– Не обращай внимания, – отмахнулся он – у нас с ним давняя, гм, дружба.
– Дружба?
– В общем, – бросил себе на колени салфетку, – однажды Клюр обратился ко мне за помощью. Его младший брат пропал, все гоблинское семейство сбилось с ног в поисках сородича. Я согласился помочь, не бесплатно конечно же. И за неделю с небольшим нашел его брата.
– Тогда за что он тебя так не любит?
– А за то, что его братец оказался домушником. Гаденыш со своей шайкой обчистил тридцать домов, после чего попросту залег на дно. Клюр умолял меня не сдавать его полиции, но я же порядочный гражданин, к тому же представитель правопорядка. Да и тридцать домов это не кошелек в трамвае.
– Значит, сдал?
– Да. С того дня Клюр меня просто «обожает». При каждой встрече желает сдохнуть самой позорной смертью.
– Зачем же ты продолжаешь ходить сюда?
– Как и говорил, здесь отличные стейки. И фрикадельки.
– Наверняка с особым ингредиентом, – нервно хихикнула. Нет уж, фрикадельки с плевком озлобленного гоблина я как-то не хочу.
– О нет, об этом можешь не волноваться. Во-первых, для Клюра еда священна, он сам повар, но из-за подагры и высокого давления больше не может стоять у плиты. Во-вторых, если я обнаружу нечто постороннее в своей тарелке – а я обнаружу, – то его имя будет опозорено, заведение закроют, велик риск, что всему семейству придется покинуть город. Клюр вредный хамоватый гоблин, но далеко не дурак, ему и братца-преступника хватило, чтобы понять, насколько шаткая штука репутация.
– Я бы все равно не смогла смотреть в глаза после такого. Ты ему деньги хотя бы вернул?
– С какой стати? Я же свою работу выполнил.
– Скажи, тебя хоть кто-нибудь в этом городе любит, кроме Сюсанны?
– Например?
– Ну, не знаю. Твоя пара. Друзья, быть может. Коллеги. Студенты, в конце концов. Наверняка у тебя есть любимчики-студенты, которые отвечают тебе взаимностью.
– Так, давай по очереди. Первое, пара. С недавних пор у меня больше нет пары, Эльвет, – вдруг стал он очень серьезным, – мы договорились не мешать друг другу добиваться поставленных целей. Второе – друзья. Я варлок – одиночка, мне не нужны друзья. Третье – коллеги. Дружить с коллегами – значит забыть о продуктивной работе. Ну и четвертое – студенты. Когда преподаватель начинает любить студентов, в тот самый миг он прекращает их обучать. Границы, Элли, не должны размываться ни в коем случае. Это субординация, и ее нужно соблюдать.
– Со мной у тебя тоже субординация? – Посмотрим, что ответит.
– С тобой у меня уговор. Мы партнеры.
– Лукавишь, Тайер, – облокотилась на столик.
– Если только самую малость, – усмехнулся он.
Григер собрался было еще-то сказать, но к нам подошел официант, к слову, очередной гоблин, только помоложе. Я осмотрелась – в заведении работали исключительно гоблины.
– Меню, очей очарованье! – Официант аккуратно вложил тоненькую книжечку в кожаном переплете мне в руки. – Ваше, – швырнул второе меню варлоку.
– Благодарю, – совершенно спокойно ответил Тайер, – но мы уже готовы сделать заказ.
– Слушаю, – процедил сквозь зубы.
– Мне говяжий стейк с картошкой, девушке фрикадельки со спаржей и «ведьмину шляпу». Десерт подай с кофе. А пока ваш достопочтенный Гургус будет заниматься заказом, принеси-ка нам хлебную корзину и бутылку персикового штоля.
– Будет исполнено, – поморщился гоблин, а меня одарил зубастой, но добродушной улыбкой. Интересно, они так и будут себя вести весь вечер? На Григера скалиться, со мной любезничать?
