– Кто ж тут без этого, – тихо буркнул штабс-капитан, – но этот так вообще лихой человек был.
– А ежели «лихой», чего с собой на серьезное дело взяли?
– Скорей лишенец недоделанный, – хмуро поправился начальник камчатской дружины.
– Хм, – продолжил между тем петербургский чиновник, – по свидетельству очевидцев, вышеуказанный Власов в преддверии боевой операции контактировал с членами команды судов-угольщиков, ранее прибывших из САСШ. Вопрос, были ли действия злоумышленника случайны, по собственному почину, либо же имелся особый умысел по указке иностранных подданных, причастных к разведывательным службам?
– На теле моего бойца никаких ран, кроме смертельно-осколочных, не обнаружено, – угрюмо довел Волков, – что подтвердил судовой врач.
– Простите, господа, – высказался Алексеев, – положительно не верю я в такую сметливость американцев. Скорей имеет место быть лишь шпионство и соглядатайство. А бывший ссыльный оказался человеком, как тут уже сказали, лихим – увидел, что можно смародерничать, прихватить, что плохо лежит, погреть руки, вот и…
– Но и янки, ежели они имеют касательство к шпионским службам, могли посулить дурню чего-нибудь, раз он так кинулся на хабар. Следует точно установить, с кем из американцев имел контакты сей негодяй, и пощупать их за… в общем, вытрясти из них все, что необходимо. Не миндальничая. Дело слишком важное, чтобы оставлять за собой хвосты.
– Более того, надобно допросить и провести необходимые процедурные беседы со всеми участниками вылазки, – вздохнул статский советник, понимая, на кого ляжет эта работа, – выяснить, не есть ли еще среди дружинников агенты, подобные Власову. Вот вы можете поручиться за каждого из ополченцев?
Вопрос был адресован начальнику камчатской дружины.
Тот не нашелся, что сказать.
– Я тут вот что подумал, – нахмурился Чертов, – предположительно британцы захотят замять дело с «Рюриком» и с их крейсерами. Подчеркну, это предположительно. А если что-то пронюхают американцы? Представляете – корабли военного флота Российской империи вступили в бой с Роял Нэви. Это не только сенсация, но и повод для шантажа.
– И что вы предлагаете? – Наместник слегка опешил от такой версии событий. Тут для него еще замаячило императорским взысканием за самоуправное решение по захвату «Кресси», и как бы вообще не монаршим разносом. А ежели случится дипломатический скандал или не дай бог вооруженный конфликт, то и отставке будешь рад.
– Сроки прошли уже достаточные. Эскадра Рожественского наверняка в графике следования и скоро о ней и без того будет известно. Думаю, до возвращения всех участников этой нашей бойни в Петропавловск все иностранные суда, что стоят в Авачинской бухте и гавани, следует отпустить. Или изгнать. В таком случае мы избежим утечки информации вовне.
– До поры, – совсем нерадостно уточнил статский.
– До поры, – согласился Чертов.
* * *
Включив все имеющиеся лампы, «Лена» заливала светом захваченный корабль со всем максимальным усердием. Пара прожекторов в том числе уставились на ту часть побережья, где до недавнего был разбит палаточный лагерь.
Сейчас там царил полный разгром – все раскидано, порушено, еще тлели, чернели обгоревшие шатры, отвращением смерти лежали тела убитых, деловито сновали ополченцы, собирая оружие, выковыривая для себя трофейную добычу.
Подсвеченные лоскуты тумана причудливо обволакивали мачты кораблей, срываясь дуновениями ветра, стелясь над сушей, над водой… и с утихшей всякой пальбой, создавали иллюзию тайных происков в скрытой от посторонних глаз бухте.
Дело на этой стадии еще велось самое насущное – на борт вспомогательного крейсера продолжали сводить, нести раненых. В основном «легких», а вот «тяжелых» – Трусов и, в частности, старший судовой врач «Рюрика» Николай Солуха, помня о лазарете «Ямала», запросили по радио капитана ледокола оказать посильную медицинскую помощь.
