Он шептал в ответ какие-то ободряющие слова — то, что она хотела услышать.

— Если бы у меня было с кем поговорить, я… — Она замолчала. В трубке щелкнуло. — Когда ты приедешь? Когда?

На несколько волшебных мгновений он позволил себе вспомнить о том, как у них все было прежде. Каково это — смеяться вместе с ней, обнимать ее, касаться длинных волос. Он вспомнил день, когда они встретились, и воспоминание о счастье вырвалось из тайников сознания, как призрак из могилы. Он попробовал вызвать в памяти запах ее кожи, тепло ее тела, а когда давние ощущения вернулись, почувствовал, что снова может дышать. Но это чувство длилось, как всегда, недолго — уже через пару часов он снова стал нервным, раздражительным и злобным.

Внизу загудел лифт — это означало, что рабочий день начался. Дверцы открылись на его этаже, и по блестящим плитам пола бодро зацокала каблуками Верити.

Скот похрустел суставами пальцев, повращал плечами и, достав из кармана телефон, собрался удалить последние сообщения Нины и забыть о ней по крайней мере на несколько часов. Но пропущенный вызов был вовсе не от жены.

Звонивший оставил голосовое сообщение. Скотт, нажав на кнопку прослушивания, поднес телефон к уху.

«Скотт, это Том. Том Стэнхоуп. — Голос звучал торопливо и доверительно. — Извини, что так рано. Я только хотел сказать, что пообщался с Дамиеном и дело продвинулось. Вернее, понеслось во все тяжкие, и это круто. Мы уезжаем в следующем месяце. Так что я решил позвонить и поблагодарить за то, что ты все устроил. Ты изменил мою жизнь, чувак. А насчет того, о чем мы говорили… — Том понизил голос. — Все решится сегодня, в десять. Надеюсь, ты будешь доволен. В любом случае звякни мне потом. И еще раз спасибо тебе».

Скотт удалил сообщение и положил телефон обратно в карман.

— Скотт! — донесся откуда-то голос Верити. — Вы наверху?

— Да, — отозвался он. — Уже спускаюсь.

Сделав глубокий вдох, он еще раз окинул взглядом с галереи пустую конторку в приемной и зашагал вниз по ступенькам, скользя ладонью по бронзовым перилам.





* * *


К девяти пятнадцати утра Скотт уже чувствовал себя вымотанным до предела. Деловой разговор за завтраком не клеился. Блуждая тяжелым взглядом по ресторану, он пытался сосредоточиться на словах собеседников, но тщетно. Зато Верити была в ударе, вовсю демонстрировала свой талант очаровывать инвесторов. Скотт никак не мог включиться — в голове было пусто. После ночного разговора с Ниной ему долго не удавалось заснуть — ворочался, вскакивал, ложился и провалился в сон лишь к трем утра, а два часа спустя уже опять проснулся безо всяких причин, заставил себя одеться и побрел в спортзал.

Под столом он невольно сжал кулаки и вздрогнул — все-таки проткнуть ладонь шариковой ручкой было не лучшей идеей. Потом он промыл и перевязал рану, но она все еще пульсировала болью. Когда Верити поинтересовалась, что у него с рукой, он сказал, что обжегся, когда доставал блюдо из духовки. Она, похоже, поверила.

Его толкнули локтем.

— Простите, что вы сказали? — спросил он, откашлявшись.

— Я сказал, поздравляю с недавним размещением акций, — улыбнулся инвестор, сидевший слева от Скотта, итальянец с неестественно выглядевшими, явно пересаженными волосами и гладким ботоксным лбом. — Весьма впечатляет. Признаюсь честно, кое у кого из нас были сомнения насчет этой компании, но вы, как всегда, оказались правы. — Он деликатно похлопал Скотта по плечу. — И вот что я теперь скажу вам, Скотт Денни: я готов инвестировать с вами и дальше. Что бы вы ни предложили — я в деле.

— Ценю ваше доверие.

— О, мое доверие вполне обоснованно. Знаете почему? Потому что вы, друг мой, абсолютно безжалостны. — Итальянец поднял чашечку макиато[7], словно произносил тост в честь своего партнера. — Мне с самого начала говорили, что вы безжалостны, а теперь я убедился, что так и есть.

Скотт кивнул, принимая этот комплимент, как он надеялся, с достоинством. Да, он безжалостен. Но у него есть оправдание.

Сжав челюсти, он поудобнее устроился на стуле. Настроения праздновать очередной успех в бизнесе не было. И это еще мягко сказано. Он вдруг понял, что больше не может есть, пить, говорить, думать и терпеть чье бы то ни было общество.

Верити, сидевшая напротив, обратилась к нему с какими-то словами — он ее не услышал, но улыбнулся в ответ, а внутри уже бушевала буря.

— Еще один пикколо?[8] — К Скотту склонился незаметно подошедший метрдотель.

Скотт отказался, качнув головой. Он чувствовал себя уже совсем скверно. Перед глазами колыхалась багровая пелена ярости, бешеное желание облегчить душу прямо здесь, сейчас, в ресторане, извергнуть свои тайны на белоснежную скатерть было почти неодолимым.

