– И образование есть?
– Конечно. Профильное. Когда-то работала в органах. И опыт имеется. Руку набила, не сомневайтесь.
– Я подозрительный человек, – завершил допрос Горелов. – И тоже когда-то носил погоны. Бывал в горячих точках.
Я напряглась. Надеюсь, Горелов не из тех, кто, приняв на грудь, начинает отрабатывать на собутыльнике болевые приемы. Нужно напомнить, зачем мы все здесь сегодня собрались.
– А потом ранение, госпиталь, инвалидность. Попал в тот самый замес, когда страна переживала трудные времена. Многие из наших полегли не на войне. Огромное количество просто не выдержало того, что им приготовила мирная жизнь.
Ну все, понесло. Или нет?
– Ваш знакомый Владимир Кирьянов… или коллега? Как лучше его называть?
– Как вам удобно, – разрешила я.
– Тогда пусть будет коллега. Я ведь сам к нему подошел, когда все случилось. Может быть, ко мне и не возникло бы интереса, но я решил, что должен, – продолжил Горелов. – Увидел, что он всем распоряжения дает, и решил, что представлюсь.
– А где вы были в момент, когда все случилось?
– Возвращался из магазина.
Я вспомнила, что при нашей встрече его руки были пусты. Купил что-то небольшое? Пачку сигарет? Лекарства?
– Заскочил долг отдать, – угадал мои мысли Горелов. – Полсотни в прошлый раз не хватило, сказал, что позже занесу. А до этого работал. Вообще-то мое рабочее место прямо здесь, – Егор стукнул ладонью по столу. – И там, – он показал в сторону окна. – Дом и двор. Но в основном, конечно, занимаюсь хозяйственными вопросами.
– Значит, все хозяйство на вас.
– И дворовое, и приусадебное, и прочие дела. Так вышло. А с Еленой мы знакомы очень давно. Я переехал сюда после смерти матери, а до этого жил у нее в деревне. Мать умерла, я продал дом, купил здесь квартиру. И почти сразу же стал домоуправом. Прежний председатель вообще ум растерял на тот момент. Бухал, орал под окнами и очень редко изображал хоть какую-то трудовую деятельность. Пришлось объяснить ему пару раз политику. А потом я сам пришел в ЖЭК и предложил себя на его место. Взяли сразу, потому что работа неблагодарная, деньги маленькие, а нервничать приходится часто. В принципе, меня в этом доме уже давно за главного решальщика всех проблем принимали. Я тут и слесарь, и токарь, и дворник. А организация и планирование мне как дети родные – я же из армии майором ушел.
Вот оно что. Горелов, оказывается, жертва перестройки. Наверное, когда-то у него была семья, но человек, побывавший на войне, говорят, прежним уже никогда стать не сможет. Возможно, в одиночестве он чувствовал себя лучше, чем с детьми и женой.
– У Елены тогда еще были живы родители. И муж у нее был, а дочке исполнилось примерно пять лет, не помню точно. И я, так получилось, всегда оказывался рядом. Сначала умер ее отец – я помог с похоронами. Следом за ним ушла мать Елены. Опять все сделал. Хорошие были люди. Спокойные, вежливые. Когда-то жили в Москве.
– А где в эти моменты был муж Елены?
– А этот червяк ползал где-то, – горько усмехнулся Горелов. – Я редко с ним пересекался, но могу сказать совершенно откровенно, что видел его крайне редко, и это при том, что Елену часто навещал. То у них засор в туалете, то новую мойку надо привинтить, то шкаф собрать. Я им помогал. Она просила – я помогал. А мужа ее никогда рядом не было. Так, изредка сталкивались на улице, я еще думал: «Что же ты, скотина, мотаешься где-то? У тебя тесть еле ноги передвигает, теща золотая, девчушка-дочка такая красивая, жена тоже…».
Он махнул рукой и снова прикурил сигарету.
– Он пропал потом. С концами. Это когда уже ее родители умерли. Она с дочкой постоянно возилась, Вика была нездорова все время, сколько я ее знаю. Как-то я сам пришел к Елене и спросил ее, чем помочь. Мало ли. Она же скромная была, краснела каждый раз. А она расплакалась. Тогда-то я и узнал, что ее «огрызок» кинул семью через хер, и теперь Елена и Вика остались совершенно одни. Я видел его после, спустя месяца три, наверное. Издалека, поддатого. Прошел мимо. Елене я ничего не рассказал. Но именно в тот день я понял, что на многое для нее готов.
Вот оно что. Горелова не просто потряс факт смерти Елены. Он любил ее.
