Шли первые недели наших новых отношений. Я пока боялась дать им точное определение, даже мысленно опасалась назвать их любовными. Но это были волнующие недели поцелуев украдкой, неловких слов нежности, недели узнавания и притирки.

Я изумлялась тому, как внезапно и безоговорочно Корнелиус поверил моей истории. Когда нам удавалось побеседовать без посторонних ушей, он расспрашивал меня о детстве, об учебе в академии, о жизни в доме дяди. И никогда больше не говорил категорично ни о моих поступках, ни о дядиных.

— Эрика, — сказал он однажды. — Ты не думала, что между тобой и Хартом полно недопонимания? Ты считаешь, что он был против твоих планов и желаний, ставил тебе палки в колеса, не хотел, чтобы ты развивала дар. А ты пыталась понять его точку зрения?

— Тысячу раз говорила с ним, — ответила я сердито. — Дядя меня и слушать не желал. Ругался, пыхтел и брызгал слюной, стоило мне заикнуться об обучении в академии. А когда я спроваживала навязанных им женихов, топал ногами — однажды даже паркет проломил. Он меня ненавидит.

— Но он заботился о тебе, разве нет?

— Его забота привела меня в лечебницу святого Модеста! Это были ужасные два дня. Каждый раз, когда я их вспоминаю, меня дрожь пробирает.

— Мне жаль, что тебе выпало такое, — сказал он мягко, потом легко погладил по спине, обнял и поцеловал в висок. — Ты не выносишь насилия. Ты не жертва и никогда ей не будешь. Ты всегда готова бороться, в том числе сама с собой; это то, что мне так нравится в тебе.

Отчего-то я вспомнила тот разговор, когда сидела рядом с Корнелиусом на платформе подрагивающей дрезины и вглядывалась в его лицо, пытаясь разгадать его мысли.

Он заметил мой взгляд и улыбнулся, а я задумалась: Корнелиус уже многое знает обо мне. Но я знаю о нем? Почти ничего. И все же я переживала лихорадочное счастье первых дней влюбленности и узнавания. Быть может, сегодня мне повезет, и самые большие открытия я сделаю вовсе не в старом лесном особняке.

Запыхтел двигатель, застучали колеса, вокзал поплыл назад, и скоро мы ехали по узкому лесному коридору. Погода выдалась прохладной, но солнечной. Я радовалась прогулке и пыталась представить, что мы обнаружим в доме Грабба.

Камни, разрушенные стены, провалившаяся крыша, птичьи гнезда... А вдруг там все же прячутся лесные монстры, наподобие того, что привиделся мне в тумане? Корнелиус продолжал утверждать, что я приняла гнилое дерево за чудовище, но у меня были свои соображения на этот счет.

— Для чего вам инструменты? — я показала на ящики в ногах рабочих.

— Чтобы начать приводить особняк Грабба в порядок.

— Зачем?! Неужели вы считаете, что в нем можно жить?

— Отчего нет? Он в прекрасном состоянии.

Он, должно быть, шутит? Я глянула на Корнелиуса с удивлением, но он лишь загадочно улыбнулся в ответ.





* * *


Дрезина пронеслась по темному, пахнущему хвоей лесному коридору, пыхнула дымом и остановилась на пригорке.

— Приехали, — объявил Корнелиус и помог мне выбраться. Рабочие попрыгали на насыпь и выгрузили ящики с инструментами.

— Теперь пройдем по болотной дороге. Тут недалеко, с четверть лиги. Настил крепкий, однако ни в коем случае не сворачивайте с него. За последние годы мшары высохли, но есть участки с вязкой почвой. Туда лучше не соваться.

— Говорят, безглазый разбойник топил в болотах горожан, которые отказывались ему подчиняться, — подал голос бородатый рабочий.

— Еще болтают, тела в грязи остаются целехоньки, — подхватил разговор кудрявый парнишка. — Глянешь в болотную воду — а оттуда на тебя белая рожа таращится. И манит: иди, мол, ко мне, заскучал я тут за двести лет в грязи.

— Эй, парни! Хорош ерунду болтать, — осадил их Корнелиус. — Не пугайте даму.

— Господин Роберваль, она ж за тем и поехала, чтобы легенды края узнать, — возразил бородатый. — У нас есть что ей рассказать. Успели местных наслушаться, хоть сами мы люди пришлые.

