Дядя! Как он нашел меня? Бежать, скорее бежать, пока он меня не заметил! Но он с полицейским… они задержат меня! И если дядя здесь, то где-то должен быть и мой бывший жених, Андреас... они заодно.

Но сбежать не получилось; нервная дрожь сменилась онемением, ноги словно вросли в бетон, сердце колотилось как сумасшедшее.

Тут приземистый господин повернулся, и оказалось, что он на десяток лет младше моего дяди, и совершенно не похож на него лицом.

Я с шумом выдохнула; оказывается, я долго задерживала дыхание, и сама этого не замечала.

Впрочем, сердце никак не утихало; я поскорее вернулась в вагон.

«Спокойно, Эрика, — уговаривала я себя. — Все в порядке. Уж если они тебя не нашли за лето в столице, сейчас и подавно не отыщут».

Последний час пути я провела как на иголках. Проверила вещи в саквояже, застегнула на все пуговицы жакет, поправила шляпку: не годится появляться на станции неряхой, нужно произвести хорошее первое впечатление на людей, среди которых я буду жить.

За Шваленбергом деревья стали выше и гуще. Солнце лишь изредка мелькало сквозь верхушки елей, а вскоре и вовсе скрылось за облаками. Между темными стволами клубился белесый туман. Изредка сверкала затянутая рыжей ряской гладь болот. Мрачный край открылся за окнами вагона.

Я испытала секундную тоску по ярким цветам и нарядным зданиям столицы, но тут же напомнила себе, что ничего хорошего не ждало меня в Сен-лютерне. В то время как здесь, в глуши, я буду в безопасности.

Наконец, локомотив сбавил ход и начал тормозить. За окнами замелькали крыши амбаров, выпасы, потом показались каменные старинные дома.

Крипвуд! Вот я и прибыла.

Колеса заскрежетали, вагон качнуло, и поезд остановился на станции, состоявшей лишь из низенького здания вокзала под остроконечной крышей и угольного склада.

Я подхватила саквояж и, стараясь держаться уверенно, пошла к выходу.





Глава 2

Чудаковатый директор школы




— Крипвуд, — объявил кондуктор. — Стоим минуту. Прошу поторопиться, барышня.

Выпрямив спину, я сошла по ступенькам вагона и ступила на платформу. Встала возле чемодана, чтобы отдышаться, и с изумлением отметила, что от волнения у меня подгибаются колени.

Надо успокоиться. Столица далеко, люди, которые желают мне зла, тоже далеко. Что бы ни ждало меня в будущем, все будет лучше чем то, что осталось позади.

Паровоз шумно выдохнул и окутал платформу клубами дыма. С минуту я ничего не видела; лишь вырисовывались смутные очертания водокачки да остроконечной крыши вокзала.

А потом в дымовом облаке показалась чья-то тень, как на занавесе теневого театра. Силуэт двигался в моем направлении и имел странные формы; голова у человека была длинной, похожей на солонку. Я поежилась. Неожиданно мне стало не по себе, как будто я попала в потустороннее царство, где живут лишь призраки.

Пронзительно прозвучал свисток кондуктора, лязгнули вагонные сцепки, поезд тронулся, за моей спиной застучали колеса.

Дым, наконец, рассеялся, и я очутилась нос к носу с невысоким пожилым мужчиной в потертом костюме. На его голове набекрень сидел старомодный цилиндр, на тулье красовались круглые очки-консервы. Мужчина приложил к сердцу руку в кожаной перчатке с обрезанными пальцами, наклонил голову и осведомился:

— Имею честь видеть госпожу Верден?

— Да, это я, — сказала я с облегчением, увидев перед собой человека из плоти и крови — пусть и странно одетого, но имеющего вполне дружелюбный вид. — Добрый день.

Но радость моя была преждевременной, потому что мужчина вдруг нахмурился и потребовал:

— Позвольте ваш паспорт и направление от Департамента образования.

— Сначала мне бы хотелось узнать, с кем я имею дело и по какому праву вы просите меня об этом, — я не стала скрывать недовольство столь бесцеремонной просьбой.

Мужчина вздохнул и как будто бы устыдился, потому что ответил гораздо любезнее:

— Меня зовут Стефан Степпель. Я директор местной школы. Простите, что встречаю вас такими словами, но дело в том, что вы... — он замялся, — несколько не та особа, которую я ожидал.