– Семьи у меня никогда не было, – опроверг он мои домыслы. – Знаете, это когда ты сначала пытаешься быть как все, а потом понимаешь, что не выходит. Замыкаешься, и все. Я не искал того, кто меня полюбит, всего такого переломанного. Я же инвалид, у меня пенсия – страшно было себе такое представить в молодости, но в итоге к этому и пришел. Конечно, я пытался построить какие-то отношения, но дальше флирта ничего не шло. До встречи с Еленой лет семь, наверное, был один. А как увидел ее, то понял, что попытался бы снова. Но она тогда была еще замужем. Поэтому пришел я к ней и с порога сказал, что люблю. И ее, и дочку.
Он замолчал и стал внимательно изучать тлеющую в руке сигарету.
– Отказала? – едва слышно спросила я.
– Ну, хотя бы скалкой не наварила, – улыбнулся Горелов. – Объяснила, что не хочет больше ни с кем. Ни с кем и никогда.
– А вы?
– А я понял. Её – понял.
Вот и еще одна трагедия. У Горелова не жизнь, а сериал. Тут тебе и боевик, и драма, и психология. Впрочем, у Елены тоже судьба трудная. Хотя, у кого из нас не наберется сумка с пережитым? У кого-то больше, у кого-то меньше.
– Вот я вам сейчас зачем-то все это говорю, – покачал головой Егор, – а ведь мы знакомы всего-то полтора часа. И вам не это хочется услышать.
– А что же мне нужно услышать?
Егор затушил сигарету и заново наполнил свою рюмку.
– За Елену. В память о ней, – повторил он и выпил.
Я не стала следовать его примеру.
Горелов оставил рюмку и закашлялся.
– Подполковник ваш задал мне несколько вопросов, – отдышавшись, сказал он, – и они были самыми обычными, он и без меня узнал бы состав семьи, адрес или что-то похожее. Но я не сказал ему самого главного, и эта мысль появилась у меня в голове только после того, как полиция уехала. Я увидел вас, пошел следом и не ошибся, потому что вы тоже имеете какое-то отношение к этому делу.
– Да, я же сказала, что мы с Кирьяновым работаем вместе, – ответила я.
О сегодняшнем визите Виктории я предпочла умолчать. Ни к чему знать Горелову о том, с какой целью она ко мне приходила. Но он хотя бы подтвердил, что она нездорова с самого детства.
– Мы с Еленой часто общались, – понизил тон Горелов. – Нет, не для этого самого. А то подумаете еще. Я не представлял, что мы можем только для секса… нет. Но мы сблизились, даже дружили. Она меня познакомила со своей подругой, довольно интересная личность.
– Подруга? Лучшая?
– Близкая, – уточнил Горелов. – Но вообще я у Елены особо друзей не видел. Не замечал, чтобы к ней кто-то толпами ломились.
– А телефон подруги можно?
– На ваше счастье, он у меня есть. Юля Ветрова. Я ей помогал стенку собирать. Тоже без мужика живет…
Егор полез в мобильник и вскоре протянул его мне.
– Спишите сами, чтобы не ошибиться.
Телефон Юли был тут же занесен в память.
– Елена не особенно распространялась о своем детстве, – продолжил Егор. – Знаю только, что ее родители были обеспеченными людьми, но все это осталось в Москве, откуда они по какой-то причине уехали. Но кое-что из детства Елена вспоминала. Например, тот факт, что она серьезно увлекалась акробатикой. Участвовала в соревнованиях и забросила спорт только по причине беременности.
Он в ожидании уставился на меня. А я не понимала, чего он ждет.
– Не доходит? – спросил Горелов.
– Ну, почему же, уже дошло, – ответила я. – Она профессиональная спортсменка. Но как это относится к делу?
– Навыки, которые она поддерживала в течение долгих лет, у нее сохранились до самого конца, – продолжал намекать Горелов. – Акробатика – дело серьезное. Ты должен уметь правильно падать, правильно переворачиваться в воздухе, чтобы приземлиться, не сломавшись.
Ох, ты ж, мать моя. И как мне в голову не пришло раньше? Хотя нет. Не могло прийти, я же пока что собираю анамнез. И я бы обязательно догадалась, но Горелов опередил меня.
– Подполковник Кирьянов сказал, что она выпала из окна. Дом высокий, сами видите. Но акробат смог бы свести травмы к минимуму хоть как-то. Вам так не кажется?
– Думаете, что при падении она вполне могла бы сгруппироваться и даже выжить? – спросила я.
