* * *


Прибрав в классе, я вышла на крыльцо, глянула на темное небо, послушала, как ветер бренчит оберегами на ветках старого каштана, и обреченно вздохнула. Предстоял путь на окраину, к скрипучему дому, и очередной долгий вечер в компании мышей.

— Папа, я тебя сейчас угощу! На, вот сладкие сухарики. Я тебе оставила! Госпожа Верден сама их сделала! — донесся до меня голос Регины. Ей ответил спокойный баритон Роберваля:

— Ишь какая умелица, эта ваша госпожа Верден! Не только в свиньях знает толк.

Хлопнула дверца, заурчал мотор, зашуршали шины. Я осталась во дворе школы одна-одинешенька.

Шевельнулась тень; я повернулась и увидела, что у стены притаился Ланзо.

— Ты чего не идешь домой?

— Неохота... — буркнул он. — А можно я с вами?

— Прости, нельзя... Уже поздно, твой отец будет тебя искать.

Ланзо горько вздохнул, поправил на плече ремень и побрел в темноту. Меня кольнула острая жалость. Плохо ему живется. А я пока ничего не сделала, чтобы исправить его положение… Надо поговорить с директором, попросить совета.

Успокоив таким образом свою совесть, я взяла велосипед под навесом, выкатила его на дорожку и поехала домой, чувствуя себя такой же бесприютной и брошенной, как и Ланзо.

Я впервые ехала по улицам Крипвуда так поздно в одиночестве. Теперь, в темноте, город показался мне неуютным. Да чего там — мне было страшно.

Ни души на улицах. Электрические фонари светят слабо, через один. Ветер посвистывает в коньках крыш. Натужно скрипят флюгера. Опавшие листья вылетают на дорогу, и каждый раз я пугаюсь, как под мои колеса бросается что-то живое и недружелюбное.

Да еще сейчас придется свернуть в узкую улочку, где верхние этажи домов закрывают небо, а от стен пахнет сыростью! Когда по ней пробираешься, вечно кажется, что в спину тебе кто-то смотрит. Мерзкое чувство.

В моем воображении старые дома превратились в жилища ведьм, которые заманивает к себе глупых детишек пряниками и леденцами. Другие здания казались мрачными, как казематы, населенные привидениями.

Оказывается, ты романтическая натура, Эрика, заметила я себе иронически. Взяла и поддалась жуткой атмосфере этого города. Напридумывала себе всякого.

Я сильней надавила на педали, потряслась по булыжной мостовой, вырвалась из плена старых домов и выехала на тропинку на пустыре. Но веселее не стало: тут вовсю хозяйничал туман. Колеса велосипеда еле-еле разрезали густой кисель. Мокрая трава била по ногам, а в зарослях кустарника шуршало и попискивало.

С огромным облегчением я подкатила к крыльцу Кривого дома и рванула к двери. Даже велосипед толком не поставила — просто бросила его под навесом.

Дом встретил радостным скрипом половиц.

— Привет, привет, — поздоровалась я. Однако дурная привычка — говорить с пустой комнатой. Так и крышей недолго поехать. На пару с моим Кривым домом.

Я разожгла печурку, вскипятила чайник, высыпала в тарелку оставшиеся сухари и села за стол.

От сухарей скребло в горле. Ох, как же хочется горячего супа! Мысленно сделала заметку: купить кастрюльку, картошки, лука... что еще там нужно? Пора, пора научиться готовить! А то так и помру — мало того, что безумной, так еще и отощавшей.

Распечатала письмо от Анны и принялась жадно читать.

Анна писала о своей жизни, о вечеринках, которые успела посетить, о фильмах, которые видела в синематографе… Передавала приветы от общих знакомых, делилась сплетнями.

От веселого тона ее письма стало еще тоскливее. Остро захотелось вернуться в Сен-Лютерну, посидеть с подругами в кафе, потом прогуляться по набережной…

Я скрипнула зубами и вчиталась в ровные строчки. Наконец, пошла та часть письма, где Анна говорила о делах.

Про Роберваля она ничего разведать не сумела. Ну да, был один смазанный снимок в газете: госпожа Вильгельмина Денгард и высокий мрачный господин рядом. Говорят, ее жених. Но кто таков, откуда взялся — неизвестно. Фамилия «Роберваль» Анне знакома — нашла ее в торговом справочнике. Да, крупный лесопромышленник… поставляет лес. Весьма состоятелен. Вот и все сведения.

Я хмыкнула и стала читать дальше.

Мои дядя и тетя живут припеваючи. Объявлений о моем розыске в газетах не появлялось. Всем говорят, что племянница уехала за границу лечиться от переутомления. Андреас начал встречаться с дочкой театрального критика.