Господин Степпель молниеносным взглядом оценил мое простое, но хорошо сшитое платье и дорогой жакет. Модная шляпка тоже не осталась без внимания. Он слегка нахмурился, показывая недоумение.

Да, верно: учителя обычно не могут позволить себе одеваться в лучших столичных магазинах. Но я придавала большое внимание внешнему виду. Кроме того, гардероб — это все, что осталось от моей прошлой безбедной жизни.

— И кого же вы ожидали увидеть? — Я не желала смягчаться. Пусть я лишь две недели назад закончила учительские курсы, и этот человек мне в отцы годится, и он мой будущий начальник, придется сразу дать понять, что со мной нужно считаться. Я учительница, и если хочу добиться уважения от будущих учеников и их родителей, то должна в первую очередь добиться уважения от коллег.

— Даму гораздо старше и более опытную, — признался господин Степпель таким виноватым голосом, что я почти простила его. — Кроме того, в соседних городах орудует немало мошенников, вот поэтому я и решил… так сказать, удостовериться на месте.

— Я не так уж молода. Мне двадцать четыре. Что ж, вот письмо из Департамента образования, рекомендации. Диплом, свидетельства.


Я протянула пухлый конверт; господин Степпель вновь рассыпался в извинениях, но все же конверт вскрыл и самым внимательным образом ознакомился с его содержимым.

Пока он изучал документы, я изучала господина Степпеля и согласилась с характеристикой, которую дала ему моя капустная попутчица: несомненно, чудак. Но не лишенный хитринки: об этом говорили его прищуренные глаза, которые лукаво посверкивали из-под мохнатых седоватых бровей, острый нос да особый рисунок морщин вокруг лягушачьего рта.

На учителя, тем более на директора школы, он походил еще меньше моего; не представься он, я бы решила, что этот человек — владелец антикварной лавки, который готов вам впарить дешевую статуэтку по цене в десять раз выше ее стоимости, да еще и надует при расчете.

— Ага, ага, — удовлетворенно хмыкал господин Степпель, вчитываясь в мелкие буквы. — Ооо, вы закончили академию Одаренных! Вы сенситив!

Он оторвался от листка бумаги и уставился на меня с новым выражением — теперь в его глазах несомненно мелькало уважение, которого я так добивалась.

— Значит, будете преподавать новый предмет со знанием дела. И что же вы умеете? Вы пиромансер, повелительница огня? Или электромансер? Или зоомансер? Детям бы это понравилось. У нас есть живой уголок в школе, и…

— Я универсал, — прервала я его, решительно забирая документы из его рук. — Понемногу умею и то, и это. Лучше всего мне удаются зрительные иллюзии.

— Но у вас почему-то не проставлены оценки по предметам и нет указания специализации, — отметил господин Степпель, вновь демонстрируя редкую наблюдательность.

— Это такой вид диплома, — ответила я, не желая раньше времени раскрывать свою постыдную тайну и портить впечатление. В конце концов, я буду учителем. А то, что я Одаренная — это не главное, что от меня требуется.

— Но почему вы пожелали стать учительницей, да еще в такой глуши, как наш город? Для Одаренных открываются отличные перспективы на государственной службе. Вы могли работать в столице.

— Я решила, что быть учителем — мое призвание. Вы наверняка заметили, что в справке об окончании учительских курсов у меня стоят высшие баллы. И приложены отличные рекомендации от наставника и инспектора. Кроме того, у меня были причины покинуть столицу. Ничего криминального. Личные причины. Сугубо личные.

Моя резкость произвела впечатление на господина Степпеля. Он понял, что переходит границы вежливости.

— Прошу, простите старику его назойливость, — он мимолетно улыбнулся. — Вы устали после долгой дороги — семь часов в пути, не шутка! А я держу вас на вокзале. Идемте! Провожу вас до школы и познакомлю с другими учителями. Они ждут вас с нетерпением. Дом, где мы вас поселим, находится в двух шагах от школы. Скоро вы там устроитесь с удобствами и сможете отдохнуть. Это ваш багаж?

— Не стоит, я сама! У меня всего один саквояж и чемодан на колесиках...

