– Это понятно…

– Не такой он уж и благостный дедок. Да и дедок ли? Просто борода его старит. А так, сущий волк в овечьей шкуре. Когда Соломону, сиречь Сиднею Рэйли, «прогулку по доске» устроили, я думал, он возопит «не по-божески!»[34] Так нет! Слова против не сказал.

– А я не удивлен. Для попа, при практикующемся ныне в Российской империи цензе оседлости, иноверец из жидовского племени – красная тряпка.

– Вот-вот. Иноверец. Знаешь к кому этот церковник практически сразу докопался? К вахтенному матросу, Стасу Ломову.

– А что с ним не так?

– Да баловство – рунами старославянскими увлекается. Вот поп и углядел болт у него на пальце с символикой Перуна или Сварога, или еще какого-нибудь Мокши.

– А ты знаешь, – задумчиво проговорил капитан, – я вспомнил, как еще Николаша при посещении о чем-то подобном вопросы задавал. И еще все спрашивал, почему «красные звезды?».

– Ага. Пентаграмма, оккультистика, бесовский знак! Я порылся в библиотеке про гонения, что церковники устраивали. Много не нашел, но скажу тебе – РПЦ хоть и не инквизиция, но позиции свои держит рьяно! Инославных, староверов, язычников, вплоть до лютеран-католиков, с государственной подкрепой – и на каторгу, и в ссылку, по полной программе. У нас многие на «англичанку гадит» думают, в свете последних событий, а я вот прикинул – а не Синод ли воду мутит? А вдруг?

– Это из-за Стаса-то?

– Да откуда мы знаем, что у этих мракобесов за пазухой и чем они мотивированы?! Лей давай…





На просторах империи




За веру, царя и отечество! И никак иначе. Именно в таком обязательном порядке. Никакого там тебе «кесарю кесарево, а Божье Богу». Налицо полный симбиоз и взаимная поддержка: Церковь – государственная, помазанник – божий.

Враги внешние? Эти завсегда были и будут. С этими справятся – армия, флот, правое дело!

Внутренние? Социал-демократы – «сицилисты?» А пожалте, господин Ульянов, на три года в ссылку. В административном порядке. Всего лишь.

Зато враги веры православной… к этим иной подход!

За тайный переход в лютеранство или иеговизм можно было отправиться на каторгу на все четыре пятилетки.

Ого – разница! Не находите?

Но это инославные. Православным, будь то старообрядцы, раскольники, приходилось и того хуже.

А еще перепадало чувашам, якутам и прочим самоедам… за камлания и бубны, за деревянных идолов и божков.

Знамо дело, что не от государственной «машины». В этих случаях орудовала «инквизиция» РПЦ.

Церковь являла собой целую сеть, раскинутую по всей подвластной ей земле… куда добрели монахи, куда дотянулся свет христианской веры и православия.

Где скромно появлялись скиты, уверенно – обители и монастыри, торжественно – церкви. Распространяя учения, поучения. Благословляя и наказывая.

А обратной связью – поэтапно, неспешно, курьерами, когда имперской почтой, письмами, донесениями, отчетами – стекались знания, новости… информация (если сказать более понятным и емким словом, прижившемся в цифровом веке).

Непосредственно эта, вызвавшая особое внимание новость, пришла с северных земель, простирающихся за Печорой, за Обью, за Енисеем, где проистекают совсем незнакомые и малоизвестные по названию речки Хета, Хатанга. С земли Таймыр, населяемой инородцами-самоедами, с полуострова, выходящего берегами в северные моря – Карское и Лаптевых.

Именно где-то там, на берегу большой воды, орочоны (так себя называют эвенки, владеющие оленем) подобрали чужака нуучи[35]. Не просто чужака, а чужака странного, обмороженного, почти неживого, потерявшего разум, потерявшего речь, лишь бессвязно мычавшего, как малолетний ребенок.

Выходив тело, но так и не выправил душу найденыша, местный шаман велел везти его в монастырь бородатых монахов белой веры, что стоял выше по течению реки.

В обители, через время, незнакомец заговорил… пока бессвязно, как в бреду.

А когда наступали моменты просветления – начинал излагать осознанно, понятно, порой совершенно непонятные вещи, послушав которые, игумен Свято-Троицкого Туруханского монастыря приходил в смятение.

Велев со всем тщанием записывать со слов блаженного, сам настоятель немедленно отправил письмо в московскую епархию святейшему.

Ответ пришел быстро. Митрополит московский настоятельно просил доставить странного человека в столицу, присовокупив все имеемые записи. А еще было велено сохранять полную и совершеннейшую тайну.

