— Был да весь сплыл. Мне не понравилось блуждать в лесу в тумане. Скажет, господин Анвил… вы родились в Крипвуде и живете здесь всю жизнь?
Анвил угловато двинул плечами. Снял и протер очки, надел, и как-то очень уж остро посмотрел мне в глаза.
— Нет. Я не местный. Приехал сюда десять лет назад.
— Почему?
Мой вопрос рассердил его: глаза за стеклами очков гневно сверкнули, усы всторопорщились.
— А вы любите совать нос не в свое дело, госпожа Верден.
— Очень люблю. Особенно когда кто-то водит меня за этот самый нос и сует под него разных чудищ.
Он негодующие фыркнул.
— Что за инсинуации! Ладно. Слушайте. Как вы знаете, я исследую метеорологические явления и воздушное электричество. Десять лет назад я обнародовал свои исследования. Мои выводы высмеяли и отказались публиковать. А спустя полгода мой самый яростный критик опубликовал их под своим именем. Я пробовал добиться справедливости, но меня обвинили в воровстве научных идей. Меня, а не его!
Анвил от злости заскрежетал зубами. Он вскочил со стула и принялся расхаживать по комнате взад и вперед, сцепив руки за спиной.
— И что вы сделали?
— Вздул жирного профессора, разумеется. Отдубасил его так, что лицо у него стало, как старая подушка. Меня исключили из всех научных обществ. Я обиделся и уехал из столицы. Выбрал Крипвуд, потому что здесь можно наблюдать интересные воздушные потоки. Холодные с побережья, теплые из леса, необычные по интенсивности грозы, куча аномалий. Не думал, что задержусь здесь надолго, но… — он развел руками и горько усмехнулся. — Вот уже десять лет, а я все еще тут. Быть может, и вас ждет похожая судьба. Болото затягивает. Бегите отсюда, пока не поздно. А то кончите, как я. В забвении и одиночестве.
Глава 19
Дикая ночь
После признания и мрачного пророчества Анвил без церемоний выставил меня из дома.
Он глянул на часы, подпрыгнул, насупился и заявил:
— Вам пора. Идите, идите же!
Пока я шла к выходу, он нетерпеливо подталкивал меня в плечо твердыми пальцами и захлопнул дверь за моей спиной с таким грохотом, что даже в ушах зазвенело.
Ничего не оставалось, как сесть на велосипед и покатить прочь.
Мне хотелось ехать быстро, но ноги еле ворочались, и приходилось смотреть в оба.
Ночь навалилась на город как-то очень уж быстро. Я рассчитывала, что у меня есть в запасе час-два, но просчиталась. Улицы, дома, переулки — все превратилось в глухую тьму. Фонари мигали и грозили погаснуть каждую секунду.
На город, закрывая и без того черное небо, наползла туча. В деревьях шумел ветер, стучал флюгерами и вывесками, кидал в лицо пыль и опавшие листья.
Безлунные и беззвездные ночи и без того вызывали у меня смутную тревогу, а теперь меня даже дрожь пробрала — уж больно мрачным казался город. Ни огонька в окне, ни человека на улице, двери на засовах, ставни закрыты наглухо. Однако на домах появились новые обереги и намалеванные мелом символы. Кто-то не поленился — насыпал на мостовой перед входом соляной круг, который, как говорят, не смеет переступить ни одна ведьма и ни один призрак!
Крупная соль трещала под колесами велосипеда, а ветер безжалостно уносил остатки.
Я ехала в «Хмельную корову» поговорить с хозяйкой о Викторе Лукаше. Но трактир оказался закрыт на тяжелый засов, хотя час был еще не поздний.
Не желая сдаваться, постучала в дверь кулаком. Внутри были люди — из глубин дома донеслась короткая реплика, произнесенная сердитым женским голосом. Но слова, что удалось разобрать, давали понять, что мне ни за что не откроют, хоть я головой о дверь бейся.
Пришлось убраться несолоно хлебавши.
Я постояла на перекрестке, раздумывая, как поступить. Решила: все же навещу господина Степпеля. Исчезновение Ланзо не давало мне покоя.
Может, заглянуть в полицейский участок? Я была шапочно знакома с единственным полицейским города, но его вид не внушал доверия.
