– А это для чего? – спросила я.

– Когда мы пошлем машины на поиски детей, – пояснил Лиам, активно жестикулируя, – наши группы будут помечать безопасные пути принятым у них дорожным кодом. Так мы и повысим вероятность того, что дети, о которых мы не знаем, последуют за ними и тоже доберутся сюда.

Улыбка на его лице всегда была заразительной. Я прикусила губу: он смотрел на меня, будто я – черт возьми – лучшее, что ему приходилось видеть.

Руби может забирать твои воспоминания…

– Отличная идея, – кивнула я, отводя взгляд.

– Ага… – он запнулся. – Спасибо?

Дети с удовольствием перетаскивали груз на Ранчо. Коул, прислонившись в задней двери белого фургона, наблюдал, как они снуют вокруг него.

– Погодите! – Толстяк и Лиам уже входили в тоннель следом за Зу и Хиной, но я ухватила их за рубашки. – Нам нужно кое о чем поговорить.

Должно быть, Коул и Вайда уловили напряжение в моем голосе, потому что тоже подошли к нам.

– Я… сегодня пообщалась с Клэнси, – сказала я. – Чтобы узнать, где его мать.

Коул распрямился.

– И?

– Она работала на каком-то объекте в Джорджии под защитой агентов из местного штаба. Похоже, ее вовремя утащили оттуда. Но лаборатория сгорела.

– Черт побери, девочка, – осторожно сказала Вайда, – ты уверена?

– Абсолютно. И я сомневаюсь, что ей позволят выбраться из-под колпака.

– Думаешь, ее прячут в Канзасе? – спросил Коул.

– Это имеет смысл, не так ли? В Лиге существовал протокол: если организация оказывается под ударом, оставшиеся силы и ресурсы возвращаются в центральное, безопасное место. После случая с Клэнси пойдут ли снова на риск, чтобы позволить ей оставаться снаружи. И она не тот пленник, которому позволят сбежать…

– А если ее обменять? – перебила Вайда. – Обмен пленными?

– Первую леди? – покачал головой Коул. – Нет, даже за сотню агентов. Я только не понимаю, почему этот козырь до сих пор не использовали – обычно в Лиге не стесняются использовать заложников, чтобы выдвигать требования.

– Ну… возможно, ее не хотят показывать на камеры, – отозвалась я.

– Поясни.

– Клэнси порылся в ее сознании. Хорошо так порылся.

– Пошаманил с ее мозгами? – уточнила Вайда. – Отлично. Плакали наши ответы.

– Ты хочешь добраться до нее. – Голос Лиама прозвучал негромко, и я ясно слышала в нем нотки невысказанного неудовольствия. – Ты думаешь, что сможешь исправить то, что он сделал.

Я кивнула.

– Хочешь сказать, ты собираешься послать группу захвата в защищенное убежище, которое охраняют сотни обученных бывших военных, которые специализируются на пытках и терроризме… потому что у тебя есть теория, – уточнил Коул.

– Если Лилиан там нет, по крайней мере, мы узнаем, где она, – сказала я. – Мы быстро проникнем туда и исчезнем. Нам же известно, где находится канзасская штаб-квартира. Для того, чтобы разведать ситуацию, достаточно двоих. Если это покажется слишком опасным, мы отступим. Если мы найдем ее и я смогу ей помочь, то получим все ответы насчет лекарства. Если нет, тогда… у нас будет кого обменять на Кейт.

Внезапно операцией заинтересовалась Вайда.

– Пообещай мне, что мы в итоге все равно обменяем ее на Кейт, и я в деле. Мы с тобой, мы можем это сделать. Тут нет ничего такого, чего мы раньше уже не делали десятки раз.

Толстяк застонал, подавленно прикрыв лицо рукой.

– Только без подробностей. От этого только хуже.

– Руби идти не может, – вмешался Коул. – Она нужна здесь. Чтобы разобраться с этим.

Я открыла рот, чтобы возразить.