Не доглядели святые отцы да иноки, сопровождавшие «живую посылку» – сбег! Как загадкой появился, так загадкой и пропал, близ Тихвина на перегоне между Вологдой и городом Петра.





* * *



Читая, вчитываясь, осмысливая изложенное в полученных записях, митрополит Антоний архиерей Санкт-Петербургской епархии, испытывал полнейшее нервное неверие.

И не поверил бы, и не стал бы «бить тревогу», если бы не ряд многозначащих, подтвердившихся фактов.

И от того – недоумение и ужас! Так как выходило (из всего зачитанного со слов неизвестного), что порушатся устои самодержавия и церкви!

Царь-самодержец, его семья, тысячи святых отцов подвергнутся гонениям и мучительной смерти.

Опустеют в сей юдоли, пойдут на слом храмы и церкви. Вера будет подменена иной безбожной догмой.

История церкви знает немало пророков, прорицателей, блаженных, предсказывающих будущее.

Ознакомившись с записями, митрополит пришел к тому же выводу, что и ранее Туруханский игумен – это не просто пророчества!

Сие свершившееся грядущее!

А вещавший человек сам оттуда, из будущих лихолетий, каким-то неведомым образом оказавшийся в нынешнем настоящем. Найденный на далеком берегу ледяных морей. Морей, с которыми в последнее время было много шумихи. Ажиотажа, связанного с проходом эскадры адмирала Рожественского, с появлением загадочного судна.

Рисунки этого судна случайно ли, не случайно оказались и у первейшего духовного лица Святейшего Синода.

«Красное, черное, злобный оскал. Что-то в этом есть бесовское, – подумалось еще тогда митрополиту, – суть омерзительные происки Диавола? Есть ли между всем этим связь – между найденышем и “красным судном?” Очевидно, есть!»

А еще была поездка императора на Север, о цели которой – как и где она проходила, доподлинно не известно.

А еще были слухи, намеки и просто досужие разговоры, проистекавшие из самого двора, из окружения самодержца.

И сам император Российский, окруживший себя тайным сговором приближенных лиц.

Что даже духовник царя протоиерей Иоанн Янышев, исповедью и просто попыткой душевного разговора ничего выведать не смог.

Лишь когда раб божий Николай Александрович Романов, изнываемый под грузом свалившихся на него тягостных знаний, сам созрел, обратившись к митрополиту за советом, все (все ли?) рассказав… Поведанное государем только усилило сомнения и тревогу… и это мягко сказано. Шок! Одно невероятное наложилось на другое – кому вера, кому подозрение?

И не скрываются ли за благими посулами пришлых безбожников помыслы против веры православной, самодержавия, устоя государственного?

Ведь все говорило о том, что найденный на краю ледовой пустоши человек из экипажа судна-ледокола… какие бы он оговорки ни допускал. А не являются ли его откровения истинными намерениями пришельцев из грядущих годин?





* * *


Дождь унялся, лишь каплю сорвет.

Проседая по обода в дорожную слякоть, телега и не понукаемая лошадка медленно тащились по Тихвинскому тракту, где-то на подходе к мостку через речку Волхов.

Будто бы дремавший возница, поравнявшись, разглядев, все ж окликнул промокшего путника:

– Кудысь путь держишь, святой отец?

– В столицу.

– Далече собрался. Седай, подвезу малость до плеча у Чудово. Верст двенадцать. А там звыняй, не по пути.

Буркнув благодарность, грузный, в потяжелевшей промокшей одежде – грубой поношенной рясе, бородатый путник на удивление легко запрыгнул на телегу, примостив рядом с собой вещевой тощий мешок, стряхнув влагу с головного убора и бороды.

Сигизмунд Александрович Леваневский еще не знал, как ему поступить по прибытию в Санкт-Петербург. Подмывало явиться в родной дом, предстать перед родителями… но что он им скажет?

«Эх, хотя бы со стороны поглядеть, а став на ноги, непременно помочь! Помогать… хотя бы тайно! А идти… Идти, пожалуй, надо сразу к товарищам».

Кое-какие адреса социал-демократов он помнил.

«Вот только поверят ли? Сразу все рассказывать ни в коем случае нельзя. Сначала показать себя, зарекомендовать». От того, скольких ошибок можно было избежать, захватывало дух.

А еще в глубине души порывало сразу податься в авиацию – ведь его знания по самолетостроению воистину революционны!

А революция в империи и без него произойдет.