— Я вовсе не испугалась, мне интересно! Пожалуйста, рассказывайте дальше, — уверила я их и достала блокнот и карандаш.

— Потом, — Корнелиус мягко улыбнулся, жестом попросил убрать блокнот и взял меня под руку. — Спускайтесь осторожно, Эрика... смотрите под ноги. Бревна неровные.

Мы спустились с пригорка и ступили на бревенчатый настил. Он так зарос мхом, что без подсказки я бы его не нашла. Бревна под ногами были крепкими, лишь иногда под ними чавкало и хлюпало.

Лес вокруг был мертвый, нехороший. Из рыжего мха торчали покосившиеся обломки сухих деревьев, дальше стеной стояли сосны. Оттуда, из мрака, размеренно ухала сова, хотя до ночи было далеко.

— Настоящий разбойничий лес, — заметил бородатый лесоруб, вытирая лицо кепкой.

— Лишь бы туман не пришел, — прошептала я и крепче вцепилась за руку Корнелиуса.

— Обещаю, тумана сегодня не будет, — ответил он спокойно. — И призраков мы не встретим.

— Откуда такая уверенность? Тот болотный монстр где-то неподалеку, — прошептала я ему. — Может, поищем? Только топор прихвати.

— Из вас, госпожа Верден, выйдет прекрасная журналистка, — усмехнулся Корнелиус. — Вы не упустите возможности разобраться в загадке до конца. Но сначала заглянем в особняк Грабба. Он уже близко. Вот и гать закончилась.

Мы свернули на извилистую, едва заметную тропку среди ельника. Обошли овражек, поднялись на холм, ступили на пологий спуск и шли ниже и ниже, мимо поваленных деревьев и непролазных кустов. Колонии «волшебных грибов» облепляли сухие пни и поваленные стволы. В воздухе стоял насыщенный землистый запах.

Ветви плотно переплетались над головами, по земле тянулись узловатые корни, становилось темно и сыро, но я горела от нетерпения и любопытства. Я нисколечко не боялась. Корнелиус шагал так уверенно, словно шел по собственному дому. Зычно переговаривался с рабочими, хозяйской рукой отводил с пути ветку, оценивающим глазом смотрел на мощные стволы сосен, что желтели среди ельника.


У Корнелиуса имелись определенные планы на этот колдовской лес, и его призрачным обитателям придется с ними смириться.

Еще один поворот — и перед нами, словно по волшебству, возник лесной особняк.

Рабочие поставили на землю ящики, уселись на них и раскурили трубки, а я, как завороженная, двинулась вперед мелкими шажками.

— Парни, отдохните, потом займитесь дорогой; нужно сменить настил на подходе, — приказал Корнелиус. — Мы с госпожой Эрикой заглянем внутрь.

— Корнелиус, он восхитителен! Как иллюстрация к детской книжке со страшными сказками, — прошептала я благоговейно.

Особняк разбойника Грабба и впрямь неплохо сохранился. За века двухэтажный дом с двумя остроконечными башнями врос в землю, но выглядел крепко, крыша не осыпалась, в черных провалах стрельчатых окон остались решетки.

От времени и копоти давнего пожара камень стен почернел, его серым пологом покрывал мох, сухие плети вьюнка заползали в окна и двери.

Старый дом сохранил величественный и мрачный вид. Глядя на колючие лапы охраняющего его ельника, на черные глазницы окон и зубцы башен, легко было поверить, что над этим местом тяготеет проклятие.

И все же мне не терпелось попасть внутрь. Кто же упустит возможность побывать в самом сердце легенды!

— Не боишься? — улыбнулся Корнелиус, подавая мне руку, когда я шагнула на выщербленную ступень крыльца. — Все еще отмахиваешься от суеверий и считаешь легенды глупостями?

— В Крипвуде легко заразиться суевериями. Я поняла, что страшные сказки делают жизнь интереснее и поэтичнее, — улыбнулась я.

— Верно, — кивнул Корнелиус. — Непознанное притягивает и детей, и взрослых. Но суеверия рождаются из страха, а страх порождает жестокость. Это место — он показал на особняк, — в прошлом знало немало жестокости. Исторический факт. Мой предок был натуральный садист.

— Но мы не дадим ему вернуться в современный мир, — закончила я легкомысленно. — Идем же скорей: не терпится посмотреть, как он жил!





* * *


Мы медленно поднялись по обветшалому крыльцу. Под подошвой похрустывали сорняки и ветки, покачивались истерзанные временем камни.