Взглянув на часы, он положил салфетку на стол и отодвинул стул, вставая.

— Джентльмены, прошу прощения, но я должен вас покинуть — у меня еще одна встреча.

Краем глаза Скотт заметил, как помощница напряглась: мол, какая такая встреча?

— Оставляю вас в приятном обществе Верити. Благодарю за потраченное время, джентльмены, и надеюсь, что мы скоро увидимся снова.

Пожав руки обоим инвесторам, он развернулся и зашагал к выходу, а Верити тем временем лихорадочно листала расписание у себя в телефоне в поисках запланированной встречи, которой там не было.





Глава пятая. Эмили




Она проснулась с ощущением тяжелого похмелья. Обсуждать со Спенсером их неизбежное скорое выселение из квартиры не было никакого желания, и Эмили, выскочив из дома спозаранку, поехала на ДЛМ[9] в Сити. Сгорбившись у окна вагона, она прокручивала в голове вчерашний разговор с Джулиет, но вывод получался только один: ее угораздило всё испортить. В очередной раз. Она ужасный человек.


Глаза защипало от слез, и Эмили опустила голову, мысленно поблагодарив лондонцев за неписаное правило никогда не таращиться на других пассажиров. «Когда все пошло наперекосяк? Почему жизнь сделалась такой невыносимой?»

Она росла в Хоксли и всегда чувствовала себя не такой, как все, была уверена, что у нее нет ничего общего с унылыми ничтожествами, работающими в деревенской пекарне, в мясной лавке, в почтовом отделении. Она была красивее, отважней, лучше. Долгие годы Эмили удивлялась собственным приемным родителям, недоумевая, как они выносят эту скуку. Маленькая стоматологическая клиника Питера работала как часы тридцать с лишним лет, все шло по накатанной, одна и та же последовательность действий и событий повторялась месяц за месяцем для маленького коллектива на протяжении каждого одуряюще скучного восьмичасового трудового дня, а Джулиет, сколько Эмили ее помнила, работала три дня в неделю ландшафтным дизайнером в местном отделении Национального фонда[10]. По выходным они целыми днями пили кофе, ковырялись в саду, рисовали акварелью, и оба являли собой неотъемлемую часть местного пейзажа, как знаменитые низкие стены сухой каменной кладки, петляющие по Дербиширским холмам вместо изгородей. Никуда дальше Шеффилда родители оттуда не выбирались, только неизменно, раз в год, две недели отпуска проводили на Тенерифе. И одноклассники Эмили были такими же — без амбиций, без воображения. Подружки обсуждали имена для будущих детей и фасоны свадебных платьев; Эмили слушала их и качала головой, не представляя, как им удается мириться с деревенской жизнью, а подружки точно так же качали головой, глядя на нее и не понимая, почему ей это не удается.

Зато истинным удовольствием было смотреть на выражения их лиц, когда она поступила в школу драматического искусства. Теперь-то Эмили поняла, что чувствовала Золушка, когда появился принц и заставил уродливых сестриц пожалеть о том, что они вели себя как стервы. Однако с каждым годом, возвращаясь домой на Рождество, она выглядела все менее бодрой и уверенной в себе, подступало отчаяние, а чувство недоумения при виде родственников мало-помалу уступало место смущению. Дедушка с бабушкой не понимали, почему ее еще не пригласили сниматься в сериале «Чисто английское убийство», тетя Кэт желала знать, отчего она до сих пор не закрутила роман с Джудом Лоу. Ведь наша Эмили живет в Лондоне, верно? Она же актриса, да? А почему тогда у нее нет денег?

На такие — вполне обоснованные — вопросы у Эмили не было правильных ответов. Почему она не завела дружбу со знаменитостями? Почему живет в халупе без центрального отопления? Почему ее одежда изношена? Каждый визит домой превращался в нечто похожее на те школьные логические задачки, которые были как будто нарочно придуманы для того, чтобы ученик почувствовал себя идиотом. Так что в конце концов она просто перестала приезжать к родственникам на Рождество.

Эмили вытерла глаза. Возможно, переезд в Лондон изначально был плохой идеей. Наверно, ей надо было остаться в Хоксли. Фасоны свадебных платьев и акварель теперь уже не казались смертным приговором.

«Ну нет! — Эмили тряхнула головой, прогоняя неуместные мысли. — Ни в коем случае». Она правильно сделала, что переехала в столицу. Деревенская скука ее бы убила. Она ненавидела монотонные дни в Хоксли, не смогла бы видеть одни и те же лица годами напролет до конца жизни. Она всегда чувствовала себя не такой, как все, потому что на самом деле была особенной, и не только из-за того, что ее удочерили. Она — исключительная, и ее жизнь должна быть такой же исключительной, в этой жизни есть шипы, но будут и розы.

Эмили села, расправила плечи и вздернула подбородок. Все не так уж плохо. И скоро дела окончательно наладятся. У нее все будет отлично! Да! Сегодня она получит работу. Настал ее час, черт побери! Звезда вот-вот взойдет. Мечта осуществится!