– Именно так, – подтвердил Егор, – но только в том случае, если она сама сделала бы прыжок. То есть заняла исходную позицию, «включила» мышечную память, рассчитала траекторию и прочее.
– Тогда это не было бы похоже на падение. Или травмы были бы менее серьезными, – предположила я. – Не забываем, что любой профессионал может ошибиться и дать маху на ровном месте.
– Нет, нет, нет, – замотал головой Горелов, – не ее случай.
– Но зачем ей показывать акробатические трюки таким способом? – не отставала я. – В этом же нет никакого смысла. Зачем сигать из окна?
– А она и не сигала, – перебил меня Горелов. – Ей помогли.
Я задумалась. Вот, значит, как. Вместо несчастного случая назревает даже не самоубийство, а убийство.
– Она могла поскользнуться, когда мыла окна, – предположила я. – Внезапно сорвавшись с высоты, любой мог бы растеряться.
– Я о том и говорю, – с нажимом произнес Горелов. – Ей незачем было сводить счеты с жизнью. Вчера она была счастлива. Мы виделись, и она сияла. А сегодня ее нет.
Несмотря на то что Егор выпил, он казался совершенно трезвым. Рассуждал здраво, а не как человек, который воодушевился, подогрев себя спиртным.
– Остается мойка окон, во время которой она оступилась, или что там еще? – спросила я. – Убийство? Вы предполагаете, что ее могли специально выбросить из окна? Или заставить это сделать?
– Да не мыла она окна! – выкрикнул Горелов, потеряв терпение от моей непроходимой тупости. – Не мы-ла! Она высоты боялась, как огня!!! Понимаете? Вот это я и не сказал вашему Кирьянову! И говорю теперь вам!
Глава 3
Впрочем, Егор вскоре успокоился. Извинившись и выслушав мои уверения в том, что я уже давно все забыла, он решил сменить вино на чай.
Жарища ушла спать. Наступило время теплого марева, которое вскоре должно было уступить место сумеркам.
– У вас есть ключи от ее квартиры? – спросила я.
– Откуда? – удивился Егор.
– На всякий случай, – предположила я. – Вы же дружили. Мало ли что?
– Дружили, но не до такой степени, чтобы я мог в любое время зайти в ее дом, – напомнил Егор.
– Конечно. Профильное. Когда-то работала в органах. И опыт имеется. Руку набила, не сомневайтесь.
– Я подозрительный человек, – завершил допрос Горелов. – И тоже когда-то носил погоны. Бывал в горячих точках.
Я напряглась. Надеюсь, Горелов не из тех, кто, приняв на грудь, начинает отрабатывать на собутыльнике болевые приемы. Нужно напомнить, зачем мы все здесь сегодня собрались.
– А потом ранение, госпиталь, инвалидность. Попал в тот самый замес, когда страна переживала трудные времена. Многие из наших полегли не на войне. Огромное количество просто не выдержало того, что им приготовила мирная жизнь.
Ну все, понесло. Или нет?
– Ваш знакомый Владимир Кирьянов… или коллега? Как лучше его называть?
– Как вам удобно, – разрешила я.
– Тогда пусть будет коллега. Я ведь сам к нему подошел, когда все случилось. Может быть, ко мне и не возникло бы интереса, но я решил, что должен, – продолжил Горелов. – Увидел, что он всем распоряжения дает, и решил, что представлюсь.
– А где вы были в момент, когда все случилось?
– Возвращался из магазина.
Я вспомнила, что при нашей встрече его руки были пусты. Купил что-то небольшое? Пачку сигарет? Лекарства?
– Заскочил долг отдать, – угадал мои мысли Горелов. – Полсотни в прошлый раз не хватило, сказал, что позже занесу. А до этого работал. Вообще-то мое рабочее место прямо здесь, – Егор стукнул ладонью по столу. – И там, – он показал в сторону окна. – Дом и двор. Но в основном, конечно, занимаюсь хозяйственными вопросами.
– Значит, все хозяйство на вас.
– И дворовое, и приусадебное, и прочие дела. Так вышло. А с Еленой мы знакомы очень давно. Я переехал сюда после смерти матери, а до этого жил у нее в деревне. Мать умерла, я продал дом, купил здесь квартиру. И почти сразу же стал домоуправом. Прежний председатель вообще ум растерял на тот момент. Бухал, орал под окнами и очень редко изображал хоть какую-то трудовую деятельность. Пришлось объяснить ему пару раз политику. А потом я сам пришел в ЖЭК и предложил себя на его место. Взяли сразу, потому что работа неблагодарная, деньги маленькие, а нервничать приходится часто. В принципе, меня в этом доме уже давно за главного решальщика всех проблем принимали. Я тут и слесарь, и токарь, и дворник. А организация и планирование мне как дети родные – я же из армии майором ушел.