– Погоди, погоди, погоди… погоди! – перебил его Лиам. – Помедленнее. Несколько часов назад вы боялись, что агент Коннер выдаст местоположение Ранчо. Но что, если агенты выдали местоположение канзасской штаб-квартиры? Что, если там уже никого нет?

– Тогда мы пойдем по следу, – заявила Вайда. – Хотя я ставлю сотню баксов на то, что эти самодовольные сволочи чувствуют себя слишком неуязвимыми и защищенными, чтобы в спешке сбегать. Они все еще там – сотня баксов.

Я повернулась к Коулу.

– Если кому-то придется носить ему еду, это должен быть ты. Гарантирую, что некоторое время ему не захочется видеть мою физиономию.


Коул заинтересованно посмотрел на меня, но одобрительного кивка я не дождалась.

– Нет, ты нужна здесь. Если не для этого, то для организации нападения на лагерь.

– Это займет только несколько дней, – возразила я.

– Нет, и точка.

Остальные неловко переминались с ноги на ногу, заметив, как мы с Коулом играем в гляделки.

– Я бы предложил себя, но я уже всем сказал, что займусь поиском детей, – сказал Лиам, проводя рукой по взлохмаченным волосам. – Я хочу сам отправиться наружу и попытаться найти группу Оливии. Кажется, у меня есть идея насчет того, где они могут быть.

– Правда? – спросила я.

Оливия, Брэтт и остальные дети, которых мы встретили в Нэшвилле, имели боевой опыт. Если они захотят помочь, их помощь будет бесценной.

Толстяк расправил свою ветровку, застегнул ее и с поразительной убежденностью сказал:

– С Вайдой пойду я.

На мгновение повисла полная, абсолютная тишина.

– Ох, нет, спасибо, – отмерев, отреагировала Вайда. – Пожалуй, будет полезнее, если я возьму с собой кухонное полотенце.

– У меня сохранились документы охотника за головами – нужно только где-то сделать новое удостоверение личности, – настаивал парень, обращаясь скорее к ней, чем к остальным.

– Ты? Ты был охотником за головами? – заулыбался Коул, но тут же заметил, что остальные не смеются. – Ух ты, тогда ладно. Почему нет? Продолжай.

– Я могу получить доступ к их сети и системе GPS, чтобы убедиться, что они не висят у нас на хвосте. – Толстяк повернулся к Вайде. – К тому же, черт возьми, может, ты вся такая бесшумная и можешь проникнуть в здание, чтобы извлечь оттуда эту женщину. Но я могу безопасно доставить нас туда и обратно. Я занимался этим месяцами, и никто не обратил на меня внимания, ни разу, даже СПП.

– Может, потому что твое уродское лицо сразу их ослепляло, – пробормотала она.

– Правда? Шутки про внешность? – прошипел он. – Неужели твой запас острот наконец-то иссяк.

Лиам встал между ними, заслонив их друг от друга. Но эти двое все равно продолжали негромко переругиваться.

– Смотри, Вайда, я рад бы ударить по рукам, но, подруга, шансы провернуть все это, на самом деле, не так уж велики, – размышлял вслух Коул. – И если тебя поймают? Как ты тогда будешь выкручиваться?

– Скажу, что мне до смерти надоело ваше трусливое дерьмо и что я была готова пойти на настоящий риск, если он мог по-крупному окупиться, – с нажимом сказала она. – Моя «выгода» с их точки зрения будет в том, что я хочу поступить к ним на службу.

– Пожалуй, это довольно правдоподобно, – поддержала я.

Цель Вайды была не в том, чтобы получить лекарство. Для нее это был реальный способ приблизить возвращение Кейт. Потому она так упорно рвалась вытащить Лилиан Грей. Хотела бы я иметь такую же уверенность. И позволить себе надежду, что Кейт не убьют, а мы успеем. Но какой в этом смысл? Проще принять горестную определенность, чем жить на обжигающем краю веры в чудо.