Должность полицейского в городе занимал хрупкий юноша с мечтательным взглядом, и мундир его был очень уж тщательно выглажен и прилажен по фигуре. У меня сложилось впечатление, что офицер Брасс больше заботится о своей красоте и глубоком внутреннем мире, чем о порядке в городе.
Но если придется — заеду и в участок! Но сначала к господину директору...
Я крутила педали, стараясь не приглядываться к темным провалам переулков и арок. Порыв ветра обжег холодом лицо, истошно заскрипели флюгера. Но хуже всего — где-то сорвало кабель от электростанции, и фонари погасли. А масляные фонари в этот вечер никто и не думал зажигать. И оттого на узкой улице стало темно, хоть глаз выколи.
Пришлось остановиться. Бессильная брань рвалась сквозь зубы, а зубы стучали от озноба.
Глухая темень кругом, какая бывает лишь в осенние ненастные вечера. Повсюду непроглядный мрак, очертания домов выступают как призраки.
Сотворив беду, ветер утих. Теперь шорохи, скрип колес звучали очень громко — настолько пустынной была тишина. Казалось, в подворотнях и переулках притаились чудовища и дышат оттуда могильной сыростью.
Неделю назад в лесу, в полном одиночестве, мне и то не было так жутко. Теперь люди недалеко, но они затаились за толстыми стенами и не спешат выйти к одинокой путнице.
Придется отложить поиски Ланзо — тут домой бы добраться!
Не доверяя колесам, я спустилась с велосипеда и повела его, слепо шагая по тротуару. Стараясь при этом не думать о скором путешествии через пустырь вблизи погоста.
Хоть бы Велли ждал моего возвращения на окраине города! Клыкастый и уверенный в себе проводник мне бы сейчас не помешал.
До конца улицы осталось лишь несколько домов — пустых складов, — впереди ждала чернота. Внезапно в этой черноте появилось голубоватое светящееся пятно. Оно упало на мостовую и плавно ползло вперед. Свет шел из переулка, который, как я знала, заканчивался тупиком.
На свет фонаря это нисколько не походило. Свет был потусторонний, неверный, как отблеск болотного огонька.
Я замедлила шаг, вслушиваясь, но шума чужих шагов не различила. И тут, прямо передо мной, из переулка выплыл... призрак.
Именно выплыл: он висел на два локтя над землей и выглядел, как самый настоящий, реальный призрак — если так можно выразиться о явлении не из мира сего.
* * *
Неудивительно, что я обомлела от страха. У призрака была устрашающая и мерзкая внешность.
На бесформенном теле колыхался длинный саван. На подоле чернели подпалины, как от огня. То, что находилось под саваном (Истлевшее тело? Сгусток протоплазмы? Выкрашенный фосфором мешок соломы?) светилось мертвенноголубоватым светом. На голове призрака сидела низко надвинутая разбойничья треуголка.
Лица под треуголкой не видать; лишь темнеет треугольная, почерневшая от огня прореха, похожая на искаженный в муке рот.
Я сдавленно охнула и выронила велосипед; он с грохотом повалился на мостовую, но наступившая потом тишина была куда страшнее.
Призрак не издавал ни звука; он плыл прямо на меня. От него пахло сырой землей и горелой плотью.
Ужас сковал мои ноги, зато волосы зашевелились, а по спине пробежала ледяная струйка пота. Потом застучали зубы и затряслись колени.
Призрак замер; треуголка медленно наклонилась налево, направо — призрак как будто принюхивался, не имея глаз, чтобы видеть. Замер, подался вперед — мои уши уловили тягучий стон, похожий на выдох, и из прорехи в саване потекла струя белесого тумана.
Щупальце тумана коснулась лица, ледяные капли обожгли кожу — не оставляя сомнения в том, что это не иллюзия и не галлюцинация!
Налетел порыв ветра, и влекомый им призрак быстро устремился в мою сторону. Рот-прореха безобразно растянулся в гримасе бешенства, лохмотья савана бились и трепетали, а затем край одеяния приподнялся, и я различила тонкие, бледные кости руки, дочерна обгоревшие на концах!
Пальцы скелета скрючились, желая впиться мне в лицо.
Но ждать, когда меня пощупает призрачная рука, я не стала — повернулась и побежала со всех ног.
Гадать, что за явление меня преследовало, было некогда. Довольно того, что оно выглядело опасным. Поэтому я бежала, не раздумывая. Стараясь не представлять, как острые обломки костяных пальцев вонзаются в мои глаза.
Призрак не отставал. По камням мостовой под ногами быстро текло голубоватое сияние, а шею вновь обожгло холодом — призрак продолжал изрыгать ледяной туман!
Совершенно не хотелось узнать на собственной шкуре, на что он еще способен.
Каблуки звонко стучали по камням, дыхание с хрипом вырывалось из горла. Звать на помощь бесполезно: горожане лишь проверят, надежно ли закрыты засовы, и спрячутся поскорей под одеяла. Да и не вышло бы кричать: я ослабевала от бега и отупела от растерянности.
За спиной опять раздался протяжный выдох-стон, сбоку мелькнул оранжевый всполох, в шею дохнуло жаром. Куча сухих листьев у обочины взметнулась вверх, рассыпая пепел и искры.
Монстр перешел к метанию огня!
Призрак Грабба — судя по треуголке, мне встретился именно он — основательно запасся разнообразным потусторонним оружием. Если у него под саваном спрятана разбойничья сабля, мне конец.
Я неслась в темноту молча и сосредоточенно. Метнулась в переулок, перемахнула через ограду, пробежала по грядке — из-за забора мне вслед неуверенно гавкнула собака — и внезапно вылетела на главную улицу города.
Впрочем, фонари здесь тоже не горят, и ни души вокруг.
Но впереди светится одинокий квадрат окна в доме за высоким кованым забором.
Я понеслась к дому, как мотылек на лампочку. Ни одной толковой мысли в голове больше не было, только липкий страх и глубокое недоумение.
Но тут случилась новая беда: каблук изношенного ботинка зацепилась за камень, ногу пронзила боль. Подошва отвалилась и осталась лежать на земле.
Я взвыла; камни мостовой впились в кожу. Зато теперь мне почти не было страшно, было адски больно, и думалось лишь о том, как бы не упасть.
На бегу оглянулась через плечо и не увидела призрака. Возможно, его отпугнул мой вопль. Но это могло быть уловкой, поэтому замедлить шаг я и не подумала; продолжала бежать, хромая и постанывая.
Анвил угловато двинул плечами. Снял и протер очки, надел, и как-то очень уж остро посмотрел мне в глаза.
— Нет. Я не местный. Приехал сюда десять лет назад.
— Почему?
Мой вопрос рассердил его: глаза за стеклами очков гневно сверкнули, усы всторопорщились.
— А вы любите совать нос не в свое дело, госпожа Верден.
— Очень люблю. Особенно когда кто-то водит меня за этот самый нос и сует под него разных чудищ.
Он негодующие фыркнул.
— Что за инсинуации! Ладно. Слушайте. Как вы знаете, я исследую метеорологические явления и воздушное электричество. Десять лет назад я обнародовал свои исследования. Мои выводы высмеяли и отказались публиковать. А спустя полгода мой самый яростный критик опубликовал их под своим именем. Я пробовал добиться справедливости, но меня обвинили в воровстве научных идей. Меня, а не его!
Анвил от злости заскрежетал зубами. Он вскочил со стула и принялся расхаживать по комнате взад и вперед, сцепив руки за спиной.
— И что вы сделали?
— Вздул жирного профессора, разумеется. Отдубасил его так, что лицо у него стало, как старая подушка. Меня исключили из всех научных обществ. Я обиделся и уехал из столицы. Выбрал Крипвуд, потому что здесь можно наблюдать интересные воздушные потоки. Холодные с побережья, теплые из леса, необычные по интенсивности грозы, куча аномалий. Не думал, что задержусь здесь надолго, но… — он развел руками и горько усмехнулся. — Вот уже десять лет, а я все еще тут. Быть может, и вас ждет похожая судьба. Болото затягивает. Бегите отсюда, пока не поздно. А то кончите, как я. В забвении и одиночестве.
Глава 19
Дикая ночь
После признания и мрачного пророчества Анвил без церемоний выставил меня из дома.
Он глянул на часы, подпрыгнул, насупился и заявил:
— Вам пора. Идите, идите же!
Пока я шла к выходу, он нетерпеливо подталкивал меня в плечо твердыми пальцами и захлопнул дверь за моей спиной с таким грохотом, что даже в ушах зазвенело.
Ничего не оставалось, как сесть на велосипед и покатить прочь.
Мне хотелось ехать быстро, но ноги еле ворочались, и приходилось смотреть в оба.
Ночь навалилась на город как-то очень уж быстро. Я рассчитывала, что у меня есть в запасе час-два, но просчиталась. Улицы, дома, переулки — все превратилось в глухую тьму. Фонари мигали и грозили погаснуть каждую секунду.
На город, закрывая и без того черное небо, наползла туча. В деревьях шумел ветер, стучал флюгерами и вывесками, кидал в лицо пыль и опавшие листья.
Безлунные и беззвездные ночи и без того вызывали у меня смутную тревогу, а теперь меня даже дрожь пробрала — уж больно мрачным казался город. Ни огонька в окне, ни человека на улице, двери на засовах, ставни закрыты наглухо. Однако на домах появились новые обереги и намалеванные мелом символы. Кто-то не поленился — насыпал на мостовой перед входом соляной круг, который, как говорят, не смеет переступить ни одна ведьма и ни один призрак!
Крупная соль трещала под колесами велосипеда, а ветер безжалостно уносил остатки.
Я ехала в «Хмельную корову» поговорить с хозяйкой о Викторе Лукаше. Но трактир оказался закрыт на тяжелый засов, хотя час был еще не поздний.
Не желая сдаваться, постучала в дверь кулаком. Внутри были люди — из глубин дома донеслась короткая реплика, произнесенная сердитым женским голосом. Но слова, что удалось разобрать, давали понять, что мне ни за что не откроют, хоть я головой о дверь бейся.
Пришлось убраться несолоно хлебавши.
Я постояла на перекрестке, раздумывая, как поступить. Решила: все же навещу господина Степпеля. Исчезновение Ланзо не давало мне покоя.
Может, заглянуть в полицейский участок? Я была шапочно знакома с единственным полицейским города, но его вид не внушал доверия.
Должность полицейского в городе занимал хрупкий юноша с мечтательным взглядом, и мундир его был очень уж тщательно выглажен и прилажен по фигуре. У меня сложилось впечатление, что офицер Брасс больше заботится о своей красоте и глубоком внутреннем мире, чем о порядке в городе.
Но если придется — заеду и в участок! Но сначала к господину директору...
Я крутила педали, стараясь не приглядываться к темным провалам переулков и арок. Порыв ветра обжег холодом лицо, истошно заскрипели флюгера. Но хуже всего — где-то сорвало кабель от электростанции, и фонари погасли. А масляные фонари в этот вечер никто и не думал зажигать. И оттого на узкой улице стало темно, хоть глаз выколи.
Пришлось остановиться. Бессильная брань рвалась сквозь зубы, а зубы стучали от озноба.
Глухая темень кругом, какая бывает лишь в осенние ненастные вечера. Повсюду непроглядный мрак, очертания домов выступают как призраки.
Сотворив беду, ветер утих. Теперь шорохи, скрип колес звучали очень громко — настолько пустынной была тишина. Казалось, в подворотнях и переулках притаились чудовища и дышат оттуда могильной сыростью.
Неделю назад в лесу, в полном одиночестве, мне и то не было так жутко. Теперь люди недалеко, но они затаились за толстыми стенами и не спешат выйти к одинокой путнице.
Придется отложить поиски Ланзо — тут домой бы добраться!
Не доверяя колесам, я спустилась с велосипеда и повела его, слепо шагая по тротуару. Стараясь при этом не думать о скором путешествии через пустырь вблизи погоста.
Хоть бы Велли ждал моего возвращения на окраине города! Клыкастый и уверенный в себе проводник мне бы сейчас не помешал.
До конца улицы осталось лишь несколько домов — пустых складов, — впереди ждала чернота. Внезапно в этой черноте появилось голубоватое светящееся пятно. Оно упало на мостовую и плавно ползло вперед. Свет шел из переулка, который, как я знала, заканчивался тупиком.
На свет фонаря это нисколько не походило. Свет был потусторонний, неверный, как отблеск болотного огонька.
Я замедлила шаг, вслушиваясь, но шума чужих шагов не различила. И тут, прямо передо мной, из переулка выплыл... призрак.