Вот оно что. Горелов, оказывается, жертва перестройки. Наверное, когда-то у него была семья, но человек, побывавший на войне, говорят, прежним уже никогда стать не сможет. Возможно, в одиночестве он чувствовал себя лучше, чем с детьми и женой.
– У Елены тогда еще были живы родители. И муж у нее был, а дочке исполнилось примерно пять лет, не помню точно. И я, так получилось, всегда оказывался рядом. Сначала умер ее отец – я помог с похоронами. Следом за ним ушла мать Елены. Опять все сделал. Хорошие были люди. Спокойные, вежливые. Когда-то жили в Москве.
– А где в эти моменты был муж Елены?
– А этот червяк ползал где-то, – горько усмехнулся Горелов. – Я редко с ним пересекался, но могу сказать совершенно откровенно, что видел его крайне редко, и это при том, что Елену часто навещал. То у них засор в туалете, то новую мойку надо привинтить, то шкаф собрать. Я им помогал. Она просила – я помогал. А мужа ее никогда рядом не было. Так, изредка сталкивались на улице, я еще думал: «Что же ты, скотина, мотаешься где-то? У тебя тесть еле ноги передвигает, теща золотая, девчушка-дочка такая красивая, жена тоже…».
Он махнул рукой и снова прикурил сигарету.
– Он пропал потом. С концами. Это когда уже ее родители умерли. Она с дочкой постоянно возилась, Вика была нездорова все время, сколько я ее знаю. Как-то я сам пришел к Елене и спросил ее, чем помочь. Мало ли. Она же скромная была, краснела каждый раз. А она расплакалась. Тогда-то я и узнал, что ее «огрызок» кинул семью через хер, и теперь Елена и Вика остались совершенно одни. Я видел его после, спустя месяца три, наверное. Издалека, поддатого. Прошел мимо. Елене я ничего не рассказал. Но именно в тот день я понял, что на многое для нее готов.
Вот оно что. Горелова не просто потряс факт смерти Елены. Он любил ее.
– Семьи у меня никогда не было, – опроверг он мои домыслы. – Знаете, это когда ты сначала пытаешься быть как все, а потом понимаешь, что не выходит. Замыкаешься, и все. Я не искал того, кто меня полюбит, всего такого переломанного. Я же инвалид, у меня пенсия – страшно было себе такое представить в молодости, но в итоге к этому и пришел. Конечно, я пытался построить какие-то отношения, но дальше флирта ничего не шло. До встречи с Еленой лет семь, наверное, был один. А как увидел ее, то понял, что попытался бы снова. Но она тогда была еще замужем. Поэтому пришел я к ней и с порога сказал, что люблю. И ее, и дочку.
Он замолчал и стал внимательно изучать тлеющую в руке сигарету.
– Отказала? – едва слышно спросила я.
– Ну, хотя бы скалкой не наварила, – улыбнулся Горелов. – Объяснила, что не хочет больше ни с кем. Ни с кем и никогда.
– А вы?
– А я понял. Её – понял.
Вот и еще одна трагедия. У Горелова не жизнь, а сериал. Тут тебе и боевик, и драма, и психология. Впрочем, у Елены тоже судьба трудная. Хотя, у кого из нас не наберется сумка с пережитым? У кого-то больше, у кого-то меньше.
– Вот я вам сейчас зачем-то все это говорю, – покачал головой Егор, – а ведь мы знакомы всего-то полтора часа. И вам не это хочется услышать.
– А что же мне нужно услышать?
Егор затушил сигарету и заново наполнил свою рюмку.
– За Елену. В память о ней, – повторил он и выпил.
Я не стала следовать его примеру.
Горелов оставил рюмку и закашлялся.
– Подполковник ваш задал мне несколько вопросов, – отдышавшись, сказал он, – и они были самыми обычными, он и без меня узнал бы состав семьи, адрес или что-то похожее. Но я не сказал ему самого главного, и эта мысль появилась у меня в голове только после того, как полиция уехала. Я увидел вас, пошел следом и не ошибся, потому что вы тоже имеете какое-то отношение к этому делу.
– Да, я же сказала, что мы с Кирьяновым работаем вместе, – ответила я.