– Хорошо, Вайда. Хорошо. Ты можешь пойти, если возьмешь с собой этого всезнайку-ищейку. Неоправданный риск нам не нужен. Ты поняла?

Я почти что сказала ему, что у этих двоих абсолютно противоположные определения «неоправданного риска», но решила держать язык за зубами. Мне не хотелось думать о том, как долго я их не увижу, и о том, что может случится в пути. Но если мы собирались пойти на крупный риск, деваться было некуда.

– Вы же поняли, – сказала Вайда. – Если вы думаете, что я могу упустить хоть один шанс вернуть Кейт, вы, должно быть, обкурились.

– Если бы, дорогуша.



Коул, Лиам и я работали молча, перетаскивая по одному ящики с оружием. В кои-то веки я была благодарна за это неловкое молчание. Пусть напряжение между нами наполняло воздух электричеством, еще одна ссора была бы невыразимо хуже. В какой-то момент я наклонилась вперед, чтобы взять винтовку и переложить ее на положенное место в хранилище оружия, и мой свитер немного задрался. Лиам одернул его. Он никак не прокомментировал синяки на моей шее, только снова расправил воротник и отвернулся. Когда мы закончили, он первым вышел из комнаты, прошел через двойные двери, судя по всему, направляясь обратно в гараж.

Я двинулась за ним, по дороге заглядывая в спальни. Большинство детей уже готовились ко сну, но дверь в нашу комнату была открыта. Там был только Толстяк, который уже вырубился даже с включенным светом. На груди у него лежала книга. Я улыбнулась и потянулась к выключателю, но тут заметила маленькую разноцветную коробочку на кровати Вайды.

Догадаться, куда она пошла, было несложно. Пакетик с краской для волос был надорван, что могло означать только одно.

Вентиляция в ванных комнатах работала плохо, и нам приходилось оставлять дверь приоткрытой, иначе душевая превращалась в парилку. И сейчас оттуда вырывался такой густой пар, что у меня закружилась голова.

– Все в порядке, понимаешь, – говорила Вайда, – но Зи, это действительно дерьмовый способ жить.

Я помедлила у двери и, привалившись к ней, наклонилась вперед, вслушиваясь в их односторонний разговор.

– И да, разве это тебя не бесит? – продолжала Вайда. – Разве нет вещей, которые достаточно важны, чтобы произнести их вслух. Конечно, ты можешь все это написать, не пойми меня неправильно, но как ты вообще хочешь избавиться от этого дерьма, засевшего внутри, если ты не сможешь об этом поговорить? Я хочу сказать… слушай, Зу, ты знаешь, как я к тебе отношусь, но единственный человек, которому от этого молчания только хуже, – это ты сама. Не давай никому этой власти. Не позволяй запретить тебе говорить. Есть люди, которых стоит помнить, о которых стоит говорить вслух. Ты имеешь значение. Ты заслуживаешь права говорить вслух, и чтобы другие люди к черту заткнулись и выслушали тебя. Ты умнее, чем девяносто процентов людей.

Я закрыла глаза, продолжая слушать.

– Ох, девочка, я тоже многого боюсь, – вздохнула Вайда. – И когда отправляюсь на операцию, мне страшновато. Ну, не так, чтобы в штаны наложить, но я боюсь того, что может случиться с другими, если я облажаюсь и не смогу их прикрыть. Наша подруга Ру задолжала мне лет пять моей жизни.

Она помолчала, видимо, ожидая, пока Зу что-то напишет.

– Но дело в том, что страх бесполезен. Он останавливает тебя в тот момент, когда тебе важнее всего идти вперед. И он существует только в твоей голове. Ты можешь ненавидеть себя за то, что боишься. Но все равно это означает, что ты позволяешь страху контролировать твою жизнь. Разве ты не устала от того, как одна и та же хрень повторяется снова и снова? Оно будет постоянно тянуть тебя вниз.