Именно выплыл: он висел на два локтя над землей и выглядел, как самый настоящий, реальный призрак — если так можно выразиться о явлении не из мира сего.
* * *
Неудивительно, что я обомлела от страха. У призрака была устрашающая и мерзкая внешность.
На бесформенном теле колыхался длинный саван. На подоле чернели подпалины, как от огня. То, что находилось под саваном (Истлевшее тело? Сгусток протоплазмы? Выкрашенный фосфором мешок соломы?) светилось мертвенноголубоватым светом. На голове призрака сидела низко надвинутая разбойничья треуголка.
Лица под треуголкой не видать; лишь темнеет треугольная, почерневшая от огня прореха, похожая на искаженный в муке рот.
Я сдавленно охнула и выронила велосипед; он с грохотом повалился на мостовую, но наступившая потом тишина была куда страшнее.
Призрак не издавал ни звука; он плыл прямо на меня. От него пахло сырой землей и горелой плотью.
Ужас сковал мои ноги, зато волосы зашевелились, а по спине пробежала ледяная струйка пота. Потом застучали зубы и затряслись колени.
Призрак замер; треуголка медленно наклонилась налево, направо — призрак как будто принюхивался, не имея глаз, чтобы видеть. Замер, подался вперед — мои уши уловили тягучий стон, похожий на выдох, и из прорехи в саване потекла струя белесого тумана.
Щупальце тумана коснулась лица, ледяные капли обожгли кожу — не оставляя сомнения в том, что это не иллюзия и не галлюцинация!
Налетел порыв ветра, и влекомый им призрак быстро устремился в мою сторону. Рот-прореха безобразно растянулся в гримасе бешенства, лохмотья савана бились и трепетали, а затем край одеяния приподнялся, и я различила тонкие, бледные кости руки, дочерна обгоревшие на концах!
Пальцы скелета скрючились, желая впиться мне в лицо.
Но ждать, когда меня пощупает призрачная рука, я не стала — повернулась и побежала со всех ног.
Гадать, что за явление меня преследовало, было некогда. Довольно того, что оно выглядело опасным. Поэтому я бежала, не раздумывая. Стараясь не представлять, как острые обломки костяных пальцев вонзаются в мои глаза.
Призрак не отставал. По камням мостовой под ногами быстро текло голубоватое сияние, а шею вновь обожгло холодом — призрак продолжал изрыгать ледяной туман!
Совершенно не хотелось узнать на собственной шкуре, на что он еще способен.
Каблуки звонко стучали по камням, дыхание с хрипом вырывалось из горла. Звать на помощь бесполезно: горожане лишь проверят, надежно ли закрыты засовы, и спрячутся поскорей под одеяла. Да и не вышло бы кричать: я ослабевала от бега и отупела от растерянности.
За спиной опять раздался протяжный выдох-стон, сбоку мелькнул оранжевый всполох, в шею дохнуло жаром. Куча сухих листьев у обочины взметнулась вверх, рассыпая пепел и искры.
Монстр перешел к метанию огня!
Призрак Грабба — судя по треуголке, мне встретился именно он — основательно запасся разнообразным потусторонним оружием. Если у него под саваном спрятана разбойничья сабля, мне конец.
Я неслась в темноту молча и сосредоточенно. Метнулась в переулок, перемахнула через ограду, пробежала по грядке — из-за забора мне вслед неуверенно гавкнула собака — и внезапно вылетела на главную улицу города.
Впрочем, фонари здесь тоже не горят, и ни души вокруг.
Но впереди светится одинокий квадрат окна в доме за высоким кованым забором.
Я понеслась к дому, как мотылек на лампочку. Ни одной толковой мысли в голове больше не было, только липкий страх и глубокое недоумение.
Но тут случилась новая беда: каблук изношенного ботинка зацепилась за камень, ногу пронзила боль. Подошва отвалилась и осталась лежать на земле.
Я взвыла; камни мостовой впились в кожу. Зато теперь мне почти не было страшно, было адски больно, и думалось лишь о том, как бы не упасть.
На бегу оглянулась через плечо и не увидела призрака. Возможно, его отпугнул мой вопль. Но это могло быть уловкой, поэтому замедлить шаг я и не подумала; продолжала бежать, хромая и постанывая.