И, воспользовавшись временным затишьем, я принялась изучать бистро. Несмотря на жуткую стену, увешанную головами, здесь было довольно уютно. Деревянные столы со стульями и лавками, деревянные столбы, подпирающие потолки, массивные светильники на грузных цепях, большой бар с высокими стульями-корягами. Казалось, что мы находимся внутри огромного древа. Но удивительнее всего здесь смотрелся подвесной очаг, в коем бесновалось зеленое пламя. Железная чаша висела по центру зала, испуская магическое свечение, воистину успокаивающее зрелище.
– Тебе здесь нравится? – словно бы напомнил о себе Григер.
– Да. Здесь мне однозначно нравится больше, чем в «Трех ведьмах».
– Рад слышать.
– А что Клюр имел в виду, когда заговорил о твоих пассиях? – Вопрос не слишком тактичный, еще и прямо в лоб, но любопытство взяло надо мной верх. – Ты сюда всех своих женщин водишь?
– Ты третья по счету. Причем второй была пятидесятилетняя дама из прокуратуры, и общались мы исключительно по работе.
– Ну а первая?
– Первой была та, с кем я расстался. Признаюсь честно, на роль великого соблазнителя я никогда не претендовал, в отношениях мне ближе стабильность, а главное, единомыслие.
– Выходит, с той ведьмой у тебя было единомыслие, но ты с ней все равно порвал. Как-то нелогично.
– Наши пути разошлись, единомыслие оно ведь тоже до поры до времени. И дальнейшее наше общение требовало бы определенных жертв с моей стороны, к которым я не был готов.
– Она захотела замуж?
– Молодец, Вереск. Зришь в корень.
– Теперь я прекрасно понимаю Сюсанну с ее желанием погулять на свадьбе внука. Но, увы, закоренелые холостяки неисправимы.
– Ух ты, какое громкое заявление. Для подобных выводов требуется серьезная выборка. Видимо, я многого о тебе не знаю.
– У меня были примеры клиентов. Знаешь, многие приходят в ателье не только за услугами портнихи, но и для того, чтобы поговорить по душам.
– Женщинам свойственно сгущать краски.
– А приходили не только женщины. На моей памяти есть около десяти мужчин, не решившихся связать свою жизнь узами брака, потому что им «хорошо и так».
– Мне бы в голову не пришло обсуждать с посторонним существом свою личную жизнь. Уверен, те господа пытались с тобой флиртовать, не более.
– Весьма странный способ понравиться, жалуясь на женщин и гордясь своим одиночеством.
– Значит, они были жалкие слабаки, неспособные дать своей половине надежный тыл. Холостяк – это тот, кто не нуждается в семье, но не из-за слабости, а в силу убеждений и приоритетов. Вот мне ближе наука и работа. Я хочу полностью отдаваться своему делу, тогда как семья будет мешать, отвлекать, в итоге отношения очень скоро дадут трещину и все закончится разводом с обвинениями в мой адрес. Зачем до этого доводить?
– А если ты встретишь ту, которая будет с тобой на одной волне? То самое единомыслие.
– Даже этот славный корабль однажды разобьется о быт или сядет на мель.
– Сдается мне, ты просто боишься штампа в паспорте. Как и многие мужчины.
– Я не боюсь, а знаю, чего хочу и чего не хочу.
– Будь по-твоему, – пожала я плечами. Как бы Тайер ни старался, все равно не переубедит меня. Он элементарно дрейфит.
– Не веришь? – вскинул он брови.
– Ни капли, – взяла булку из хлебной корзины, как-то незаметно возникшей на столе.
– Да и плевать. – Григер последовал моему примеру, затем разлил по бокалам персиковый штоль. – За переезд? – поднял свой бокал.
– За него. – Я пригубила немного. Вкусная штука, но в голову ударит, факт.