Меня охватило торжественное и трепетное настроение — но разве можно входить с другим чувством в дом, где в прошлом творилось немало злодеяний, а в настоящем обитают привидения!

Двери в особняк были плотно прикрыты, но одна створка покосилась, сорванная с петель. Корнелиус потянул дверь, она открылась легко, без скрипа.

Мы попали в темный коридор. На полу вдоль стены негромко прошуршало что-то живое.

Впереди мутно светлел прямоугольный проем, за ним открылся пустой зал.

Помещение было огромным и темным, словно склеп великана. Пахло в нем, как всегда пахнет в таких местах: старым камнем, полынью и сладковатой гнилью. Шероховатые стены подпирают тяжелый каменный свод. Сквозь высоко расположенные окна пробиваются неяркие лучи. В полосах света кружится пыль. В дальней части зала виднеются широкие ступени парадной лестницы. На них даже сохранились лохмотья ковра.

В углах висят черные гроздья — летучие мыши. Время от времени они встряхивают перепончатыми крыльями и переползают с места на место.

Потолок украшен резьбой, на непрошеных гостей смотрят пустыми глазами каменные лица: недобрые, задумчивые, настороженные, или искаженные гримасой безумного веселья. Заметив их, я постаралась не задирать голову лишний раз.

Почти под самым потолком зал опоясывает галерея с каменными перилами. На миг у меня мороз пробежал по коже: показалось, что там, в густых тенях, стоит бесплотный человек и внимательно наблюдает за нами.

Корнелиус заговорил — громко, уверенно, и его голос разрушил чары:

— Дом построил для своего приятеля Грабба знаменитый мастер Жакемар — механик, кукольник, анатом и зодчий. Каждый его дом — шкатулка с секретом. Может, ты слышала о замке Морунген, другом творении Жакемара? Он расположен в соседнем округе вблизи Ольденбурга. Замок напичкан механизмами от подвала до чердака и, говорят, обладает собственной душой. Его секреты до сих пор не раскрыты. Нынешние владельцы замка не любят пускать в него посторонних.

— Да, слышала... Дом Грабба тоже полон загадок старого мастера?

— Не исключено, что он устроил в нем пару-другую сюрпризов. Например, наверняка где-то спрятан подземный ход до побережья — до него отсюда не больше лиги. Грабб, старый пират, промышлял контрабандой и таскал по тайному ходу запрещенные товары. Но все-таки этот дом создавался как лесное убежище для разбойника, который возомнил себя хозяином местных земель. Здесь все устроено по-простому, но с размахом. Отставные пираты любят жить в роскоши. Вот главный зал: тут Грабб устраивал попойки. На втором этаже несколько комнат.

— Удивительно, как все хорошо сохранилось. Ни обвалившейся штукатурки, ни мусора... даже паутины нет. Как будто здесь бывают люди и поддерживают дом в приличном состоянии.

Корнелиус искоса посмотрел на меня, словно его озадачило мое предположение.

— Люди? Жители Крипвуда не пойдут сюда добровольно. Добраться из города сложно. Есть старая дорога через болота, но она почти непроходима. Та дорога от насыпи, по которой мы шли, расположена далековато для пешей прогулки.

— Тогда дом охраняют защитные чары. Они не дают ему развалиться окончательно.

— Еще недавно ты возмущалась, когда тебе говорили о магии, и утверждала, что чудес не бывает, — Корнелиус повел меня по залу. — Грабб пользовался услугами ведьм и колдунов — то есть, сенситивов. Если его подручные баловались с эфирными полями и потоками, не исключено, что дом обладает какими-то особыми свойствами. Мы еще многое не знаем об Одаренных и не изучили все их возможности.

— Я помню рассказ о Граббе. В легенде говорится, что Жакемар заключил его душу в кристалл, и это позволяет Граббу возвращаться из запределья и творить новые непотребства. А что, если этот кристалл спрятан где-то тут?

— Хочешь его отыскать и выпустить разбойника на волю? Взять у него интервью для «Вестника оккультизма»?

— Вот еще! Хотя эксперимент был бы интересный. Помнится, когда я отрицала возможность сохранения ауры Одаренных, ты заявил, что нет ничего невозможного, и в столице ведутся исследования в этом направлении. Ты много знаешь об Одаренных. Наверное, ты разделял интересы твоей жены, много читал об этом...