Тяжелораненых переправляли на «Камчадал».
Взяв на борт в том числе и отряд лейтенанта Волкова, пароход спешно вышел из бухты.
* * *
«Груз» на «Ямал» принимали, не переправляя шлюпками – это было бы крайне нежелательно для раненых. А поступили без затей… впрочем, вполне затейно – с ледокола стрелой крана на палубу «Камчадала» опустили пустой армейский контейнер, куда укладывали носилки с людьми. И уж потом все мягко перекочевывало на борт атомохода.
Тем временем незаметно подкрался рассвет.
Чертов осмотрительно решил расширить горизонт наблюдения, приказав пустить на северо-восточные румбы БПЛА. Да и сам «Ямал» следовало отвести мористее, как только закончится прием раненых.
– Я теперь после стычки с крейсерами полный параноик, – полушутя, полусерьезно заявил он своим начальникам службы, – теперь хренушки нам оказаться зажатыми у берега, как в мешке без свободы маневра.
Алексеев всенепременно засобирался посмотреть трофей.
И как уже совещательно вывели – трофей сомнительный, провокационный и, по сути, не особо-то и нужный.
С ним же по понятным причинам отправился и статский советник.
– И я, наверное, сбегаю на берег, – неожиданно предложил Шпаковский, – на трофейные «скальпы» полюбуюсь… на «Кресси», что там у него за пушки стоят, вдруг пригодится «Ивану этот серый волк?» Наш сурьезный адмирал, как я понял, едет с нами северным морским путем, так как сие есть поручение царя. И сам же предложил установить пару-тройку на ледокол для защиты своей особы.
– А чего ты ерничаешь? – вступился за наместника Чертов. – Погоди, будет утро в Петербурге, доложится он государю про захват, тот ему кэ-эк втыкон вставит за самоуправство. А пушки? Толку? Те, которые 152-мм, конечно, достойные штучки, но это ж дуры весом под пятнашку тонн. Представь геморр, демонтировать, снять такую… а уж установить на «Ямал» со всей сопутствующей структурой, куда входит и система подача боеприпасов – это целое дело. Про подкрепление палубы я уж не говорю. И для чего? От боевого корабля парочкой орудий не отбиться. 76-миллиметровки в таком случае вообще баловство. Ко всему… как там у Чехова: «Если на сцене висит ружье, то…». В общем, будут пушки, обязательно появится искушение пострелять. Ну их нафиг.
– Все-таки ты, Андрей, человек сугубо гражданский, – с легким покровительством заметил помощник, – ты вспомни, что у нас припрятано у острова Визе. Паровой барк «Харальд!» Вот на нее я бы стволы и поставил. Загляденье вышла бы посудина. И по массе эти трехдюймовки «Лена» снимет непринужденно. И нам на борт положит.
– Все-то у тебя продумано, – явно соглашаясь, проворчал капитан, – валяй уж.
* * *
Несмотря на изначальную «накачку» личного состава «не жалеть противника» и общий настрой «рюриковцев» – отомстить подлым альбионцам, пленных оказалось очень много. Почти двести пятьдесят человек. И практически все моряки – из команды «Кресси».
Когда угасли последние стычки на корабле, кои и ожесточенными были в основном только в самом начале захвата… и потом, когда уж сдавшиеся английские басурмане полезли из низов – безоружные, покорные, жалкие… смертным боем бить их перестали.
А вот британскую морскую пехоту, что стояла лагерем, камчатская дружина, после того как их основательно «пощипали» из пушек и ружейным залпированием, вырезали подчистую. Особенно расстарались рассвирепевшие казаки, порой просто добивая сдающихся прикладами.
Для надзора и конвоирования пленных с «Камчадала» высадилась дополнительная полурота жандармов.