О сегодняшнем визите Виктории я предпочла умолчать. Ни к чему знать Горелову о том, с какой целью она ко мне приходила. Но он хотя бы подтвердил, что она нездорова с самого детства.
– Мы с Еленой часто общались, – понизил тон Горелов. – Нет, не для этого самого. А то подумаете еще. Я не представлял, что мы можем только для секса… нет. Но мы сблизились, даже дружили. Она меня познакомила со своей подругой, довольно интересная личность.
– Подруга? Лучшая?
– Близкая, – уточнил Горелов. – Но вообще я у Елены особо друзей не видел. Не замечал, чтобы к ней кто-то толпами ломились.
– А телефон подруги можно?
– На ваше счастье, он у меня есть. Юля Ветрова. Я ей помогал стенку собирать. Тоже без мужика живет…
Егор полез в мобильник и вскоре протянул его мне.
– Спишите сами, чтобы не ошибиться.
Телефон Юли был тут же занесен в память.
– Елена не особенно распространялась о своем детстве, – продолжил Егор. – Знаю только, что ее родители были обеспеченными людьми, но все это осталось в Москве, откуда они по какой-то причине уехали. Но кое-что из детства Елена вспоминала. Например, тот факт, что она серьезно увлекалась акробатикой. Участвовала в соревнованиях и забросила спорт только по причине беременности.
Он в ожидании уставился на меня. А я не понимала, чего он ждет.
– Не доходит? – спросил Горелов.
– Ну, почему же, уже дошло, – ответила я. – Она профессиональная спортсменка. Но как это относится к делу?
– Навыки, которые она поддерживала в течение долгих лет, у нее сохранились до самого конца, – продолжал намекать Горелов. – Акробатика – дело серьезное. Ты должен уметь правильно падать, правильно переворачиваться в воздухе, чтобы приземлиться, не сломавшись.
Ох, ты ж, мать моя. И как мне в голову не пришло раньше? Хотя нет. Не могло прийти, я же пока что собираю анамнез. И я бы обязательно догадалась, но Горелов опередил меня.
– Подполковник Кирьянов сказал, что она выпала из окна. Дом высокий, сами видите. Но акробат смог бы свести травмы к минимуму хоть как-то. Вам так не кажется?
– Думаете, что при падении она вполне могла бы сгруппироваться и даже выжить? – спросила я.
– Именно так, – подтвердил Егор, – но только в том случае, если она сама сделала бы прыжок. То есть заняла исходную позицию, «включила» мышечную память, рассчитала траекторию и прочее.
– Тогда это не было бы похоже на падение. Или травмы были бы менее серьезными, – предположила я. – Не забываем, что любой профессионал может ошибиться и дать маху на ровном месте.
– Нет, нет, нет, – замотал головой Горелов, – не ее случай.
– Но зачем ей показывать акробатические трюки таким способом? – не отставала я. – В этом же нет никакого смысла. Зачем сигать из окна?
– А она и не сигала, – перебил меня Горелов. – Ей помогли.
Я задумалась. Вот, значит, как. Вместо несчастного случая назревает даже не самоубийство, а убийство.
– Она могла поскользнуться, когда мыла окна, – предположила я. – Внезапно сорвавшись с высоты, любой мог бы растеряться.
– Я о том и говорю, – с нажимом произнес Горелов. – Ей незачем было сводить счеты с жизнью. Вчера она была счастлива. Мы виделись, и она сияла. А сегодня ее нет.
Несмотря на то что Егор выпил, он казался совершенно трезвым. Рассуждал здраво, а не как человек, который воодушевился, подогрев себя спиртным.
– Остается мойка окон, во время которой она оступилась, или что там еще? – спросила я. – Убийство? Вы предполагаете, что ее могли специально выбросить из окна? Или заставить это сделать?
– Да не мыла она окна! – выкрикнул Горелов, потеряв терпение от моей непроходимой тупости. – Не мы-ла! Она высоты боялась, как огня!!! Понимаете? Вот это я и не сказал вашему Кирьянову! И говорю теперь вам!
Глава 3
Впрочем, Егор вскоре успокоился. Извинившись и выслушав мои уверения в том, что я уже давно все забыла, он решил сменить вино на чай.
Жарища ушла спать. Наступило время теплого марева, которое вскоре должно было уступить место сумеркам.
– У вас есть ключи от ее квартиры? – спросила я.
– Откуда? – удивился Егор.
– На всякий случай, – предположила я. – Вы же дружили. Мало ли что?
– Дружили, но не до такой степени, чтобы я мог в любое время зайти в ее дом, – напомнил Егор.