На миг кольнуло сердце, но тут же вспыхнула глухая ярость.

Нет. Я не буду страдать. Это прошлое. С этим покончено…

Но все же отложила письмо и призадумалась.

Несомненный плюс жизни в таком месте — возможность получить тишину и уединение. Здесь хорошо думать. Хорошо вспоминать. Смотреть на свою жизнь со стороны, чтобы лучше в ней разобраться.

Тишина на окраине Крипвуда была не такой, как в столице. Здесь она была полной, поглощающей. Шептала об одиночестве. Неудивительно, что и мысли пришли вовсе не радостные.

Мне двадцать четыре: подходящий возраст, чтобы вспомнить о том, что было, предположить, что будет дальше, подвести итоги и сделать выводы.

Пока итог неутешителен: окончена Академия с плачевными результатами. Я порвала связи с семьей. Лишилась жениха. Утратила иллюзии. Потеряла имущество. На год застряла в глухом месте.


Что будет, когда вернусь в столицу?

Чтобы лучше представить будущее, я стала размышлять о прошлом.

Все шло неплохо до того, как мне исполнилось двенадцать. Чудесные были деньки в пансионе! Добрые и веселые учителя, озорные подруги. Потом, накануне проверки способностей на наличие Дара, дядя забрал меня домой.

Поначалу жилось у дяди неплохо. Я имела все, что душа пожелает: свою комнату, горничную, наряды, развлечения... оплачиваемые доходами от наследства моего отца. Дядя был опекуном и управляющим трастового фонда. И конечно, ему не хотелось, чтобы деньги ушли из семьи.

Когда мне исполнилось семнадцать, он начал знакомить меня с тщательно отобранными молодыми людьми. Которых он счел удобными для себя. Выйди я за одного из них замуж, дядя по договоренности продолжил бы управлять моими средствами и вмешиваться в мою жизнь.

Я поняла это довольно быстро: в сообразительности мне не отказать. Раз за разом мы ругались с дядей, раз за разом я отваживала навязанных женихов.

Пока не появился Андреас. Мы были знакомы с детства. Я влюбилась в него лет в четырнадцать, когда встретила его на приеме. Высокий блондин с шапкой кудрявых волос, статный, голубоглазый. Тогда он не обратил на меня внимания, но вот мы встретились вновь, и он начал ухаживать с пылом и фантазией. Были и цветы, и роскошные выезды, и прогулки под луной.

Мне казалось, я встретила своего единственного. Андреас не одобрял моего желания учиться в Академии, но все же не чинил препятствий, как дядя. И тут мне удалось настоять на своем. Дядя был так рад, что я приняла предложение Андреаса, что затих на время, и я, получив подтверждение наличия Дара, стала студенткой.

Было непросто смириться с тем, что полноценной Одаренной я не стану, но Андреас даже обрадовался этой новости. Тут бы мне насторожиться, но я считала, что должна мириться с причудами жениха. Ведь любовь состоит из компромиссов; конечно, хорошо, когда партнер поддерживает тебя, но нельзя требовать от него полностью разделять твои устремления и жить твоей жизнью.

И вот, когда до свадьбы оставалось две недели, я прозрела. Благодаря случайности.

Месяц выдался непростой. Экзамены в Академии. Как же тяжело было идти против течения! Видеть кислые физиономии преподавателей и слушать их замечания: «Эрика, ну зачем вам это надо? Бросьте! Все равно, вы неполноценная Одаренная. Почти что дефектив. Думаете, вы мастер на все руки? Ничего подобного. Вы мастер ни в чем! Вы не сможете применять ваш дар на практике. Вы слишком поздно начали обучение, и вот результат! Впустую тратите деньги, силы и время! И наше время тоже, между прочим...»

Все было против меня — но я победила. Я закончила Академию.

И помчалась к Андреасу, чтобы поделиться радостью — диплом у меня в руках! Пусть «особый» диплом, пусть я не пойду на государственную службу — но не всем же быть гениальными Одаренными! Авось и мой дар на что-то сгодится! Я знаю многое, пусть и умею мало!

Андреаса не оказалось дома, но камердинер любезно сообщил, что я найду его в загородной резиденции его родителей. Я бывала там не раз и решила устроить Андреасу сюрприз — приехать без предупреждения.

Теперь мне хорошо известно, что подобные сюрпризы — плохая идея. Готовить сюрпризы нужно тогда, когда ты готова к ответному сюрпризу. И готова к тому, что он может оказаться неприятным, а то и повернуть твою жизнь с ног на голову.

Я попала на мальчишник. Андреас гостил в загородном доме не один, а в компании друзей и дам. С одной из которых я и застала его в беседке, в недвусмысленной позе, с расстегнутыми штанами.