Что бы там ни говорили про «царских сатрапов», и как бы их ни хаяла либерально настроенная интеллигенция, подход у блюстителей порядка к иностранным гражданам, оказавшимся замешанными в военной и подрывной деятельности по отношению к Российской империи, имел сообразную уставным уложениям специфику.
А еще штаб-ротмистр, командовавший полуротой, как увидел знакомую надменность на лицах британских офицеров, решил отыграться за все кастовое неприятие и презрение к фискальству со стороны своих – российских выпускников армейских и морских училищ.
Всех пленных без разбору и не делая разницы – высокий чин он или простой матрос – загнал в трюм в общие помещения.
Прибыв на место, Алексеев в первую очередь потребовал капитана «Кресси» на допрос.
* * *
Кэптен Фредерик Уорден о какой-либо цивилизованности даже не заикался. Зная больше, чем его офицеры, предоставил им на откуп эти бесполезные и бессильные протесты.
Моряки с «Рюрика», в конце концов, действительно оказались милосердны.
Но потом на охрану поставили российскую надзорную полицию.
Командовавший ими четырехзвездочный садист выгнал пленных рыть могилы для британских морских пехотинцев, что были варварски перебиты жуткими казаками.
При этом самым возмутительным и издевательским образом офицеров наравне с простыми матросами заставили махать лопатами, долбя невыносимо каменистую и склизкую почву. Стаскивать в ямы задеревеневшие трупы.
Двух членов экипажа корабля Его Величества – минного и артофицера, категорически отказавшихся исполнять свинские приказы, увели поигрывающие нагайками казаки… судьба их осталась неизвестной, больше их не видели. А те, у кого еще оставалась вера в авторитет Британии, поняли, что солнце, которое не заходит над империей, сюда не заглядывает.
Солнце и не выглядывало с самой рассветной хмари. Затем вообще наползли низко висящие тучи, посыпавшие унылую ледяную морось.
К чести русских морских офицеров, жандармскому хаму было сделано замечание на столь неподобающее отношение к высоким чинам, пусть и пребывающих в статусе плененного противника.
Ответ штаб-ротмистра мигом остудил потуги молодого мичмана с «Рюрика».
А кэптену Уордену и возроптавшим высоким британским чинам специально перевели нарочитый отлуп жандарма:
– Небось, когда вас в море-океян окунули и бросили подыхать, забыв о негласных морских конвенциях, вы, господин мичман, о благородстве не вспоминали.
Вскоре командира «Кресси» вызвали на допрос – в бухте появился небольшой однотрубный пароходик, очевидно доставивший высокое российское начальство.
С удовольствием бросив наземь успевшую натереть мозоли лопату, Уорден последовал за конвоем.
Допрашивали его несколько офицеров во главе с адмиралом, представившимся наместником русского Дальнего Востока Алексеевым.
И двое в штатском. В другой бы раз Фредерик обратил внимание на необычную одежду одного из них, но промокнув, промерзнув, лишь тупо отвечал на вопросы, мечтая о чашке чего-нибудь горячего, усталой мыслью отметив:
«А эти невежды даже не предложили ничего. Что уж тут говорить о джентльменском обращении с офицерами Королевского флота».
Вопросы русских удивления не вызвали.
– Чем вы, капитан Роял Нэви, руководствовались, когда подняли японский боевой флаг и напали на российские корабли?
«Что ж, – обреченно подумал Уорден, – я обязан сказать, что все произошедшее, совершено по моей инициативе, в собственной блажи, или из личной ненависти к русским. Да какая к дьяволу уже разница! После этого я немедленно становлюсь разбойником, пиратом и лишь экипаж может рассчитывать на оправдание, сославшись, что выполнял приказы обезумевшего капитана».
Говорить о полученных распоряжениях из Лондона он не имел права, а все письменные приказы, инструкции и полномочные бумаги, которые предоставил агент из метрополии, после ознакомления были демонстративно уничтожены.