Еще через десять минут нам принесли заказ. Что ж, Григер оказался прав, еда превзошла все мои ожидания. Таких фрикаделек я никогда не ела, а уж десертов и подавно. «Ведьмина шляпа» поразила в самое сердце. Нежнейший мусс с прослойкой из свежей клубники, накрытый карамельной шляпой. Что до штоля, он дал о себе знать довольно скоро. Такими темпами я сопьюсь.
– Ну как? – Григер уставился на меня с ухмылкой. Еще бы, я ведь окосела.
– Отлично. Всегда бы так… – и облизала кончик пальца, испачканный в муссе. – Когда я заработаю много денег, буду ездить сюда из Старого квартала каждый день и заказывать «ведьмину шляпу». Хотя нет, сама научусь готовить, чтобы кормить мужа и наших пятерых детей.
– Пятерых? Не многовато?
– В самый раз. Люблю цифру пять.
– Возьми салфетку, – и протянул мне сразу несколько, – вытри руки.
– Зачем?
– Ты их только что облизала.
– Всего один палец, Тайер.
– А еще о пятерых детях рассуждаешь, ты сама как ребенок.
– А ты педант.
– Любовь к чистоте и аккуратности признак хорошего воспитания, не более.
Он только что обвинил меня в отсутствии воспитания?
– По-твоему, я невоспитанная грязнуля? – сложила руки на груди.
– Кажется, тебе пора в постель. Ты захмелела.
– Возможно. Но дай мне слово, что наутро я проснусь одна.
– Даже не сомневайся в этом, я с грязнулями не сплю в одной кровати, – продолжал улыбаться этот невероятно симпатичный холостяк с правильными приоритетами и дурным характером.
– Супер… – Я перевела взгляд на стену с сушеными головами. Сейчас они мне казались весьма забавными. – Это, вообще, чьи?
– Предков семьи Клюра. У горных гоблинов есть поверье, что головы их усопших родственников защищают род от всех несчастий, а главное, привлекают деньги. Вот и развесили их тут, как гирлянды.
– Дружба?
– В общем, – бросил себе на колени салфетку, – однажды Клюр обратился ко мне за помощью. Его младший брат пропал, все гоблинское семейство сбилось с ног в поисках сородича. Я согласился помочь, не бесплатно конечно же. И за неделю с небольшим нашел его брата.
– Тогда за что он тебя так не любит?
– А за то, что его братец оказался домушником. Гаденыш со своей шайкой обчистил тридцать домов, после чего попросту залег на дно. Клюр умолял меня не сдавать его полиции, но я же порядочный гражданин, к тому же представитель правопорядка. Да и тридцать домов это не кошелек в трамвае.
– Значит, сдал?
– Да. С того дня Клюр меня просто «обожает». При каждой встрече желает сдохнуть самой позорной смертью.
– Зачем же ты продолжаешь ходить сюда?
– Как и говорил, здесь отличные стейки. И фрикадельки.
– Наверняка с особым ингредиентом, – нервно хихикнула. Нет уж, фрикадельки с плевком озлобленного гоблина я как-то не хочу.
– О нет, об этом можешь не волноваться. Во-первых, для Клюра еда священна, он сам повар, но из-за подагры и высокого давления больше не может стоять у плиты. Во-вторых, если я обнаружу нечто постороннее в своей тарелке – а я обнаружу, – то его имя будет опозорено, заведение закроют, велик риск, что всему семейству придется покинуть город. Клюр вредный хамоватый гоблин, но далеко не дурак, ему и братца-преступника хватило, чтобы понять, насколько шаткая штука репутация.
– Я бы все равно не смогла смотреть в глаза после такого. Ты ему деньги хотя бы вернул?
– С какой стати? Я же свою работу выполнил.
– Скажи, тебя хоть кто-нибудь в этом городе любит, кроме Сюсанны?
– Например?