* * *


Выскочив из вагона легкого метро на станции «Банк», Эмили перешла на Центральную линию, доехала до «Тоттенхем-Корт Роад» и, заказав в «Прет»[11] маленькую чашечку латте, дождалась часа, назначенного для встречи ее актерским агентом.

— Дорогая! — возопила Лара, едва Эмили переступила порог офиса, затем встала из-за стола и заключила клиентку в кратковременные, не слишком жаркие объятия. — Ты рано пришла. Который час?

— Десять, по-моему.

— О… Правда? Тогда ты вовремя, а я растяпа! Как у тебя дела, милая? Мне кажется, мы сто лет не виделись. Пару недель уж точно, да?

— Э-э… может быть, пять? Или шесть? Не помню. — Эмили солгала. Она доподлинно знала, сколько прошло с тех пор, как Лара в последний раз приглашала ее в свой офис: два месяца, одна неделя и два дня.

— Что ж, я в любом случае ужасно рада тебя видеть. Выглядишь потрясающе! — Лара повела ее в глубь опенспейса, лавируя между столами и скоплениями кадок с жирными суккулентами, к переговорной, отделенной перегородкой. Одна из стен переговорной была увешана черно-белыми фото актеров и актрис; нынешние успехи агентства занимали самые видные места (фото Эмили было запрятано вниз и полускрыто листьями монстеры).

— Заходи, дорогая. Присаживайся скорей, присаживайся. — Лара сама уселась на кожаный диванчик, закинула загорелую ногу на ногу и похлопала по сиденью рядом с собой. — Итак… — начала она, когда Эмили присоединилась к ней. — У меня есть хорошая новость и плохая новость.

— Что-то случилось? — спросила Эмили. Ей показалось, что Лара слегка волнуется.

— Да, я… э-э… Хорошая новость в том, что я — внимание, фанфары! — выхожу замуж! — Она торжественно выставила перед носом Эмили кисть и пошевелила пальцами, демонстрируя огромный сверкающий бриллиант в оправе, украшенной другими сверкающими бриллиантами, поменьше.

Эмили ненадолго ослепла от этого блеска.

— О… Ух ты. Поздравляю, — выдавила она, проморгавшись от радужных бликов.

— Спасибо, дорогая, да, это потрясающе. Том заставил меня ждать целую вечность, но в конце концов мы решились.

Эмили снисходительно кивнула — мол, что поделаешь, мужчины, они такие! Она уже все знала о волшебном Томе, и о его расчудесной семье, и о собаке, и о летнем домике на Амальфитанском побережье. Лара, безудержная экстравертка, делилась самыми странными и порой почти неприличными подробностями своей личной жизни с той же непринужденностью, с какой гостям предлагают прохладительные напитки. Эмили было досконально известно о диетических предпочтениях Тома (никакого глютена, никаких яиц и углеводов после двух часов дня), о его тайной страсти к знаменитости (Джейн Фонда, около 2014 года) и на какой стороне кровати он спит (на правой; Лара спит на левой, потому что так ближе к двери, а она обычно два-три раза за ночь ходит в туалет по причине слабого мочевого пузыря). Эмили тоже пыталась пооткровенничать, но Лара пресекала ее попытки с такой скоростью, что это было даже забавно. Эмили до сих пор гадала, как расценивать свои отношения с агентшей. Как дружбу? Четко очертить границы их делового общения не получалось — эти границы постоянно то сужались, то расширялись.

— Где будет свадьба? — из вежливости спросила девушка.

— Э-э… вообще-то в Нью-Йорке.

— Ого. Так далеко?

— Да. Том получил фантастическое предложение — реально фантастическое! Для него это огромный шаг в карьере. Так что мы вроде как переезжаем.

— Правда? Переезжаете в Нью-Йорк?

— Угу. — Лара отвела глаза. — В начале следующего месяца.

— Следующего месяца?..

— Ну да, понимаю, все слишком уж быстро. И конечно, это означает, что мне придется уволиться из агентства.

— О. Понятно.

— Извини, что говорю вот так, в последнюю минуту. Но для меня это тоже было сюрпризом. — Лара неубедительно изобразила сожаление. — Полнейшая неожиданность. Хотя, знаешь, ничего не происходит без причины — Том вкалывал с утра до ночи, он это заслужил. Надеюсь, мне удастся найти работу в нью-йоркском агентстве. После того как мы наладим семейную жизнь, разумеется.

Эмили кивнула — не знала, что сказать. Она размышляла, хорошо это или плохо для нее самой, что Лара уезжает. Конечно, теперь все изменится, но, возможно, новый агент будет чаще отвечать на ее звонки.

— Мне так жаль! — вздохнула Лара. — Ты сильно на меня разозлилась?

— Разозлилась? Совсем нет.

— Честное слово, мне ужасно трудно было решиться рассказать тебе обо всем прямо перед твоим сегодняшним кастингом, но я подумала, это станет хорошим стимулом для тебя, чтобы основательно взяться за свою карьеру. Ну, то есть поначалу, конечно, будет тяжело — все-таки тебе нужно найти новое агентство, и…