«Делать нечего! Интересы Великобритании превыше всего!»
– А ежели «лихой», чего с собой на серьезное дело взяли?
– Скорей лишенец недоделанный, – хмуро поправился начальник камчатской дружины.
– Хм, – продолжил между тем петербургский чиновник, – по свидетельству очевидцев, вышеуказанный Власов в преддверии боевой операции контактировал с членами команды судов-угольщиков, ранее прибывших из САСШ. Вопрос, были ли действия злоумышленника случайны, по собственному почину, либо же имелся особый умысел по указке иностранных подданных, причастных к разведывательным службам?
– На теле моего бойца никаких ран, кроме смертельно-осколочных, не обнаружено, – угрюмо довел Волков, – что подтвердил судовой врач.
– Простите, господа, – высказался Алексеев, – положительно не верю я в такую сметливость американцев. Скорей имеет место быть лишь шпионство и соглядатайство. А бывший ссыльный оказался человеком, как тут уже сказали, лихим – увидел, что можно смародерничать, прихватить, что плохо лежит, погреть руки, вот и…
– Но и янки, ежели они имеют касательство к шпионским службам, могли посулить дурню чего-нибудь, раз он так кинулся на хабар. Следует точно установить, с кем из американцев имел контакты сей негодяй, и пощупать их за… в общем, вытрясти из них все, что необходимо. Не миндальничая. Дело слишком важное, чтобы оставлять за собой хвосты.
– Более того, надобно допросить и провести необходимые процедурные беседы со всеми участниками вылазки, – вздохнул статский советник, понимая, на кого ляжет эта работа, – выяснить, не есть ли еще среди дружинников агенты, подобные Власову. Вот вы можете поручиться за каждого из ополченцев?
Вопрос был адресован начальнику камчатской дружины.
Тот не нашелся, что сказать.
– Я тут вот что подумал, – нахмурился Чертов, – предположительно британцы захотят замять дело с «Рюриком» и с их крейсерами. Подчеркну, это предположительно. А если что-то пронюхают американцы? Представляете – корабли военного флота Российской империи вступили в бой с Роял Нэви. Это не только сенсация, но и повод для шантажа.
– И что вы предлагаете? – Наместник слегка опешил от такой версии событий. Тут для него еще замаячило императорским взысканием за самоуправное решение по захвату «Кресси», и как бы вообще не монаршим разносом. А ежели случится дипломатический скандал или не дай бог вооруженный конфликт, то и отставке будешь рад.
– Сроки прошли уже достаточные. Эскадра Рожественского наверняка в графике следования и скоро о ней и без того будет известно. Думаю, до возвращения всех участников этой нашей бойни в Петропавловск все иностранные суда, что стоят в Авачинской бухте и гавани, следует отпустить. Или изгнать. В таком случае мы избежим утечки информации вовне.
– До поры, – совсем нерадостно уточнил статский.
– До поры, – согласился Чертов.
* * *
Включив все имеющиеся лампы, «Лена» заливала светом захваченный корабль со всем максимальным усердием. Пара прожекторов в том числе уставились на ту часть побережья, где до недавнего был разбит палаточный лагерь.
Сейчас там царил полный разгром – все раскидано, порушено, еще тлели, чернели обгоревшие шатры, отвращением смерти лежали тела убитых, деловито сновали ополченцы, собирая оружие, выковыривая для себя трофейную добычу.
Подсвеченные лоскуты тумана причудливо обволакивали мачты кораблей, срываясь дуновениями ветра, стелясь над сушей, над водой… и с утихшей всякой пальбой, создавали иллюзию тайных происков в скрытой от посторонних глаз бухте.
Дело на этой стадии еще велось самое насущное – на борт вспомогательного крейсера продолжали сводить, нести раненых. В основном «легких», а вот «тяжелых» – Трусов и, в частности, старший судовой врач «Рюрика» Николай Солуха, помня о лазарете «Ямала», запросили по радио капитана ледокола оказать посильную медицинскую помощь.