– Ну, не знаю. Твоя пара. Друзья, быть может. Коллеги. Студенты, в конце концов. Наверняка у тебя есть любимчики-студенты, которые отвечают тебе взаимностью.
– Так, давай по очереди. Первое, пара. С недавних пор у меня больше нет пары, Эльвет, – вдруг стал он очень серьезным, – мы договорились не мешать друг другу добиваться поставленных целей. Второе – друзья. Я варлок – одиночка, мне не нужны друзья. Третье – коллеги. Дружить с коллегами – значит забыть о продуктивной работе. Ну и четвертое – студенты. Когда преподаватель начинает любить студентов, в тот самый миг он прекращает их обучать. Границы, Элли, не должны размываться ни в коем случае. Это субординация, и ее нужно соблюдать.
– Со мной у тебя тоже субординация? – Посмотрим, что ответит.
– С тобой у меня уговор. Мы партнеры.
– Лукавишь, Тайер, – облокотилась на столик.
– Если только самую малость, – усмехнулся он.
Григер собрался было еще-то сказать, но к нам подошел официант, к слову, очередной гоблин, только помоложе. Я осмотрелась – в заведении работали исключительно гоблины.
– Меню, очей очарованье! – Официант аккуратно вложил тоненькую книжечку в кожаном переплете мне в руки. – Ваше, – швырнул второе меню варлоку.
– Благодарю, – совершенно спокойно ответил Тайер, – но мы уже готовы сделать заказ.
– Слушаю, – процедил сквозь зубы.
– Мне говяжий стейк с картошкой, девушке фрикадельки со спаржей и «ведьмину шляпу». Десерт подай с кофе. А пока ваш достопочтенный Гургус будет заниматься заказом, принеси-ка нам хлебную корзину и бутылку персикового штоля.
– Будет исполнено, – поморщился гоблин, а меня одарил зубастой, но добродушной улыбкой. Интересно, они так и будут себя вести весь вечер? На Григера скалиться, со мной любезничать?
И, воспользовавшись временным затишьем, я принялась изучать бистро. Несмотря на жуткую стену, увешанную головами, здесь было довольно уютно. Деревянные столы со стульями и лавками, деревянные столбы, подпирающие потолки, массивные светильники на грузных цепях, большой бар с высокими стульями-корягами. Казалось, что мы находимся внутри огромного древа. Но удивительнее всего здесь смотрелся подвесной очаг, в коем бесновалось зеленое пламя. Железная чаша висела по центру зала, испуская магическое свечение, воистину успокаивающее зрелище.
– Тебе здесь нравится? – словно бы напомнил о себе Григер.
– Да. Здесь мне однозначно нравится больше, чем в «Трех ведьмах».
– Рад слышать.
– А что Клюр имел в виду, когда заговорил о твоих пассиях? – Вопрос не слишком тактичный, еще и прямо в лоб, но любопытство взяло надо мной верх. – Ты сюда всех своих женщин водишь?
– Ты третья по счету. Причем второй была пятидесятилетняя дама из прокуратуры, и общались мы исключительно по работе.
– Ну а первая?
– Первой была та, с кем я расстался. Признаюсь честно, на роль великого соблазнителя я никогда не претендовал, в отношениях мне ближе стабильность, а главное, единомыслие.
– Выходит, с той ведьмой у тебя было единомыслие, но ты с ней все равно порвал. Как-то нелогично.
– Наши пути разошлись, единомыслие оно ведь тоже до поры до времени. И дальнейшее наше общение требовало бы определенных жертв с моей стороны, к которым я не был готов.
– Она захотела замуж?
– Молодец, Вереск. Зришь в корень.
– Теперь я прекрасно понимаю Сюсанну с ее желанием погулять на свадьбе внука. Но, увы, закоренелые холостяки неисправимы.
– Ух ты, какое громкое заявление. Для подобных выводов требуется серьезная выборка. Видимо, я многого о тебе не знаю.
