бы не пошла убивать его сестру или жену в качестве мести ему. Даже если бы знала, что они вместе сидели в кабине машины и пили.

А Майри пошла. Ну, или они все так о ней говорили. И чем дольше они её — меня — обсуждали, тем меньше я верила, что у поступков Майри могло быть настолько нелепое объяснение.

Вилар и Дэбрэ спорили, обменивались колкостями, будто фехтовали на шпагах. Укол, ещё укол. Мне это, если честно, страшно надоело, и я вмешалась.

— Могу я попросить вас прекратить эту безобразную сцену, господа? — я встала между ними, так что им волей-неволей пришлось услышать меня.

— А вы осмелели, леди Майри, — сказал Дэбрэ, на полвдоха опередив Вилара.

Какое единство оценок, даже забавно. Хоть в чём они сошлись мнениями.

— Вы обсуждаете меня в моём присутствии, говоря обо мне, как о постороннем человеке. Это как минимум невежливо, как максимум — оскорбительно. Я уже говорила вам, виконт Дамиан — мне нечего вам сказать о причине совершённого мной. И виконт Вилар, даже желая того, не в силах удовлетворить ваше любопытство. Его зовут не Майри, он не может знать, что я думала и чувствовала, почему так или иначе поступила. Давайте каждый будет отвечать сам за себя.

Вилар, споря с Дэбрэ, вновь строил из себя заносчивого дурака, но мог быть и другим — теперь я это знала. Его репутацию можно было спасти всего парой слов — и я сделала это.

— Нас с виконтом Виларом не связывает ничего, вы неверно поняли его слова, виконт Дамиан. Ему не в чем себя упрекнуть. Он вёл себя по отношению ко мне исключительно благородно.

Дэбрэ мне не поверил, естественно, но формальности были соблюдены.

— Странно слышать, что вы допускаете мысль, — продолжила я, — что влюблённость, тем более заведомо безнадёжная, могла толкнуть меня на столь гнусное и бессмысленное преступление. Допустим, я как-то могла навредить королеве, но что бы мне это дало? Разве сделало бы меня богатой и знатной, достойной невестой для сына герцога?

Вилар молчал. Дэбрэ спорил: