— Не знаю, стоит ли мне сейчас есть, — ответила я, разглядывая тарелку, затем подняла взгляд на Софи. — Боюсь, что эта еда не пойдёт мне на пользу. — Подумав, я добавила: — Сегодня я уже ела. Пиво и пироги. Всё оказалось очень вкусным и здесь тоже выглядит весьма аппетитным, но вдруг потом из-за допущенных излишеств в еде я не влезу ни в одно из своих платьев?

Софи недолго смотрела на меня, затем спросила у Дэбрэ:

— Господин, вы не будете против, если я поменяю ваши тарелки с молодой госпожой? Я положу ей только овощи и омлет. От них не поправишься.

Неплохой способ показать, что еда не отравлена. Софи отнесла мою тарелку Дэбрэ, а на взятую у него пустую положила совсем немного омлета и овощей. Я посмотрела на жалкую кучку еды, на Дэбрэ, на Софи и вздохнула.

— Что-то я поспешила в суждениях. Если хорошо подумать, после такого дня мне не грозит потолстеть. Будьте добры, положите мне ещё хороший кусочек мяса, госпожа Софи, и этого чудесного соуса тоже.

Софи поспешила выполнить мою просьбу. Смотрела на меня, улыбалась. Я прямо чувствовала, как она смеялась надо мной, моим страхом.

Готовила эта ведьма чудесно. Я съела всё и попросила добавки. И даже не один раз.

Дэбрэ смотрел зачарованным взглядом на то, как я ем.

— Вы смущаете меня, виконт, — сказала я, вернув вилку на опустевшую тарелку.

— Простите. — Он отвёл взгляд, затем вновь взглянул на меня. — Мне нравится ваш здоровый аппетит. Приятно видеть, когда женщина ест приготовленную тобой еду.

Я не нашла ничего лучшего, как возразить:

— Но вы её не готовили.

Дэбрэ кивнул.

— Да, конечно. Но я её добыл. В некотором смысле. Не то чтобы я бегал с ножом за несчастной курицей… — опомнившись, он резко замолчал.

Мы оба осознавали то затруднительное положение, в которое он сам себя загнал, забыв, что ненавидит меня.

— Мы можем притвориться, что этого разговора не было, — предложила я в качестве благодарности за прекрасный ужин. — Вы не были невероятно милы, одаривая меня комплиментами, и ни слова не говорили о несчастной курице.

Софи переводила взгляд с него на меня и обратно. Настолько забылась, что даже Дэбрэ это заметил и предложил подавать чай.

К чаю прилагались пирожные. Маленькие такие корзиночки со сладкими фруктами и взбитым кремом. Настолько вкусные, что я умудрилась прикусить себе щеку изнутри. Съела пять. Нет, уже шесть.

Дэбрэ вновь смотрел на меня тем же зачарованным взглядом — я молчала. Не хотела его вновь спугнуть.

Только объевшись, я осознала тот здравый смысл, который леди вкладывали в ношение корсетов. С желудком, прижатым к позвоночнику, я бы ела, как и они во всех книгах и фильмах — то есть клевала бы по зёрнышку, будто птичка. Больше внутрь бы просто не влезло. А в моём удобном платье я могла бы съесть и втрое больше — наесться как слон. Что я и сделала на радость Дэбрэ.

Он проводил меня до моей комнаты. Долго раскланивался. Поглядывал на мои губы. Когда мы расстались, я сначала потёрла их, а затем посмотрела в зеркало — нет, ничего не прилипло. Я и так это знала, но мне хотелось убедиться самой.

Я нравилась Дэбрэ, что очевидно.

«И почему это тебя так радует?» — у внутреннего голоса оказалась препротивнейшая интонация старого брюзги, забывшего, что молодость нам дана для любви и приключений.

И я показала ему язык. Да, скорчила рожицу и посмеялась над своим отражением в зеркале.

Мне всё здесь нравилось. А что не нравилось, в том я не видела катастрофы. Людей можно умиротворить, с ними можно найти общий язык, навести мосты, договориться. Самое главное — вот она я, здоровая, на ногах, и живу в таком чудесном, прекрасном, восхитительном месте!

Покружившись по комнате, я разбежалась и с ногами запрыгнула на высокую пышно убранную кровать. Сто лет этого не делала — скакала на ней, будто ребёнок. А потом упала, лежала, разглядывала потолок с гипсовыми завитушками и всей душой улыбалась.

У меня всё будет хорошо — я это знала. Верила. Я за это благодарила того невидимого, кто подарил мне эту прекрасную жизнь. А ещё думала о Дэбрэ — больше, чем следовало. Как и с маленькими пирожными — не могла и не хотела остановиться. Наслаждалась, жила, дышала счастьем именно здесь и сейчас.





Глава 15. О радостях и сложностях жизни «принцесс»




Полночи мне снились кошмары. А не стоило на ночь так наедаться. Я вставала с постели, пила воду из-под крана, смотрела на себя, красавицу, в зеркале. Говорила и мысленно, и вслух: «Я вырвалась из изломанного тела, я теперь здесь!» Но когда ложилась в постель, воспоминания ко мне возвращались. Я даже плакала, мысленно глядя на себя ту — обломок катастрофы, искорёженный и несчастный. В той жизни я плакать себе не позволяла, а здесь прорыдала полночи над своей страшной судьбой. Всё никак не могла успокоиться. Всё боялась закрыть глаза и проснуться в прежнем теле.

Мир вокруг меня оставался незыблемым, даже и не думал меняться, а я вдруг до ужаса испугалась его потерять. Ну что за нелепость!

— Как вы спали, госпожа? — спросила меня Софи, разбудив поутру.

— Спасибо. Прекрасно.

Понятия не имею, зачем я ей соврала.

Зеркало честно показало опухшее лицо — всё равно такое невозможно красивое, растрёпанные волосы — блестящие в лучах солнца, сияющие, будто нимб. Я смотрела на себя и не могла насмотреться. Знала — это я, правда я, а всё гладила лицо кончиками пальцев. Я даже ущипнула себя, чтобы увериться: да, это я, и это моя новая жизнь, и настоящее лицо, а не та образина.


После умывания холодной водой, протираний с запахом роз, расчёски я стала выглядеть ещё ослепительней. И всё боялась моргнуть не так и вернуться в своё прежнее тело, в прежнюю недожизнь.

Но я была здесь. Никуда не исчезала. Я чувствовала стул под собой, полированную поверхность туалетного столика, сладковатый аромат пудры, лёгкий и свежий — туалетной воды. На мне была тонкая ночная сорочка, а из приоткрытого окна в комнату проникал прохладный воздух. В саду пели птицы, солнце светило сквозь занавески. Мир вокруг оставался на все сто настоящим, только другим — лучше прежнего в миллион раз.

Воспоминания о ночных кошмарах таяли, и туда же, под невидимый коврик, я заметала картины прежней жизни. Одёргивала себя, в прямом и переносном смысле слова хваталась за новую жизнь — касалась всего, что видела, оценивала ароматы, попробовала туалетную воду на вкус — всеми способами доказывала себе: да, я здесь, всё это не сон, а реальность.

Не хватало ещё крышей поехать от свалившегося на меня счастья. Лучше, наверное, мне и вовсе забыть о том, что раньше всё вокруг меня было другим.

— Вам нужна моя помощь с платьем? — спросила Софи, и услышала тот ответ, который её не порадовал.

— Да. Мне нужна будет помощь с корсетом. Но это потом. А сейчас я приму ванну.

Ту самую, о которой уже пять лет мечтала. И она оказалась ровно такой прекрасной, какой я её представляла. Я плескалась в ароматной пенной воде, пока у меня кончики пальцев на руках и ногах совершенно не сморщились.

А затем пришла очередь пытки — корсета. Из ванной я вышла в панталонах, украшенных кружевами, и в тонкой маечке. С помощью Софи я разобралась в том, как корсет надевается, но до чего же он оказался неудобным, ну просто кошмар.

— Вы тоже такое носите? — спросила я, упакованная словно в панцирь.

— Нет, конечно. Я простая женщина. Мне такое надевать не позволено.

Я попыталась вдохнуть всей грудью — не удалось.

— Поверьте, вы ничего не потеряли. Или, может, его не стоило так затягивать?

— Он несильно затянут, — ответила Софи без капли сочувствия к моим страданиям. — Вот здесь ещё можно подтянуть, а тут ужать, тогда платье на вас сядет ещё лучше. Только, наверное, его придётся немного ушить.

Платье в моём распоряжении имелось только одно. Я дважды спрашивала, и Софи дважды уходила от ответа, откуда в доме виконта Дамиана вообще взялось платье. Серебристо-серое с голубым, расшитое незабудками, украшенное кружевными и шёлковыми лентами, при свете дня оно показалось мне восхитительным.

— Думаю, мы не станем ничего менять в этом чудесном платье, — сказала я, погладив его по гладкому шёлку и вышивке, слегка царапающей подушечки пальцев.

Пришло время надевать юбки, а под них — специальную конструкцию, чтобы они казались пышней. В тюрьме у меня такой не было, как и корсета. Там я просто мучилась с тучей юбок и слишком длинным платьем. Теперь стало понятней, зачем нужна такая длина.

Одевание — без преувеличений — заняло вечность времени. Но и эффект у него оказался сногсшибательным.

Я смотрела на себя в зеркало — хороша. Талия — как у Скарлетт О'Хара. Платье — чистый восторг. Волосы ещё причесать, и можно превращать тыкву в карету, мышей — в лошадей, а крысу — в кучера. Между прочим, даже сказка не скрывала сложностей жизни принцессы. Хрустальные туфли — да это же пыточный инструмент. В правильном переводе они, конечно, были меховые, но всё равно, я бы даже на деньги поспорила — принцессы тоже носили корсет. А мне в моей сказке хотя бы не досталось пыточных туфель: надела те, что носила вчера — удобные, с высокой шнуровкой.

Осталось лишь причесаться, и можно отправляться на бал. Меня, правда, на бал не звали, так что, одевшись, я собиралась походить туда-сюда в качестве тренировки и договориться с Софи — вернуть себе вчерашнее платье, которое та, не спросив разрешения, успела унести из моей комнаты. Стирать унесла, надеюсь, а не выбрасывать.

Я всё ещё возилась с волосами, когда в дверь вновь постучала Софи.

— Госпожа, к вам пришли с визитом. Я устроила гостей в гостиной, вас уже ждут.

Я смотрела на неё, она — на меня. Я надела корсет и пышное платье, чтобы потренироваться их носить. Никаких гостей встречать не планировала. И вот…

— Кто это?

— Члены вашей приёмной семьи.

Час от часу не легче. Хотя, если бы Софи сказала: «Это принц Антуан», или да кто угодно другой, мне не стало бы проще.

— Отказать им я не смогла. Виконт разрешил вашу встречу.

— Он дома?

— Нет. Гости привезли от него письмо-разрешение.

Вчера Софи мне угрожала, сегодня вела себя так, будто мы на одной стороне.

— Вам следует появиться перед гостями в лучшем виде. Нельзя, чтобы поползли слухи, что виконт о вас плохо заботится.

Ага. «Мы на одной стороне» стало намного понятней. Возражать я не стала: не в моих интересах подводить Дэбрэ. Мне нужна спокойная тихая жизнь в его доме, чтобы освоиться здесь — не только доме, но и в мире вообще. А для этого мне нужна ещё и помощь Софи, и, в общем-то, уже ясно, каким образом можно будет уговорить её мне помогать. Интересы виконта — понятие растяжимое, всего лишь нужно будет натянуть его на свои интересы.

— Хорошо, я постараюсь уверить их, что здесь ко мне относятся как к дорогой гостье. А пока, пожалуйста, помогите мне с волосами, Софи.

У Софи оказались чудесные руки. Я получила вполне приличную причёску всего за несколько минут, а до того возилась час. Ну полчаса. Может, и меньше, но в прекрасном платье (и ужасном корсете) даже руки поднимать было неудобно.

— Что вы знаете о моих гостях? — спросила я. — Мне нужны их имена и хотя бы общеизвестные сведения.

Софи закусила губу — я видела в отражении.

— Вы не помните их?

— Не помню вообще ничего.