Плохо помню, что было потом. Боль, неверие, шок… темные дни, когда я лежала без сил у себя в комнате, отказывалась от еды, не могла видеть никого из знакомых.

«Нервное истощение» — постановил доктор.

Возможно, он был прав, и в другое время не случилось бы этого черного периода, но все вместе — беспрестанная борьба, утраченные надежды, бессонные ночи перед экзаменами и шокирующая сцена, которая то и дело вставала перед глазами, — привели к тому, что я впала в глубокую меланхолию.

Да еще дядя! Он настаивал на свадьбе. Он привел Андреаса. Сначала тот умолял о прощении и твердил об ошибке. «Ты все не так поняла! Твои глаза тебя обманули! Раз любишь меня, то должна мне верить!»

Я зло рассмеялась. Андреас осекся и заявил: «Нельзя считать тот досадный эпизод изменой. Пустяк! Мы же еще не женаты. На мальчишнике всегда такое бывает! Это традиция!»

Я не сдержалась и ударила его по щеке. И тут Андреаса как подменили. Из любезного, мягкого юноши он вдруг превратился в циничного, грубого субъекта. С холодным презрением он объяснил, что если я желаю когда-нибудь получить статус жены, то должна научиться закрывать глаза на мужские проделки. Мне нужно отдохнуть, одуматься, прийти в себя. Он придет попозже, и мы снова поговорим о свадьбе.

Но я твердо заявила, что свадьбы не будет. И спустя несколько дней против воли оказалась в клинике святого Модеста.

О, мне отлично помогли в той клинике! Ее обстановка не располагала к тому, чтобы предаваться жалости к себе. Оказалось, я не готова страдать физически. Сидеть взаперти в четырех облезлых стенах, подвергаться пыткам в виде ледяного душа и принимать лекарства, от которых невыносимо болела голова.

И я велела себе вернуться к жизни. Поняла, что готова бороться. Упорно, методично.

Сбежала на третий день. Удалось это на удивление легко. Пришлось использовать свой дар — небольшая иллюзия, надсмотрщица отвлеклась во время прогулки, я ловко перемахнула через забор и помчалась к подруге.

Потом были три месяца скитаний по съемным квартирам. Страх, что дядя найдет меня и вернет в клинику, пока не стану сговорчивее. Попытки достать документы и денег на первое время.

Учительские курсы. Назначение в Крипвуд. И вот я здесь. думаю о том, что будет дальше.

Когда мне исполнится двадцать пять, ко мне перейдут права на наследственный фонд. Больше я не буду зависеть от дяди. Смогу вернуться в столицу.

Чем же займусь? Жизнь бездельницы не для меня. Останусь учительницей? Может быть. Пока я работаю с удовольствием, но все же нет того волнения и погруженности, которые появляются, когда занятие настолько приходится по душе, что становится важной частью жизни. Меня угнетают будничность и однообразие.

Лучше мне выбрать другую карьеру... более насыщенную впечатлениями. Такую, где я могла бы путешествовать, общаться с людьми. Влиять на их мнение.

Что ж, верю: впереди меня ждет интересная, яркая жизнь! Быть может, через несколько лет я вернусь в Крипвуд, зайду в этот Кривой домишко на окраине и буду вспоминать холодные, одинокие ночи с ностальгией. И удовольствием от того, что все позади.

Я встряхнула головой, вынырнула из мыслей и снова взялась за письмо.

Следующая его часть оказалась самой интересной — словно ответ на мой невысказанный вопрос!

Анна писала, что мои заметки о Крипвуде ей очень понравились. Особенно местные легенды. И вот ее предложение: в издании «Вестник оккультизма» есть знакомый редактор. Он готов заплатить сто кронодоров за каждую статью о доме разбойника Грабба на болотах. Читатели его журнала обожают подобные мистические рассказы. И если я изложу свои впечатления очевидца, могу неплохо заработать.

Всего-то нужно прогуляться в лес, посмотреть на жутковатую развалину и красочно ее описать. Можно приврать, это не возбраняется. Но в пределах разумного. А уж если я зарисую дом — «ты же отлично рисуешь карандашом и акварелью, Эрика!», то статью оторвут с руками и ногами. Фотография была бы еще лучше, но где мне достать фотоаппарат!

Предложение настолько ошеломило, что я сидела добрых десять минут и раздумывала.

Вот тот путь, который подходит мне больше всего — стать журналисткой! Почему бы и нет? Это занятие отлично отвечает моему характеру и стремлениям. Куда больше, чем карьера учительницы! Но и учительский опыт пойдет впрок: за год я лучше узнаю жизнь, людей, их привычки и обычаи. Журналисту нужна такая копилка впечатлений.