Но господин Степпель, недослушав, схватил мои вещи и зашагал вдоль платформы. Я поспешила за ним.

Мы прошли мимо здания вокзала — я отметила, что оно очень нарядное, с зелеными стенами, ажурными решетками на окнах и белеными ставнями, — спустились по деревянной лесенке и вышли на вымощенный камнем пятачок, со всех сторон окруженный кирпичными стенами складов.

— Довезу вас на своем экипаже, — объявил господин Степпель хвастливо, и я поняла, что должна обязательно сказать комплимент тому средству передвижения, на котором он прибыл. А когда увидела, что это, у меня от изумления раскрылся рот.

Я ожидала повозку или двуколку, но директор прибыл на автомобиле.

Вероятно, господин Степпель нашел его на свалке. Или, точнее, нашел несколько автомобилей, разной степени потрепанности, а потом из более-менее целых деталей собрал то, что стояло передо мной.

У этого... агрегата были огромные разномастные колеса — спицы погнуты, некоторых не хватает. Мотор прячется под установленной впереди черной коробкой, а над узкими сиденьями торчит на тонких опорах потрепанный кожаный козырек. Фары расположены широко, левая чуточку покосилась, и поэтому «морда» автомобиля, если так можно выразиться, имела глупое и удивленное выражение, как у человека с задержкой в развитии.

Хоть я не разбиралась в технике, но догадалась, что автомобиль был оснащен не бензиновым, а паровым двигателем. Такие раритеты на улицах столицы редко встретишь.

— Хорош, не так ли? — горделиво сказал господин Степпель.

— Да, интересная модель, — согласилась я.

— Его собрал и подарил мне наш местный изобретатель и механик, Амброзиус Анвил. Он будет рад с вами познакомиться. Как и другие горожане. Некоторые, кстати, ждут вас в школе прямо сейчас. Новый человек в городе — всегда волнующее событие. Особенно если этот человек прибыл из столицы и будет играть важную роль в местном обществе.

— О! — только и смогла ответить я. Не ожидала я такой чести.





* * *


Директор подал мне руку, и я забралась на высокую подножку. Поерзала, удобнее устраиваясь на сиденье. Кусок обшивки в одном месте оторвался, в бедро впилось что-то острое. Ноги девать было некуда; впереди, у рулевого колеса, торчали переключатели, рычаги и прочие детали. Чулок зацепился за пружину, на щиколотке, к моей досаде, появилась дыра.

Господин Степпель лихо вскочил на место водителя. Деловито пошуровал рычагами, что-то подкрутил. Экипаж затрясся, застучал мотор, нас окутало клубами пара.

— Поехали! — радостно объявил господин Степпель, натянул очки на глаза, прихлопнул цилиндр рукой, и мы и вправду поехали — хотя я уже начала сомневаться, что чудной автомобиль на это способен.

Но колеса крутились быстро. Слишком быстро, на мой взгляд. Они подпрыгивали на брусчатке, экипаж нещадно трясло. Мои зубы клацали в такт двигателю, и скоро я нечаянно прикусила язык. Шляпку пришлось придерживать рукой, чтобы не сползала на глаза. В желудке творилась болтанка. Хорошо, что там было пусто, иначе я бы опозорилась.

— Да... да… далеко нам ехать? — я охнула, так как прикусила язык во второй раз — теперь до крови.

— Недалеко! — успокоил директор и поддал пару. — Прокатимся с ветерком!

Мне не терпелось поскорей взглянуть на город, и как только мы въехали на широкую улицу, я принялась озираться. Стараясь при этом не свалиться с сиденья, когда колесо наезжало на особо крупный булыжник.

Надо сказать, я была приятно удивлена. После нелестных отзывов моей попутчицы и станционного служащего я ожидала увидеть грязную и действительно глухую деревню с покосившимися домишками, коровами на улицах и кучами навоза.

Но Крипвуд оказался аккуратным, чистым, разве что мрачноватым. Дома двухэтажные, сложены из темного камня. Стены обильно увиты плющом, который в осеннюю пору приобрел пунцово-кровавый оттенок. Мостовая ремонтируется своевременно — ни глубоких выбоин, ни грязи. Вдоль дороги фонари, причем электрические.