Тяжелораненых переправляли на «Камчадал».
Взяв на борт в том числе и отряд лейтенанта Волкова, пароход спешно вышел из бухты.
* * *
«Груз» на «Ямал» принимали, не переправляя шлюпками – это было бы крайне нежелательно для раненых. А поступили без затей… впрочем, вполне затейно – с ледокола стрелой крана на палубу «Камчадала» опустили пустой армейский контейнер, куда укладывали носилки с людьми. И уж потом все мягко перекочевывало на борт атомохода.
Тем временем незаметно подкрался рассвет.
Чертов осмотрительно решил расширить горизонт наблюдения, приказав пустить на северо-восточные румбы БПЛА. Да и сам «Ямал» следовало отвести мористее, как только закончится прием раненых.
– Я теперь после стычки с крейсерами полный параноик, – полушутя, полусерьезно заявил он своим начальникам службы, – теперь хренушки нам оказаться зажатыми у берега, как в мешке без свободы маневра.
Алексеев всенепременно засобирался посмотреть трофей.
И как уже совещательно вывели – трофей сомнительный, провокационный и, по сути, не особо-то и нужный.
С ним же по понятным причинам отправился и статский советник.
– И я, наверное, сбегаю на берег, – неожиданно предложил Шпаковский, – на трофейные «скальпы» полюбуюсь… на «Кресси», что там у него за пушки стоят, вдруг пригодится «Ивану этот серый волк?» Наш сурьезный адмирал, как я понял, едет с нами северным морским путем, так как сие есть поручение царя. И сам же предложил установить пару-тройку на ледокол для защиты своей особы.
– А чего ты ерничаешь? – вступился за наместника Чертов. – Погоди, будет утро в Петербурге, доложится он государю про захват, тот ему кэ-эк втыкон вставит за самоуправство. А пушки? Толку? Те, которые 152-мм, конечно, достойные штучки, но это ж дуры весом под пятнашку тонн. Представь геморр, демонтировать, снять такую… а уж установить на «Ямал» со всей сопутствующей структурой, куда входит и система подача боеприпасов – это целое дело. Про подкрепление палубы я уж не говорю. И для чего? От боевого корабля парочкой орудий не отбиться. 76-миллиметровки в таком случае вообще баловство. Ко всему… как там у Чехова: «Если на сцене висит ружье, то…». В общем, будут пушки, обязательно появится искушение пострелять. Ну их нафиг.
– Все-таки ты, Андрей, человек сугубо гражданский, – с легким покровительством заметил помощник, – ты вспомни, что у нас припрятано у острова Визе. Паровой барк «Харальд!» Вот на нее я бы стволы и поставил. Загляденье вышла бы посудина. И по массе эти трехдюймовки «Лена» снимет непринужденно. И нам на борт положит.
– Все-то у тебя продумано, – явно соглашаясь, проворчал капитан, – валяй уж.
* * *
Несмотря на изначальную «накачку» личного состава «не жалеть противника» и общий настрой «рюриковцев» – отомстить подлым альбионцам, пленных оказалось очень много. Почти двести пятьдесят человек. И практически все моряки – из команды «Кресси».
Когда угасли последние стычки на корабле, кои и ожесточенными были в основном только в самом начале захвата… и потом, когда уж сдавшиеся английские басурмане полезли из низов – безоружные, покорные, жалкие… смертным боем бить их перестали.
А вот британскую морскую пехоту, что стояла лагерем, камчатская дружина, после того как их основательно «пощипали» из пушек и ружейным залпированием, вырезали подчистую. Особенно расстарались рассвирепевшие казаки, порой просто добивая сдающихся прикладами.
Для надзора и конвоирования пленных с «Камчадала» высадилась дополнительная полурота жандармов.