– У меня были примеры клиентов. Знаешь, многие приходят в ателье не только за услугами портнихи, но и для того, чтобы поговорить по душам.
– Женщинам свойственно сгущать краски.
– А приходили не только женщины. На моей памяти есть около десяти мужчин, не решившихся связать свою жизнь узами брака, потому что им «хорошо и так».
– Мне бы в голову не пришло обсуждать с посторонним существом свою личную жизнь. Уверен, те господа пытались с тобой флиртовать, не более.
– Весьма странный способ понравиться, жалуясь на женщин и гордясь своим одиночеством.
– Значит, они были жалкие слабаки, неспособные дать своей половине надежный тыл. Холостяк – это тот, кто не нуждается в семье, но не из-за слабости, а в силу убеждений и приоритетов. Вот мне ближе наука и работа. Я хочу полностью отдаваться своему делу, тогда как семья будет мешать, отвлекать, в итоге отношения очень скоро дадут трещину и все закончится разводом с обвинениями в мой адрес. Зачем до этого доводить?
– А если ты встретишь ту, которая будет с тобой на одной волне? То самое единомыслие.
– Даже этот славный корабль однажды разобьется о быт или сядет на мель.
– Сдается мне, ты просто боишься штампа в паспорте. Как и многие мужчины.
– Я не боюсь, а знаю, чего хочу и чего не хочу.
– Будь по-твоему, – пожала я плечами. Как бы Тайер ни старался, все равно не переубедит меня. Он элементарно дрейфит.
– Не веришь? – вскинул он брови.
– Ни капли, – взяла булку из хлебной корзины, как-то незаметно возникшей на столе.
– Да и плевать. – Григер последовал моему примеру, затем разлил по бокалам персиковый штоль. – За переезд? – поднял свой бокал.
– За него. – Я пригубила немного. Вкусная штука, но в голову ударит, факт.
Еще через десять минут нам принесли заказ. Что ж, Григер оказался прав, еда превзошла все мои ожидания. Таких фрикаделек я никогда не ела, а уж десертов и подавно. «Ведьмина шляпа» поразила в самое сердце. Нежнейший мусс с прослойкой из свежей клубники, накрытый карамельной шляпой. Что до штоля, он дал о себе знать довольно скоро. Такими темпами я сопьюсь.
– Ну как? – Григер уставился на меня с ухмылкой. Еще бы, я ведь окосела.
– Отлично. Всегда бы так… – и облизала кончик пальца, испачканный в муссе. – Когда я заработаю много денег, буду ездить сюда из Старого квартала каждый день и заказывать «ведьмину шляпу». Хотя нет, сама научусь готовить, чтобы кормить мужа и наших пятерых детей.
– Пятерых? Не многовато?
– В самый раз. Люблю цифру пять.
– Возьми салфетку, – и протянул мне сразу несколько, – вытри руки.
– Зачем?
– Ты их только что облизала.
– Всего один палец, Тайер.
– А еще о пятерых детях рассуждаешь, ты сама как ребенок.
– А ты педант.
– Любовь к чистоте и аккуратности признак хорошего воспитания, не более.
Он только что обвинил меня в отсутствии воспитания?
– По-твоему, я невоспитанная грязнуля? – сложила руки на груди.
– Кажется, тебе пора в постель. Ты захмелела.
– Возможно. Но дай мне слово, что наутро я проснусь одна.
– Даже не сомневайся в этом, я с грязнулями не сплю в одной кровати, – продолжал улыбаться этот невероятно симпатичный холостяк с правильными приоритетами и дурным характером.
– Супер… – Я перевела взгляд на стену с сушеными головами. Сейчас они мне казались весьма забавными. – Это, вообще, чьи?
– Предков семьи Клюра. У горных гоблинов есть поверье, что головы их усопших родственников защищают род от всех несчастий, а главное, привлекают деньги. Вот и развесили их тут, как гирлянды.