Что бы там ни говорили про «царских сатрапов», и как бы их ни хаяла либерально настроенная интеллигенция, подход у блюстителей порядка к иностранным гражданам, оказавшимся замешанными в военной и подрывной деятельности по отношению к Российской империи, имел сообразную уставным уложениям специфику.
А еще штаб-ротмистр, командовавший полуротой, как увидел знакомую надменность на лицах британских офицеров, решил отыграться за все кастовое неприятие и презрение к фискальству со стороны своих – российских выпускников армейских и морских училищ.
Всех пленных без разбору и не делая разницы – высокий чин он или простой матрос – загнал в трюм в общие помещения.
Прибыв на место, Алексеев в первую очередь потребовал капитана «Кресси» на допрос.
* * *
Кэптен Фредерик Уорден о какой-либо цивилизованности даже не заикался. Зная больше, чем его офицеры, предоставил им на откуп эти бесполезные и бессильные протесты.
Моряки с «Рюрика», в конце концов, действительно оказались милосердны.
Но потом на охрану поставили российскую надзорную полицию.
Командовавший ими четырехзвездочный садист выгнал пленных рыть могилы для британских морских пехотинцев, что были варварски перебиты жуткими казаками.
При этом самым возмутительным и издевательским образом офицеров наравне с простыми матросами заставили махать лопатами, долбя невыносимо каменистую и склизкую почву. Стаскивать в ямы задеревеневшие трупы.
Двух членов экипажа корабля Его Величества – минного и артофицера, категорически отказавшихся исполнять свинские приказы, увели поигрывающие нагайками казаки… судьба их осталась неизвестной, больше их не видели. А те, у кого еще оставалась вера в авторитет Британии, поняли, что солнце, которое не заходит над империей, сюда не заглядывает.
Солнце и не выглядывало с самой рассветной хмари. Затем вообще наползли низко висящие тучи, посыпавшие унылую ледяную морось.
К чести русских морских офицеров, жандармскому хаму было сделано замечание на столь неподобающее отношение к высоким чинам, пусть и пребывающих в статусе плененного противника.
Ответ штаб-ротмистра мигом остудил потуги молодого мичмана с «Рюрика».
А кэптену Уордену и возроптавшим высоким британским чинам специально перевели нарочитый отлуп жандарма:
– Небось, когда вас в море-океян окунули и бросили подыхать, забыв о негласных морских конвенциях, вы, господин мичман, о благородстве не вспоминали.
Вскоре командира «Кресси» вызвали на допрос – в бухте появился небольшой однотрубный пароходик, очевидно доставивший высокое российское начальство.
С удовольствием бросив наземь успевшую натереть мозоли лопату, Уорден последовал за конвоем.
Допрашивали его несколько офицеров во главе с адмиралом, представившимся наместником русского Дальнего Востока Алексеевым.
И двое в штатском. В другой бы раз Фредерик обратил внимание на необычную одежду одного из них, но промокнув, промерзнув, лишь тупо отвечал на вопросы, мечтая о чашке чего-нибудь горячего, усталой мыслью отметив:
«А эти невежды даже не предложили ничего. Что уж тут говорить о джентльменском обращении с офицерами Королевского флота».
Вопросы русских удивления не вызвали.
– Чем вы, капитан Роял Нэви, руководствовались, когда подняли японский боевой флаг и напали на российские корабли?
«Что ж, – обреченно подумал Уорден, – я обязан сказать, что все произошедшее, совершено по моей инициативе, в собственной блажи, или из личной ненависти к русским. Да какая к дьяволу уже разница! После этого я немедленно становлюсь разбойником, пиратом и лишь экипаж может рассчитывать на оправдание, сославшись, что выполнял приказы обезумевшего капитана».
Говорить о полученных распоряжениях из Лондона он не имел права, а все письменные приказы, инструкции и полномочные бумаги, которые предоставил агент из метрополии, после ознакомления были демонстративно уничтожены.
«Делать нечего! Интересы Великобритании превыше всего!»